Моя убийственная Лилия

***

Кухня была наполнена ароматом чеснока, сыра и томатного соуса — тётя Эрианна, как всегда, приготовила лазанью с любовью и щедростью. Влас сидел за столом, чувствуя тепло семейного уюта, которое так редко удавалось ощутить в последнее время.

Николь болтала без остановки, её каштановые волосы раскачивались в такт жестам.

— Представляешь, Влас, я случайно увидела выступление танцоров на площади! — её голубые глаза горели, как два ярких уголька. — Они двигались так... так красиво, будто невесомые. Я хочу научиться так же!

Парень отломил кусок хрустящей корочки, кивнул:

— Хорошая идея. Запишись.

Но её восторг тут же погас. Пальцы сжали вилку так, что костяшки побелели.

— Но если я начну ходить на танцы, придётся бросить работу... А деньги...

Тётя хлопнула её по плечу, слишком громко засмеявшись:

— Да что ты заладила про деньги! Кушай лучше, пока горячее!

Но мы все знали правду. Долги родителей — как камень на шее. Влас знал, как тётя стирала до дыр одни и те же платья, как Николь вставала в пять утра, чтобы успеть на подработку перед школой.

Влас отставил тарелку, посмотрел сестре прямо в глаза:

— Остался последний спарринг. После него всё будет кончено. Ты будешь танцевать, а не вкалывать за копейки. Поняла?

Она улыбнулась ему — той самой детской улыбкой, которая заставляла его каменное сердце сжиматься, напоминая о том, что оно до сих пор бьется. И вдруг бросилась обнимать, прижавшись щекой к мужскому плечу.

— Ты самый лучший брат на свете!

Тётя Эрианна вздохнула, её морщинистые пальцы теребили край фартука:

— Влас, может, всё же подумаешь о другом заработке? Бокс — это...

— Тётя. — его голос прозвучал резко. — Хватит.

Она замолчала, в её карих глазах читался страх за племянника, который не оставлял душу женщины много-много лет. Эрианна вздрагивает, когда вспоминает о его постоянных проведенных ночах не дома...

Николь, быстро переключившись, вдруг спросила с хитрой ухмылкой:

— Ну что, брат, нашёл себе наконец девушку?

Он фыркнул, отпивая из стакана воды:

— Не смеши. Мне это не нужно.

— Ха! — она закатила глаза. — Любовь не спрашивает, нужна тебе или нет! Она приходит, как... как гроза среди ясного неба!

Тот лишь покачал головой.

"Какая любовь?"

Влас даже друзей-то не заводил, потому что люди — это разочарование, боль и в конечном итоге — предательство. Кто сможет полюбить человека с таким характером, как у него? Кто захочет разбить эту мрачную крепость? Никто. Кому он сможет довериться и оголить сердце? Никому.

Позже, шагая по тёмным улицам, парень ловил на себе любопытные взгляды прохожих. Высокий, широкоплечий, с синяком под глазом — выглядел как типичный гопник.

"Пусть думают так. Мне всё равно".

Его дом встретил холодным полумраком. Интерьер — минималистичный, как казарма: серый диван, стеклянный стол, ни одной лишней детали. Даже картины на стенах казались случайными, купленными лишь чтобы заполнить пустоту.

Влас скинул кофту, остался в одних спортивных штанах. Тело ныло и голова кипела  — последствия неудачного спарринга и боль в висках давали о себе знать.

Панорамное окно во всю стену открывало вид на ночной город. Где-то там, в этих огнях, жила она — Лана.

"Чёрт возьми... Как она умудрилась влезть в мою жизнь?"

Она такая... до невозможности доброжелательная. Своей навязчивой заботой, этими глупыми вопросами, которые заставляли его чувствовать себя подопытным кроликом.

"Две недели... Всего две недели, и она исчезнет".

Но почему-то эта мысль не принесла облегчения.

Влас закрыл глаза, вспоминая её — эти глаза, цвета тёплого застывшего янтаря, полные непонятного мне упорства; аккуратные черты лица, словно выведены кистью на холсте; светлый цвет кожи, как у мертвеца; припухлые розовые губы и вздернутый нос...

"Она ведь завтра придёт. Обязательно придёт, со своими травами и дурацкой улыбкой".

И самое странное — где-то в глубине души он.. ждал этого. Чтобы опять вывесить из себя и злорадно подтрунивать.

***

Я проснулась с первыми лучами солнца, которые золотистыми полосами пробивались сквозь полупрозрачные занавески. Воздух был свежим и прохладным, пахнущим весенней зеленью и едва уловимыми нотами цветущей сирени где-то вдалеке. Выпив чашку крепкого кофе, я вышла на балкон, оперлась о прохладные перила и замерла, наблюдая, как просыпается город.

Небо было бледно-голубым, почти прозрачным, с редкими перистыми облаками, растянутыми по нему, как ватные нити. Внизу, во дворе, стайка воробьев купалась в луже, оставшейся после вчерашнего дождя, их веселый щебет смешивался с далеким гулом пробуждающегося города. Где-то зазвенел трамвай, кто-то громко захлопнул дверь подъезда — обычная утренняя симфония.

— Пап, подбросишь до «Флоры»? — спросила я, заглядывая в гостиную.

Отец, уже одетый в свою привычную спортивную форму — черные штаны и темно-синюю толстовку с логотипом зала, — кивнул, сверяясь с часами:

— Быстро собирайся. У меня тренировка через полчаса.

Мы выехали в тишине, которая длилась ровно до того момента, пока папа не решил нарушить ее своим напоминанием:

— Ты сегодня к Власу зайдешь?

Я усмехнулась, глядя в окно на мелькающие дома:

— Ты так о нем заботишься, будто он уже твой зять.

Руль в его руках дёрнулся, машина слегка вильнула.

— Да не за что. — рявкнул он, и его голос прозвучал резко, как щелчок кнута. — Не смей даже заглядываться на боксеров! Это не те люди, с которыми ты построишь счастливую семью!

Я почувствовала, как внутри меня что-то закипает. Это не из-за Власа, конечно, а из-за того, что папа опять взялся за старое и начал мне указывать. Меня уже двадцать четыре года, а отец видит во мне словно всё еще маленькую девочку!

— А ты что, не боксер? — повернулась я к нему, чувствуя, как щеки начинают гореть. — Значит, с тобой тоже нельзя построить счастливую семью? Что за противоречие!?

Лицо отца исказилось.

– Я тренер!

Он резко прикусил губу, словно поймав себя на чем-то.

— Твоя мать... — начал он, но голос внезапно дрогнул. — Она ушла. Наверное, я был недостаточно хорош. Боксеры – отчаянные люди, которым не нужна любовь, многим из них важны только деньги и получаемый адреналин. Знаю по себе.

Эти слова ударили меня прямо в сердце. В них была такая боль, такая горечь, что мне на мгновение перехватило дыхание.

— Нам и без матери хорошо. У нас счастливая семья. А про боксеров... — тихо сказала я, глядя на свои колени. — Не все такие, не суди по себе.

Отец не ответил. Его пальцы сжали руль так, что костяшки побелели, а взгляд уперся в дорогу с каменной решимостью.

Остаток пути мы молчали. Когда машина остановилась у «Флоры», я быстро выскочила, даже не попрощавшись, как следует.

Отперев дверь, я включила свет. Магазин встретил меня тишиной и легким ароматом цветов — сладковатым, свежим, успокаивающим.

Первым делом я проверила холодильник — цветы выглядели свежими, но некоторые стебли требовали подрезки. Взяла ножницы и принялась за работу, механически удаляя лишние листья и обновляя срезы. Вода в вазах была чистой, но я все равно сменила ее — мне нравилось, когда все выглядело идеально.

Пока я возилась с розами, дверь с шумом распахнулась.

— Лана! Ты не поверишь, что только что случилось! — Камилла влетела внутрь, запыхавшаяся, с растрепанным хвостом и раскрасневшимися щеками.

— Что? — я отложила ножницы, насторожившись.

— Меня чуть не сбила машина! Красный внедорожник!

Лед пробежал по моей спине.

— Где? — спросила я осторожно.

— Буквально за углом! — Камилла, скинув пальто, жестикулировала так, будто заново переживала момент. — Я проспала, бежала, не заметила светофор... Этот мужчина тормознул в сантиметрах от меня!

Она описала водителя: крепкого, с седыми темными волосами и пронзительно-синими глазами.

— Он выскочил, спросил, все ли в порядке... — ее голос стал мягче, почти задумчивым. — Говорит, что злой с утра, как собака. Просил прощения, а я... тоже. И...и... мы смотрели друг на друга! Словно целую вечность!

Я молчала, чувствуя, как подозрение превращается в уверенность.

"Красный внедорожник. Седеющие волосы. Синие глаза. Злой."

— Мы даже посмеялись, — продолжила Камилла, и в ее глазах вспыхнул странный блеск. — А потом... Он так на меня посмотрел...

Я прикусила язык. Если это и правда был папа...

"Интересно, он тоже почувствовал подобное чувство, что и Камилла?"

Но вслух я лишь сказала:

— Главное, что ты цела. Давай готовиться к открытию.

Камилла кивнула, но ее взгляд был где-то далеко, а на губах играла легкая, едва уловимая улыбка.

Когда стрелки часов приблизились к семи часам вечера, я попрощалась с Камиллой и достала из кармана уже помятую бумажку с адресом Власа. Google-карты показали, что идти всего десять минут — повезло.

Вечерний город встретил меня мягким золотистым светом фонарей, которые только что зажглись, отражаясь в лужах после дневного дождя. Воздух пахнет свежестью и едва уловимым ароматом цветущих каштанов — их розовато-белые свечи виднелись в сквере по дороге. Я шла, вдыхая этот запах, стараясь успокоиться перед встречей.

Дом Власа оказался стильным, в темных тонах, с четкими линиями в стиле модерн. Но небольшого размера. Подойдя к двери, я замерла на секунду, не зная, как начать этот разговор.

"Сказать, что папа дал адрес? Или придумать что-то более... изящное? Например, попутным ветром занесло. "

Вздохнув, я нажала на звонок.

Тишина.

Еще раз — снова ничего.

Я уже собралась звонить в третий раз, когда дверь резко распахнулась, и передо мной возник Влас с лицом, на котором читалось раздражение и удивление.

— Ты что здесь делаешь? — недовольно пробурчал он.

— Пришла лечить, — ответила я, стараясь выглядеть уверенной.

— Я медсестру не вызывал, — бросил он и захлопнул дверь прямо перед моим носом.

— Хам! — крикнула я, топнув ногой.

Негодование кипело во мне, как вода в чайнике. Я начала яростно звонить в звонок, раз за разом, пока пальцы не заболели.

— Ты неблагодарный, безответственный, грубый, невоспитанный человек! — орала я, представляя, как он там, за дверью, самодовольно ухмыляется.

Но уходить не собиралась. Это было бы поражением.

Обойдя дом, я заметила окно, которое можно было открыть снаружи.

"Гениально!"

Осторожно, стараясь не издать ни звука, я приоткрыла его и залезла внутрь.

Комната оказалась спальней — вся в черных и серых тонах, удивительно чистая и аккуратная.  Пустая. Ни одного носка на полу, ни пылинки на столе. Вообще ничего, что добавило бы жизни в интерьер.

"Какой педант..."

Прислушавшись, я услышала, как Влас ходит где-то в другом конце дома.

— Ушла, что ли? — донесся его голос, и я еле сдержала смех настоящей коварной злодейки.

Решив напугать его, я тихо выскользнула из комнаты и, затаившись у стены, поджидала момента.

Когда он прошел мимо, я прыгнула ему на спину с криком:

— БУ!

Что произошло дальше, помню смутно: резкая боль, пол подо мной, и звон в ушах.

— Зачем ты подкрадываешься к боксеру со спины?! Дурочка?! — рявкнул парень, но выговаривавшись его голос звучал уже не так зло.

Я лежала на полу, сжимая больную руку, слезы текли сами собой.

Влас вдруг изменился в лице — ярость  сменилась на что-то вроде растерянности.

Он подхватил меня на руки (оказалось, Влас может быть нежным) и отнес на диван. Его руки, обычно такие сильные и резкие, теперь двигались удивительно аккуратно. Влас одной рукой приподнял мои плечи, а другой подложил под спину декоративную подушку с дивана, устроив меня поудобнее. Его пальцы едва касались моей кожи, будто боясь причинить еще больше боли.

— Где болит? — спросил он.

Я молча показала на руку и нижнюю часть спины.

— Не трогай меня, — прошипела я, словно раненная кошка, но голос жалко дрожал.

— Я хочу помочь, — закатил брюнет  глаза.

— Ты уже помог, спасибо. Надеюсь, ничего не сломал.

— Сама виновата, — пробурчал он.

И тут я вспомнила про травы, которые все еще сжимала в кулаке.

— На! — швырнула я их ему в лицо. — Завари и попей!

Влас тяжело вздохнул, подобрал травы с пола.

— Сиди, — коротко бросил он и исчез в коридоре.

Возможно, мне стоило выбрать другой способ "мести".

Но что сделано, то сделано.

Теперь главное — чтобы Лоренс не выгнал меня обратно через окно.

Я слышала, как где-то на кухне хлопают шкафчики, звенит стекло. Через пару минут он вернулся с таблеткой на ладони и стаканом воды. Поставил передо мной со стуком. Затем сел рядом.

— Выпей. Обезболивающее.

"Кто из нас вообще должен друг друга лечить? Как так получилось, что сейчас больная сижу тут я, а не он?"

Я горько усмехнулась:

— Ага, сейчас. Мало ли что ты мне даёшь? Тебе доверия нет. — назло ему вредничала я, желая потрепать нервы.

Его брови дёрнулись, глаза сузились до щелочек.

— Либо молча пьёшь, либо страдаешь. Выбирай.

Я показала ему язык, но всё же схватила стакан и залпом проглотила таблетку. Затем с таким грохотом поставила его на стеклянный столик, что тот зазвенел.

— Ты свои травы проклятые выпил? — процедила я сквозь зубы.

Влас скрестил руки на груди:

— Откуда мне знать, как эти травы готовить?!

— Неуч! — нервно гавкнула я и, как только боль в спине ослабла, подскочила с дивана.

Мои шаги гулко разносились по паркету, когда я маршировала на кухню. Вся горела от ярости — если бы он сейчас подошёл ближе, моя ладонь уже ощущала бы жар его щеки. Но Влас, к его благополучию, сохранял дистанцию, наблюдая за моей бурным негодованием со стороны.

Кухня оказалась такой же минималистичной, как и весь дом. Чёрные фасады шкафов, стальная техника, никаких лишних деталей. Я яростно хлопала дверцами, доставая кастрюльку, с силой включала кран, чтобы набрать воды.

— Вот же негодяй, — бурчала я, как бабка старая, бросая в кипяток горсть ромашки. — Я тут из-за него чуть копчик с рукой не сломала, а он... Болван!

Пока отвар закипал, я схватила ложку и начала так интенсивно помешивать, что брызги летели во все стороны. Зверобой, мята, кора ивы — всё полетело в кастрюлю с таким видом, будто это не лекарство, а яд для самого ненавистного врага.

Через десять минут я ворвалась обратно в гостиную с дымящимся стаканом в руках.

— На! — впихнула я его Власу прямо в ладонь, едва не расплескав кипяток. —
Вложила всю душу и любовь!

Он принял стакан, наши пальцы соприкоснулись, что обожгло мои, и... Влас усмехнулся.

Губы его дрогнули, в глазах вспыхнул тот самый противный огонёк, от которого мне хотелось его задушить.

— Повежливее, пожалуйста, нянечка. Я мальчик нежный, — протянул он, намеренно растягивая слова.

Я замерла, ощущая, как по щекам разливается краска.

— Ты... — начала я, но слов не нашлось.

Влас поднёс стакан ко рту, сделал осторожный глоток и скривился:

— Гадость редкая.

— Так тебе и надо! — выпалила я и, развернувшись, плюхнулась обратно на диван, скрестив руки.

Он продолжил пить, причмокивая с преувеличенным отвращением, но до дна.

Тишина повисла между нами — напряжённая, но уже не такая враждебная.

"Чёрт. Всё-таки выпил. И не подавился. В следующий раз отраву подсыплю, он и не заметит."

Я украдкой наблюдала, парень развалился в кресле, закинув ногу на ногу, руки за головой. Его поза кричала о самодовольстве, а лукавая улыбка так и норовила вывести меня из себя.

— Ну что, — сказал он. — Теперь ты довольна?

Я ответила ему самым раздраженным и злым взглядом, на который только была способна.

Но внутри уже клокотало что-то другое...

Что-то вроде странного удовлетворения.

— Нянечка, — протянул он, — уже сдаёшься?

Я сидела на диване, скрестив руки, и упрямо смотрела в окно, избегая его взгляда.

— Дай бумажку и ручку, — резко сказала я.

— Зачем? — он приподнял бровь.

Огонь внутри меня вспыхнул с новой силой.

— Хватит задавать вопросы! — сорвалась я, прыснув нервно руками.

Влас лишь усмехнулся, но всё же встал и принёс блокнот и ручку. Я схватила их и начала яростно выводить инструкции:

"Ромашка — утром и вечером, мята — если болит голова, кора ивы — вместо обезболивающего..."

Он стоял рядом, наблюдая, как я царапаю бумагу нажимом ручки. Когда я закончила, с силой ткнула листок ему в грудь.

— Я больше не приду. Вари, как хочешь. Не умеешь — ищи бабку-знахарку.

Влас рассмеялся, и в его карих глазах блеснул огонёк.

— Так всё-таки сдаёшься? Не выдержала и недели? — он растянулся в победной улыбке. — Я так и знал.

Я осознала, что веду себя как капризный ребёнок, но отступать было поздно.

— Если будешь издеваться, – пожалуюсь отцу. Он тебя из этого мира изживёт, — холодно сказала я.

Влас хмыкнул:

— Однако завтра придёшь?

— Приду. Прихвачу яду, отравлю и скажу, что так и было, — высокомерно ответила я, подняв подбородок.

На улице уже сгущались сумерки. Влас проследил за моим взглядом уставленным в окно.

— На такси? Спешу огорчить, в нашем городе их вечером с огнём не сыщешь, — насмешливо бросил брюнет.

— Отстань, — процедила я, но внутри защемило.

"Как я доберусь домой?"

Влас скрестил руки и высоко поднял голову:

— Могу довезти на мотоцикле. Если хочешь.

Его тон звучал так, будто он делает мне одолжение.

— Мне от тебя ничего не нужно, хам.

— Ну как хочешь, — пожал он плечами. — Тогда удачи дойти пешком.

Я уверенно направилась к двери и распахнула её.

Передо мной раскинулась тёмная, глухая ночь, освещённая лишь одиноким фонарём. Откуда-то донёсся жутковатый вой — то ли шакалов, то ли просто ветра. Я замерла на пороге, чувствуя, как по спине пробегают мурашки.

— Всё ещё не хочешь, чтобы я тебя довёз? — раздался его голос прямо у моего уха.

Я резко развернулась. Влас стоял, засунув руки в карманы, с едва уловимой усмешкой.

— Если хочешь... — прошептала я.

— Что-что? — он нарочно сделал вид, что не расслышал.

Я надула губы и сделала максимально жалобное лицо:

— Если меня загрызут шакалы или убьёт маньяк, будешь объясняться с отцом. Он знает, что я у тебя.

Влас вздохнул:

— Поехали.

Лоренс накинул кожаную куртку, и мы вышли. Его мотоцикл стоял за домом — чёрный, брутальный, с блестящими деталями.

— Второго шлема нет, — предупредил он.

Я молча села сзади, стараясь не касаться его спины. Влас не заводил мотор, явно ожидая, когда я обниму его.

— Ну? — резко спросил он, теряя терпение.

Я сдалась. Обхватила его руками, прижалась щекой к спине и закрыла глаза.

Мы тронулись.

Сначала я боялась пошевелиться, но постепенно расслабилась. Открыла глаза и увидела, как ночной город проносится мимо — огни витрин, силуэты домов, тёмное небо, усыпанное звёздами. Было красиво и... свободно. Я даже забыла, что держусь за Власа.

Непроизвольно улыбнулась.

Он повернул голову, и я тут же сделала каменное лицо.

"Не дам ему повода думать, что мне нравится".

Назвав адрес, я почувствовала лёгкое головокружение, когда мы остановились у моего подъезда.

Влас снял шлем и оценивающе посмотрел на меня:

— Порядок?

— Да. Ты? — вдруг вспомнила я про его сотрясение.

— Нормально.

Я шагнула на тротуар и, прежде чем уйти, бросила:

— Пока. Завтра дверь перед моим носом не закрывай, а то мотоцикл разобью.

Он фыркнул:

— Не посмеешь.

Я загадочно ухмыльнулась:

— Вот завтра и проверим.

И ушла, не оборачиваясь, но чувствовала его пристальный изучающий взгляд у себя за спиной.