Прозрачно

Если вас спросят: «убить или быть убитым» — какой ответ вы дадите?

Все же поняли, да? Хорошо. Прекрасно. Ох, не смотрите так, словно вы тут все ангелы. Лучше ка ответьте мне на последний вопрос. Убьёте ли вы человека, который вам дорог, или сами напоретесь на нож, который он держит? Сложнее, правда? А странно, что вы так растеряли весь свой пыл, стоило только дать конкретики. Ведь все мы такие независимые, пока это нас не касается. А вас это очень даже касается. Своими пальцами грубоватыми трётся о худые скулы, обводят линии ваших шей, спускаются на ключицы, касается мочки уха и вашего сердца. Возможно — и чего-то ниже.

Только ответ всегда был один. Вы никогда не восстанете против того, кого любите. Даже если будете отдавать всего себя логике и фразам: «Я у себя один. Меня беречь нужно». Ни-ког-да.

Но вот единственный вопрос, на который вы вряд ли сможете дать ответ, так это: «любить или быть любимым?» Это ведь так трудно и жалко — отдавать всего себя, чтобы показать человеку чувства. И так просто, когда ничего не чувствуешь в ответ. И вы же сейчас наверняка отворачиваетесь от экрана, чтобы не плюнуть в текст — душу — за такую правду, верно? Но насколько же вы избирательны, давая себе повод быть лучше. Выбираете оба варианта. Любить и быть любимым. Это правильный баланс. Я поддерживаю вас в этом.

Только почему тогда вы не можете выбрать всё в первом вопросе, ставите себе ограничения? Не хватает фантазии? Жаль. Очень-очень жаль.

Ведь зачем восставать против дорогого человека, когда можно стать плечом к плечу и...

Убить.

***

Виктор распахивает глаза, не поднимаясь с деревянного пола, продолжая разглядывать потолок. Чертовщина какая-то снилась. Честное слово. Виктор рукой проводит по лицу, приводя дыхание в норму и размазывая пот по лбу. Осторожно присаживается, опираясь спиной о диван, и кидает взгляд на часы. Половина шестого утра, а за окном по-прежнему темно. Виктор широко зевает и поднимается. Они вчера проверили, что воду в доме не отключали. Гайос наклоняется, и ртом захватывает струю воды. Позвонки тянет, заставляя вздрогнуть и раскорябать уголок рта железом.

Но стакан он так и не берёт в руки.

Виктор осматривает себя в отражении стеклянной тары для химикатов и опытов, приглаживает волосы мокрой ладонью и одергивает свитер вниз, чтобы смотрелось не настолько непотребно.

Он осматривает помещение ещё раз и, подбирая выпавший кошелёк, уходит отсюда, не запирая дверь на ключ. Они сюда больше не вернутся. Никто из них. Только дверь неприятно лязгает, озаряя квартал неприятным скрипом, заставляя поморщиться.

Убить.

Солнце только начинает подниматься из-за границы небосклона и освещает только Пилтовер, не успев добраться до нижнего города. Гайосу нравится эта полу-тень. И малое количество зевак с пушками на улицах. И своё спокойное состояние — чего давно не было.

Убить.

Он старается не возвращаться мыслями ко сну, но его утягивает в воспоминания, и он не находит причин сопротивляться. Продолжает брести по улице, пиная гальку под ногами и шаркая ботинками по земле.

Убить.

Он и правда позволит себе не испытывать терзаний по поводу смерти Сейло. И ни за что не даст убить себя. Ни себя, ни Джейса. Это аксиома. Виктор даже думать об этом не собирается. Оливию тоже было бы прекрасно убрать, но у них сделка, а Гайос уважает условия. Особенно выгодные.

Ему не особо важно, что случится с Рунтерной после. Потому что он — они — всё равно уедет в Илос. И пусть по замыслу учителей Джонен им нужно непонятно что и данные, которые будут уничтожены — Виктору всё равно. Хоть истребляйте город. Более того — он рад. Так даже лучше. Вся подноготная его не слишком интересует.

Но вот ответ на вопрос «Любить или...» заставляет сомневаться в собственной адекватности. Он сейчас находится во втором спектре этой фразы. Но это только со стороны. На самом деле он захватывает и первую часть. То, что по сути он делает всё лучшим образом. Но вот то, что оказывается, что его усердия невидны — больно. Как долго он сидел на полу, пялясь в одну точку и размышляя о том, что Джейс счел всё шуткой, глупой выходкой и свалил? Как обычно. Счел шуткой то, что Виктор взращивал в себе годами и осторожно, медленно, аккуратно делился этим с Талисом. Только, чтобы в конце получить жесткую пощёчину. Благо только мысленную.

Если бы Джейс знал, что сделал для него Виктор, и что он чувствует (хотя Виктору казалось, что он предельно ясно донес уже эту мысль) — возможно, всё сложилось бы иначе. Но кажется, что всё равно бы так было. Потому что Джейс, вероятно, думает так же. И они просто бьются в невидимую стену, которую можно было бы разбить разговором. Но они увиливают от такого простого действия, продолжая колотить по ней кувалдами.

Болванов в этой комнате два.

Гайосу не по себе от очевидности. Не по себе от того, что в сердце не возникает желания это исправить. Он так устал. Человечески отдохнуть хочется без попыток всё починить и заставить держаться только благодаря соплям из носа из-за слез. Надоело. Виктору это надо, но он не готов. Не сейчас. Может и никогда.

Он снова шагает по мосту, ведущему из Зауна в Пилтовер.

***

Ей так не идёт это чёртово платье — с рюшечками до колен, розового цвета. Оно пышное и портит её фигуру своими рукавами-фонариками. Она надеется, что ей будет дозволено срезать их. Но Виктор, стоящий рядом, только насмешливо выгибает бровь, когда она делает замечание о форме наряда и дергает за резиночки. Чтоб черт его побрал. Тоже. После нее.

Влюбилась в того, кого хотел её заказчик? Так же там по истории всё происходит?

Ну тогда образ очень даже соответствует идее.

Оливия благодарна Гайосу только за один момент — он разрешил выбрать туфли самостоятельно. И она выбрала балетки на плоской подошве с красивыми лентами, которые обвивают её лодыжки. Там гораздо удобнее бегать по крышам, чем в дурацких туфельках. И хоть это не основная часть наряда, но засветиться ей в этом придётся. А потом бежать. Быстро и долго. Она не жалуется. Её квартира давно выглядит никак. Только кровать. Всё остальное сожжено.

Оливия поправляет укладку и невидимку в пучке, разворачивается с невинными глазками к Гайосу и осторожно улыбается. Чертова святоша. Господи, прости.

— Мистер Гайос... Я красивая? Вам нравится образ, который я подобрала специально, — она томно вдыхает, прикрывая глаза от волнения. Ресницы трепещут, — для Вас? Я так старалась, мистер Гайос, — прикусывает нижнюю губу острыми зубками и позволяет стрельнуть глазками на ширинку Виктора.

Он цокает на её спектакль и хромает ближе, опираясь на трость тяжелее обычного. Оливия гадает, что произошло с его губой и почему там алеет свежая рана. Укусили в порыве страсти или кулаком проехали от злости? О, она была так рада, когда Виктор отшил Джейса всего двумя словами: «ничего личного». Она не видела реакцию Виктора, но вылетевший из убежища Джейс был невероятно... Горяч. Несомненно — именно таким. Интересно, насколько сильной была пощёчина Талиса и как у него рука поднялась? Оливия хмыкает.

Виктор такой же, как она. Всё или ничего. Идёт по головам. И самое главное — целует ради достижения цели, а не по желанию. Ей так нравится, что их с Гайосом сделку ничто не нарушит и не сломает. Она убедилась в этом вчера. Для него важны только он... И Джейс. Нарушать сделку он не планирует.

Он отпустит её на все четыре стороны, будет молчать до смерти о её роли — настоящей роли — во всём этом замесе. И, конечно, не станет препятствовать остальным действиям в Рунтерне ни своими, ни чужими руками. Ей будут гордиться учителя. Как и всегда.

Она сама будет гордиться собой.

Оливия смотрит на Виктора, который смотрит на неё в упор и протягивает руку. Она вкладывает свою ладонь в его.

— Идем, милый, сегодня я убью тебя.

***

Джейс стоит около Сейло. Сегодня он будет возле него весь день, чтобы ни в коем случае не пропустить нужный момент. Ладони потеют, лоб давно уже взмок, но Талис только громче и настоятельнее просит охладить температуру в комнате совета. Они дожидаются Хеймердингера, который сегодня задерживается по неопределённым причинам — когда Джейс ему звонил, старикашка только хрипло кашлянул, пробурчал, что скоро будет, и скинул трубку. Талис был уже не в себе от злости.

Сейло сегодня был особенно расслаблен. Он ухмылялся, отпускал едкие комментарии в сторону прикида Джейса и о том, что с такими мешками под глазами ему не долго оставаться на этой должности. Талис знал, что советник имеет уж точно не синяки. Точно не их. И его раздирала изнутри борьба с самим собой.

Он. Не. Должен. Ляпнуть. Лишнего. Сегодня нельзя.

Наушник в ухе хрипит, и Талис дергается еле заметно, делая вид, что просто наклонился почесать ногу. Он поправляет тонкий крючок в ушной перепонке. Голос Виктора раздается секундой позже:

— Все меня слышат? Постучите дважды по динамику, если всё ок.

Джейс немедленно выполняет, а потом, в продолжение движения, зачёсывает непослушные волосы назад, чтобы никто не обратил внимания на тонкую леску, торчащую из уха. Хорошо. Ладно. Работает. Сегодня всё произойдёт.

Он вытирает ладони о колени и складывает руки на столе, удобнее устраиваясь на своём месте.

— Мириллия, что ты видишь? Все советники в зале? Мы можем начинать? — Джейс порывается спросить у советников, где последний их член, чтобы Виктор все понял, но осекается. Это было бы странно, учитывая, что сам Джейс звонил ему пару минут назад.

— Там только семь человек. Одного не хватает.

Слышен громкий выдох Виктора, явно раздражённый и Талис не успевает подавить раздражение, которое расплывается по венам. У него до сих пор кошки на душе скребут. До сих пор. Ему бы так хотелось, чтобы Гайос пришёл, взял свои слова назад и поговорил с ним. Хочется. Но он этого не желает. Виктор трудно понятный для остальных и не много для Джейса. Талис боится, что Виктор имел в виду что-то другое. И боится знать это. Он заталкивает мысли назад, когда дверь распахивается. Талис глазами улавливает охрану Сейло, а потом и низкую фигурку профессора.

Хеймердингер заходит, вскинув голову повыше и выпрямив спину. Кладёт руки за спину и проходит на своё место. Все ждут молча, пока он усядется. И Мэл Медарда начинает собрание отключением света. Наушник хрипит снова, заставляя пропустить первые слова советницы.

— Виктор, все на месте, — Мира тараторит, и лязг винтовки громом в сердце приходится.

— Мы начинаем. Я отключаю прибор. Связи у нас больше не будет. Увидимся в «икс-икс».*

Хрип снова слышен, и Джейс возвращается в реальность. Он вслушивается в слова советников, вникает, вставляет своё слово. А сам поглядывает на часы. Пятнадцать минут. Когда пройдёт пятнадцать минут, всё придёт в движение. Нога трясётся под столом. Кашель советника Торса противен, и Джейс двигается дальше от него к Сейло. Тот чуть ли не в носу ковыряется от скуки.

— Советник Ромн, — Мэл прерывает чужую речь поднятой ладонью. — Нет смысла выводить железную дорогу в Заун. Они разнесут все новые вагоны, которые мы пустим. И мы потеряем составы, на которые потратили слишком много средств. Разумнее будет провести Ж/Д по границе. Зауновцы смогут пользоваться...

Джейс отключается, поглядывая на затемнённые окна... Как будто ночь. Единственный свет идёт из верхнего открытого окна, которое впускает воздух внутрь, не давая задохнуться. Он прикидывает в голове: хватит ли точности Мире прострелить мозг Сейло? И почему не сердце? Ведь она тогда обещала оставить это для Виктора. Но Гайосу то оно зачем? Джейс хмурится, пальцами отбивает ритм по записной книжке. Сейло кидает в его сторону презрительный взгляд.

Талис гнусно ухмыляется, радуясь, что тот умрёт в ближайшие десять минут.

***

Синица сжимает плечо Славы на последок и натягивает бандану до носа, скрывая лицо. Его из мертвецов никто не узнает, но страховка нужна всегда. Он шагает в туннель первым и пробирается внутри согнувшись. Слишком мало пространства. Он идёт быстро, дышит через раз. Фонарика у них нет, а пальцы скользят по стенам. Эти чёрные ходы всегда в таком ужасном состоянии. Перчатки намокают от конденсата между плитами, но Михаил не отрывает рук от них. Он потеряет ориентацию в пространстве, если такое произойдёт.

Свет через щель пробивается кое-как, но маячит в конце туннеля, и Синица ускоряется. Дыхания Славы не слышно, но шарканье — да. Синица не оборачивается. Они потратили уже и так минут пять на то, чтобы пробраться по туннелю, судя по его внутренним часам. Нож соскальзывает в пальцы. И когда он отодвигает люк, вылезая из-за стены за один из охранников, перерезать горло становится лёгким действием.

Но двое других уже несутся на него с пушками, и остаётся только метнуть кинжал — одному в грудь, а второго берет на себя Слава.

Он втыкает в него электрошокер и нож. Не вытаскивает клинок из раны, не даёт крови вытечь.

Михаил придерживает и свой труп в руках с колотой раной меж позвонков. Ловит ухмылку напарника и быстро отступает к двери второго зала. Открывает её свободной рукой и вкидывает туда тело первого. Остальных притаскивает Свечка за волосы. Они закрывают зал на ключ, носком ботинка подтирают капли крови и Михаил толкает Славу обратно в туннель, залезая следом. Ждать в коридоре непростительно. Он посидит здесь.

— Миш, — Слава тянет к нему свое запястье с часами. — Осталось три минуты, — он кивает. Достаточно.

— Возвращайся. И купи по дороге пачку крекеров с газировкой, пожалуйста. Мне нужна будет компенсация после такого, — машет рукой в воздухе, и Слава кивает, разворачивается и исчезает в полумраке.

Синица молится, чтобы он добрался до «икс-икс» целым и здоровым. Сам тянется в карман за кликером для связи с Мирой и обводит пальцем контур. Ему следует нажать кнопку в центре через пару минут, чтобы дать сигнал Мириллии на крыше — о том, что он готов стрелять. Стоило бы уже вылететь, прислуга его точно не увидит. Тут её нет. А та, что есть, получила приказ не появляться в этом крыле во время собрания. Пора.

Михаил толкает люк.

Он не открывается.

***

Мириллия закручивает последний столб и проверяет крепления. Ставит распорку, подкладывает между плечом и винтовкой кусок матраса для более мягкой отдачи. Через прицел присматривается к сегодняшней цели и вздыхает, бросая взгляд на телефон, который отсчитывает таймер. Ворует его. Съедает. Мира через трубочку допивает лимонад и сбрасывает банку вниз. Никаких улик. Никаких.

Таймер мигает на отметке десять минут, и Мириллия снова возвращается к прицелу. Сейло всё ещё на месте. Хорошо. Виктор сразу сказал ей, чтобы убиралась с места, если всё пойдёт не так. Чтобы не смела выпустить пулю. Разумно, но она не понимала, почему. Ведь Сейло она могла бы и так прикончить. Проще простого, даже если бы тот двигался с места на место. Мира присматривается к таймеру и цокает языком, когда время даже не дошло до семи минут. Она успевает сгрызть снек и вернуться к наблюдению. Кнопка лежит рядом с винтовкой и всё ещё горит чёрным, а не зелёным. Остаётся две минуты, и она надеется, что у Синицы не возникло проблем с охранниками. Она начинает нервничать. На двух минутах. Полторы тоже. Прикусывает губу и укладывается на крышу, готовясь к выстрелу. Палец держит над кнопке, чтобы после послать ответный сигнал — «стреляем».

Когда остаётся двадцать секунд, Мириллия всё ещё не двигается. Всё ещё пока идёт как надо.

На десяти секундах кнопка начинает мигать зелёным, и она уже готова нажать её в ответ, но загорается красный, а потом снова зелёный. И либо это сбой системы...

Либо всё только что пошло не по плану.

Мира смотрит вниз с крутой крыши и немного успокаивается, не находя миротворцев. Кнопка снова окрашивается в чёрный. Мириллия присматривается к залу совета как раз в тот момент, когда дверь распахивается, и худенькая девочка-горничная что-то начинает лепетать.

Мириллия в тот же миг сворачивает всю операцию, соскальзывая с крыши по водосточной трубе. Винтовка спрятана в стильном портфеле, а пиджак, слишком широкий в плечах, маскирует её среди пилтоверцев.

***

Оливия напоминает себе, что план составлен идеально и никто не допустит ошибок. Она слишком быстро пробирается до восьмого сектора, вводя пароль. Такой слащавый, что становится не по себе. Только Джейс мог такое придумать. Она кривится. Пальцы скользят по клавишам, и наконец-то он получает доступ к компьютеру. Втыкает флешку в сервер и сгружает туда все данные, нервно оглядываясь назад каждые две секунды. Хоть и уложила всех миротворцев — но, к сожалению, не насмерть. И у неё ещё минуты две, чтобы выбраться отсюда.

Флешка мигает синим, и Джонен выдергивает её, стирая данные с компьютера навсегда. Оставляет там файл с премилым названием: «Для Виктора Гайоса». Вставляет туда прощальное письмо и засекречивает всё паролем Джейса снова. Чтобы никто и никак.

Она бежит обратно — через все прошлые семь уровней, проверяя пульс охраны. Они уснули от газа. Но никто этого не поймёт. Просто уснули — просто проснулись. Ничего не было взломано или украдено. Пароль не снимали и не меняли. По тяжести данных на компьютере всё совпадает до килобайта. Ничего не произошло.

Она захлопывает за собой первую и главную дверь, срываясь в ближайший туалет, сбрасывает комбинезон и меняет его на выбранное розовое платье и балетки. Костюм прячет в рюкзаке, который скрывается под пышной юбкой. Флешку убирает в скрытый карман на груди.

Добраться до зала совета оставляет ей минуту до истечения срока, но она не видит Мишу. Сердце бьётся в глотке, и она хочет выкинуть его насовсем. Люк блокируется специальной сеткой, украденной у миротворцев. Парик на голову накидывает из рюкзака, как и робу горничной. В руки подхватывает телефон, купленный вчера в левом магазинчике. Она вдыхает перед тем, как открыть дверь в зал совета со стуком. Опускает голову ниже, чтобы Джейс не узнал. Приседает в пол, казась ниже, чем есть, поднимает голос выше — лепечет не своим и с американским акцентом. Протягивает ладошку с телефоном советника Сейло:

— Советник Сейло, прошу прощения, но некая мадам Розмерта настоятельно требует ответа... — икает, словно от испуга, сбивается и заикается, — от вас прям-мо сейчас, сэр, — переходит на писклявые нотки и отступает в тень легонько.

Оливия мысленно просит Сейло думать быстрее. Быстрее. Как только можно. Он ведь знает только одну мадам Розмерту — ту, которую нанял, чтобы она украла данные с сервера. Давайте, советник, скорее.

И Оливия так благодарна маленькой корректировке Джейса — телефоны в зал не проносятся, а сдаются на хранение слугам.

Советник наконец-то поднимается. Вальяжно. С чувством победы. Стреляет глазками в Джейса, лениво растягивая гласные проговаривает:

— Я сейчас вернусь, господа. Это очень важно для нашего будущего.

Он даже не оглядывается, оставляя всех за столом с раскрытыми ртами. Оливия дожидается, когда советник пересечёт порог, и прикрывает дверь. Она рапправляет плечи, ловит на себе очередной взгляд этого слизняка.

Блять, какой же он гадкий.

Она ведь закрыта вся из-за робы — от ног до головы. Оливия стаскивает с себя лишнее, оставаясь в ярком наряде, и вытаскивает рюкзак из-под подола.

— Мистер Сейло, возьмите это, пожалуйста. Я не могу передать вам данные здесь. Нам следует исчезнуть на пару дней. Следуйте за мной.

Она мысленно закатывает глаза, когда он надменно кивает.

— Конечно, конечно, Роза. Я вовсе не против провести с вами некоторое время, пока всё не устаканится.

Какой. Же. Он. Тупой.

Только Оливия мило и преданно улыбается, хватает его за руку и спешит к выходу из здания. Виктор уже должен быть на подходе.

***

Джейс не находит себе места, когда понимает, что план только что пропал. В кого будет стрелять Мириллия? А Синица? А он что делать теперь? Но он не может просто выйти и подставить себя. Поэтому вставляет комментарии в обсуждение, игнорирует цоканье советников на поведение этого слизняка. Он сам в ужасе от того, что может случиться. Нога уже ходуном ходит, раскачивая край стола. Пот стекает по позвонкам. Вода из стакана выливается за внутренний круг. Джейс смотрит на часы.

На браслет.

Жемчужный. Как и у Виктора — потому что комплект. Только Виктор носит ожерелье. Гайос ведь даже не знает, что сейчас происходит.

Не знает...

Сердце сжимается в панике, и Талис подрывается, вырываясь из зала совета быстрее ветра.

Черт. Черт. Черт.

Блять! Какой же он идиот. Если Сейло обо всём догадался и поэтому вышел, значит Виктору сейчас нужна помощь. Джейс несётся туда, на всех парах — так быстро, что невероятно, как он вообще не споткнулся о ковры. У него нет времени на прогулку по пафосным тканям.

Главные двери здания распахиваются, и Джейс успевает заметить только отъезжающую машину от лестницы. Такую, какой владеют почти все пилтоверцы. Такую, что найти не получится.

Номера на машине нет.

***

Оливия бьёт по плечу, как надо. Не доставляя лишней боли. Виктор позволяет, хотя нож из рукава уже готовы соскользнуть в ладонь. Один удар — и он бы выиграл. Но ему нужно, чтобы всё выглядело так, словно всё идёт по плану.

Джонен режет бедро сбоку, а не под коленкой. Это последнее.

— Ничего личного, Виктор, — Гайос знает, что она знает: он видел ее. — Мне важнее мои — наши — цели, а не детские игры, — Виктор знает. Он просто тяжело опускается на одно колено, когда теряет опору в виде трости, и голова начинает кружиться от потери крови — слишком быстрой. Но он всё ещё старается держать глаза открытыми.

— Я знаю, Оливия. Убирайся теперь, — она улыбается и треплет его по макушке. Перехватывает его трость с пола, поднимает и отряхивает. Гайос ухмыляется, опуская голову, когда ее сдавливает тисками боли, — Посмеешь забрать трость у несчастного калеки?

Не сдерживается от последней шутки.

— Так бы поступил любой здравомыслящий человек, если под «калекой» ты имеешь ввиду себя, — она тянет губы в улыбке и протягивает имущество Виктора обратно, — Забирай, Виктор, — она осматривает его и вздыхает, прикрывая лицо на пару секунд ладонью. Прячет слабость, — Только... Это между нами... Всё честно. А Талису ты бы признался на самом деле, а не отталкивал. Ты не слеп ведь, но так и не видишь очевидного, — её пальцы соскальзывают на подбородок, заставляя поднять голову. Виктор жмурится от солнца. — Сейло не доживёт до утра. Он украл данные (пропажу обнаружат не скоро, если вообще обнаружат) и сбежал с любовницей — блондинкой по имени Риа Розмерта, — Виктор кивает и дергает головой из чужого хвата.

— Не сломаешь мне палец?

Она хмыкает. По доброму.

— Хочу всё же увидеть, как кольцо тебе наденут на палец.

Виктор опускается на ступеньки, наконец-то пытаясь пережать рану пиджаком, который стянул с плеч. Он опускает голову, откашливаясь — кровь окрашивает подбородок. Оливия начинает спускаться к машине, в которую уже давно уселся Сейло.

— И, Виктор... — он обращает на неё внимание и старается сосредоточиться на ее очертаниях. — Не ищи меня. Уезжай. Один или с Джейсом. Нет смысла пытаться спасти этот город.

— Я и не собирался.

Джонен кивает, усаживаясь в белый салон на водительское сиденье.

***

Джейс сбегает к Виктору, перепрыгивая через три ступеньки, валится перед ним на колени. Гладит по волосам, боится увидеть слёзы в глазах, но там только надменно приподнятая бровь, холод и ясность ума. Только вот руки невольно дрожат у Виктора — те самые, которые держат пиджак. И он неестественно бледный. Талис дергает телефон Гайоса из кармана — свой забрать не успел — и вызывает скорую. Не понимает, почему Виктор такой сосредоточенный.

— Вик, Вик, Вик... Боже. Откинься на ступеньки, — толкает осторожно в солнечное сплетение, скользит рукой на лопатки, не давая ударится о выступы, стаскивает с себя жилет, кидая его на белый мрамор. — Ты главное глубоко дыши и смотри на меня. Я скорую вызвал. Всё нормально будет. Сейчас тебе помогут.

Джейс не понимает, пошёл ли весь план по намеченной дорожке. Но догадывается, что нет, учитывая, что Сейло жив. Он копошится в карманах брюк, нащупывает маленький бутылочек с мятой. Эфирное масло достаточно сильное, чтобы хоть немного успокоить мысли. Он сует его под нос Гайосу и ждёт, пока тот посмотрит на Джейса и убирает после долгого вздоха.

— Всё норма... — Виктор откашливается, сплёвывает кровью. — Нормально. Убери журналистов.

Джейс оборачивается, оглядывается по сторонам. На людей, которые набегают, стоят с телефонами наперевес. Поднимаются шумы. Происходят вспышки совсем рядом — и Джейс вскакивает на ноги, закрывая своей спиной Гайоса.

— Уберите камеры!

А Виктор только и может, что пытаться вдохнуть нормально. Рубашка уже давно окрасилась в красный от пореза на лёгких. Ему кажется, что Джонен задела и лекие. А иначе почему дышать так тяжело? Гайос старается держать себя. Держаться за Джейса. Держаться хоть как-то... Хоть чем-то. Он сильнее этого. Сильнее... У меня железная воля.

В ушах раздаётся смех Оливии, заставляя зажмуриться. Никто не сильнее, милый. Ты обманывал смерть много раз, полагаясь на удачу и свою живучесть. И если удачу можно выкрасть у других, то смерть не служит никому, Виктор.

Боль в лёгких становится невыносимой. Бедро выворачивает. Гайос готов уже отгрызть себе ногу. Он должен сказать Джейсу... Что? Что тот честный, храбрый, и что Виктор его не заслуживает. Виктор неправильный, больной, лживый, перекрученный... И настолько не подходит этому лучику солнца, что даже не хочется даже пытаться себя перекроить. Его автоматически размораживает с Талисом у сердца. Словно сама душа хочет, чтобы его настоящего увидели и сказали, что он не неправильный, а самый лучший.

Гайос думает, что с такими качелями лучше ими и удавиться. Не даёт себе вдохнуть, борется с головокружением и слабостью. Ему не важны журналисты. Совсем нет. Грудь бунтует, требуя сделать вдох. Нормальный, полноценный вдох. «Не буду» — думает Виктор перед тем, как втянуть кислород через ноздри.

Он отключается.

А Джейс кричит писклявым, от страха за партнера, голосом на журналистов, понимая провальность идеи, но всё равно просит. Потом машет людям, чтобы разошлись, заметив машину скорой помощи и врачей.

— Разойдитесь, дайте пройти врачам!

Джейс больше ничего не помнит. Только то, как успевает зайти в машину вместе с носилками, на которых несут Виктора. Сознание обрывается.

Примечания:

*У Виктора имеется четыре убежища. В главе 4 упоминалось убежище «х», в главе 6 упоминалось «хххх», в главе 15 упоминалось «ххх». Сейчас имеется в виду последнее, т.е. «хх»