Август между нами

Боб

Я снова остался у Оливера и Дарси. С утра мы с Оли работаем, и смысла тащиться домой не было. Да и... если честно, не хотелось. Никуда.

Дом затихал. Все потихоньку расходились — кто по комнатам, кто в душ. А я так и остался на кухне, один, с телефоном в руке, притворяясь, что читаю новости. На деле — просто ждал. Не знаю чего. Вернее, кого.

Слышал, как захлопнулась входная дверь. Колёса такси по гравию. Тихое «пока» от Дарси. И всё. Она ушла.

Я даже не выглянул в окно. Просто выдохнул. Включил плиту. Зачем-то сварил себе кофе. В два часа ночи. Как идиот. Просто, чтобы занять руки.

Чёрт.

Что я чувствую? Не злость. Не обиду. Просто ком внутри. Тугой, тупой, чужой. И он разрастался каждый раз, когда в памяти всплывал её взгляд — не на меня. На него.

На Сиджея.

Хотя ещё днём всё будто было иначе. Или мне так только казалось?

Я был ближе. Теплее. Или хотя бы хотел быть. А теперь — я просто тень в кухне, кофе и глухая тишина.

Дарси мелькнула в коридоре, перекинулись парой слов. Сказала, что могу лечь в зале или в комнате для гостей. Я кивнул — конечно, зал. Мне там и место.

Она ничего не добавила, но её глаза сказали всё. Она всё видела. Все взгляды, молчание, которое звенело между нами.

Оливер и Дарси ушли в свою комнату. Странная парочка — вечно друг друга грызут, но держатся так, будто весь мир для них — это второй этаж. Мэтт нырнул в зал. Энджи уехала.

Я допил кофе, поднялся в игровую. Устроился на диване.

Ночь выдалась громкой. Внутри. Я лежал, уставившись в потолок, и каждые десять минут тянулся к телефону. Один раз даже написал:

«Ты доехала?»

Удалил.

«Прости, если был резким»

Снова стер.

«Ты вообще всё это чувствуешь? Или я схожу с ума?»

Слишком честно. Тоже в корзину.

«Ты — то, что делает меня уязвимым. Ты прекрасна.»

Эту отправил. Просто выключил экран и закинул телефон под подушку. Слишком поздно для оправданий. Слишком рано для чувств.

Почему я позволил ей уйти? Почему промолчал, когда нужно было говорить?

Сиджей... Он даже не понял. А я — понимал слишком много. И ничего не мог изменить.

Задремал. Не помню, что снилось. Может, просто её имя в темноте: Адэля.

Утро встретило меня тупой болью в затылке. Не от алкоголя — от мыслей. Словно мозг всю ночь искал выход и не нашёл.

Я поднялся рано, до рассвета. Серый свет тянулся через жалюзи. Посмотрел в телефон — сообщение было не прочитано. Удалил.

На кухне уже сидел Оливер, заваривал плюху, как старый хиппи с утра пораньше. Залипал в ютуб-шорты. Увидел меня, бросил взгляд, но ничего не сказал.

В этом доме всё и все знали больше, чем я хотел показывать.

— Будешь? — лениво бросил он, протягивая бутылку.

— А что, кофе закончился? — фыркнул я и кивнул.

Сел рядом. Вдохнул. Дым немного разжёг внутри огонь, которого не хватало.

— Вид у тебя как у героя, которого слили в первой серии, — хмыкнул Оливер. — Прямо трогательная безысходность.

— Спасибо, ты как всегда — вдохновляешь, — отозвался я, откинувшись на спинку.

— Можешь плакать, я рядом, обниму и скажу, что ты прекрасен, — саркастично прищурился он. — Только постарайся не рыдать в кофе.

— Пошёл к чёрту, — усмехнулся я, но на секунду даже стало легче.

Мы сидели молча. Дом просыпался медленно, как и я. Только в голове всё снова и снова — её лицо. Её глаза.

— Не спишь? — раздался за спиной тихий голос.

Дарси.

Она стояла в футболке, с чашкой в руках. Волосы спутаны, глаза прищурены. Но в них — внимание. И сила.

— У тебя вид, как у человека, который только что проиграл войну, — пробормотала, подходя ближе.

— Ещё одна битва в коллекцию, — пожал я плечами.

Она села напротив.

— Она уехала с ним, — без вопроса.

Я кивнул.

— И ты её отпустил.

Опять кивок.

— Ты дурак, — сказала мягко, без осуждения.

— Я знаю, — прошептал я.

— Ты ведь хочешь её, да?

Я промолчал. Зачем отвечать, если весь я — один сплошной ответ?

— Я не знаю, что могу ей дать, Дарс. Я из тишины. Из пауз. Я не умею быть правильным.

— Но ты умеешь чувствовать. А она — это чувствует, — ответила она жёстко.

Это и пугало.

— Тогда, может, хватит молчать?

В этот момент в кухню зашёл Оливер с кружкой чая, надвинутыми на лоб очками и слегка хитрой улыбкой.

— Ну что, бойцы? — он развалился на стуле и оглядел нас с Дарси, будто зрителям рассказывает. — У нас тут драма уровня «Войны и мира» или скорее «Игры престолов»?

Я хмыкнул, а Дарси лишь бросила на него взгляд, полный лёгкой усталости и терпения.

— Оли, — сказала она, — не мешай взрослым людям страдать.

— Страдать? Да я бы сказал, вы оба тут — мастера в искусстве прокрастинации чувств. Вот и я, как единственный адекватный, пришёл напомнить: если хотите победить в этой войне, сначала выйдете из кухни и перестанете варить кофе в два часа ночи. Это же не рецепт счастья.

— Спокойно, генерал, — ответил я, — пока что я веду секретную операцию под кодовым названием «Не дать себе упасть в пропасть».

— Операция провалена, — с сарказмом заметил Оли. — Ты даже кофе варишь как новичок: в два часа ночи и один, будто это лекарство от разбитого сердца.

Дарси усмехнулась.

— Может, ты и прав, — сказал я, — но пока это единственный способ не сойти с ума.

Оли поднял кружку.

— За здоровье сумасшедших, — с усмешкой произнёс он. — Пусть ваши войны заканчиваются быстро, а кофе будет крепче любой драмы.

Я усмехнулся и ответил:

— Лучше пить кофе, чем я снова буду объебываться коксом и залипать в телефоне.

Оли расхохотался:

— Вот именно! Вот это я понимаю — взрослая альтернатива.

Дарси улыбнулась:

— Значит, хоть что-то в твоей стратегии есть.

Мы сидели, обменивались взглядами и мыслями, и в этот момент казалось, что даже в хаосе есть своё странное тепло.

Но внутри меня всё равно было пусто и больно. Это тепло казалось хрупким, как тонкий лёд под ногами. Мне хотелось вырваться из этого замкнутого круга молчания и неопределённости, но страх и привычка держали меня на месте.

Почему так сложно признаться себе в простом желании — быть рядом, быть нужным? Почему молчание кажется легче, чем слова?

Я делал глоток горячего кофе и смотрел в окно. Где-то там была она — Адэла. И где-то там, в глубине меня, пульсировала надежда, что однажды всё изменится.

Утро медленно просачивалось в комнаты дома.

Дарси уже собиралась на работу — тихо ходила по кухне, собирала чашки и поставила чайник. Она пнула Мэта в бок, чтобы тот проснулся.

— Вставай, соня, — сказала она с лёгкой улыбкой.

Мэт с храпом перевернулся на другой бок, но Дарси не сдавалась — вскоре он уже потянулся и начал просыпаться.

Она покормила котов, скользнула взглядом по собаке, которая лениво смотрела на неё с пола.

Вся эта домашняя суета казалась мне одновременно далёкой и чуждой. Я сидел в игровой, опустив голову и держа в руках чашку с остатками холодного кофе.

Мысли снова и снова возвращались к Адэле.

«Где она сейчас? Что думает обо мне? Чувствует ли она хоть что-то?» — мелькали в голове вопросы без ответа.

Каждый звук из кухни, каждый шаг Дарси в коридоре напоминал мне о том, что жизнь идёт дальше — но я застрял где-то в прошлом, в этом мучительном ожидании и нерешительности.

Оли собирался к работе, слышались приглушённые разговоры, шорохи вещей.

А я просто сидел, словно застывший, будто время для меня остановилось.

Я понимал, что надо вставать, идти вместе со всеми, но сердце тяжело давило на грудь.

В душе бушевала тихая буря — буря, которую не остановит кофе и шутки друзей.

Оли лениво потягивался у плиты, заваривал чай, от кофе у него начиналась тревожность.

— Ладно, я пошёл, — сказал он, бросая взгляд на Мэта, который всё ещё валялся в зале.

— Мэт, вставай! — крикнул Оли.

Когда тот не пошевелился, Оли взял чашку с водой и с улыбкой облил его с ног до головы.

— Просыпайся, рыба! — смеясь, сказал Оли.

Мэт вздрогнул, вскочил, вытираясь и ругаясь.

Я сидел на стуле, держа в руках холодную чашку. Мысли рвались к Адэле, и все утренние шумы казались мне далёкими.

— Лучше уж кофе пить, чем я снова буду объебываться коксом и залипать в телефоне, — пробормотал я себе под нос, усмехаясь тихо.

Оли бросил на меня быстрый взгляд и подмигнул, понимая, что я в очередной раз борюсь с самим собой.

— Давай, собирайся, — сказал он, — пора на работу.

Дарси домыла посуду. Сегодня у неё выходной — редкость в этой сумасшедшей рутине. Она ушла на второй этаж, что-то напевая себе под нос, на ходу распинывая вещи, как будто выгоняя из дома остатки сна. Мэт, кстати, всё ещё не вставал, несмотря на шум. И только через пару минут раздался его приглушённый мат: Дарси пнула его в бок.

А мы с Оли собирались в город. Пара дел. Быстро. Вернуться обратно. Но я не хотел ехать к себе.

Честно — не хочу возвращаться туда, где стены глушат. Где каждый вечер я чувствую себя неудачником. Где даже зеркало в ванной смотрит осуждающе. Мне 26. И я до сих пор живу с родными. До сих пор прячу сигареты в коробке из-под обуви, как в шестнадцать. У меня нет своей квартиры, нет стабильной работы, нет цели. Я пуст. Просто плыву.

Но сейчас — всё иначе. Впервые за долгое время я чувствую. Как подросток. До тошноты. До дрожи в руках. До бессонных ночей.

Я влюбился. И это не просто страсть или влечение. Это — то, что сидит в груди и не отпускает. Это — Аделя.

И мне хочется для неё — всё. Дом. Утро на кухне. Плиты, где варится кофе. Кот, прыгающий на подоконник. Запах её духов на моих простынях. Её голос в комнате. Её смех в голове. Даже если она молчит — хочется просто знать, что она рядом.

Но как? Когда ты сам не знаешь, кто ты.

— Слушай, ты как тень, — бросил Оли, выходя из ванной. — Надень чёрный балахон и бери косу — и можешь идти по квартирам собирать души.

— Лучше кофе, чем снова объёбываться коксом и залипать в телефоне, — пробормотал я, вытирая руки о джинсы.

Он фыркнул, и мы оба рассмеялись.

— Ладно, депрессия-кун, надевай кроссы, поехали.

Мы выехали из дома под тишину утра. Серое небо, пустые улицы. Дарси осталась дома, Мэт снова уснул, укутавшись в плед. А я смотрел в окно и думал.

Об одном.

О ней.

Мы ехали в тишине. Оли периодически переключал треки, но всё звучало глухо, как под водой. Ни один бит не пробивал. Ни один бас не доходил до сердца.

А я думал. Всё время думал.

Вспоминал, как она смеялась. Как дергала за рукав, когда хотела сказать что-то тихо. Как выдыхала сигаретный дым в сторону окна, щурясь. Как её голос звенел, когда она спорила с Мэтом. Как смотрела на меня, будто что-то понимала, даже если я ничего не говорил.

А потом вспоминал, как она ушла. В ту ночь. С ним.

Я не ревную. Честно. Просто... почему это так болит?

Слова Сиджея гудели в ушах. Его шутки. Его лёгкость. Его руки, лежащие на её талии, будто между ними нет ни капли воздуха.

Я ведь ничего не имею права чувствовать, правда? Я же не сказал. Не сделал. Только смотрел. Только молчал. Потому что что я мог ей дать? Я — никто. Кусок пустоты в чужом доме.

Но я помнил каждый момент.

Как она смотрела на меня на кухне, будто боялась чего-то.

Как потянулась — и не поцеловала.

Как я хотел это сделать — но не посмел.

Потому что я привык — всё рушить. Всё терять. И нести потом на себе эти обломки.

Мы сделали всё, что нужно. Вернулись к машине. Купили кофе в автомате у старого ТЦ — мерзкий, пластмассовый, но горячий.

Оли что-то болтал, кажется, про игру, про чьи-то отношения, про то, как Дарси хочет поменять шторы на втором этаже, потому что «эти уже не модные». Я не слушал. Просто кивал.

Я достал телефон, проверил время — почти полдень.

Новых сообщений не было.

И вдруг — вибрация. Еле уловимая. Одно короткое движение.

Я посмотрел на экран.

Аделя.

"Ты где?"

Просто два слова. Без смайлов. Без уточнений. Без извинений.

Но мне стало легче.

Потому что это означало: она подумала обо мне. Она написала. Она не забыла.

А я — ещё дышу.