Глава тринадцатая.Пока никто не видит.
Адэла
Солнце клонилось к закату. Воздух начал пахнуть костром и чем-то жареным — то ли крылышки, то ли картошка на решётке. Ветер лениво шевелил ткань палаток, деревья тихо шумели, и над всем этим повисла та редкая летняя лёгкость, когда никто никуда не спешит. Даже боль будто затаилась. Почти.
Мы с девочками приехали чуть позже остальных. Дарси тащила колонку и какую-то подушку, Энджи угорала с мемов, а я просто смотрела в окно, слушая, как глухо стучит сердце. Не от счастья — от предчувствия.
Сиджей вёл себя неожиданно мило. Открывал багажник, улыбался, перекидывался шутками с Оли. Даже помог с палатками, хотя обычно делал вид, что путает верх и низ у каремата. Но всё это казалось... не моим. Словно я смотрела на чужую жизнь из-за стекла.
Пока парни спорили, кто будет жарить мясо, мы с Энджи и Дарси пили сидр на пледе.
— Ну что, Сиджей, в этот раз хоть дрова принесёшь или снова «король вайба»? — крикнул Оли.
— Скорее, король самоуничтожения, — усмехнулась Дарси.
— Умоляю, — подыграл Оли, — если он сейчас развалится, беру жарку на себя. Хотя... мясо может не пережить этой трагедии.
Все засмеялись. Даже я.
Мэт, как обычно, изображал из себя сердцееда, флиртуя с Энджи. Но она отшивала его с таким изяществом, что Оли заливался от смеха.
— Мэт, открывай школу флирта имени себя. Только название меняй: "Как не надо". Урок первый — "Слова, после которых девушки уходят".
— Я бы туда записался, — прокомментировал Боб, сдерживая смешок.
— А ты будешь преподавать "Неловкие молчания 101", — не осталась в долгу Энджи, подмигивая.
— А я заведу кружок "Где я и где её границы", — не растерялся Мэт, закинув ногу на стул.
— Только если при нём будет медпункт, — хмыкнула Дарси. — После таких подкатываний травмы обеспечены.
Я смеялась. Искренне. Пусть и с ноткой усталости. Просто быть с ними. Просто быть.
Но всё, как всегда, быстро покатилось вниз.
Костёр потрескивал, ночь опускалась медленно, как занавес после затянувшегося спектакля. Сиджей снова напился.
— Не напивайся, пожалуйста, — просила я ещё днём. — Без "бледного", без клоунады. Один нормальный вечер.
Он кивнул. Обнял. Улыбнулся.
— Я под контролем, малышка.
Через час валялся рядом с палаткой, с хлебом в зубах, смотря в небо и шепча что-то про «духовную связь с облаками».
— Ну просто лошара, — покачал головой Оли и легонько пнул его в бок. — Я, конечно, понимаю — эмоции, любовь и все дела. Но это уже фулл-комбо: бухло, бошка и минус самоуважение.
— Памперс бы ему, — вставил Мэт. — А то ещё споёт про свои чувства к холодильнику.
— Давайте уберём его, пока не начались «глубокие признания». В прошлый раз он плакал под трек Моргенштерна, — сказала Дарси, поднимаясь.
Мне было не до смеха.
— Я просила... — тихо произнесла я, почти себе. — Один вечер. Просто быть.
— Ты просила. А он услышал "преврати всё в цирк", — вздохнула Энджи. — Он не справляется. Ни с собой, ни с тобой.
Пока Оли с Бобом дотащили Сиджея до палатки, я смотрела в сторону леса, стискивая зубы. Зачем я снова позволила этому случиться? Я же обещала себе. Тогда, весной. После вечеринки. После всех пустых «прости».
Оли и Боб вернулись, смеясь.
— Он назвал меня "мягким богом" и обнял, — выдал Боб, стряхивая пепел с руки.
— А ещё спросил, почему у тебя нет крыльев, если ты его нёс, — добавил Оли. — Он думал, что летит. Серьёзно.
— Я лягу с Энджи, — бросила я, не глядя.
— А я? — фальшиво возмутился Мэт. — Я уже приготовился делить спальник.
— Тебе — пол, багажник или обнимашки с Сиджеем. На выбор, — отрезала Энджи. — Моё тело — моя крепость. Только для Адэлы.
Общий смех разлетелся по поляне.
Я поднялась, отряхнулась от пепла и пошла прочь. Подальше от этого всего. Мне нужно было тишины. Или хотя бы паузы. Я остановилась у дерева, вглядываясь в темноту. Ветер дул прохладой, и на секунду казалось, что можно исчезнуть.
Шаги. Я узнала их сразу.
— Ты за мной? — не оборачиваясь.
— Ага, — голос Боба был тихим. Почти неловким.
— Тебя послали?
— Дарси. Сказала, если не пойду — кретин. Навсегда.
Я повернулась. Он стоял, руки в карманах, будто мальчик, которому впервые доверили секрет.
— Чего ты хочешь? — спросила я жёстко.
— Понять. Тебя. Себя. Всё.
— Поздно.
— Может быть. Но я не мог не прийти. Я не могу видеть, как ты с ним... когда ты не с ним. Понимаешь?
— Ты исчез. Ты просто пропал. Заблокировал меня в телеге. Даже не попытался объясниться.
— Я не мог. Я боялся. Что если скажу — станет хуже. Что если опять всё сломаю. Но, Адэла, я ведь чувствую. До сих пор. Всё.
Я сжала кулаки.
— А я не знала, как быть с тобой. После всего. После твоего молчания.
Он подошёл ближе. Глаза — огонь и шторм.
— Я хочу тебя. Не по чуть-чуть. Не "по дружбе". По-настоящему. Если ты хочешь — прямо сейчас.
Я не ответила. Просто шагнула навстречу. Наши губы столкнулись жадно, будто время остановилось. Мы не целовались — мы дышали друг другом, как воздухом после долгого погружения. Его руки скользнули под мою кофту. Я дрожала. Не от страха. От желания.
Он опустил меня на плед. Было жарко. Тело отзывалось на каждое прикосновение. Его губы на моей шее, на животе. Я выгнулась, вцепившись в его плечи.
— Ты уверен?.. — выдохнула я.
Он остановился. Дышал тяжело, взгляд горел. Но потом... вдруг опустил голову.
— Нет. Не так. Не сейчас.
— Почему?
— Потому что ты бежишь. А я не хочу быть бегством. Я хочу быть выбором.
Я молчала. А потом — слёзы. Тихие, капающие, как дождь.
Он сел рядом. Тоже молчал.
И мы пошли назад. Рядом. Но не касаясь.
У костра всё ещё смеялись.
— Он обнял дерево и назвал его "своей бывшей", — хохотал Мэт.
— У дерева хоть ветки есть, — поддакнул Оли. — Не то, что у него мозги.
Я прошла мимо, не реагируя. Зашла в палатку.
— Ты с нами? — спросила Энджи.
Я кивнула. Легла рядом. И, лежа в темноте, поняла — я уже не та, что приехала утром. И точно не та, что была вчера.
Мы втроём завалились в палатку, затащив внутрь подушки, спальники и ещё тёплый воздух от костра. Дарси первой полезла вглубь, упала лицом в плед и вздохнула:
— Можете меня не будить. Только если шашлык принесли или началась ядерная война.
— Тебя и в войну не разбудишь, — отозвалась Энджи и устроилась рядом.
Я залезла последней, молча, чувствуя, как в теле пульсирует странное напряжение. Мы улеглись в ряд, и первое время просто слушали, как снаружи кто-то снова включил музыку, как Мэт что-то выкрикивал в сторону костра.
— Эй, а что было тогда в лесу между вами с Бобом? — спросила Дарси неожиданно, поворачиваясь на бок. — Вы как будто... изменились оба, когда вернулись.
Я замерла. Но Энджи ответила почти сразу:
— Было. — Она посмотрела на меня краем глаза. — И это не то, что мы обязаны объяснять.
Дарси помолчала пару секунд, а потом только хмыкнула:
— Ладно, я просто... видно же, что между вами не просто "дружим". Он смотрел на тебя так, будто в последний раз.
— Он и целовал так, — вырвалось у меня, и Дарси воскликнула:
— Ага! Я знала!
— Всё, хватит. — Энджи зевнула. — Иди к Оли, если тебе не спится. Мы с Адэлой тут будем нашу ночную терапию практиковать.
— Как скажете, ведьмы, — усмехнулась Дарси и выскользнула наружу, оставив за собой хлопок молнии.
Мы остались вдвоём. Тихо. Только фонарик в углу отбрасывал мягкий тёплый свет на стенки палатки. Энджи лежала молча, глядя в потолок из ткани, и вдруг, совсем неожиданно, заговорила:
— Мы с Ником были вместе пять лет. Начали встречаться, когда мне было двадцать. Ему — двадцать один-два. Я тогда училась жить. Думала, любовь — это когда терпишь. Когда тебе больно, но "надо понимать". А он... бил.
Я не перебивала. Даже не дышала громко.
— Первые два года — просто встречались. Потом съехались. А когда мне исполнилось двадцать три, поженились. Два года брака. Два года ада. Он никогда не бил так, чтобы никто не заметил. Чтобы бабушка с дедушкой думали, что я просто уставшая.
— У тебя нет мамы, да? — осторожно спросила я.
— Нет. Только они. — Она выдохнула. — Бабушка растила меня, как могла. Но ей было уже много лет, когда я подросла. А я всегда была, буйной, удобной. Даже когда кричала внутри, снаружи улыбалась. Ник это чувствовал. Он знал, где я слабая. И давил туда.
Я чувствовала, как внутри сжимается сердце. Даже в темноте ощущала, как Энджи снова переживает это — телом, памятью, молчанием.
— Я подала на развод. После того как он меня чуть не убил,но тогда что-то щёлкнуло. Я больше не могла оправдывать его. Даже перед собой.
— А теперь?.. — спросила я.
— Связь есть. Неважно, разговариваем мы или нет. Всё равно внутри — след. Как будто внутри меня есть место, которое стало его тенью. И я просто учусь жить с этим. — Она посмотрела на меня. — Но я больше не даю туда входить. Никому.
Я кивнула. Медленно, с усилием. Потому что понимала. Потому что Боб был в каком-то смысле тоже тенью. Но другой. Живой. Непрожитой.
— А ты? — спросила она. — Ты хочешь быть с Бобом?
Я молчала. Потом прошептала:
— Я просто хочу перестать выбирать тех, кто не выбирает меня. И перестать бояться тех, кто — выбирает.
Энджи улыбнулась едва заметно и обняла меня за плечи.
— Тогда начни с того, чтобы выбрать себя.
Потом мы замолчали. И где-то посреди ночи, когда палатка наполнилась чужими голосами, сном и дыханием луны, мне снова приснился Боб.
Он стоял в темноте, держа в руках фонарь. Свет бил мне в лицо, а он сам оставался в тени. Он молчал, просто ждал. И я тянулась к нему. Не как к спасению — как к себе.
Во сне всё было иначе. Не шум костра, не тяжесть чужих голосов — а просто тишина и он. Боб. Мы стояли рядом, босые, где-то в лесу, и трава под ногами казалась мягкой, почти живой. Он держал меня за руку, его пальцы были тёплыми, уверенными. Ни боли, ни страха, ни прошлого — только мы. Он гладил мои волосы, касался лба губами. Так легко, будто знал каждую мою трещину и не хотел их чинить — просто быть рядом, несмотря ни на что.
— Ты со мной? — спросил он.
— Я пытаюсь, — ответила я.
Он улыбнулся. С такой нежностью, что сердце заныло.
А потом я проснулась.
В палатке было душно. Воздух тёплый, но липкий, как после дождя. Энджи тихо посапывала рядом, закутавшись в спальник. Я осторожно выбралась наружу, стараясь не разбудить её, и молния палатки тихо зарычала.
Снаружи ночь была тёмной, не такой уж тихой. Где-то потрескивал костёр, доносились обрывки фраз, чей-то смех. Но я отошла подальше, туда, где трава ещё хранила холод земли. Встала, подняв лицо к небу. Луна пряталась за тонким облаком. Воздух пах соснами и влажной корой.
Я думала о сне. О нём. О себе рядом с ним.
Я не знала, возможно ли это — вот так просто быть счастливыми. Без боли. Без старых ран. Без страха, что снова всё разрушится.
Я стояла так долго, что пальцы на ногах замёрзли. И тогда, наконец, развернулась и вернулась в палатку. Осторожно залезла обратно, спряталась в спальнике. Энджи пошевелилась во сне и уткнулась носом в подушку.
Я смотрела в темноту, слушала, как дышит рядом человек, переживший гораздо больше, чем показывает. И вдруг стало немного легче.
Потому что, может быть, мы все просто учимся снова дышать. Сначала во сне. Потом — по-настоящему.
Утро пришло не как гость, а как вторжение — с жёстким светом сквозь ткань палатки, с шорохами, шлёпаньем босых ног и чьим-то натужным "ууууф". Я приоткрыла глаза и услышала, как кто-то на улице сипло стонет.
— Я умираю, — простонал Сиджей.
— Ну наконец-то, — зевнула Энджи, сидя рядом и завязывая волосы в небрежный пучок. — А то мы начали волноваться, что тебя слишком рано забрали у нас боги абсента.
Я вылезла из палатки, натягивая на себя кофту. У костра уже возился Мэт, жаря какие-то подгоревшие сосиски, Оли валялся на каремате, глядя в небо с лицом Будды, пережившего три катастрофы. Сиджей сидел, укутанный в плед, с бутылкой воды в руках и выражением "зачем я родился".
— Ну что, герой, как самочувствие? — спросила я, присев рядом и глядя на него с видом заботливого палача.
— Голова... как будто я ею бился об бетон, — выдавил он.
— Не-не, — вставил Оли, — ты просто бился об здравый смысл, но проиграл.
— Если бы у тупости была форма, она выглядела бы как ты вчера, — подмигнула Дарси, проходя мимо с кружкой кофе.
— И пахла бы, как кетчуп с хлебом, — добавила Энджи, уже смеясь.
— Не добивайте, я и так в аду, — простонал Сиджей и закрыл лицо руками.
Я фыркнула и налила себе чаю из термоса. Рядом кто-то подсел — по боковому зрению я поняла, что это Боб. Не глядя, протянула ему кружку.
— Пить будешь или снова будешь "мягким богом"?
— Только если ты — мой личный плед, — ухмыльнулся он.
Я посмотрела на него. Он посмотрел на меня. И мы оба чуть не рассмеялись, почти в один момент отвели взгляд. Чёрт, почему так глупо приятно?
— Ну вы и идиоты, — пробормотал Оли, увидев это.
— Сам такой, — бросила я.
— Знаешь, — сказал Боб, делая глоток, — у тебя во сне была такая милая морда, будто ты кого-то душила подушкой. Надеюсь, не меня?
— Угу. Сначала тебя. Потом Мэта. Потом — всех мужчин по списку, — сказала я, не удержавшись от улыбки.
— Хей, я в списке?! — возмутился Мэт издалека.
— Ты топ-5, — крикнула Энджи, закидывая в рот мандарин.
И в какой-то момент стало легко. По-настоящему. Без напряжения, без боли. Как будто всё действительно начинало понемногу налаживаться.
— Эй! — раздался голос Дарси. Она вышла в лёгком платье и с полотенцем в руках. — Кто хочет искупаться? Погода кайф, вода рядом, солнце вообще шепчет: "головой в реку".
— Я за! — тут же подхватила Энджи. — Адэла, идёшь?
— Ага. Только кофту сниму, — кивнула я.
— Я с вами, — сказал Оли и потянулся, словно модель на пляжной съёмке.
— Только без твоих "случайно упал, схватился, ага", — бросила Дарси, покачивая головой.
— Никаких случайностей, только намерения, — подмигнул он.
Все начали суетиться — кто-то доставал купальники, кто-то искал шлёпанцы, кто-то уже мчался к воде, швыряя в воздух футболку. И я поймала себя на мысли: кажется, впереди впервые за долгое время может быть что-то светлое. Не идеальное. Но живое. Настоящее.
Вода была прохладной, но не ледяной — та самая температура, что сначала обжигает, а потом будто освобождает изнутри. Мы бежали к реке, визжа, как дети. Энджи первая прыгнула с берега, за ней Дарси, потом Оли с диким криком "КАНОНИЧНЫЙ ПОПЛЫВ!" — и только Сиджей остался на берегу, сидя в пледе, как обречённый старец.
— Это что, омовение позора? — спросил он хрипло.
— Это ритуал очищения от токсичных решений! — крикнула Энджи, ныряя с головой.
Я скинула шорты и кофту, осталась в купальнике и осторожно вошла в воду. Тело вздрогнуло от холода, но было в этом что-то живое. Вода обнимала, и казалось — всё, что болело, отступало.
— Эй! — рядом вдруг появился Боб. — Далеко не заплывай, вдруг там кракен.
— Надеюсь, он симпатичнее тебя, — хмыкнула я.
— Без шансов, — ответил он и нырнул, расплескав на меня волну.
— Эй! — я отбрызгалась, и началось — мини-битва, капли, смех, брызги. Мы плескались, как в каком-то дурацком кино, и мне было всё равно, кто что подумает. Я просто была здесь. С ним. Рядом.
На берегу Дарси пела какую-то глупую песню, Оли подыгрывал ей, хлопая по животу, как по барабану, Мэт упорно пытался научить Энджи делать "дельфина", но больше походил на тонущую морскую выдру.
— Ты неплохо держишься на воде, — сказал Боб, подплывая ближе.
— Спасибо, в детстве меня учили плавать и выживать одновременно.
Он кивнул. Молча. Мы оба повисли в воде, рядом. Было тихо, только шуршал берег и звенел смех друзей.
— Ты странная, когда счастлива, — сказал он тихо, глядя куда-то в сторону.
— Это потому что я забываю, как это — быть счастливой, — ответила я так же тихо.
Он посмотрел на меня.
— Надеюсь, ты будешь забывать всё меньше.
Мы замолчали.
И в этом молчании было больше прикосновений, чем в любом поцелуе.
Через пару минут мы выбрались на берег, вытираясь полотенцами. Волосы мокрые, кожа холодная, но улыбка — живая, не вымученная.
— Мы как будто смыли всё, — пробормотала Дарси, заворачиваясь в плед. — Ну, почти.
— Сиджей, хочешь тоже в воду? — крикнула Энджи.
— Только если меня туда принесёт ангел с похмельем, — простонал он.
— Ты его уже обнимал вчера, когда думал, что Боб — облако, — отозвалась Дарси.
Все снова заржали.
А я глянула на Боба.
Он тоже посмотрел на меня. И мы оба... снова отвели взгляд. Но чуть позже, чем утром.
Что-то менялось.
И, может быть, не только во мне.
К вечеру ветер стих, оставив после себя только влажный запах травы и тёплого дыма. Мы разложили пледы у костра, Дарси крутила какие-то снэки на шампуре, Энджи поила Сиджея бульоном "с перегаром", как она выразилась, а Оли вёл себя как местный бард, наигрывая на гитаре три аккорда и делая вид, что это — нечто великое.
— Если Оли продолжит, я начну кидаться в него тапками, — буркнула Дарси, укрываясь пледом.
— Ты сначала дожарь сосиску, амазонка, — парировал он, не поднимая глаз от струн.
Я сидела ближе к краю, подложив под себя куртку. Мои волосы уже почти высохли, а кожа слегка тянула от солнца и воды. Было хорошо. Без натуги. Без щипа в груди. Просто хорошо.
— Адэла, — раздался знакомый голос чуть сзади. Я обернулась. Боб. Он стоял, засунув руки в карманы, как будто решал, подойти или нет.
— Что? — спросила я спокойно.
— Пойдём на минуту?
Я кивнула и встала. Отошли чуть в сторону, туда, где деревья начинали собираться в плотную стену, а звуки костра становились чуть глуше.
Он облокотился о дерево, посмотрел куда-то вверх, будто искал нужные слова на ветках.
— Я... — начал он и запнулся. — Я не хочу торопить. Не хочу давить. Просто хочу, чтобы ты знала — я рядом.
— Я вижу, — ответила я, скрестив руки. — И это немного странно. Мы шутим, как раньше. Краснеем, как в школе. И молчим, как будто боимся всё испортить.
Он усмехнулся, чуть наклонив голову.
— Потому что я действительно боюсь. Я боюсь вернуться туда, где всё снова развалится. А ещё больше — боюсь упустить шанс, если промолчу.
— И что ты хочешь? — спросила я, глядя прямо.
Он ответил не сразу. Подумал. Потом тихо, почти неуверенно:
— Ничего громкого. Не "давай начнём сначала", не "будь моей". Просто... быть рядом. Делать тебе чай, когда ты злишься. Подбрасывать ерунду в рюкзак. Понимать, когда молчишь. Если ты позволишь.
Я не ответила. Просто стояла, слушала, чувствовала, как что-то внутри медленно оттаивает.
Он посмотрел на меня, чуть улыбнулся.
— Всё окей. Я не тороплю. Просто... хотел, чтобы ты знала.
Пауза.
— Пойдём обратно, пока Оли не перешёл к гениальной стадии "рэп под гитару".
Я кивнула. Мы пошли рядом. Не касаясь. Но ближе, чем утром. Чуть ближе, чем днём. И это было достаточно.
К ночи все поутихли. Энджи ушла звонить бабушке, Дарси размазывала крем по ногам и что-то напевала себе под нос, Оли с Мэтом решили устроить "соревнование по зеванию", а Сиджей, наконец, заснул в своей палатке, как будто всё это был сон.
Я сидела у потухшего костра, ковыряя палочкой золу. Уже вторая банка холодного чая, а будто всё внутри оставалось горячим. От солнца. От воды. От него.
— Ты спишь? — раздался шёпот рядом.
— Нет, — ответила я, даже не обернувшись. По голосу — это был Боб.
Он присел рядом. Не вплотную — но достаточно близко, чтобы я почувствовала: он пришёл не просто так.
— Здесь красиво, — сказал он, глядя в небо. — Но ночью всё кажется другим, да?
— Таким же. Просто тише, — пожала я плечами.
Он кивнул. Молчал. Я тоже. Но это молчание уже не напрягало. Оно было каким-то... правильным.
— Я помню, — вдруг сказал он. — Как ты однажды сказала: "Иногда проще любить человека издалека. Так безопаснее. Он не ломает тебя по-настоящему."
Я резко повернулась. Он помнил это? Это же было почти год назад. Весной. Когда мы оба делали вид, что не скучаем.
— Тогда я не понимала, что такое "по-настоящему", — выдохнула я.
Он чуть повернулся ко мне, взгляд мягкий, честный.
— А сейчас?
— Сейчас... — я сглотнула. — Сейчас я боюсь. Не за себя. За него. За тебя. За то, что, если я снова откроюсь — всё рухнет.
Он долго молчал. Потом очень тихо:
— Я тоже боюсь. Но я всё равно здесь.
Мы посмотрели друг на друга. Долго. Без слов. Его рука лежала рядом на пледе, моя — тоже. И между ними оставалось всего пару сантиметров.
Он медленно, почти незаметно, подвёл свою руку ближе. Не взял за руку. Просто положил рядом, касаясь мизинцем моей кожи.
— Это всё, что я сейчас могу, — сказал он, глядя на мои пальцы. — Больше — когда ты будешь готова.
Я посмотрела на него. На серьёзность. На тепло. На то, как сильно он не давит.
И тогда я сама переплела наши пальцы.
— Я не знаю, к чему это ведёт, — прошептала я. — Но я устала убегать.
Он улыбнулся. Не широко. Просто по-настоящему.
— Я не прошу тебя идти быстро. Только — не в одиночку.
Мы сидели так ещё долго. И когда я легла в палатку, под шорох ветра и дыхание девочек, мне впервые за долгое время снился не кошмар. Мне снился берег. Солнце. И он. Рядом.
Сон пришёл не сразу. Я долго лежала, слушая, как Энджи переворачивается с бока на бок, как где-то за тонкой тканью палатки шуршат шаги — кто-то пошёл в туалет или, может, просто не хотел спать. Я думала, что снова буду прокручивать весь день, как заезженную плёнку. Но вдруг... стало тихо. Даже внутри.
Мне снился Боб.
Не страсть. Не боль. Мы просто сидели на деревянном причале, босиком, свесив ноги в воду. Вокруг были чайки, солнце било в глаза, и мне всё время казалось, что я что-то забыла. Он молчал. Но его ладонь держала мою. И я впервые за долгое время чувствовала себя на месте. Не в долгу, не в страхе, не в ожидании катастрофы — просто рядом. Просто с ним.
— Ты не должна бояться, — сказал он в моём сне, глядя в воду. — Ты умеешь быть сильной. Но я тоже могу держать тебя. Если дашь.
Я хотела что-то ответить — но не успела.
Я проснулась. Раннее солнце пробивалось сквозь ткань палатки, воздух был ещё прохладным, и волосы прилипли к щеке. Я тихо выбралась наружу, босиком, в футболке, и прошлась до дерева, под которым мы с Бобом были ночью.
Постояла. Понюхала воздух. Улыбнулась. Воздух был уже другим. И я — тоже.
Потом вернулась.
⸻
Утро было суетным. Все ходили с разными уровнями опухших лиц, кто-то искал носки, кто-то — свою зарядку.
Сиджей выглядел так, будто прошёл через стиральную машину. Оли с Мэтом не жалели сарказма:
— Уважаемый, вы нам ещё нужны живым. Мы вам и воду принесли, и человеческий стыд. Выпейте оба, — хмыкнул Оли.
— Я больше не пью, — простонал Сиджей, сжимая голову.
— Это ты вчера говорил. Перед шестой банкой, — добавила Дарси.
Я усмехнулась и, не сдержавшись, бросила:
— А ещё до поцелуя с деревом. У вас, кстати, всё серьёзно?
Сиджей простонал что-то нечленораздельное, спрятавшись под капюшон. Все заржали.
Я почувствовала, как Боб смотрит на меня. И когда я глянула — он чуть улыбнулся. Мы не сказали ничего. Но взгляд был такой... будто мы уже знали, что есть что-то общее, не озвученное. И это — только между нами.
Дарси с Энджи собирали вещи и шутили о том, кто быстрее высохнет, если нырнуть прямо сейчас.
— Ну что, скупнёмся прощально? — предложила Энджи, стягивая с себя кофту. — Кто последний в воде — тот покупает шаву!
— А если я первый, но без купальника? — крикнул Мэт.
— Тогда тебя арестуют, и шава — мне, — ответила Дарси.
Кто-то побежал к озеру. Кто-то остался складывать палатки. Всё было легко. Без напряжения. Почти как тогда, до всего.
Я застёгивала рюкзак, когда ко мне подошёл Боб.
— Хочешь, я понесу?
— Ага, и будешь потом говорить, что я слабачка?
— Я и без рюкзака знаю, что ты сильная, — сказал он спокойно. — Но иногда, знаешь... можно и не быть.
Я протянула ему рюкзак. Просто так. Без защиты. И пошла рядом.
И в этот момент я поняла: всё только начинается. Но впервые — это начало, а не конец.