Малиновый?
Плед был мягкий, плотный, чуть поношенный и с катышками на углах. Но он всегда казался тебе безопасным. Как будто он мог защитить от всего — даже от воспоминаний.
Перед тобой — ноутбук. На экране видеоредактор, открыто окно с интервью Лукаса и его группы. Полоска таймлайна пестрит фрагментами, ты перематываешь, подрезаешь, ловишь синхронизацию по словам, кадрам. Всё механично, автоматически. Ты уже почти не слышишь, что они говорят — только монтаж, только структура.
Рядом остывает чашка с малиновым чаем. Ты отхлёбываешь, морщишься — терпкий, сладковатый. Каждый глоток погружал в тоску. Ты ведь всегда ненавидела этот чай. Но он... Он приносил его тебе, когда у тебя садился голос или когда ты не успевала поесть перед репетицией. Без комментариев. Теперь ты пьёшь его даже в отелях, где можно было бы выбрать любой другой.
Вздыхаешь, опускаешь подбородок на колени, подтягиваешь плед к груди. На экране Лукас крупным планом. Он говорит что-то, смеётся. Этот смех ты могла бы вырезать из шума города, если бы закрыла глаза. Он такой узнаваемый. Такой... настоящий.
В голове сегодняшний диалог на кулисами:
— Я не хотел, чтобы так вышло.
— Но ты всё равно сделал. — наконец встречаешь его взгляд. — Я не обязана делать вид, что ты для меня просто коллега или кто-то случайный. Ты не случайный, Лукас. Вот в чём вся проблема.
Он опускает взгляд.
— Я пытаюсь быть нормальным.
— Не пытайся. Ты же всё равно не умеешь.
На этом и разошлись. Не хлопая дверями, не крича. Просто ушли в разные стороны коридора, сжав пальцы до боли.
***
Вот и зачем я тогда так ляпнула? — пронеслось в голове, как только экран погас.
Ты опускаешь чашку на стол, но не отпускаешь. Пальцы всё ещё обнимают кружку, будто тепло от неё способно заглушить этот внутренний укол.
Ты не случайный, Лукас. Вот в чём вся проблема.
Гениально. Просто гениально.
Сказать это — почти как открыть старую рану и ткнуть пальцем в самое чувствительное. Своё. Его. Общее.
Надо было промолчать. Улыбнуться. Пожать плечами. Сделать вид, что ничего не значит.
Но нет. Ты, конечно, должна была блеснуть искренностью, как дура.
И что теперь?
Теперь ты сидишь одна в номере, в пледе, с чаем, который терпеть не можешь, и с головой, полной воспоминаний, от которых не спрятаться. Ни в монтаж, ни в сарказм, ни в привычную холодность.
Ты не случайный, Лукас.
Чёрт.
А ведь правда.
***
Тот вечер был долгим, но светлым. Вы только что отыграли живое выступление на фестивале. Небольшой уютный зал, где зрители сидели сидели с бокалами вина и слушали, не дыша.
А позже, рядом с такси, он заметил, как ты чуть хромаешь.
— Всё нормально, — отмахнулась ты. — Просто туфли новые.
Он ничего не сказал. Только потянулся к твоей щиколотке, мягко касаясь — и начал расстёгивать ремешок. Осторожно снял туфлю. Потом вторую.
Ты даже не успела возразить — он уже держал их в одной руке, а другой рукой распаковывал пластырь.
— Лукас, — тихо сказала ты, не зная, как на это реагировать. — Я не просила.
— А я не спрашивал, — улыбнулся он и аккуратно опустил туфли на пол. — Если бы мог — пронёс бы тебя на руках весь путь назад.
Ты засмеялась.
— Хочешь рассмешить меня до слёз?
— Хочу, чтобы ты не плакала вовсе.
Вы молчали, глядя в окна — ночь была синяя, как чернила, и казалась бесконечной. Потом он заговорил:
— Когда был маленьким, думал, что если я не буду дышать под одеялом — монстры не найдут меня.
— Я боялась, что мама уйдет, пока я сплю. всегда просыпалась и проверяла, дома ли она.
Вы переглянулись. Смешно. Странно. Очень близко.
Ты посмотрела на него в темноте и впервые подумала: я влюбилась. Не из-за слов. Из-за тишины между вами.
Он взял твою руку.
— Я тебя никому не отдам, — прошептал он.
Ты положила голову ему на грудь. И больше не думала ни о чём.
***
Он постучал дважды. Нетерпеливо, но не громко. Словно надеялся, что ты не услышишь. Или не откроешь.
Ты услышала. И открыла. Внутренне выругавшись уже на подходе — интуиция снова не подвела.
Лукас.
Стоял перед дверью в чёрной толстовке, чуть нахмуренный, как будто ждал удара по лицу. И почти дождался.
Ты сразу потянулась, чтобы захлопнуть дверь. Без слов. Без приветствий. Просто — нет. Поздно. Поздно приходить, поздно заглядывать, поздно делать вид, что что-то осталось.
Но он успел. Ловко подставил руку, упёрся в дверь ладонью, приоткрыл чуть сильнее и шагнул внутрь.
— Ты откуда узнал мой номер? — голос твой был резкий, как лезвие. Без попытки быть вежливой. Без маски. Просто злость, острая, усталая.
— Это несложно, — он не смотрел тебе в глаза, закрыл за собой дверь. — Спросил у других фотографов. Ты же не совсем исчезаешь.
— На хрена ты пришёл? — ты скрестила руки на груди, облокотившись на стену. Отстранённо. Словно просто наблюдаешь за каким-то странным вторжением.
Он поднял взгляд. Спокойно. Почти бесстрашно.
— Тебя увидеть.
Ты усмехнулась. Криво, неверяще.
— Это теперь так называется? Заявиться за порог без приглашения? Интересный способ «увидеться».
— Я не знал, как ещё, — честно сказал он. — Ты всё время ускользаешь. На площадке молчишь. На письма не отвечаешь. На вопросы — только колкости.
Ты не сразу ответила. Просто смотрела на него. В его глазах не было упрёка. Даже не было обиды. Просто... он всё ещё здесь.
— А может, потому что мне нечего тебе сказать?
— Не верю, — сказал он. — Если бы было нечего, ты бы давно ушла. Из проекта. Из города. Из всей этой истории. Но ты здесь. Всё ещё здесь.
Ты оттолкнулась от стены и прошла мимо него — вглубь комнаты, к столу. Спиной. Голос твой — всё ещё спокойный.
— Не обольщайся. Я здесь не из-за тебя.
Ты дёргаешь уголком губ. Половина усмешки — из злости, половина — от усталости. Он делает шаг ближе. Медленно. В его движениях нет вины, но есть что-то почти неловкое. Как будто он ищет, на какую эмоцию ты сейчас среагируешь.
— Ты всё ещё злишься?
Ты смотришь на него внимательно. Медленно, как будто сканируешь. И потом отвечаешь, без выражения:
— Я просто не забываю.
Он опускает взгляд и замечает кружку на столе.
— Малиновый? — спрашивает, хмурясь.
Ты не сразу отвечаешь. Потом берёшь кружку, делаешь глоток и, не меняясь в лице, говоришь:
— Нет. Яблочный.
Он не верит. Смотрит на тебя, как будто в этот чай налито что-то совсем другое — воспоминание, которого он не просил, но всё равно чувствовал на языке.
— Я просто... хотел, чтобы ты знала. Я не думаю, что ты — ошибка. Даже если я ошибался.
Ты моргаешь. Словно ветер качнул занавеску внутри. Подбираешь сарказм — но он вдруг не идёт. Грубость застревает в горле, ирония не клеится.
— Уходи, Лукас.
Он не двигается сразу.
— Тея...
— Пока я ещё говорю спокойно — уходи.
Он кивает. И выходит. Без хлопка двери. Без слов прощания. Без оглядки. Ты остаёшься одна. Малиновый чай стынет. На экране ноутбука — стоп-кадр его улыбки. Курсор мигает, но ты не жмёшь ни на «удалить», ни на «воспроизвести». Просто сидишь. И всё внутри ноет: от слов, которые ты не сказала. И от тех, которые говорить слишком поздно.