Глава 2. Интерлюдия
Жеми сидела на высоком барном стуле в просторной кухне, уставившись в спину Оликки.
- Ты так редко готовишь, мама.
Не отрываясь от чугунной кастрюли, женщина мурчащим голосом ответила:
- Наш повар не умеет готовить настоящий Калакейтто. Хотя я и сама за столько лет разучилась, - она помешала бульон и накрыла кастрюлю крышкой.
Оликка села рядом с дочерью, стараясь ничем не выдать своего волнения спросила:
- Может, все-таки скажешь, зачем тебе переезжать в Финляндию? Ты можешь продолжать работать здесь, - мать взяла руки Жеми в свои и заставила посмотреть себе прямо в глаза. – Я, конечно, такой себе пример для подражания. Но бежать не выход, я поняла это еще после вашего с Миколаем рождения. Мне было столько же, сколько и тебе, кстати, когда я уехала из дома.
- С чего ты стала такой откровенной? Всю жизнь молчала про себя, а теперь... -Жеми не пыталась задеть, и выглядела вполне искренне удивленной. – И вся эта готовка – ты же терпеть ее не можешь, не поэтому ли отец нанял повара?
Оликка скосила взгляд, и сказала, что думала, не пытаясь скрывать свои опасения.
- Я хочу, чтобы ты узнала от меня хоть что-то о моей родной стране. Даже если я терпеть не могу все, что во мне есть от моих родных. Иной и Фици – мой брат и его жена – единственные, кому я могла бы доверять там.
- Твоя семья такая же опасная, как наша? – спросила Жеми.
- Они достаточно плохие люди, чтобы я забыла о них навсегда. Не представляю, как смогли ужиться Иной со своей семьей и наши родители в одном городе. Хотя я сама не лучше, - послышалось шипение плиты. – Видишь, вот, что происходит, если твоя мать пытается готовить. Хоть бы вкусно получилось.
- Будет у нас финно-французский прощальный ужин? – от этих слов плечи Оликки поникли. – Ну мам, я должна поехать, может, мне не понравятся Хельсинки, и я вернусь, как закончу все дела.
Мама Жеми промолчала. В тишине она закончила готовку как раз к тому моменту, как вернулся их домашний повар.
- Мадам, мадемуазель, - он приветственно поклонился, с тяжелым грохотом отпуская толстые пакеты из рук. Жеми вернулась в комнату.
Три больших чемодана стояли у двери, в ванной капала вода из крана. Из одной тишины она пришла в другую. В окно светило яркое летнее солнце. Свой двадцать третий День рождения она встретит где-нибудь в ресторане в высотке с видом на парк Сибелиуса. Если, конечно, напротив него есть небоскреб с рестораном.
Жеми упала на кровать, бессмысленным взглядом рассматривая потолок. Все, что произошло до этого момента, казалось давно прошедшим, ускользающие воспоминания тускнели с каждым днем. Только фото со свадьбы на комоде и аморальные снимки Миколая в камере позволяли не забыть то, как выглядели Корте и ее брат. Казалось, что все внутри пытается забыть.
Рядом со свадебным фото стояла первая камера, подаренная ей тетушкой Марго. Она была русской, как и далекие предки отца. Мишель любил эту страну, хотя несколько раз говорил, что ни за что не хотел бы в ней жить. С ним соглашались все, кто там бывал. Жеми обязательно хотела съездить и в Россию. Может, после Финляндии?
В комнате стало совсем пусто, и эта пустота наполняла Жеми непонятной уверенностью в себе. Она не знала, чего боялась Оликка, но собиралась это выяснить. Жеми перевернулась на бок. В кармане домашних штанов что-то щелкнуло. Резким движением девушка вытащила оттуда маленькую черную карту памяти. Последнее напоминание о смерти Миколая было уничтожено.
- Давно пора, - вслух сказала она самой себе.
Бумаги о последней его сделке с дядей Иноем лежали на подушках. Договор на покупку трех картин. Одна из них носила название «Жеми».
╔═╗╔═╗╔═╗
Ужин начался ровно в 19:35 – в это время в семье Д'Авор было заведено прощаться. В центре стола стоял мамин Калакейтто – Оликка настояла, чтобы была сервировано огромное блюдо, способное вместить финский суп. «Очередная причуда мамы», – ничуть не удивилась Жеми и села на свое место. Сегодня их было трое, и эта цифра не на шутку казалась жуткой. Девушка сидела, облокотившись на мягкую кожаную спинку стула, а по спине бегали мурашки, точно кто-то то и дело касался ледяными руками ее голых рук и плеч. Стараясь не подавать вида, она постаралась отвлечься. Как раз вовремя отец обратился к ней:
– Жеми, так насколько ты едешь? Оликка сказала, что ты собираешься познакомиться с ее родней.
– Не уверена, если честно. На пару месяцев. Я собираюсь познакомиться с Элин Брудеру: она устраивает банкет в честь своего юбилея и надеется, что я там буду.
Мишель кивнул, потом дал знак гувернеру, чтобы тот разлил суп по тарелкам.
– Надеюсь, он окажется неплохим на вкус, – улыбнулась мама.
– Все, что ты раньше готовила, было великолепным, как твои картины, дорогая.
«Ну прямо разговор престарелой замужней пары», – с теплотой подумала Жеми. Ощущение холода никуда не делось, только усиливаясь с каждой минутой тишины. Что-то в воздухе неуловимо менялось: атмосфера в доме стала более чужой со смертью Миколая. Несмотря на его натянутые отношения с отцом, эти перепалки никогда не ощущались так... словно начало конца. Жеми сколько могла гнала от себя эти мысли, но что-то рушилось: их дом, семья – это не просто не будет прежним, все постепенно принимало форму жуткого чудовища, с которым либо сразиться, либо покинуть и никогда больше не вспоминать.
«Возможно, я и правда бегу отчего-то, как мама в свое время, но мне нужны ответы. Я выясню все о смертях, которые происходили перед моими глазами, даже если ради этого придется вывернуть наизнанку все чувства, которые у меня есть. Даже если придется отказаться от фамилии.»
Размышления Жеми были прерваны звонком. Мишель нахмурился, когда увидел номер звонящего, – это равно отметили и жена, и дочь.
– Простите, мне нужно ответить, – бросил он и вышел из-за стола.
То, каким он вернулся спустя несколько долгих минут, Жеми никогда не забудет: ее отец был в ярости.
– Дорогой, на тебе лица нет, что случилось?
– Все под контролем, не берите в голову. Давайте продолжать ужин, – голос даже не дрогнул, но взгляд его горел адским пламенем. Девушка помнила этот взгляд, совсем как тогда, десять лет назад, в утро похищения Кафи.