Непродолжительная свобода и повторный арест
Наступил 1956 год. Я пробыл в тюрьме восемь с половиной лет. Я потерял много веса, приобрёл множество страшных шрамов, пережил жестокие избиения, издевательства, насмешки, голод, психологическое давление, допросы до отвращения, угрозы и унижения. Однако всё это не оправдало надежд моих палачей. Поэтому, разочаровавшись во мне и боясь протестов против моего заключения, они освободили меня.Мне разрешили вернуться к пасторскому служению лишь на одну неделю. Я успел произнести лишь две проповеди. После этого меня вызвали и сообщили, что отныне мне запрещено проповедовать и заниматься любой другой религиозной деятельностью. Почему же? Я учил своих прихожан проявлять «терпение, терпение и ещё раз терпение». «Это значит, что ты учишь их терпеть, пока придут американцы и освободят их!»— кричал на меня офицер тайной полиции. Я также говорил, что колесо крутится и времена меняются. «Ты говоришь им, что коммунизм будет ниспровергнут! Это — контрреволюционная ложь!» — кричал он. Это положило конец моему публичному служению.Власть, видимо, была убеждена в том, что я буду бояться и не продолжу своё служение подпольно. Однако они ошибались.Тайно, при поддержке своей семьи, я вернулся к той подпольной работе, которую выполнял ранее.Опять я свидетельствовал верующим, которые собирались тайно, появляясь и исчезая, как призрак, с помощью достойных доверия братьев. Теперь у меня были шрамы, которые иллюстрировали мои проповеди о зле атеистического учения, они помогали другим доверять Богу и придавали вдохновения и храбрости нерешительным душам. Я координировал работу тайной сети благовестников, которые помогали друг другу распространять Евангелие прямо перед носом у ослеплённых коммунистов. В конце концов, если человек настолько ослеплён, что не видит работу Бога, он вряд ли увидит работу евангелиста.Со временем оживлённый интерес полиции к моей деятельности и месту пребывания дал свои результаты. Меня снова разоблачили и посадили. По какой-то неизвестной мне причине на этот раз они не арестовали мою семью, возможно из-за публичного признания, которое я получил в то время. Я пере-жил восемь с половиной лет заключения, затем несколько лет относительной свободы. А теперь мне предстояло отбыть ещё пять с половиной лет заключения.Моё второе заключение оказалось во много раз страшнее, чем первое. Я знал, чего ожидать. Моё физическое состояние ухудшилось почти сразу. Однако мы продолжали проводить работу подпольной церкви, где только могли — даже в коммунистических тюрьмах.
Взаимовыгодная сделка: мы проповедовали — они били
Проповедовать сокамерникам строго запрещалось, как это и ныне запрещено в тех странах, где продолжаются преследования. Все знали, что того, кого поймают за проповедью слова Божия, жестоко побьют. Многие из нас приняли решение быть готовыми заплатить цену за привилегию проповедовать, поэтому мы приняли их условия. Это была взаимовыгодная сделка: мы проповедовали, а они били нас. Мы радовались возможности проповедовать, а они радовались возможности побить нас, — поэтому все были довольны.Неоднократно мне приходилось наблюдать такую сцену.Брат проповедует сокамерникам, когда неожиданно двери открываются и врываются надзиратели, перебивая его на полу-слове. Они хватают брата и тащат по коридору в «камеру пыток». Через определенное время, которое всем нам казалось вечностью, и после избиения, которое, казалось, продолжалось бесконечно, его приносили и, избитого и изуродованного, бросали на пол камеры. Медленно он приходил в себя и поднимал голову: «Так что же, братья, на каком месте нас прервали?» Ион продолжал проповедь Евангелия!Вот какие удивительные вещи мне приходилось наблюдать!Иногда проповедниками становились обычные верующие, вдохновлённые Святым Духом. В проповедях они выливали своё сердце, ведь провозглашать слово Божье в таких сложных обстоятельствах было непростым делом. Надзиратели забирали их и били до полусмерти.В тюрьме Герла, христианина по имени Греку осудили на из-биение до смерти. Этот процесс длился неделю, в течение которой его медленно били. Его ударяли один раз резиновой палкой по ступням и оставляли. Через несколько минут ударяли снова ,затем — снова и снова. Его били по половым органам. Затем врач делал ему инъекции, чтобы тот не умер от болевого шока.Когда Греку приходил в себя, его хорошо кормили, чтобы он быстрее поправлялся, а затем снова избивали, пока он не умер от невыносимых регулярных издевательств. Руководил всем этим член Центрального комитета Коммунистической партии по имени Рек.Во время пыток Рек говорил Греку то, что коммунисты ча-сто говорили христианам: «Я — бог. Твоя жизнь и смерть — в моей власти. Тот, кто на небе, не может дать тебе жизнь. Всё зависит от меня. Если я захочу, ты будешь жить. А захочу —и тебя убьют. Я — бог!» Так он издевался над христианами.Брат Греку, находясь в такой невероятно сложной ситуации, дал Реку чрезвычайно глубокий ответ. О нём впоследствии рассказал мне сам Рек. Он сказал: «Вы и сами не осознаёте, что говорите. Каждая гусеница — на самом деле — бабочка, если она будет правильно развиваться. Вы не созданы быть палачом: человеком, который убивает. Вы созданы, чтобы становиться всё более подобным Богу, в вашем сердце заложен Его прообраз. Многие из тех, кто когда-то были гонителями христиан, как, например, апостол Павел, осознали, что для человека позорно быть зверем, что он способен на большее. Поэтому они стали соучастниками святой природы. Поверьте мне, господин Рек, ваше настоящее призвание — отображать Божий образ, иметь Его характер, а не быть палачом».В тот момент Рек не обратил особого внимания на слова своей жертвы, как и Павел из Тарса не обращал внимания на показания Стефана, которого убили в его присутствии. Однако эти слова глубоко запали в его сердце и начали действовать в нём. И со временем Рек осознал, что именно таким было его истинное призвание.Из всех этих пыток, избиений и унижений коммунистами следовал один урок: дух — властелин тела. Мы переносили издевательства, однако они часто казались чем-то отдаленным от духа, который пребывал во славе Христа и Его постоянном присутствии с нами.Даже тогда, когда нам давали один кусок хлеба в неделю и ежедневно грязную бурду вместо супа, мы решили верно отдавать «десятину». Каждую десятую неделю мы брали свой кусок хлеба и отдавали его слабеющему брату, как нашу «десятину» Господу. Когда одного христианина приговорили к смертной казни, ему разрешили перед смертью встретиться со своей женой. Его последними словами, обращёнными к жене, были: «Ты должна знать, что я умру с любовью к тем, кто убьет меня. Они не знают, что делают, и моя последняя просьба к тебе — также люби их. Не держи в сердце горечи против них за то, что они убили твоего любимого. Мы же встретимся на небесах». Эти слова чрезвычайно поразили офицера тайной полиции, который прослушывал разговор. Он рассказал мне эту историю в тюрь-ме, куда попал за то, что сам стал христианином.В тюрьме города Тыргу-Oкна отбывал наказание молодой верующий по имени Мачевич. Он был заключён в возрасте восемнадцати лет. Его здоровье было подорвано пытками и туберкулёзом. Семья юноши, узнав о том, что он был при смерти, передала сто тюбиков стрептомицина, которые могли бы спасти ему жизнь. Политрук тюрьмы вызвал Мачевича, показал ему пакет из дома и сказал: «Вот медикаменты, которые могут спасти тебя от смерти. Но я не имею права отдать тебе передачу от твоей семьи. Лично я хотел бы помочь тебе. Ты молод. Я не хотел бы, чтобы ты умер в тюрьме. Помоги мне помочь тебе! Дай мне информацию о твоих сокамерниках, и это даст мне возможность оправдать перед моим начальством то, что я отдам тебе лекарства».Мачевич ответил: «Я не желаю оставаться живым и потом стыдиться взглянуть на себя в зеркало, потому что всегда буду видеть в нём лицо предателя. Я не могу принять ваши условия. Лучше я умру». Офицер секретной полиции сказал: «Я не ожидал от тебя другого ответа. Но хочу сделать тебе ещё одно предложение. Некоторые из узников стали нашими информаторами. Они называют себя коммунистами и доносят на тебя.Они ведут двойную игру. Мы не доверяем им. Мы хотели бы знать, насколько они искренни. Для тебя они — предатели, которые приносят тебе немало вреда, докладывая нам обо всех твоих словах и поступках. Я понимаю, что ты не хочешь пре-дать своих товарищей. Но дай нам информацию о тех, кто предал тебя, и ты спасёшь свою жизнь!» Мачевич ответил так же быстро, как и в прошлый раз: «Я — ученик Христа, и Он учит нас любить даже своих врагов. Те, кто предали нас, причиняют нам немало зла, однако я не могу отплатить злом за зло. Я не могу информировать о них. Мне их жалко. Я молюсь за них.Я не желаю иметь никаких связей с коммунистами». После разговора с офицером Мачевич вернулся в камеру и умер у меня на глазах. Я был с ним в последние минуты его жизни— он прославлял Бога. Любовь победила даже естественную юношескую жажду к жизни.Если бедный человек любит музыку, он отдаст последние деньги за билет на хороший концерт. Он останется без денег, но не будет сожалеть о них, ведь он услышит замечательную музыку. Я не жалею о потерянных в тюрьме годах. Я видел там прекрасное. Сам я принадлежу к слабым, незначительным заключённым, но имел честь быть в одной тюрьме с великими святыми, героями веры, которых можно приравнять к христианам первого века. Они с радостью шли на смерть за Христа. Духовную красоту этих святых и героев веры невозможно описать.То, о чём я рассказывал, не было исключением. Сверхъестественные поступки стали естественными для христиан подпольной церкви, которые не предали своей первой любви.До того, как попасть в тюрьму, я очень любил Христа. Теперь же, увидев невесту Христа (Его духовное Тело) в тюрьме, я скажу, что полюбил подпольную церковь почти так же, как любил Самого Христа. Я увидел её красоту, её дух жертвенности.
Что произошло с моими близкими — женой и сыном?
Нас с женой разлучили, и я не знал, что случилось с ней.Лишь много лет спустя я узнал, что её также посадили. В тюрьмах женщины-христианки страдали гораздо больше, чем мужчины. Их безжалостно насиловали надзиратели. Издевательства и унижения там были ужасными. Женщин заставляли выполнять непосильные работы на строительстве канала, требуя от них такой же производительности, как и от мужчин.Зимой они копали мерзлую землю. Женщин аморального по-ведения ставили над остальными, они соревновались друг с другом, придумывая пытки для своих подчинённых. Моей жене приходилось есть траву, чтобы выжить. Голодные заключённые ели на канале крыс и улиток. Одним из развлечений надзирателей в воскресенье было бросать женщин в Дунай, чтобы потом вылавливать их, как рыбу, издеваясь над ними, и снова бросать в воду. С моей женой это происходило неоднократно.Моего сына оставили на произвол судьбы. Когда меня, а впоследствии и жену, забрали в тюрьму, он остался на улице.С детства Михай был чрезвычайно религиозным мальчиком, его интересовало всё, что касалось вопросов веры. В возрасте девяти лет, когда он остался без поддержки родителей, в его христианской жизни наступил кризис. С горечью он начал предавать сомнению всё, что касалось религии. На его плечи взвалились проблемы, которые детям его возраста обычно не приходится решать. Он должен был сам зарабатывать себе на жизнь.В те времена помощь семьям заключенных христиан считалась большим преступлением. Двух женщин, которые пытались помочь нашему сыну, арестовали и так сильно изуродовали, что они навсегда остались калеками. Ещё одна женщина, которая, рискуя своей жизнью, забрала Михая к себе жить, была приговорена за это к восьми годам заключения. В тюрьме ей выбили все зубы и переломали кости. С тех пор она уже не могла работать. Она тоже осталась калекой на всю жизнь.