Встреча 16
Меня будит безумно громкий стук в дверь нашего с Полиной номера. Кто в такую рань ломится? Этот человек колотит как можно сильнее, ударяя уже ногами по двери. Я натягиваю халат на нагое тело и слышу крик матери.
— Мирон боже! Открой же дверь!
Когда я открыл дверь, то увидел до смерти испуганную маму и рядом с ней Ваню. В его глазах стоял леденящий ужас, сразу же начинают дурные мысли размножаться в голове, поднимая все вверх дном.
— Что случилось?! — на повышенных тонах спрашиваю их, стараясь тем самым полностью сконцентрировать внимание на моем голосе.
— Василиса... Она в больнице. Аня с ней... — начинает мать, а я уже ощутил, как кровь в жилах остановила свое цикличное движение и из всех легких вытащили кислород.
— Страшная авария на серпантине. Какой-то долбаеб на скорости не смог вырулить и влетел... — Ваня тыкает мне телефон, а там фотография из местных пабликов Сочи с этой аварией.
Машина этого Влада полностью всмятку. Дверь пассажирского сидения, куда села Василиса тоже. Заднее задето чуть меньше.
Я отдаю телефон другу и без лишних слов иду одеваться. Мои руки трясутся, а сердце, буквально, бьется о грудину, намеривая ее к чертям проломить. Такой паники я никогда не испытывал. Такого животного страха за чью-то жизнь никогда не ощущал на собственной шкуре. Тахикардия бешеная.
Мое тело меня не слушается, а сонный голос Полины теряется в гуле собственных истерящих криков в голове. Это все какая-то злая шутка, злой рок, неудачное стечение обстоятельств.
Вот буквально двенадцать часов назад она была передо мной, я слышал ее голос, смотрел в ее карие глаза. Она была такая красивая и такая живая. Я мог все изменить, мог сказать, что мы должны быть вместе, что вся эта свадьба фарс.
А сейчас, она как пыль растворилась в воздухе и будто я уже знаю, что она уже не на этой земле.
Когда мы приехали в больницу, я сразу же начал кричать на медицинский персонал, вести себя как долбаеб, но было так насрать, что подумают обо мне люди. Горе разбилось во мне, а его осколки вонзились в мышцы, оставляя кровоточащие раны боли и печали от утраты.
К нам выходит дежурные врачи реаниматологи и хирурги, на их лицах читается усталость и тяжесть текущей смены. Я не могу их винить, они делали, наверное, все что могли.
— Мирон Янович, здравствуйте. Вы отец Ани Апрельской? — я молча киваю головой, чувствуя, как мою ладонь сжимают пальцы мамы. — С девочкой все в порядке, мы ее прооперировали, она будет жить.
Тяжелый выдох матери оглушает меня, и я в ответ синхронно ей выдыхаю так же. Эта часть груза покинула мои плечи.
— Что касается ее матери, Василисы Константиновны, примите наши соболезнования...
Земля уходит из-под ног. Я, кажется, начинаю падать в бездну.
— Что... — тихо произношу, почти бесшумно. Это безмолвный вопрос, обращенный в ебаную пустоту, что образовалась вокруг меня. — Как...
— У нее множественные травмы внутренних органов, мы старались как могли, но она умерла из-за массивного кровотечения, которое не поддавалось остановке. Нам очень жаль... Владислава Андреевича спасти так же не удалось.
Это какое-то вранье, такого просто не может быть в реальной жизни. Такой ужас не может коснуться живого человека, такой груз вынести невозможно. Моя мама прижимается к моей груди и начинает безудержно рыдать, а я даже пошевелиться не могу, я в дичайшем ступоре. Ваня о чем-то говорит с врачами, а я просто хочу секунду тишины, чтобы собраться с мыслями. Я готов вогнать все иглы мира в вены, выпить весь алкоголь, что есть в магазинах Сочи, спрыгнуть с самого высокого здания. Я не смогу это принять иначе, я не могу блять поверить в это. Я не хочу это чувствовать. Я не могу блять...
***
Когда я захожу в палату, Аня осторожно открывает глаза. В них такая детская надежда, она так ждала ее, свою мамочку. А пришел я. Отец, который бросил ее, отец которому она была не нужна. И она это, думаю, что теперь понимает. Таких чувств не должно быть в сердечке семилетнего ребенка, но они есть и это гложет это маленькое дитя. Гложет и меня. Аня поджимает губы, когда я сажусь рядом с ней.
Девочка видит мои красные глаза и застывшие слезы горя и все прекрасно понимает. Маму она больше не увидит.
Сможет ли она полюбить меня так же, как любила ее? Будет всю оставшуюся жизнь винить в ее несчастье и ее смерти? Что будет завтра?
— Мамы больше нет? — тихий, такой надломанный голос озаряет палату, и я срываюсь. Я опускаю голову на белую больничную простыню и захлебываясь рыданиями, ощущая маленькую ладошку на своих волосах.
— Мамы больше нет, Анечка... — вторю ей, забывая обо всем на свете, а в голове лишь только образ улыбки Василисы застыл, намертво и навсегда.
***
Тяжелее всего смотреть на ее отца. Казалось, что этот мужчина пережил всю боль в мире, пропуская каждую крупицу через себя. Он пережил смерть своей любимой жены, которая сама ушла из жизни, не справившись в депрессию внутри себя. Константин нашел в себе силы жить дальше, потому что было ради кого, ради Василисы. Казалось, что жизнь восстановилась, восстала из пепла.
Он обрел новую большую семью, в его жизни появилась внучка, его кровинушка, которую он любил всем сердцем.
А сейчас судьба забрала у него второго любимого человека – дочь. Ему так горько и тяжело было смотреть на то, как она реабилитировалась после отношений со мной. Признаюсь честно, его неприязнь ко мне за версту можно было ощутить, даже руками потрогать. Вместо того, чтобы быть ответственным человеком и с честью отвечать за поступки, я струсил, дал слабину, сбежал, оставляя Василису одну с ребенком в чреве.
Я отпускаю тебя, потому что не хочу делать хуже.Я отпускаю тебя, потому что любить тебя трудно, а не любить невозможно.Я отпускаю тебя, потому что ты достойна большего.Нет, блять, я никогда не отпущу тебя, потому что люблю и буду бороться с тьмой ради тебя.
Я ничего из этого не сделал. И я достоин этой неприязни. Я даже готов отдать ему Аню, если он попросит, но он не просит. Он понимает, что слишком стар и не сможет вырастить ее. И деньги мои получал молча, сразу отдавая их Василисе, предпочитая даже не общаться со мной. Лишь матери моей односложно отвечал, присылая фотографию Ани в ее день рождение.
Я разговаривал с Ваней в день, когда узнал обо всем. Тот узнал от полиции, что виноватый водитель был пьян в усмерть и тоже погиб, вместе с пассажиром. Эта страшная авария унесла целых четыре жизни из-за чьей-то тупорылой беспечности. Как же отвратительно на душе. Как же тошно от несправедливости. Этот уебок не заслуживал смерти, а заслуживал гнить в тюрьме на мои налоги. Он бы медленно умирал и каждый день вспоминал о своем грехе, который никогда не окупится.
***
Похороны проходили в Перми. В городе, в котором родилась Василиса. Отец Васи выкупил соседнее место рядом с первой женой, он хотел быть похороненным рядом с ней. Как же ему больно было отдавать это место под гроб собственной дочери.
Родители не должны хоронить своих детей. Не должны блять! *********
И теперь, когда вся твоя боль позади, я беру в ладонь горстку черной земли. Сжимаю ее в пальцах и выдыхаю. Она падает на твой гроб, Василиса, на твой белый и красивый гроб, в котором лежит твое безмятежное тело. Такая юная, такая красивая, самое светлое, что было в моей жизни. Эта боль никогда не покинет мое сердце.
Я лишь прошу тебя об одном, Василиса; прости меня. Прости за все то, что сказал и сделал. Просто за всю ту боль, что причинил тебе, прости за слезы, которые ты проливала на подушку. Прости за то, что был слабым бесхребетным эгоистом. Это я должен был лежать в гробу, еще семь лет назад. Это мое место. Ты достойна жить, а я должен быть пищей для гнилостных червей. Я понимаю, что меня наказывают за все прошлое, что сотворил по отношению к друзьям, по отношению к родным и по отношению к тебе. Этот крест я буду нести всегда за собой.
Я обещаю, я клянусь всем, что имею, что позабочусь об Анечке. Она так похожа на тебя, боже, смотря на нее я всегда буду видеть тебя; такую красивую и любимую. Она будет самым счастливым ребенком и память о тебе никогда не покинет нас. Ты всегда будешь оберегать ее там, будешь в трудные минуты обнимать со спины и шептать, что она умница и у нее все получится. И когда ей не с кем будет поговорить, Аня будет поднимать глаза на небо и просить о помощи. И ты всегда поможешь, убережешь ее от бед и боли. Ты спасешь ее там, а я буду оберегать здесь. Обещаю, что я приду к тебе, подожди немного.
И тебя больше нет. И не будет никогда. Я скучаю по тебе, милая моя. ***
Это была наша последняя встреча с ней. Я провожу ладонью по надгробию и ухожу, сжимая в ладонях руку нашей дочери.