Перо удачи

Следующий месяц, пока облетают остатки листьев и льют холодные дожди, размывающие дороги до глиняного месива, они мечутся и собирают информацию. Пусть непогода многим связывает пальцы, еженедельная сводка изредка сверкает алмазами полезных данных: они восстанавливают шесть строк странной песни, окончательно убеждаются, что их цель – вокалист. Вокалист, который пишет стихи.

– Нам нужно искать барда, что ли? – спрашивает Мэй, размешивая трубочкой сахар в горячем кофе.

– Как вариант, – тянет Рэй. 

Лу и Карла сидят молча, краем глаза смотрят на мелкие капли, ползущие по панорамному стеклу кофейни. 

Этот месяц вымотал Лу настолько, что сил вставать каждое утро было все меньше, но понимание цели и смысла действий двигало ее вперед, как автомобиль – старый, ржавый, но еще способный мерить дорогу оборотами колес. Еженедельные сводки – странно структурированные данные, собранные за семь дней дежурства одного из магов – читали все, все же и анализировали, строили теории разной степени бредовости и логичности. Кто-то сидел над стилями и ритмами всех стихов, какие видел в гигантской таблице, кто-то разбирал по косточками нотные ряды, изредка появляющиеся на клочках бумаги, а кто-то – как Лу, Мэй и Рэй – писал больше остальных. 

– В том районе нет ни одной студии звукозаписи, – вздыхает Мэй, делая глоток кофе. – Музыкалки тоже нет, зарегистрированные учителя вокала не числятся. 

Карла хмурит брови, отрывает взгляд от окна и переспрашивает:

– Какой-какой район?

Мэй протягивает ей телефон с картой, ногтем очерчивает примерный круг в пару-тройку десятков домов.

– Понимаешь, – говорит она, – то, что мы ищем, не выделяется. 

Рэй прыскает едким смешком:

– А ты хотела крестик в том месте, где зарыт клад?

Мэй смиряет его взглядом,  приподнимает светлую бровь и снова возвращается к карте, над которой склонилась хмурая Карла. 

– Дело  том, – говорит Мэй, – что мы не можем просто заваливаться в дома людей и спрашивать с них за то, чего они не делали. Ты бы сама как отреагировала, если б к тебе пришли незнакомые люди без ордера и прав и требовали отвечать на вопросы? А ты, между прочим, даже…

“Не маг” повисает в воздухе на долгие секунды, пока Мэй мысленно перестраивает речь. Карла не спешит обижаться – даже не отрывает взгляда от экрана телефона, а Рэй, понимая, что Мэй просчиталась в словах, скоро исправляет ситуацию.

– Это в любом случае проблематично. Там домов тридцать, минимум пятиэтажки на пять подъездов. Задницы порвем, но всюду не успеем, а тот, кого мы ищем, свалит в закат.

Лу смотрит на это с равными долями равнодушия и интереса, пьет синий чай, слушает краем уха тихий монолог Мэй, запустившийся сразу после слов Рэя.

– О певцах не знаю, – начинает Карла, когда замолкает Мэй, – но там живет один композитор. Он неизвестный, когда-то писал песни для жены – вот она была звездой своего времени, – но после ее смерти как-то просел. О нем и в лучшие времена почти не слышали, а теперь уже и забыли, что он существует. Лет пять назад мы должны были с ним над чем-то поработать, но он слишком… – Карла сделала неопределенный жест рукой, подбирая правильное слово. – Слишком техничный, как бы странно это ни звучало. Все ему было не так, и руководитель, понимая, что игра свеч не стоит, а нервов – очень даже, отказался с ним работать.

Рэй еще раз смотрит на выписанный стих, щурит глаза и, не поднимая взгляда, уточняет:

– А что он хотел?

– Музыку на свои песни, – отвечает Карла. – Насколько помню, мелодия красивая, но чересчур… Сложная, что ли? Знаете, такой себе закос под классику с нотками романса и средневековой баллады. Мало кому такое зайдет. Мы еще подумали: если он хочет прославиться, то вряд ли нужно начинать вот так.

На несколько секунд они замолкают, бегая глазами по пространству пустого кафе, мысленно собирая детали пазла. Рэй, очевидно, собрав первым, говорит:

– Ты сказала, что он писал для жены, которая была популярной. Но она умерла. Можешь рассказать о ней подробнее?

Карла ведет плечами, вытягивает губы уточкой и поджимает в тонкую полоску. Думает.

– Да не особо много я и знаю, – тянет. – Была известной певицей, вероятно, магом, собирала залы не только у нас, но и заграницей, исполняла народные песни на новый лад, голос у нее то ли четыре, то ли пять октав. Экспромтом могла вытянуть и “Герр Маннелиг” с кучей украшений. Вроде бы неплохо играла на гитаре. Снюхалась со своим будущим благоверным, и карьера особо не пострадала, но экспромтом она стала петь реже, чаще отказывалась от концертов, по дороге на один из которых попала в аварию и умерла на месте.

– А детей у них не было? – живо интересуется Мэй, навалившись на локти. 

Карла разводит руками:

– Я о ней слушала задницей. Запомнила только то, что вам сказала. Но… – она мнется, покачивая головой. – Наверное, был ребенок. Может, двое. Вряд ли больше: брак был недолгим, лет пять, шесть…

Лу отстукивает пальцами беглый ритм, сводит к переносице брови. Если был ребенок, а мать была – скорее всего была – колдуньей, то мог получить подарочек – магию. И не исключено, что дар вокалиста. Влияние на мир – сложное колдовство, требующее и силы, и терпения, и техники. Людей очаровывать проще и приятнее: восхищение, овации, деньги, слава – это был урожай матери, умершей…

– А как давно она умерла? – спрашивает Лу.

Карла закатывает глаза, тяжело вздыхая. 

– А я помню? Лет десять-пятнадцать назад. Я же сказала, что не слушала. Тетка, конечно, капец интересная, но не нравится мне такой стиль, вот я и спала, пока читали лекцию. 

– Меньше спать надо, – смеясь заключает Мэй. – А вообще спасибо. Адрес ты, конечно, не скажешь, но…

Карла выпаливает адрес так неожиданно, что у Рэя открывается рот, а Лу и Мэй зависают как старые компьютеры. 

– Что? – округляет глаза Карла и смеется. – Да, я слушала задницей, поэтому не помню почти ни хрена, но адрес – дело святое. – Отсмеявшись и сделав глоток чая Лу, поясняет: – Меня просто отправили с какими-то документами, а там дом вообще нелогично стоит. Пришлось искать и спрашивать у всех прохожих. Запомнила на всю жизнь.

– Да мы все теперь запомним, – хмыкает Лу. – Если это правда он, композитор в смысле, то надо ловить его побыстрее, пока он не почуял, что пахнет жаренным. 

Рэй лениво болтает кофе в стаканчике, откинувшись на спинку стула.

– Даже собаки теряют нюх в такой ливень, а он не собака. Крыса. Можно сапогом раздавить. – Допив залпом остатки холодного пойла, морщится и встает под скрип царапающих пол ножек. – Сдаем данные, собираем желающих – или могущих – и идем туда. Он вряд ли маг, но судить его будем мы. 

И они, поднимаясь из-за стола, отзываются нестройным согласием. 

За окном льет как из ведра, серо мелькают силуэты прохожих под грибными шляпками зонтов, кофейня выпускает Лу песней ловушки ветра, теряющейся в гуле оживленной улицы. Лу чувствует, что конец близко, и, выдохнув, идет в сторону метро.