Глава 12 Дэвид
Вот как выглядит рай, я был в этом уверен. Еда подавалась волнами, и каждое блюдо становилось моим новым фаворитом. Спагетти... антипасто... чесночный хлеб... лазанья, которая, казалось, была приготовлена ангелами, какое-то величественное рагу из говядины, и, наконец, корона всех десертов: тирамису.
— Ты точно уже не голоден? — снова спросила меня мама, взглянув на тарелку, которую я почти вылизал. Она помахала своей деревянной ложкой с такой точностью, что мне стало ясно: она знает, как ею пользоваться, когда я попытался назвать её миссис Кьярелли. — Ты такой худой мальчик. Тебе нужно больше есть! Особенно теперь, когда ты ешь за двоих.
Я положил руки на свой раздутый живот.
— Я бы ел, честно, мама! Но, клянусь, этот пищевой малыш пытается вырваться из меня, как в – Чужом. Может, я помогу убрать остатки? Еды ещё много осталось.
Мама пододвинула ко мне ещё половину порции лазаньи.
— Убирать будет лишней работой. Нет, когда остальные вернутся, всё быстро исчезнет.
Только она это сказала, как входная дверь распахнулась без стука или звонка.
— Мама! - позвала женщина. - Поможешь взять Мию? Франчи всё тянет её за волосы, чтобы проверить, настоящие ли они, - сказала она. - Я не могу её отпустить, а в машине ещё две сумки с одеждой.
— А где Доун? — отозвалась мама, медленно помешивая что-то волшебное в кастрюле. - Она теперь слишком хороша, чтобы помогать своей маме?
— У неё и так руки заняты!
Я вскочил на ноги, чтобы помочь, и появился в прихожей, где увидел женщину с тёмными волосами, взбитыми вверх, и морщинкой усталости у глаз. Она держала младенца в одной руке и огромную сумку в другой, а маленькая девочка цеплялась за её ноги.
— О, ты должно быть Дэвид, — сказала она. Её глаза оживились, когда она с любопытством изучила меня. Это, должно быть, единственная сестра, с которой я ещё не был знаком. Она протянула мне младенца с такими же тёмными волосами. — Я Тони. Держи. Просто держи её подальше от Франчи, и всё будет хорошо. Я сейчас вернусь.
Она прошла мимо меня, чтобы поставить сумку, а затем направилась обратно на улицу. Смех остальных сестёр Бумера эхом раздался в доме, когда дверь открылась, и стих, когда она захлопнулась.
Я держал Мию перед собой, её маленькие ножки свободно болтались, и мы с любопытством смотрели друг на друга, пока девочка ... Франчи? ... полностью меня игнорируя, пробежала мимо, крича:
— Нонна!
Я последовал за ней, всё ещё держа младенца перед собой. Валентина, одна из младших сестёр Бумера и единственная, кто не отправился за покупками, засмеялась, прежде чем прийти мне на помощь. Папа поднял глаза из-за книги, чтобы проверить, что происходит, а затем снова углубился в чтение.
– Я не знаю, как держать ребёнка, — признался я.
– Это очевидно. Думай о ней скорее, как о футбольном мяче, а не баскетбольном. Она взяла её и устроила поудобнее в моих руках.
– Я никогда особо не увлекался спортом.
– В баскетболе мяч держат перед собой, чтобы его можно было отбивать. В футболе его прижимают ближе, чтобы защитить. Защитить, а не отбивать. Понял?
– Ты смеёшься надо мной. - Но Миа действительно чувствовала себя увереннее в моих руках.
– Может, немного. Но не переживай. Скоро научишься.
– Валь! — закричала мама из кухни. – Куда пропала эта моя ленивая дочь? Мне нужна ещё одна бутылка оливкового масла из подвала!
– Иду, мама! - Валентина похлопала меня по руке, прежде чем исчезнуть. У меня не было времени беспокоиться о том, что я остался один с ребёнком, потому что клан Чиарелли ворвался обратно в дом с полными пакетами, разговаривая без остановки и все одновременно.
Я не мог понять, где начинался или заканчивался поток разговора, потому что каждый из них говорил одновременно, но никто не выглядел раздражённым или запутавшимся. И половина их разговора была направлена на меня ... я услышал обрывки описаний брюк, рубашек и шляп, прежде чем Папа отложил свою книгу, взял меня за локоть и вывел меня с Миа из комнаты в коридор.
– Кажется, у них есть вещи, которые я должен примерить или что-то в этом роде, — сказал я, оглядываясь через плечо.
Папа покачал головой.
– Поверь, этот поход по магазинам был гораздо больше для них, чем для тебя. Они просто закружат тебе голову, если ты вмешаешься. Ты был лишь предлогом. Если бы не ты, это был бы танцевальный концерт Доун или пикник у Романо на следующей неделе.
Он, похоже, был прав, поскольку тон их голосов оставался неизменным, пока мы уходили по коридору в небольшую детскую.
– Они никогда не ищут меня здесь, — сказал он с гордостью. – Я в жизни не менял подгузников!
– Никогда?
Он сел в кресло-качалку.
– Ни разу. Между мамой, моими сёстрами и нашими мамами, даже с шестью детьми, всегда находился кто-то, кто занимался этим. - Он протянул руки за Миа. – Но я профессионал в обнимашках с моими бамбини.
Я передал её ему, всё ещё поражённый мыслью, что отец никогда не менял подгузников. Никогда. В своей жизни. Моя мама бы этого не допустила... И если Бумер думает последовать примеру своего Папы в этом, у нас будет серьёзный разговор. Я сел на пуфик рядом с ними.
Папа действительно оказался хорош с детьми, или, по крайней мере, с Миа. Он играл с ней в – ладушки, двигая её ручками, и удерживал её внимание с лёгкостью, которой я восхищался.
Я не мог поверить, что скоро у меня тоже будет ребёнок. Миа была такой маленькой и хрупкой! А новорождённый будет ещё меньше.
– Можно мне её подержать?
Улыбка Папы была одобрительной.
– Конечно.
На этот раз я чувствовал себя более уверенным, беря её на руки и устраивая в сгибе локтя.
– Сколько ей?
– Всего месяц, — сказал Папа. – Самая младшая из девяти внуков. Десять, если считать твоего. Доун самая старшая, ей двенадцать, а её мама — Тони, моя старшая дочь. У Тони пятеро: Доун, Рэйчел, Надя, Присцилла и Джорджи.
– Не Миа? — спросил я, озадаченный.
– Нет, Миа — младшая дочь Анджелы.
– Но... Тони...
– Ох, эти девчонки меняются детьми, будто они у обеих родились. У Энджи ещё трое: Касия, Венди и Берни.
– Берни? Это единственный мальчик?
Папа рассмеялся.
– Если бы. Нет, эта семья проклята, — он кашлянул, поправившись, – то есть благословлена девочками. Берни — это сокращение от Бернис. Это семейное имя со стороны её отца. - Он пожал плечами, словно говоря: – Что тут поделаешь?
У меня в голове крутились все эти имена, а сестры, которые менялись детьми, только больше сбивали с толку.
– Значит... все девочки?
Папа кивнул с видом человека, смирившегося с судьбой.
– Все девочки.
– Папа! Дэвид! — кто-то, возможно, Тони, закричал из главной части дома.
Папа встал, забирая у меня Мию.
– Это знак, что мы им понадобились. Думаю, тебе предстоит стать зрителем модного показа.
– Они часто так делают?
Эта семья была безумной... но мне это нравилось. Они кружили мне голову, но это только сильнее втягивало меня в их сеть любви.
– Каждый раз, как идут за покупками.
Мы не спешили по коридору, хотя Тони продолжала нас звать.
– То есть мы просто сидим, киваем, улыбаемся и говорим, что всё выглядит отлично?
– Ха. Хотел бы ты. Думаю, на этот раз ты будешь моделью, сынок.
Папа подтолкнул меня в гостиную, которая выглядела так, будто шкаф взорвался на мебели. Когда я обернулся к нему в удивлении, его уже не было. Меня бросили на растерзание. В прямом смысле.
На удивление, всё оказалось не так уж плохо. Сёстры Бумера имели хороший вкус в одежде и понимание посадки, а под командованием Тони, напоминающим военные приказы, одежда быстро сортировалась на стопки – оставить, и – вернуть для каждого магазина. Даже после этого у меня осталась огромная гора вещей, которые мне предстояло оставить — вероятно, больше, чем у меня вообще было в шкафу.
– Сколько я вам должен? — спросил я у Тони, когда отсеянные вещи унесли в машины, а оставшиеся сложили в моей комнате. – Наверное, вам нужно будет разобраться с чеками и всем таким...
Тони скрестила руки на груди и прищурилась.
– Как будто мы возьмём деньги с семьи. Считай это подарком от нас всех.
– Подожди, пока тебе не понадобятся вещи для беременных, — сказала Анжела, развалившись на диване и предупредительно указав пальцем. – Ты пойдёшь с нами в следующий раз. Не отвертишься.
Их любовь и принятие окутали меня так же крепко, как и объятия Бумера. Такой контраст с реакцией моих братьев на нашу связь.
– О, не напоминай мне о беременности, — сказала Тони, свернувшись рядом с сестрой.
Из кухни донёсся голос мамы: – Тереза! Отправь сюда свою ленивую сестру помогать мне!
Сёстры переглянулись.
– Вчера ленивой была я, — сказала Тони.
– Это точно не я, — произнесла Тереза.
– Это я, — вздохнула Валентина. – Я сегодня утром разбила два её бокала для вина марки Marquis.
Женщины одновременно поморщились.
– Где эта лентяйка?
– Лучше поторопись, пока она не разозлилась по-настоящему, — сказала Анжела, а потом так резко сменила тему, что у меня чуть не закружилась голова. – Так, Дэвид, вы уже обсуждали имена?
– Ох, ну, мы еще не ходили к врачу, чтобы под...
– Я выбрала имя для девочки — Зоря, когда мне было пятнадцать, – перебила Тони. – Я сказала Луке, что он может выбрать имя, если это будет мальчик, но если девочка — то она будет Зоря. Без вопросов.
– Она так делала каждый раз, – добавила Анджела.
– Кроме Георгины. - Тереза подтянула ноги под себя. – Лука практически сдался в попытках дождаться мальчика к тому моменту. Так что он заставил ее пообещать, что в этот раз он сможет назвать ребенка так, как захочет.
Тони передернуло.
– Но он хотел назвать ее Герда.
Анджела встала.
– Но она заставила его передумать. Я пойду возьму вина. Кто-нибудь хочет? Нет, не ты, Тереза. Дэвид, ты хочешь сок или что-то еще?
– Воды было бы...
– Отлично, сейчас вернусь.
Прежде чем сестры снова отвлеклись, я спросил: – Так как ты заставила его передумать?
Губы Тони изогнулись в довольной улыбке.
– У нас, омег, есть свои способы.
Тереза зажала уши руками.
– Фу, Тони! Бе. Нет.
– О, да ладно тебе, Тесса. Ты же в старшей школе. Даже не притворяйся.
Тереза энергично покачала головой.
– Я не хочу слышать о тебе и Луке. Никогда. Сколько бы щенков у вас ни было. Это как думать о маме и папе.
Анджела вернулась с тремя бокалами вина: один для себя, один для Тони и один для их относительно более тихой сестры Марии.
– Но, если бы это не сработало, я, вероятно, просто сказала бы доктору другое имя. Лука потерял сознание, когда они выложили мои внутренности на стол.
Я поперхнулся водой.
– Они что сделали?
Тони кивнула.
– Первые четверо были естественными — и без обезболивания. Но после того, как Присси порвала мне промежность, я поклялась, что больше без обезболивания не рожу. Ты бы подумал, что после трех детей четвертый просто выскользнет, но нет. Она была настоящим монстром.
Мои глаза расширились.
– Разрыв?
– Ты думаешь, это плохо? - Анджела наклонилась вперед, размахивая пальцем в воздухе. – Я рожала Касию два дня, и в итоге у меня был сломан копчик, и я не могла нормально сидеть несколько месяцев.
Теперь я не был так уверен насчет этой идеи с родами.
– Хватит пугать Дэвида, – приказала мама, входя в комнату с Валентиной, их руки были завалены подносами с райскими угощениями. Папа проскользнул за ними с Мией на руках. – Плохие вещи — это не норма, – заверила она меня, протягивая стакан воды и нагружая тарелку угощениями, прежде чем поставить ее мне на колени. – Я родила всех этих лентяев без обезболивания и уже на следующий день вернулась на кухню готовить.
Даже это звучало ужасно для меня.
– А после Касии остальные были как будто сходить в туалет по большому. Я на самом деле родила Мию в ванной, потому что не знала, что роды уже так далеко зашли. Просто села и плюх.
О боже, всем нужно перестать говорить прямо сейчас.
Мама сердито посмотрела на Анджелу и села, обняв меня рукой.
– Обещаю, Дэвид, каждая минута стоит того ... и хорошая, и плохая.
Франси прижалась к маме и положила свою кудрявую голову на её бедро. Мама провела пальцами по волосам девочки. Семья погрузилась в редкий момент тишины.
– Хватит этой приторной сладости, — объявила Тони. Она вскочила с дивана и опустилась на колени рядом с книжным шкафом, перебирая корешки книг. – Ага!
Её сестры начали смеяться, как только увидели обложку большого альбома, который Тони достала.
Она торжественно вручила его мне, понизив голос и сказав: – Это альбом малыша Саймона. Я ждала этого момента долгие годы.
Остальные члены семьи собрались вокруг нас, и я расхохотался, увидев первое изображение — пухлый, слишком серьёзный малыш Бумер, покрытый с головы до ног спагетти, с миской на голове, словно шляпой.
– Он не улыбался до четырёх лет, — сказала мама, и на всех фотографиях у него было одно и то же слишком серьёзное выражение лица.
– Что случилось, когда ему исполнилось четыре?
– Тогда он впервые держал бенгальский огонь, — ответила Мария с отточенной интонацией семейной легенды. Явно, она даже ещё не родилась тогда.
– А ещё он поджёг мои волосы этим огнём, — добавила Анджела. – Вы должны увидеть эту стрижку, которую мне пришлось сделать после этого! Вот она. Двухлетним детям точно не стоит носить маллет.
Их разговоры и смех развеяли ужас от рассказов о родах и отвлекли меня от мыслей о том, в какой опасности мог находиться Бумер в эту самую минуту.