Беги дурак
Металлический привкус, столь знакомый и приевшийся.
Ассоциативная память — чудовищное орудие, в умелых руках способное ввергать в пучину паники необозримо широкие человеческие массы. И не только человеческие. Время, вооружившись всем своим эволюционным инструментарием, мучительно долго и кропотливо конструировало этот механизм, призванный защитить людей. Но мир, следуя своей логике вещей, предпочел сойти с ума.
Затуманенный рассудок, увы, прискорбно далек от привычного здоровому человеку образа мысли, но Весту не покидало навязчивое ощущение, что сейчас обеденное время.
Где-то вдали, под звонкий аккомпанемент лязганья столовых приборов, раскрасневшаяся кухарка обрушивала милость Перуна на еретиков в лице опоздавших чинуш. Ей не до их власти и забот. Сегодняшнее меню опять исчерпывалось пресным супом и мясом, весьма недурным, однако, на вкус — хотя впервые отведавший его человек едва ли разделит эту оценку. Привкус, чего уж греха таить, подозрительный. Ни в одном доме к вкусу мяса, даже погребенного под горой специй, не примешиваются металлические нотки. Но что-то в нём есть, иначе люди бы не приходили сюда вновь.
Звуки стали стремительно удаляться, картинка мало-помалу приобрела краски и четкость... Сознание возвращается! Веста, наконец, нашла выход из чертогов грез. Помещение уже не внушало былой ухоженности, а обоняние отказалось сообщать мозгу прежний гастрономический экстаз. Пока она полностью не пришла в сознание, жители трущоб настороженно перешептывались между собой, лишь изредка бросая косые взгляды на свою диковинную добычу.
— И какие мысли вертелись в твоей пустой голове, когда ты решил притащить сюда ребёнка с города? У меня нет опыта работы с детьми. Я, в конце концов, механик-инженер, а не нянька и, уж конечно, не ее мать.
Второй что-то невнятно промычал в ответ, решительно затрудняясь оспорить хотя бы часть реплики своего визави.
— Эмм-мм...
На поле боя существо с желеобразной головой выказывало не в пример больше уверенности. Видимо, те фразы были сказаны не впервые.
— А давай ее выкинем за дверь, пока не поздно?
На его лице не обнаруживалось ни единой мышцы, но с преизрядной долей уверенности можно предположить, что оно излучало гордость за свою эвристическую идею.
Две соленые капли прочертили аккуратные борозды на щеках Весты — то ли от осознания своей беспомощности, то ли от тошноты от передозировки.
— Баран, она всё слышала.
Взяв ложку в свою механическую руку, тот чуть капнул из мутного пузырька болотистого цвета. Узкое горлышко источало запах цветения. В сосуде явно образовалась новая жизнь.
— Открой ротик, летит самолётик.
Если бы он знал, сколько Весте лет, таких нежностей она бы явно бы не удостоилась.
Его большой палец надавил на одну щеку, а указательный — на другую, создавая некое подобие тисков, продемонстрировавших, следует сказать, исключительную эффективность в вопросе открытия ртов любых, даже самых строптивых пациентов.
Резкий металлический вкус снова украдкой ударил по горлу, после чего анестетик взял своё, и носоглотка перестала пылать в металлической агонии, да и вкуса цветения не наблюдалось. Возможно, эффект такой химии эквивалентен хорошему антибиотику?
Содержимое такого флакона не то что нельзя принимать внутрь, с ним рядом стоять-то опасно, уже не говоря об иных взаимодействиях.
Тело на мгновение сковал паралич, мышцы безнадёжно одеревенели, а на лице стала расплываться синева.
После грудная клетка расслабилась, и лицо приобрело насыщенный розовый оттенок, точно у молодого и здорового поросенка.
Кислород снова разливался по организму. Мышцы, пусть и не без сопротивления, согласились проигнорировать передозировку и начали расслабляться. Конечно, ни о каком сознании речи идти не могло. Веста пустила слюни, а руки её повисли, словно у тряпичной куклы, голова завалилась набок, а позвоночник утратил свой физиологический статус опоры. Если бы она не была привязана к стулу, то, без сомнений, поцеловала бы плохо отесанные бетонные плиты.
К известному сожалению, расслабление мышц, героически вырвав Весту из лап смерти, в уплату своих услуг взяло одежду. Увы, так устроена анатомия — а в частности, почки. Веста стала легче.
Глухой стук металла тихонько выедал разум, и без того переживший за сегодня слишком много Эммы.
Поскорее открыть глаза от грибной дремы помогло жжение, стремительно охватившее все тело. Распахнув свои тяжелые веки, она с ужасом обнаружила причину этого физиологического явления.
Ее собственное обнаженное тело плавало в пучине едкого уксуса, изысканно украшенного травами и другими овощами, дабы передать всю сладость человеческой плоти.
Опрокинув тяжелый чугунный чан, Эмма выползла из уксусной лужи на руках. О бренное тело, как же оно слабо! Её ноги совсем ослабли, а все внутренности выворачивало наружу.
Собрав все свои жалкие силы, что остались после грибного транса, оперевшись на руки, подгребая свои нерабочие ноги, которые сейчас блестяще вжились в роль балласта, Эмма села.
Из соседнего помещения донеслось тихое пение, такое мелодичное, погружающее в транс. Оно лилось из десятков уст.
"Моя священная паства! Внимайте мне! Хочу торжественно объявить ритуал очищения сознания начатым. Отворите свое сознание для Всевышнего, поведайте ему о благах, что он вам великодушно ниспослал, расскажите об испытаниях Господа, что вы преодолели, и вкусите грибного пира".
Звуки пения затихли — лихорадочная возня и мерзкое чавканье прогнали их с авансцены.
Немного помассировав икры, Эмма смогла встать на ноги, пусть даже хило и хлипко. Одно дуновение ветра — и она упадет, словно карточный домик.
Только встав на ноги, ее взгляд обнаружил в себе силу выцепить из окружающей композиции дополнительные котлы. К её удивлению, не все котлы были забиты людьми и другими обитателями трущоб. В одном из котлов лежали кожаные вещи, куртки, ремни, там же и оказались ремни от доспехов.
"Мне прилетит", — разрезая непроницаемый туман, пронеслось в ее воспаленном сознании.
В углу комнаты, так выгодно находившейся поближе к Эмме, она обнаружила массивную металлическую дверь.
Оперевшись на неё всем своим весом, Эмма вывалилась в другую комнату.
Какое счастье было обнаружить там "Бюро пропаж", хотя сами владельцы уже давно участвовали в самом разгаре пира.
Она наспех накинула на себя чужую рабочую рубашку темно-синего цвета и какой-то нелепый полукомбинезон, который был велик ей на пару размеров. В любом случае, это было лучше, чем ничего — а продолжить инвентаризацию она, увы, позволить себе не могла.
Лишь выходя, она заметила те стальные пластины, которые совсем недавно служили ей отличной защитой. Но без ремней в них не было толку. Хотя даже в этом были свои плоды. Эмма вернула своё устройство для возврата, которое предательски показывало 0 делений связи из 7.
С трудом нащупав ещё одну дверь, которая была ей в полроста, она поползла, периодически падая на грудь. Руки ещё не могли нести ее тело.
Каменная стена оказалась бессильна остановить звуки раскручивающегося за ней маховика пиршества.
"Паства! Бог отплатил нам за нашу покорность, и не заслал нам белого мяса!"
Пирующие исполнились неподдельного восторга. Кажется, они понимали, о чём идёт речь. Жаль лишь, что "белое мясо" трусливо и коварно уползает со званого ужина и — история помнит немного примеров такого нахальства — рассчитывает прожить еще какое-то время. Вырезка ретировалась.
"Мясо, что даровал нам Бог, мы не убили, любая пища должна умереть сама, так нам завещал Бог, и мы ему повинуемся"
Взгляд Эммы упал на последние двери цеха. Она медленно протянула к ним руку.
Неожиданный удар в глаз пролонгировал и без того нескромную череду ее телесных увечий. Громоздкие стальные ворота оказались бессильны перед свирепой злобой метели.
Продрав глаза и протерев лицо, она с ужасом обнаружила кровь, неистовый поток которой с завидной скоростью прокладывал себе русло по поверхности еще щеки. Скуля сквозь слёзы, изуродованное тело вышло наружу. Розовая метель уже привычными лезвиями щекотала ей щёки. Кровавые слёзы счастья и боли ознаменовали, что телепорт расщедрился аж на два деления связи.
Отойдя на сколько хватило сил, она легла на мягкий розовый ковёр. Он уже не казался таким недружелюбным.
Утопив злосчастную кнопку.8 минут ещё никогда не тянулись так безгранично долго .
Кровотечение уняло свои былые амбиции; её нос был полон слизи, она лишь улыбалась, иногда шмыгая носом, чтобы дышать.
Минута за минутой ее окутывала природа трущоб, одеяло из розового бархата так бы и убаюкало Эмму на вечный покой, если бы экран устройства не достиг нулевого значения.
Дома о ней позаботятся. Именно с такой мыслью Эмма закрыла глаза, целиком отдавшись на милость судьбы.