ПРОКЛЯТЬЙ САД

Они возвращались молча.

Деревня осталась позади, вместе со словами Эдуарда, с его глазами, полными вины, и руками, пахнущими жасмином и пеплом.

Лес принял их обратно, но… иначе.

Теперь они видели в нём не просто деревья. Они видели могилы. Следы. Тени.
Тропинка к дому Садовницы заросла. Цветы поникли. Дверь оставалась закрытой.

Прошёл день. Потом второй. Потом третий.
Никто из них не произносил её имени вслух.

---

Тоби сидел у окна в своей комнате, всматриваясь в кромку леса.

Смайли перестал играть с зажигалкой. Он просто жёг один и тот же лепесток снова и снова.

Лазари перебирала лепестки, которые остались у неё с того вечера. Они завяли, но она не выбрасывала.

Худа каждое утро подходил к оранжерее и стоял там по десять минут. Просто стоял.

А Граффити…
Он рисовал.

На стенах своего укрытия, на ткани куртки, даже на земле — рисовал её глаза. Эти белые бусины. Эти пустые, и всё же полные взгляды.

— Она не вернётся, — сказал он в одну из ночей. — Мы... мы просто испортили всё.

— Нет, — сказал Худа. — Она просто ждёт.

— Чего?

— Что мы будем рядом. Даже если она молчит.

---

На рассвете четвёртого дня случилось странное.

Сначала — легкий ветер. Потом — запах. Цветочный. Сладкий. Живой.

Когда Тоби вышел на крыльцо, он увидел это первым.

Цветы на дорожке распускались. Те самые, что были мертвы. И воздух дрожал. Лес будто начал дышать снова.

— Она вернулась… — прошептала Лазари.

Они не бежали. Они не кричали.
Они просто пошли.

---

Сад стоял в тишине. В центре — Садовница.

Та же, и всё же — иная.

Та же чёрная кожа, те же белые глаза, тот же садовый комбинезон. Но её спина была выпрямлена, её руки — чистые от земли.
Она стояла у клумбы с лилиями. И… улыбалась.
Едва. Легко. Как тонкий изгиб, почти незаметный.

Они остановились в нескольких шагах от неё.

Не говорили.
Не объяснялись.

Тоби снял капюшон. Впервые за долгое время.

Смайли убрал зажигалку.

Лазари протянула ей завядший лепесток.

Худа поклонился, тихо, по-своему. Как умеет.

А Граффити снял с плеча рюкзак и достал холст. На нём — она.
Садовница в оранжерее. Одна.
Но с раскрытыми ладонями — как будто ждёт кого-то.

Он молча поставил холст у её ног.

И тогда…
Она подошла к каждому.
Положила руку на плечо. На грудь. На щёку.
Их не было слов.
Но их не нужно было.

Потому что любовь — это не слова.
Это когда ты не уходишь, даже когда тебя не слышат.
Когда ты стоишь рядом.
Когда ждёшь.

Садовница вновь вернулась к лилиям.
И они, не сговариваясь, остались. Сели рядом. Кто на землю, кто к дереву.
Просто — рядом.

А потом она, не оборачиваясь, вытянула руку — и жестом позвала их.
В сад.

Чтобы они помогли.

Чтобы они остались.

Сын, похороненный в тени

Это случилось ночью. Луна была полной, но лес будто отказывался отражать её свет.
Всё было слишком тихо.

Прокси не могли спать.
Что-то тянуло. Что-то назревало.

---

— Мне всё это не даёт покоя, — сказал Смайли, перебирая костяшки пальцев. — То, что сказал Эдуард.

— Про сына? — уточнил Тоби, глядя в огонь.

— Да. Что он умер в лесу. Где сейчас мы. Где тогда были… мы.

Лазари опустила голову. На коленях у неё лежала фотография из альбома Эдуарда. Ребёнок, улыбающийся, с венком из одуванчиков на голове. Он выглядел… обычным. Тёплым. Живым.

— А если кто-то из нас… — начала она, но договорить не смогла.

— Мы должны узнать, — твёрдо сказал Худа. — Не извиняться заранее. Не просить прощения вслепую.
Узнать.

— И как ты предлагаешь это сделать? — Граффити откинулся на спину, подперев голову руками. — В лесу нет следов. Всё исчезает. Он не оставляет тел.

— Но оставляет места, — сказал Тоби. — Точки боли. Там, где смерть не уходит. Мы их чувствуем.

— Я знаю одну такую, — прошептала Лазари. — Я всегда чувствовала там… хруст под ногами, даже когда нет веток.
Тишина там плотная. Она как будто выталкивает тебя.

---

Они пришли туда на рассвете.
Место было… мёртвым. Не опавшим — именно выжженным. Земля чёрная, цветы не росли, даже мхи не держались.

Там стоял одинокий камень, наполовину вросший в землю. На нём что-то выцарапано.

Смайли подошёл ближе, стёр мох. Надпись:

> Лир. Спи, дитя моего гнева.

Граффити отвернулся.
Лазари закусила губу до крови.
Худа встал, не шелохнувшись, и тихо спросил:

— Кто был здесь? Кто приходил сюда раньше?

Тоби молчал.

Очень долго.
Потом выдохнул:

— Я.
…Я был.

---

Молчание. Лес зашумел. Впервые за многие главы.

— Мне было тогда пятнадцать, — сказал он. — Я только сбежал от дома. От своего… «отца». Лес принял меня. Но в первую ночь я забрёл сюда.
Я услышал плач.
Мальчика.
Он звал кого-то. Я испугался. Я подумал… что это ловушка.
Я… ударил его.

Он замолчал.

— Он был не из плоти, — прошептал Тоби. — Он… рассыпался как лепесток. Я думал, это был призрак. Иллюзия. И я ушёл.
Но потом я понял…
Он был настоящий.

---

Смайли сжал кулаки.

— Значит, ты… — начал он, но Граффити перебил:

— Он был напуган. Глуп. Один. Ты бы сделал то же самое, если бы вырос в аду.

— Он убил её сына, — выдохнула Лазари.

— Случайно, — добавил Худа. — Но от этого не легче.

Тоби опустился на колени у камня. Положил ладонь на холодную поверхность.

— Я хотел забыть. И забыл.
Но она…
Она знала всё это время. И всё равно…
полюбила нас. Меня.

---

Они не знали, что она стоит за ними.

Садовница появилась бесшумно. Как всегда. Но на этот раз — не пряталась.
Она смотрела на Тоби.
На его согнутое тело. На дрожащие пальцы. На его вину.

Он не поднял головы.

— Я… — прошептал он. — Я не хочу, чтобы ты прощала.
Я просто хочу, чтобы ты… знала.

Она подошла. Опустилась рядом.

Медленно.

Положила свою чёрную руку на его.

Потом подняла вторую. Жест.

🤲 — Я знала.

✋ — Я прощаю.

🖐 — Ты — не тот мальчик, что был тогда.

Тоби задрожал. Он впервые — заплакал.

Садовница молча провела пальцами по его волосам, как мать.
Потом встала и прошла вдоль остальных.

К каждому — прикосновение.
К каждому — взгляд.

И в этот момент они поняли:

она знала всё всегда.
Но всё равно выбрала — быть рядом.

(Продолжение следует надеюсь вам понравилось это глава 962 слов)