Йонас
Дом «Алого заката» встречает меня знакомыми запахами и звуками. Молчаливый охранник (или подручный?) проводит меня на второй этаж в крайнюю комнату, внутрь не заходит, лишь указывает на дверь.
Первое, что я чувствую, переступив порог — запах. Жасмин, дорогие духи и что-то металлическое...Кровь? Или это лишь игра света? Приглушённый золотисто-алый отсвет, в котором комната кажется залитой кровью.
Стены обтянуты шелком нежно-розового цвета с узорами из змей и цветущих вишен. Потолок зеркальный, но с матовыми разводами. Я усмехаюсь. Хитро придумано — гости могут разглядывать работниц со всех сторон, но без откровенных деталей и выражения своего лица во время оргазма. Расчётливо.
У стены — широкая кровать на низкой платформе, застеленная тёмно-зелёным драповым покрывалом. Шатёр из полупрозрачной белой ткани создаёт иллюзию уютного гнёздышка. Присматриваюсь — на кровати вырисовывается массивный силуэт. Похоже, из-за него меня и вызвали.
Дверь открывается, и в комнату входит мадам Готье, а за ней семенит хрупкая девушка в бирюзовом кимоно с распущенными чёрными волосами. Мадам поджимает губы, бросая ей ледяной взгляд.
— Я велела тебе оставаться здесь и присматривать за гостем до прибытия хилера! — холодом ее голоса можно заморозить весь Нью-Пари и его окраины.
— Я всего на минуточку... — девушка вжимает голову в плечи, будто пытается исчезнуть.
Мадам уже открывает рот для новой порции упрёков, но я нарочно кашляю, привлекая к себе внимание. Она поворачивается, и её тонкие, как лезвие, губы растягиваются в слащавую улыбку. По спине пробегают мурашки. Жуть.
— Йонас! Милый, как я рада, что ты так быстро откликнулся на мою просьбу.
Хочется закатить глаза. Будто у меня был выбор. Вместо этого сухо говорю:
— Может, уже начнём?
Она кивает на кровать.
— Что случилось? — спрашиваю я, раздвигая полог и морщась от нового запаха. Аммиак. Странно.
— Ему стало плохо во время сеанса, — бормочет за моей спиной девушка.
Киваю, осматриваю мужчину. Сначала проверяю пульс — жив.
Кожа желтоватого оттенка, словно покрытая старым воском. Отёки под глазами и на ногах. Пальцы напоминают перезрелые сливы. Нажимаю — остаётся ямка. Губы потрескались, с коричневой корочкой по краям. Я врач, привык к такому, но... мне не приходится с ними спать. Думать о том что чувствую работницы, находясь с такими клиентами в одной кровати, не хочется.
— Что-то необычное, кроме внешнего вида?
— Да... — она запинается. — Запах. Изо рта. Сладкий. Непривычно сладкий.
Наклоняюсь, приоткрываю ему рот — действительно, сладковатый запах.
— Похоже, проблемы с печенью, — шепчу. За спиной мадам Готье странно хмыкает.
Приподнимаю рубашку — живот вздут, пупок вывернут. На коже сосудистые звёздочки, похожие на крошечных пауков. Нажимаю на рёбра - остаются белые пятна, которые не исчезают. Поджимаю губы. Крэп. Если лечить — потом три недели на больничном.
А потом я вижу его.
Шрам.
Грубый Т-образный рубец, багровый в центре, с неровными белыми краями. Кожа вокруг стянута. Провожу пальцами — горячий на ощупь, жёсткий как проволка, пальцами чувствую узелки нитей. Чёрт возьми... Где его оперировали? Точно не в клинике. Скорее, в подпольной лаборатории где-то на задворках Термитника.
Оглядываю пациента снова: дорогая одежда, люксовый номер... Зачем ему подпольщики? Денег хватило бы на лучших хирургов. Что за бред?
— Йонас, милый, ты будешь лечить моего дорогого гостя или продолжишь гипнотизировать его? — насмешливый голос мадам выдёргивает меня из раздумий.
— Его тело отторгает пересаженную печень, — оборачиваюсь. Девушки в кимоно уже нет. — Я не могу его вылечить.
— Тогда облегчи симптомы, чтобы он мог уехать, — пожимает плечами мадам. — Неудобно, если такой уважаемый, женатый господин умрет в доме удовольствия.
— Переживаете о дорогом госте или о репутации заведения? — фыркаю я.
— Одно другому не мешает.
Ещё раз смотрю на пациента. Дыхание стало хриплым, прерывистым.
— Почему он не обратился в нормальную клинику? Донора бы нашли...
— О, донора бы нашли, — усмехается мадам. — Но ему нужен был... особенный орган.
— Что вы имеете в...
— Йонас! — её голос становится ледяным. — Ты в долгу. Если он умрёт — долг вырастет. Сделай свою работу, и, возможно, я расскажу тебе больше.
Хмыкаю, кладу руку на шрам. Чувствую — под пальцами чувствую то холод, то пульсирующий жар. Закрываю глаза: перед глазами пляшут чёрные пятна, будто чернильные капли в воде.
— Говорят, печень умеет перерабатывать яды в чистую энергию, — слышу её шёпот. — Впитывать чужие эмоции, как токсины, и превращать их в ярость... или любовь.
Что за бред?
Стоп.
Что?!
Рука дёргается сама собой. Пальцы скользят вдоль шрама, замораживая нервные окончания. Пациент вздыхает без спазмов. А мне вдруг становится трудно дышать.
Его кожа постепенно розовеет, живот опадает. А по моему телу растекается тошнота — не только физическая, но и какая-то чужая, как если бы мою душу окунули в гниющую плоть страхов.
— Несмотря на все агитации Совета... — мадам шепчет у меня за спиной, — некоторые считают псиоников богами. А богов либо уничтожают... либо хотят уподобиться им.
Неужели такое возможно? Мысль, ещё не оформившись, уже крутится в голове.
Это безумие.
Руки продолжают работать. В правом боку вспыхивает боль — будто раскалённый гвоздь вбили между рёбер. На языке — вкус желчи и тления. Кишки сводит судорогой — моё тело отказывается понимать, что это не моя болезнь.
— Странно, правда? Куда пропадают псионики? — её голос прямо у уха.
Дыхание сбивается. Я чувствую, как яд растекается по венам. Стискиваю зубы, но по щеке уже течёт кровавая слеза.
Мужчина открывает глаза — и в этот момент мадам отталкивает меня. Падаю на спину, пытаюсь прийти в себя. Взор натыкается на зеркальный потолок. Хорошая идея — матовые узоры... Не хочу видеть своё отражение в деталях. Сердце бьётся неровно. Кожа желтеет, на руках проступают сосудистые звёздочки.
Кто-то хватает меня подмышки, тащит к выходу. Голова кружится. Кровавые слёзы. Тошнота. Мысли еле пробиваются сквозь туман.
О чём говорила эта женщина? Псионики... Печень... Надо... позвонить... Лу...
Меня вышвыривают на улицу. Холодный воздух обжигает лёгкие. На мгновение сознание проясняется. С трудом достаю телефон. Опираюсь спиной о бетонную стену. Не отключатся, Йонас, не сейчас.
— Хей, как ты? — голос Лу возвращает меня в реальность. Я все-таки ее набрал.
— Лу... — головокружение накатывает с новой силой. Свет фонарей становится нестерпимо ярким. Звуки – рвущими барабанные перепонки.
— Йонас? Йонас! Что случилось? — слышу панику в ее голосе.
— Лу... это... органы... — язык заплетается.
— Где ты?!
— Это всё... из-за органов... — успеваю прошептать, прежде чем тьма накрывает с головой.