В стране Человечности [ЗАКОНЧЕН]

"Я тут подумала, - произнесла Давиния перед своим отъездом, - Вам стоит заиметь список желаний, которые Вы желаете совершить до своей смерти?". Транси вновь и вновь вспоминал эти слова. У него не было никаких желаний. Почти что. Разве что, хоть чем-то запомниться окружающим и стать любимым, но это Алоис, как не странно, привязал к целям, а не к желаниям. По сути, он много чего хотел, но это уже были простые хотелки, которые он мог выклянчить у Клода. Предсмертные желания как-то по волшебному отзывались в голове Алоиса, будто это было некий ритуал, который он был должен выполнить в особом порядке, в особой компании и с особыми усилиями.

Была тихая погода. Солнце то скрывалось под облаками, то снова показывалось: Джиму откровенно было наплевать на погоду, но вот неведомая сила прибила его взор к окну и он каждый раз восхищенно вздыхал, когда тень от облаков проходила ему по лицу. Какая-то дичь. До лейкоза такого не было. Но Транси привлекло небо, даже не потому, что оно было красивым. Не потому, что оно было интересным. Не потому, что оно хоть как-то вдохновляло. Каждый миг был на счету. И хоть блондину было все равно, что происходит на небе, он себе сразу сказал, что вот такую погоду он будет вспоминать лёжа при смерти, когда над ним будут фальшиво щебетать фальшивые родственники, если кончено будут.

Маккен вздыхает, потягивается и удивлённо выпучивает глаза, когда чувствует очередной приступ тошноты. Боковым зрением он находит Графа Фантомхайва, так Алоис на чувствах прозвал ведро для тошноты (намёк понят?).
- Вы издеваетесь! Секунду назад ничего не было! - судорожно шепчет он, притягивая Графа Фантомхайва к себе и неохотно извиняясь перед ним, что в него приходится периодически извергать пищу. По правде говоря, ему немного стало лучше. Химиотерапия* явно шла на пользу. Пока волосы не выпадали, а красных пятен больше не появлялось. Когда тошнота отступает, Транси опускает Графа Фантомхайва на пол. Удобно присаживается на кресло, достаёт лист бумаги, чернила и перо для того, чтобы писать список предсмертных желаний. Аккуратно макает перо в чернила и уже было начинает писать, как вдруг его рука вздрагивает, тело ежеминутно останавливается, а Алоис непроизвольно ненавистным взглядом смотрит на входную дверь, за которой, судя по всему, быстро прошёл Клод. Транси чувствует движение в себе, в своём горле, молниеносно, как ниндзя, с навыками уже опытного болеющего лейкемией, хватает Графа Фантомхайва и тихо тошнит в него, чтобы его истязания не услышал Фаустус, который уже подозрительно долго топчится около кабинета блондина!

Алоис опустошенно смотрит на свои руки, только что крепко держащих Графа Фантомхайва. Противно. Называть так ведро для тошноты слишком низко. И блевать вот так, уже, наверняка, двадцать пятый раз за день - очень и очень низко. Алоис чувствует себя противным ничтожеством, когда вспоминает, что лейкемия была принята так легко, всего за одну истерику. Алоис опустошенно смотрит на свои руки, только что крепко держащих Графа Фантомхайва. Бедняга, думает Транси, какой же ты противный бедняга. И медленно гладит руками себя. Сначала проводит по своим ещё мягким, красивым, ещё румяным щекам, наслаждается их пухлостью, ведь скоро они впадут, станут зелёными и некрасивыми. Потом проводит по своей груди, животу, опускается до бедер. Все так мягко и красиво. Ровно. Скоро оно потеряет свою форму, свою женственную миловидность. Оно скоро станет костлявым. Но, с другой стороны, до этого тела дотрагивался тот чёртов вонючий старик граф Транси. И до щёк тоже. Возможно, если тело похудеет, а потом опять наберёт вес после ремиссии, то оно возродится, подобно Фениксу, и забудет о тех прикосновениях. И щеки тоже. Но есть то, что терять не хотелось. Волосы. Красивые, ещё не отпавшие, волнистые. Чёртов старик Транси не имел смелости дотронуться до них хоть раз. Его больше интересовало лицо и плоть, а волосы - есть, нет, ему более важно само совокупление и удовлетворение себя. А до волос дотрагивался Лука. И Клод. Он гладит себя по волосам. Медленно и нежно, представляет, что его гладит любимый человек. Алоис успокаивается, тоска и противные мысли проходят. Выходит яркое и теплое солнце, грея одинокую спину Транси. Блондин непроизвольно легко улыбается. А потом нащупывает выпавшую прядь волос.

Он смотрит на нее. Смотрит, как она красиво переливается на солнце. Весь мир замолкает, и Маккен тоже. Он ничего не чувствует, лишь немое приближение истерики. Если он её не подавит - значит будет выглядеть ещё бОльшим противным беднягой. Он зажимает губы на первое время для молчания, быстро нюхает прядь. Только вчера Алоис помыл волосы. Он судорожно гладит её, зацикливаясь на этом. А потом вспоминает, как его гладит Лука по волосам. Прямо по этой пряди, которую сейчас он держал в своих дрожащих руках, только что ещё крепко держащих Графа Фантомхайва. Крик сильной обиды и гнева почти вырывается из его горла, но Транси быстро зажимает свой крик, который перерастает в тихое мычание. Он сильно прикусывает свою руку, глотая солёные слезы и сопли. Из места укуса течёт кровь, но Алоис не жалеет себя, ещё крепче затыкая рот своей бедной рукой и зубами, и сжимая свою прядь в другой руке. Этого мало для выдержки, Алоис прячет лицо, засунув его в свою рубашку, рвёт бумагу, ломает перо. Он скулит. Скулит, как чёртова псина, потерявшая любимого хозяина, свой единственный смысл жизни. Так же и Алоис. Он теряет ту часть, что могла хранить смутные прикосновения его смысла жизни. Любимых ему. Любви.

Солнце прячется. Наверняка, ему стыдно, что оно одарило Алоиса своим светом в такой страшный момент. Но Джим улыбается, вытирая влагу с лица и терпеливо ожидая, когда солнце выйдет вновь. Транси безумно не хочется умирать. Он в печали, ему хочется устроить в этом чертовом кабинете разнос, как бы он сделал это ещё совсем недавно. Все, лишь бы хоть как-нибудь остановить приближение смерти. Однако, он кое-что забыл. Он уже давно мёртв. Он умер, как только умер умер Лука. Он умер, как только к нему прикоснулись грязные руки старика Транси. Он умер, как личность и человек окончательно, когда он заключил контракт с Клодом и впервые избил Ханну. Когда диагноз поставили - труп Алоиса уже активно разлагался. Но в данный момент Транси решил выживать, уже давно умерев. Он постарается насытить свою будущую лысую голову новыми прикосновениями любви. Его будущее худое тело все равно будет прекрасно и любимо. А щеки все ещё захочется целовать. Потому что он решил: любить его будут не за смазливое лицо, хотя в нашем мире это довольно трудно. Раньше он был прогнившим с ног до головы, однако его лицо оставалось чистым, неизменным. Но скоро и его лицо прогниёт, и тело. И сердце тоже. И Транси со всеми силами, всей душой, попытается очистить гниль хотя бы внутри. Он почти успокоился и откинулся спиной на кресло, болтая ногами.

Слышится стук. В кабинет входит Клод и оглядывает своего господина с головы до ног.
- А вот и бельмо пожаловало, - устало хрипит Алоис.
Фаустус изумленно принюхивается, пытаясь вдохнуть душу Маккен. Но её противный кисло-сладкий запах исчезает. Будто у блондина не было души в помине. Или же она изменилась... Но когда успела?
- Господин... Вам письмо...
- От кого? - блондин аккуратно проводит по своим волосам, проверяя, не выпадет ли ещё одна прядь. Но пока все держится.
- От леди Элизабет Этель Корделии Мидфорд, - монотонно говорит дворецкий, следя за движениями своего господина.
Алоис радостно вскакивает и подбежав к Клоду, выхватывает письмо, на ходу открывая его и счастливо прискакивая.
- Её имя - Лиззи, без всяких там Корделий. Ей нравится только Лиззи, значит это её настоящее имя, - беззлобно поправляет Транси Фаустуса, махая тому рукой, в качестве пинка из комнаты.
Фаустус надменно-заинтересованно приподнимает уголки губ.
- Прошу прощения, если на этом все - я отклонюсь, - сказал Клод.
Дворецкий вышел быстрее, чем Алоис мог бы что-то сказать. Джим долго смотрел на дверь, представляя, как гордая спина Клода удаляется от кабинета.
- Быстро сдувается, чертила, - обиженно буркает Транси, садясь на стол. Он неуверенно откладывает письмо Лиззи, хотя очень хочет его прочитать.
Он боится и беспокоится. Казалось, из-за всего на свете. Он приобнимает себя, вспоминая свои слова, произнесенные в день попытки самоубийства. Повеселиться за это время, стать счастливым. Казалось, в данный момент он противоречит сам себе своими действиями. Но нельзя стать счастливым, до этого не являясь ходячим самобичеванием. Алоис утомленно вздыхает. Надо ведь просто жить, чего сложного? Да так то он жить и не умеет вовсе. Никто не умеет. А ведь он ещё этому и научиться. Он знает, что ничего не знает и не понимает. Ничего не понимает в том, что происходит. Он знает, что нужно быть сильным, чтобы чему-то научиться и чего-нибудь достичь. Однако Алоис не уверен в себе. Он не всегда уверен, когда ему захочется злиться или плакать. Кажется, тот темнокожий Иисус говорил, что это связано с каким-то психическим заболеванием, возникшим из-за его тяжёлого прошлого. Маккен не всегда уверен, когда ему станет плохо. Он не уверен в этом бельме при Клода, в своей личности, в своих движениях. Он не уверен, вёл ли себя правильно хоть когда-нибудь и что такое правильное поведение, и нужно ли его прислушиваться. Не уверен в своих отношениях и в, конце то концов, уже не уверен, человек он или что-нибудь ещё. Он не уверен, но он видит одно солнечное сияние, перебивающее бельмо. Алоис не совсем уверен, что это, но он знает, что к этому и нужно стремиться. Этот свет он создал сам в злополучный день. Он видит свою цель: попытаться прожить маленькую жизнь вновь, только теперь действительно живя, полностью игнорируя тот факт, что уже умер. Он наконец видит истину. И это было важно. Ведь теперь он не чувствовал бельмо. Перед глазами был ясный вид кабинета, Алоис ощущал себя, Транси видел перед, два бока и мог бы увидеть зад, если бы повернулся в том направлении. Джим чувствовал себя легче. Он был впечатлен, мысли все ещё давили на его голову. Когда диагностируют что-нибудь опасное, начинаешь мыслить более объективно, это наша особенность.
Транси вздохнул, упал на стол спиной. Теперь он лежал на нем, рассматривая свои чулки. А потом вновь вышло солнце, и они (чулки) заискрились красивым блеском.
- Вижу цель, вижу преграды, но меня ничего не сломит, - цитирует важным тоном Алоис, - ибо я идиот.
***
Транси отправился в Лондон в полной боевой готовности. Деньги? Взяты! Таблетки? На месте! Дело в том, что Лиззи практически умоляла его о встречи в письме. В письме было сказано, что, вот, в сегодняшний день она будет ждать Алоиса у Биг-Бена в четыре часа дня. Письмо было отправлено два дня назад. Но то есть, она не знала, будет ли он занят, но была практически уверена, что Алоис все равно приедет к ней. В письме также было сказано, что она хотела бы познакомить его с одной интересной личностью.

Алоис согласился доехать на кэбе только до торговой площади, далее он дошёл до Биг-Бена сам. И вправду, он увидел Лиззи на Вестминстерском мосту. В голову ударили забавные воспоминания, и настроение сразу же поднялось. Пока Мидфорд, рассматривала прохожих, Транси тихо и незаметно подошёл к ней, ехидно ухмыляясь.
- Бу! - крикнул он. Лиззи не испугалась, а лишь радостно кинулась его обнимать. Джим разочаровано вздохнул, но ответил на объятия ещё более крепкими объятиями.
- Давно не виделись, - сказал он.
- Угу! Правда мне пришлось сбежать...
- Опять?
Лиззи виновато хихикнула.
- Я просто не могла пройти мимо этой яркой личности, не познакомив её с тобой!
- Кто это? И где она?
- Она должна скоро подойти, я так думаю, - ответила Мидфорд. - Я не скажу тебе, кто она, это секрет!
Маккен сомнительно посмотрел на самодовольную Элизабет. Зная её характер, он предполагал, что она бы сразу рассказала о этой девушке абсолютно все, если бы она была баронессой или другой культурной леди. Однако, в данный момент это затишье настораживало.
- А она из высших слоев общества? - спросил он с подвохом.
- Хм... - просопела девочка и отвернулась, теребя платье.
- Лиззи? - с давкой спросил Алоис.
- А? Что ты сказал? - нервно повернулась она, невинно улыбаясь.
- Эта особа... Неужели с подворотни?
- Ну... - девочка отвернулась вновь и принялась отвлекающе свистеть.
- Лиззи... - Алоис догадывается. Но сам же беззаботно вздыхает. У него нет права судить Элизабет, что она познакомилась с какой-нибудь простолюдинкой. В конце концов, он явно хуже неё в этом плане: каждый второй его более-менее надёжный знакомый - является обычным обитателем восточной части Лондона. - Как скажешь... Но если тебе или твоему кошельку угрожает опасность от этой дамы, то мы сбежим, не объясняясь и не оглядываясь.
Мидфорд медленно кивнула.

Вдруг, она кого-то увидела за спиной Алоиса и счастливо вздохнула.
- Ой-ой-ой, - послышался действительно знакомый голос, - сеньорина Лиззи, что тут делает сеньор Транси?
Этот бодрый итальянский акцент Алоис не способен спутать с чем-то ещё. Он удовлетворённо хмыкнул. Что ж, Доменика Коста и вправду яркая личность.
- Доменика, какая встреча! - поприветствовал он её.
Мидфорд разочарованно простонала:
- А я так хотела вас двоих познакомить! А вы уже знакомы! Несправедливо!
Блондин хихикнул, утешительно поправив прядь волос девочки. Но стоило ему только дотронуться до этих мягких волос, он вспомнил, как ещё совсем недавно держал в руках свою выпавшую прядь. Он испуганно отдернул руку. Благо, Лиззи не придала этому особого значения.
- Я познакомилась с сестренкой Доменикой, когда заблудилась, - произнесла Лиззи и подошла к Коста, чтобы крепко её обнять. Что странно, итальянка была абсолютно трезвой, Джим видел её в таком состоянии крайне редко. Что уж там говорить, почти никогда. Доменика охотно отвечала на объятия Мидфорд. - Я решила самостоятельно съездить к мадам Нине, но кучер мне попался плохой! - девочка сердито топнула ножкой. - Он обманул меня, забрав деньги, но отвёз в совсем другое место! Я даже ему сказать что-либо не успела, он меня сразу же выпроводил!
- Ненавижу таких гадов, - сказал Алоис, ласково наблюдая за изливанием души подруги.
- Я испугалась и заплакала, и спряталась в темном углу, уж думала достать шпаги, чтобы проучить того кучера, но тогда сестрёнка Доменика нашла меня, успокоила, покормила и напоила, а ещё и кучера того избила, чтобы вернуть мне деньги! - Лиззи радостно хихикнула, а потом, вздрогнув, виновато опустила голову: - Я не поощряю насилие, но мне было так обидно, что я и не вспомнила про это...
Блондин захохотал, приобнимая Мидфорд за плечи.
- Право же, ты была в том самом трактире, в котором живёт сестра Доменика?
Итальянка недоуменно похлопала пышными ресницами.
- Я не понимаю ваши слова, - говорит она.
- Ну и молодец, - говорит Транси.
- Чтобы получить деньги на еду, чтобы покормить меня, - ответила Лиззи, - сестрёнке Доменике пришлось спеть. Это была так красиво!
- Я знаю, - сказал Алоис, - она действительно красиво поёт.
- Эй! - вяло отозвалась Доменика. - Говорите так, чтобы я была способна понимать вас!
Лиззи и Джим оглянулись на возмущенную Коста.
- Пользуйся шансом и учи английский, пока мы так разговариваем, - улыбнулся Маккен.
Кажется, Доменика поняла слова Алоиса. Она размяла свое горячее итальянское тело, подошла к подросткам и крепко пожурила их, несмотря на то, как же сильно отличаются их местонахождение на лестнице иерархии. Но Доменика не могла бояться их двоих. Она знала, что среди таких, как они, она в безопасности.

Пошли они обуздать бескрайний Лондон. Ну, не то, что бы прям бескрайний и прям Лондон, так как окончательно вышло солнце, погода стала тёплой, а еще на улице стояла атмосфера начала марта. Доменике не хотелось шагать по главной площади с подростками из-за того, что она была одето несколько неподходящую одежду для их компании. Поэтому, она повела их по безопасным переулкам Лондона, почти пустым.
- Желания, - неожиданно говорит она, - желаю красиво одеваться, желаю прямо сейчас выпить.
- Желания, - повторила Лиззи, - желаю, чтобы все в мире были счастливы.
- А чего это вы про желания заговорили? - спросил Алоис.
- Желания - тема нашей первой встречи, - улыбнулась Мидфорд.
Алоис вопросительно наклонил голову.
- Когда мы познакомились, я была удивлена, как легко Доменика идёт на поводу у своих желаний, даже не знаю, плохо это или нет... Но я все равно, даже как-то, завидую ей? - Лиззи помахала рукой Коста, которая стояла впереди. - Мне бы так. Слушать свои желания не слушать никого более...
Транси хмурится от того, насколько разочарованным тоном это было произнесено. Он мягко кладёт свою руку на её голову, крутит на пальце и без того накрученные локоны.
- Беспокоиться заставляешь, девочка, - ворчит Джим.
Лиззи опускает голову.
- Ты тоже... - тихо говорит она.
Незаметно быстро подошла к ним Доменика. Надо же, а в трезвом состоянии она совсем непохожа на пьяную Доменику. Ведёт себя более резко и молчаливо.
- Сеньорина Лиззи мне напоминает мою сестру, - говорит она. - Она тоже беспокоится об этом. Знаете... Я считаю, что ваши желания и есть вы.
Алоис удивлённо посмотрел на неё.
- Что ты имеешь ввиду? - спрашивает он и отпускает руки с Элизабет.
- Ваши желания отражают ваш внутренний мир, я полагаю, - когда дело доходило до серьезных тем, Доменика вдруг приобретала способность говорить на идеальном английском. - Желания - нечто, что вы должны успеть до смерти. И если вы не успеете выполнить хоть одно желание - считай, жизнь зря прожита. А может и вообще не прожита. Вы не должны ставить рамки перед желаниями, а также не должны их заминать, укорачивать, - итальянка беззаботно улыбнулась и легко завертелась в воздухе, отходя назад. Затем она посмотрела на небо. - Хочешь украсть корону Королевы Виктории - кради! Хочешь съесть лежавшую конфету на тротуаре - ешь, но учти последствия!
Мидфорд засмеялась. Транси недоуменно повернулся к ней.
- Я... Действительно восхищаюсь сестренкой Доменикой! Желаю стать такой же смелой, как и она! - вдруг закричала она на всю улицу.
Один Алоис не мог переварить сказанное. Казалось бы, послушай заветы Коста и живи на здоровье. Но он не мог выбросить из своей головы сложившиеся аспекты, вдруг появившиеся из-за слов Доменики. Если желание нужно обязательно выполнить, то как насчёт аморальных желаний? На них тоже не нужно ставить рамки? Доменика забыла это учесть. Транси взглянул на весёлых итальянку и блондинку, радостно водящих юркий хоровод под тёплым ветром. Он долго мог на них любоваться, глупо сложив брови домиком, а рот открыв подобно букве "О". Он стиснул кулаки и тут же их расслабил. К черту! Алоис слишком много думает! Алоис желает так много чего, что в не силах эти желания не исполнять. И, глубоко вздохнув, Джим позволил себе подойти к ним, а лёгкий ветер, окутавший его тело, унёс эти дрянные аспекты из его головы. Если ветер был способен вымести и лейкемию, Транси бы пожелал на нем пожениться. Но это неточно. В конце то концов, дома его ожидает другая невеста, в очках, хмурая, огромная, как шкаф и называемая Фаустусом. Но и это неточно. Единственное, что было точно - так это то, что теперь Алоис просто обязан купить выпивку Доменика. Как никак, а вдохновлять эта чертовка горазда.