Аспид. Виолетта Малышенко.

Я шла по дороге уже с четверть часа, когда
черный BMW притормозил рядом, поднимая
пыль. Малышенко опустила стекло и сказала:

- Сядь в машину, нужно поговорить.

Я остановилась, но в машину не села.

- Не беспокойся обо мне, - ответила я. - Я не
останусь под мостом. Брат подберет меня на
переправе.

- И что дальше? - спросила она.

- Какая разница? Мне не пять лет, я разгребу
как-нибудь сама свое дерьмо.

- Ну конечно, - усмехнулась она.

- Ну конечно что? Думаешь, я не в состоянии
позаботиться о себе? Думаешь, только ты и
можешь сделать это? Вообще-то, я жила без
тебя двадцать лет и как-нибудь проживу и
дальше. - Я отвернулась и попросту зашагала
дальше по дороге. К черту. Мне не нужна
помощь, завернутая в жалость.

Дверь машины распахнулась, и в следующую
секунду Малышенко очутилась рядом и схватила
меня за руку, заставив выронить чемодан.

- Напортачила ты, Маша, но полным дерьмом
должна чувствовать себя я? - рявкнула она у
моего уха, снова проговаривая слова с сильным  акцентом, который я слышала
всякий раз, когда Малышенко злилась. - Залезай в
машину, не заставляй меня повторять дважды.

- Не смей говорить так со мной!

- А как мне говорить с тобой? Поблагодарить за
то, что разбила мое гребаное сердце? - бросила
мне она, сжимая мою руку до боли.

- Я не хотела этого! - заорала я. - Я выпила
таблетки, чтобы не забеременеть, но меня
избили до рвоты, и они не сработали!

- Ты не должна была спать с ним вообще,
господи! - простонала она.

- Ты никогда не делала ошибок?! Святая,
идеальная, несравненная Виолетта Малышенко,
которая никогда не ошибается!

- Ошибаюсь. С одной лишь разницей: я ебу девушек.

- Да пошла ты на хрен! - заорала ей я, ударяя ее обеими руками по плечам

Ее глаза полыхнули огнем, она схватила меня
за руку и потащила в машину. Я попыталась
вырваться, но не тут-то было, она была сильнее
меня раз в сто. Без лишних слов она просто
впихнула меня в салон и захлопнула дверь.
Наверно, думала, что я останусь сидеть внутри,
как послушная болонка, но стоило ей отойти
за моим чемоданом, как я выпрыгнула из
машины и побежала прочь, через поле.
Малышенко настигла меня через секунду. Вцепилась в
мою одежду и заставила остановиться. Путаясь
в высокой траве, я потеряла равновесие и
упала на колени. Она не устояла и упала тоже,
схватив меня в охапку. Пару минут я пыталась
вырваться, укусила ее за руку, дала ей в
челюсть, послала ее подальше трехэтажным
матом. Она выругалась, сжала мои запястья,
накрыла своим телом, обозвала исчадием ада, и…
Ее губы накрыли мои в безжалостном, чуть ли
не яростном поцелуе. Руки рванули в стороны
полы моей рубашки, вздернули лифчик и
сжали выпрыгнувшую из-под него грудь.
Ее рот обжег мою шею,  ее пальцы вжались в мои бедра.
Она была зла, как дьявол, ей было больно, и
прощать мне все, что я натворила, она просто
так не собиралась. Я вцепилась в ее волосы,
едва не плача то ли от злости, то ли от
облегчения. Сначала пыталась сбросить ее
с себя, но тяжесть ее тела и ее неистовство
словно одурманили меня. Мои собственные
руки предали меня, когда стали шарить по
ее телу, гладить ее спину, расстегивать ее
ремень. Она застонала, выругалась, стянула с меня
джинсы рывком и нижнее белье вместе с ними.

Высокая трава отгородила нас от мира, слепое
небо, равнодушное к тяготам смертных
созданий, накрыло нас. На километры вокруг
простиралась степь без единой живой души:
ори, визжи - никто не придет. Она раздвинула
мои согнутые в коленях ноги, навалился и
вошла в меня своими пальцами так резко, что я охнула.

- Мне жаль, Виолетта, мне жаль, - повторяла
я, прекрасно осознавая, что это все - расплата.
Что ей нужно выплеснуть на меня всю свою
ярость, иначе она сойдет с ума. Что только эти шлепки,пальцы и только эта злость, с которой
она трахала меня прямо на голой земле, и смогут
спасти её  от помешательства. На моей шее и
груди завтра останутся синяки, это уж точно.
Будут жечь губы, и будет саднить между
ногами. Но, по крайней мере, мне будет что
вспомнить, когда все закончится и я встречу
ночь в придорожной гостинице, свернувшись
клубком под тонким одеялом и задыхаясь от
слез.

Малышенко развернула меня на живот, обхватила
руками и заставила плакать от блаженства. Ее
пальцы нашли мой клитор и устроили мне
пытку. Я кончила практически мгновенно,
уткнувшись лицом в землю, как преступница
при задержании.

Я лежала лицом в траве, мечтая о том,
чтобы время остановилось. Чтобы он не
выпускал меня из рук, из головы, из сердца.
Ибо как только она отпустит меня, моя жизнь
разломится на до него и на после. И лучшая
ее часть останется здесь - в этом крохотном
отрезке времени, здесь, в этой траве, под этим
небом.

Малышенко отстранилась, легла рядом, убрала
взмокшие пряди от моего лица. Я
посмотрела на нее, наслаждаясь зрелищем:
раскрасневшееся лицо, припухшие губы, глаза
- мутные, одурманенные. Она притянула меня к
себе, я обняла ее за шею, спрятала лицо на ее
груди. Прижалась губами к чертополоху, не в
силах сдержать слезы.

- Я хочу, чтобы ты осталась, а остальное… Мы
придумаем, что со всем этим делать.

- Ты хочешь, чтобы мы и дальше были вместе,
или просто… предлагаешь мне крышу над
головой? - тупо проговорила я, даже боясь
думать о том, что услышу в ответ.

- Я предлагаю тебе остаться в моей жизни, в
моем доме, в моей голове и в моей спальне, -
просто ответила она, заправляя прядь волос мне
за ухо, и у меня перехватило дыхание от ее
слов. Таких простых, но так много значащих.

- Виола, я не смогу сделать аборт, - сказала
Я. - Не из-за Давида и не из-за религии. Я хочу
быть с тобой, хочу все исправить, и мне не
нужен никто, кроме тебя, но… избавиться от
этого ребенка… я просто не могу сделать это. У меня не хватит сил…

Она привстала на локте, посмотрела на меня,
сдвинув брови:

- Я никогда не попросила бы тебя сделать это.

- Правда?

Малышенко помолчала, подбирая слова, потом сказала:

- Разве это не чудо, что этот ребенок выжил
после всего, что с тобой сделали? Словно всем
назло. Только представь, насколько бесстрашна и упряма эта маленькая пылинка. Тебя чуть не убили, а она вцепилась в тебя и терпела вместе
с тобой, - сказала она. - И еще… Ведь это не плод изнасилования или случайная беременность от первого встречного. Это ребенок человека, о
котором ты грезила с юных лет. Не важно, чтоты испытываешь к Демидову теперь. Важно, что ты будешь любить своего ребенка, Маша .
И никто, ни я, ни кто-либо другой не вправе
становиться между тобой и твоим сыном или
дочкой. Вот что я думаю.

Я отвернулась, утирая слезы. Я достаточно
плакала в своей жизни, но еще никогда от того, что кто-то любил меня так сильно, что ставил мои интересы выше собственных. И от того, что она сохраняла человечность и ясную голову даже на этой тонущей лодке, в которой мы все оказались. И от того, что она решила остаться со мной в этой лодке, а не махнула рукой и выкинула за борт.

- Но об одном ты должна помнить. Этот
ребенок навсегда свяжет тебя с Демидовыми. И с Давидом, в частности.

- Нет, - резко сказала я. - Демидовы сами по
себе, а я сама по себе.

- Ты не собираешься сказать ему?

- После всего, что он сделал? Даже не подумаю.

- Он все равно узнает.

- И что тогда? Заявит на него права? Захочет
быть частью моей жизни? Скажет, что, вернись он в прошлое, и он поступил бы иначе? - нервно рассмеялась я. - Тогда я просто покажу ему свои фотографии из больницы, которые сделали следователи. Пусть посмотрит. Или шрамы на моем теле. Или вот эти три пальца, которые больше не работают. Я была готова на
все, чтобы спасти его. На все! А что он сделал
для меня? Ничего. Даже хуже: остановил
своего брата, когда тот пытался защитить меня. Он стал соучастником, Виолетта! Он позволил отцу искалечить меня…

Малышенко привлекла меня к себе, пытаясь утешить. Я прижалась к ней, черпая силу в ее объятиях.

- Мой ребенок не породнит меня с Демидовыми.
Наоборот, он будет напоминанием об ихистинном лице и об их истинной природе.

К машине я шла послушно, как шелковая.
Малышенко была довольна. Шлепнула меня по заднице, когда я садилась в салон. Мой чемодан валялся у обочины как свидетельство того, что
жизнь может развернуться на сто восемьдесят
градусов в любую минуту. Виолетта забросила его в багажник, и мы поехали домой. Домой - о,
что это было за волшебное слово…

Солнце почти село, утонуло в сумеречных
чернилах. Впервые за последние три дня
на сердце было легко. Хотелось петь самые
дурацкие, нелепые песни, танцевать со всеми
подряд и забыть все обиды - выбросить их в
воду, развеять по ветру, закопать в песке…
Напоминание о нашей ссоре осталось лишь
одно: полнейший хаос в гостиной на первом
этаже. Пол был усеян осколками посуды, что
прежде стояла на барной стойке; стеклянный
журнальный столик был перевернут, и зеркало
в ванной треснуло паутиной. И еще я увидела
несколько капель крови на кафеле.
Я повернулась к Виолетте,разглядывая
ее, и лишь тогда заметила ссадины на ее
костяшках: она разбила себе руку после моего
ухода. Скорей всего, грохнула кулаком по
зеркалу в ванной…

- Ерунда, - ответила она, читая все в моем
взгляде. - Мне просто нужно было… выпустить
пар. Только не вздумай убирать все это, я сама…

Тысяча слов вертелась на языке, но кроме «ох»
я так ничего и не смогла вымолвить. Весь этот
беспорядок был словно отражением силы его
чувств ко мне. И силы боли, что я причинила…

- Мне так жаль, - повторила я в сотый раз.

- Маш, это всего лишь посуда, - усмехнулась
она, касаясь моей щеки.

- Я не имела в виду посуду…

- А что, зеркало? - отшутилась она,
прикидываясь, будто не понимает. - Оно тоже ничего не стоит. Так что тебе правда больше не
за что извиняться.

Геля позвонила мне, не выдержала мук
неизвестности. Я рассказала ей, что наши с Виолеттой отношения, которые я заранее
похоронила, вдруг взяли и ожили. Вышли
из пещеры, как Лазарь. Она прилетела через
двадцать минут с горой свежеиспеченных
булочек. Сказала, что только эти булочки,
которые она пекла весь день, и спасли ее от
помешательства.

* * *

Геля собралась домой, когда совсем стемнело.
Набросила куртку, выдала мне снова порцию
крепких объятий и была такова. Но не прошло и пяти минут, как она вернулась в дом, распахнув входную дверь плечом и шумно ввалившись внутрь.

- Мне жаль, прости, прости, - повторяла она
и тащила за руку внутрь какого-то мужика
в черной куртке, в котором я тут же узнала
своего брата. Из носа Савы текла кровь и
капала на воротник. Он тихо матерился, зажав нос и закинув голову.

- Что за черт? - поднялась Виола, и я
вскочила тоже, напуганная шумом.

- Я вышла из дому, - заговорила Ангелина, - шла к машине, и тут он как выскочит передо мной! Я ударила его, подумала, что грабитель. Толькопотом мы кое-как выяснили, что это твой брат.

Сава! Я совсем забыла, что должна была
встретить его у переправы, вот черт! Он тем
временем заметил меня и устроил мне разнос:

- Скажи на милость, не возле переправы ли
мы договорились встретиться? И если ты
передумала, то почему бы не предупредить
меня?

- Прости, я совсем забыла! Замоталась, столько всего случилось, - пояснила я, краснея под взглядом Виолы, явно кайфующую от моих скомканных объяснений.

- Как насчет телефона, на который я звонил
примерно раз сто?

- Он, наверно, остался в кармане…

- Если бы у меня не было твоего адреса, то я так бы и торчал там, на другом берегу, всю ночь!

- Поэтому хорошо, что он у тебя есть, -
примирительно улыбнулась я и подошла
обнять его, но Сава был совсем не в духе.

- Ты думаешь, это смешно? От Питера досюда
четыре гребаных часа езды, если не превышать лимиты скорости. Я уложился в два с половиной. Летел сюда с другого конца города, потому что ты плакала и умоляла забрать тебя отсюда. Хотя кое-кто, - Сава ткнул пальцем в Виолетту, - обещала мне позаботиться о тебе!

Мой брат был просто вне себя от ярости, просто
полыхал, как открытое пламя.

- Вышло недоразумение, Сав, - сказала ему
Виола . - Тебе не обязательно орать на неё.

- Недоразумение? Ты обещала мне, твою мать!
Клялась, что она будет в порядке! Не прошло
и трех дней, как она звонит в истерике! Кем
нужно быть, чтобы не суметь разобраться со
своим дерьмом по-тихому!

- С таким дерьмом, как это, ты бы тоже
психанул, поверь мне, - сказала я, не в силах
больше слушать ор Савы.

- Я чувствую себя полным идиотом. Навернул
сюда триста пятьдесят километров только
потому, что милые не договорились, чья
очередь мыть посуду.

- Я беременна! - взорвалась я, мечтая только
о том, чтобы Сава заткнулся. - От Давида
Демидова! Немного другой масштаб проблемы!

И Сава умолк. Глаза округлились до размера
монет, руки повисли вдоль тела, словно он
вдруг начисто лишился всяких сил.

- Как, черт возьми? - вымолвил он, пребывая в полном шоке. Геля осторожно коснулась его плеча и сказала:

- Давай сюда куртку, оставайся ночевать. Я
разогрею ужин. Это не на пять минут.

Он оглянулся на Ангелину, смерил ее с ног до
головы взглядом, словно увидел впервые, и
молча отдал куртку.

* * *

Мы просидели в гостиной до полуночи. Сава
слушал меня, схватившись за голову. Он
внутренне расслабился, когда узнал, что меня
не насиловали, но стоило ему услышать, что я хочу родить, как его глаза полезли на лоб.

- Ты уверена? - раз сто переспросил он. - Этот
подонок не заслужил того, чтоб ему еще и
ребенка рожали.

- Ребенка рожают не для кого-то, - заметила
Ангелина. - А ради него самого.

- Окей, я не большой специалист в том, для
кого и для чего обычно рожает детей, но я могу сказать одно: у Маши будут проблемы, если она решит оставить его. Большие проблемы. Как только все узнают, что она беременна, Смирновы сложат два плюс два и решат, что обращались с ней в плену не лучшим образом. А значит, надо проучить Демидовых : паф-паф! - сказал Сава, складывая два пальца в «пистолет». Не то чтобы я жалел это зверье…

- Зверье? - переспросила Геля, выгнув бровь.

- Именно, - кивнул Сава. - Зверь-е.

- И чем же они заслужили этот эпитет? -
прищурилась Геля.

- Жестокостью и отсутствием какой-либо
морали.

- А Смирновы, значит, ангелы? Ходят по воздуху и светятся в темноте? - усмехнулась Геля.
Виолетта  явно рассказывала ей достаточно,
чтобы она сделала свои выводы.

- Не знаю, кто и что тебе сказал, детка, но у
меня практически отрос нимб за последние
пару лет, - возразил Сава, выглядя почти оскорбленным. - Ношу с собой оружие только
потому, что знаю, что за кустом может
поджидать снайпер. Ни во что не лезу. И мое
единственное желание - дожить до тех пор,
когда смогу увидеть у себя на голове хоть
один седой волос. Седой волос - вот это будет
праздник! Не понимаю тех, кто ненавидит
седину. По-моему, это прекрасный символ того,что ты, говнюк, оказался таким везучим, что смог дожить до этого великого момента… Так вот, а после «паф-паф» со стороны Смирновых,Демидовы  придут и вернут должок. Они всегда
возвращают. Можно прямо часики засечь…

- Я расскажу всем, что никто меня ни к чему
не принуждал, - сказала я, чувствуя прилив
праведного гнева.

- Лучше не станет. Защищая их, ты сама
подставишься под огонь. Станешь изгоем.
Клан не простит тебе того, что ты решила
побрататься со Демидовым. Твое имя станет
синонимом гадюки подколодной, которую
сколько не грей на груди, все равно однажды
отравит. Мария Смирнова - аспид, - вот что скажут
все, кому не лень открыть рот…

- Сава, - оборвала его Виолетта, - это слишком.

- То, что я говорю, - цветочки по сравнению с
тем, что скажут другие, когда узнают, - развел
руками Сава. - Я правда не думаю, что этот
ребенок стоит того, чтобы пройти ради него
босиком по горячим углям.

- Решать, чего этот ребенок стоит и чего не
стоит, будет Маша, - сказала ему Виола. - Все,
что от тебя требуется, это просто поддержать
свою сестру. Я думал, эти вещи очевидны всем?

Сава молчал пару минут, потом повернулся
ко мне и неловко обнял.

- Маш, я на твоей стороне, - наконец сказал
он. - Просто… Просто я не представляю, что
будет, если этот ребенок родится. Вот и всё.

- Я думала, он тоже верующий, - усмехнулась Геля, кивая на Саву, - и искренне верит, что
любая душа послана на землю Богом.

- Моя вера откинула коньки после того, как я
однажды простоял пять часов на коленях за
слова «катись к чертям». С тех пор я считаю,
что если что-то требует пыток, то я не хочу
иметь с этим ничего общего.

Сава взял с тарелки булочку, откусил и
закатил глаза:

- Это… это божественно. Я иногда готовлю,
но эта булочка унизила мои кулинарные
способности самым ужасным способом…

- Ты готовишь? - усмехнулась Геля.

- Даже закончил кулинарные курсы в прошлом
году. Решил научиться готовить, как бог…
Нет, я не верю, что булочка может быть такой
вкусной…

- Жизнь полна вещей, в которые сложно
поверить, - ответила Геля, разглядывая свои
ногти. - Прекрасные булочки. Желанные дети.
Смирнов, которому девчонка разбила нос.

- Я не знаю, как тебе это удалось, - нервно
рассмеялся Сава. - Может, расскажешь мне
про свой секретик?

Геля рассмеялась и вытащила из сумочки
связку ключей с куботаном - увесистым
брелоком в виде металлического стержня.

- Куботан. Мило, - улыбнулся Сава,
разглядывая его. - Удивительно, но у Маши
есть такой же.

Брелок действительно был идентичен тому,
что мне подарили на двадцатилетие. Тогда я
подумала, что он от Давида. Теперь поняла,
что вовсе не от него. Как жаль, что я была так
увлечена Демидовым, что не видела ничего
вокруг…

* * *

- Это ты подарила мне куботан на
двадцатилетие, - сказала я Виолетте, как
только мы ушли из гостиной в спальню.Она только усмехнулась в ответ, молчаливо
соглашаясь. - Жаль только, что наше первое
знакомство началось с ссоры. Я хочу попросить у тебя прощения за ту ночь. Немного запоздало, НО…

- Не извиняйся. Ты имела право злиться.

- Ты мне очень понравилась в ту ночь. Если бы я не злилась, то, боюсь, все стало бы серьезно очень быстро, - сказала я.

- Нет, не стало бы. В мои планы не входило
крутить роман с дочкой клиента. Это правда.
Тогда у тебя не было никаких шансов, -
принялась дразнить она.

Я вошла в ее  объятия, ее ладони нырнули под
мою блузку, я сомкнула руки за ее спиной.

- Не было шансов? Ох, хотела бы я вернуться
в прошлое, чтобы поприставать к тебе и
посмотреть на то, как бы ты мне отказала.

- Не веришь, что я смог бы устоять? -
усмехнулась она.

- Не верю. Думаю, хватило бы одного поцелуя,
чтобы похерить все наши чисто дружеские
отношения.

- Его и хватило, - ответила она.

- Ты про ту ночь, когда мне приснился
страшный сон и я спустилась вниз…

- Именно. В одном халате, под которым ничего не было.

- Я действительно увидела кошмар, -
смутилась я, пряча лицо на ее груди.

- Верю, - сказала она. - Я еще никогда не
радовалась так сильно тому, что кто-то видит
плохие сны.

- Чему еще ты была рада? - рассмеялась я.

- Бесконечному числу вещей. Моему халату на твоем обнаженном теле. Твоей неопытности.
Как ты краснела снова и снова. Непроизвольно прикрывала грудь, будто не привыкла никому показывать себя… Касалась меня так, словно…
словно боялась сделать что-то неправильно…

- Я правда боялась, - созналась я, чувствуя, что снова отчаянно краснею.
Малышенко рассмеялась. Потом вздернула мою футболку и припала губами к соску. Подразнила
второй тоже, вернулась к шее, распаляя меня
одними своими прикосновениями.

- Запомни, нет ничего, что ты бы могла сделать
неправильно. Абсолютно все, что ты будешь
делать, способно вынести мне мозги.

- Если честно, я бы предпочла быть
суперопытной, - прошептала я.

- Ты будешь ею. Не сомневайся, - ответила она.

- Но до той поры я хочу каждое мгновение
твоей неуверенности, смущения, стыда, видеть, как ты краснеешь, изумляешься, робеешь, открывать для тебя что-то новое каждую ночь, чего ты еще не знала, о чем ты не имела ни малейшего представления…

- Теперь я знаю, как бы мог говорить Змей
с Евой в райском саду, - выдохнула я, уже
чувствуя, как завожусь от одних только слов. - Если он был так же красноречив, как ты, то у
бедной девчонки не было никаких шансов. Она бы не только яблоко у него взяла, она была бы рада даже ручной гранате.

- Думаю, Змея тоже можно немного пожалеть,
- прошептала мне Малышенко. - Перед ним
стояло обнаженное создание самого Господа,
прикрытое одним-единственным листиком
смоковницы, а у него даже не было рук, чтобы
разгневать Бога и Адама по-настоящему.

Малышенко в два счета раздела меня. Я следила
взглядом за ее сумасшедшими руками, быстро уложившими меня в постель и занявшимися моим нижним бельем. Она не стала его снимать с меня, просто сдвинула так, чтобы оно ничего не прикрывало, но по-прежнему было на
мне. Стринги легко врезались в мою кожу,
обнажая все самое интересное. Грудь ждала ее поцелуев.

- Зато у Змея было сильное тело, способное
обвивать, сжимать и проникать. И если бы он
только захотел, Ева потеряла бы не только рай, - сказала я, дразня Малышенко легким движением бедер.

- Но и мозги тоже? - прошептала Малышенко в ответ.

Она склонилась надо мной, упершись руками в матрас и прижимаясь ко мне разгоряченным телом. Я направила ее в себя, приглашающе раздвигая ноги, и эта маленькая инициатива распалила ее до предела. Она резко вошла в меня, потом взяла за подбородок и заставила
смотреть на нее, пока ее пальцы погружались
в меня снова и снова. Она словно трахала меня и взглядом тоже. Глаза в глаза, пока в моих зрачках совсем не останется стыда за все, что между нами происходит.

- Не отводи взгляд, - прошептала мне она. -
Смотри на меня. Вот так. Я хочу видеть твои
глаза, пока я делаю с тобой все это. А ты
смотри, что ты делаешь со мной…

Засыпая в ту ночь в ее руках, мне впервые за
долгое время захотелось снова помолиться. Не просить Бога о милости, нет, теперь я знала, что просить о ней бессмысленно. Скорее просто поставить Его в известность, что отныне вместо того, чтобы уповать, я буду бороться.
Вместо того, чтобы принимать свою судьбу, я
буду творить ее собственноручно. Что я готова сражаться за свое счастье, за свою Пылинку и за Виолетту, и сражаться жестоко. И что если у Него свои планы на меня и на мою жизнь, то Он будет очень удивлен, когда я не подчинюсь.

* * *

Утро снова началось с тошноты. Я провела его
в ванной на коврике, страстно обнимаясь с
унитазом. Виолетта принесла мне стакан воды и помогла встать, когда тошнота поутихла.

- Надеюсь, ты добавила в воду яд, - мрачно пошутила я. - Я хочу умереть.

- Нет, приберегла его для родов, - ответила она. - Доброе утро.

- Доброе, конечно. Добрее только маньяк с
топором.

- Ничего, это скоро пройдет, - сказала Виола и
предложила снова прилечь.

- Откуда ты знаешь? Уже имела дело с
утренним токсикозом? - усмехнулась я.

- Нет, все утро читала медицинскую
энциклопедию в интернете, - ответила
Виолетта. - Пишут, все пройдет после
двенадцатой недели.

- Двенадцатой недели?! То есть еще два месяца встречать утро с унитазом в обнимку? Иногда мне кажется, что природа - величайшая садистка и просто ненавидит женщин. Мы не так сильны, как мужчины, мы быстрее стареем, и наше тело, как звездное небо, меняется каждый день от этих дурацких гормональных циклов: сначала волна эстрогена, потом прогестерона, потом ты теряешь кровь, как солдат, и ничего не можешь с этим поделать. И так каждый месяц! Мы вынашиваем, мы рожаем, мы кормим, теперь еще и это… а что мужчины? Какие неудобства испытывают они? Ах, ну разве что надо бриться по утрам. Да и то не обязательно.

- Иди сюда, мое проклятое природой создание,
- рассмеялась она. - Как я могу облегчить твои
страдания?

- Просто скажи, что ты тоже страдаешь, -
проворчала я.

- Я тоже страдаю, - усмехнулась она. - Я так то тоже женщина)

- И что?!,ты же не вынашиваешь ребёнка, - на что Виолетта рассмеялась и обняла меня

* * *

Сава решил остаться на «пару дней». Потому что «я впечатлён местной природой». И «я
соскучился по Маше». И «не уеду, пока не
доем все эти булочки». Но все, кого Бог не
обделил глазами, видели, в чем настоящая
причина. Вернее, в ком. Он хвостом ходил за
Ангелиной. Решил помочь ей с машиной, стоило ей обмолвиться, что у нее мотор барахлит.
И еще постоянно пялился на нее, когда она
не смотрела в его сторону. До смешного
пристально. Собаки машут хвостом, когда им
кто-то нравится, кошки забираются на колени,тдети улыбаются и лезут на ручки. А парни начинают таращиться, просто глаз не могут отвести от того, кто им нравится.

Мы вчетвером провели день вместе, снова
выбрались на природу. Съездили на побережье понаблюдать за китами и решили пообедать в рыбном ресторане на южном берегу острова.

Пока Ви с Савой заказывали еду, мы с Ангелиной пошли мыть руки в дамскую комнату. Мне чаще обычного хотелось в туалет, и временами накатывало такое изнеможение, что хотелось прилечь прямо на пол. Пылинка хоть и была пылинкой, но уже начинала заявлять о себе. Маленькая, но влиятельная. И смелая тоже, тут
без вопросов…

- Как ты? - спросила Геля, озабоченно
заглядывая в глаза. - О чем задумалась?

- О том, что у моего ребенка, должно быть,
сила супергероя, если он смог выжить после
всего, что со мной произошло. Наверно внутри меня растёт мини Бэтмен,или Крошечная Вандер Вумен. Не удивлюсь если рожу ребёнка с плащем супер героя.
Геля рассмеялась стряхивая с рук воду.

- Я не верю в судьбу,но, возможно,некоторые люди должны родится для каких-то великих дел, или тогда сама Вселенная будет стоять на их страже.

- Где была Вселенная когда меня превращали в отбивную котлету в том лесу? - покачала головой я.

- Отвлеклась  на того несчастного,которого засунули в  мясорубку, - ответила Геля с мягкой улыбкой. - Должно быть, она просто не многозадачна.

- Ну и кому нужна такая Вселенная? - спросила я.

- Согласна, давай переедем, как только
придумают новую, - подмигнула она, и мы
снова рассмеялись.

Когда мы вернулись, Сава и Виолой мило
болтали за стаканом пива. Официант принес
заказ, и я набросилась на пирог с лососем.

- Смотри, супергерой требует белка, - шепнула
мне Геля.

- Я дам ему столько белка, что потом на нем
плащ не застегнется. Не говоря уже про пояс
супергероя.

- Мать что надо, - кивнула она, наставив на
меня указательные пальцы.

Вышло ужасно смешно. Я хохотала, когда
ела. Виолетта и Сава не очень поняли,
что на нас нашло, а я слишком была занята
употреблением белков, чтобы объяснить.

Сава всю трапезу снова пялился на Гелю.
На ее лицо, обрамленное кудрями, на то, как
она смеялась и распиливала рыбные палочки
столовым ножом. Я заметила, как его рука
коснулась ее талии, когда он помогал ей сесть. И как чуть позднее соприкоснулись их пальцы,когда он передавал ей стакан с водой. И как они забавно подкалывали друг друга весь вечер. И как мило он ухаживал за ней и был готов исполнять любые прихоти по первому зову.
Виолетта заметила это тоже. Следила за Савой,.как кошка за голубем. Порой выглядела почти мрачно и даже закатывала глаза, когда слышала их флирт и шуточки.
Только вечером, когда мы вернулись домой,
мне удалось выяснить, что к чему. Уже лежа в
постели и следя за тем, как Виола снимает
рубашку, я спросила, чем ей не угодил Сава.

- Твой брат - жуткий бабник, - объяснила
мне она. - Ни с одной девушкой не встречался
дольше нескольких месяцев. С последней
расстался совсем недавно, накануне отъезда из Питера. Думаю, Геле стоит узнать об этом.

Вот они, издержки работы детективом. У нее
всегда будет информация обо всех. А если не
будет, так она ее найдет.

- Виолетта, они взрослые люди и сами
как-нибудь разберутся без посторонней
помощи. Что, если она - та самая? Я верю, что
даже сердцеед может остепениться и вручить
свое сердце одному человеку.

- Знаешь, почему Геля здесь? Почему моя
прекрасная сестра бросила хорошую работу,
друзей, продала шикарную квартиру в
Питере и решила уединиться в этой глуши?
Потому что человек, которого она любила,
поступил с ней просто отвратительно. Она
до сих пор борется с депрессией. Решила, что
избалованные столичные мальчики - это то,
от чего стоит держаться подальше, но, видимо, карму не проведешь сменой локаций.

- Можно спросить кое-что? - улыбнулась я.

- Давай, - кивнула Виола.

- А сколько девушек было у тебя и как долго ты с каждой из них встречался?

- О, по сравнению с Савой я просто монах-францисканец.

- А почему надо сравнивать себя с Савой?
Давай сравним твой счет ну, например, с моим. У меня было два партнера. Как насчет тебя?

- Слегка… больше, - туманно ответила Малышенко, запуская руку в волосы. - Но уверена,что если бы ты поставила себе такую цель, то обскакала бы меня в два счета.

Я рассмеялась. Представила себя сердцеедкой.
Как я прихожу в бары и клею девушек, только
чтобы записать их потом в своей списочек.
А после даже не перезваниваю! Прямо как в
песне «Спасибо, следующий» Арианы Гранде.

- Думаешь? - усмехнулась я. - Интересная идея.

- Нет-нет, я забираю свою идею обратно, -
сказала Малышенко с нервным смешком. - Меня в дрожь бросает от одной мысли о том, что ты могла бы пуститься во все тяжкие.

- Что за отвратительные двойные стандарты? - рассмеялась я.

- Двойные, тройные, плевать. У тебя было два
партнера, и, боюсь, на этом все.

- Хочешь, чтобы мой второй партнер был моим последним? - улыбнулась я.

- А что, вам было бы этого мало, мисс Смирнова? - подначила меня она.

- Не знаю, зависит от вашего трудолюбия,
миссис Малышенко , - ответила я прежде, чем она закрыл мне рот поцелуем…

Мы сошлись на том, что она не будет
вмешиваться в отношения Савы и Гели, как
бы ни хотелось. В конце концов, может быть,
они вовсе не начнут встречаться. Может быть, мой брат просто потаращится на нее пару дней, потом решит, что этот орешек ему не по зубам, и отчалит обратно в Питер?

Тем вечером мне долго не спалось. Я заварила
себе чай и вышла на крыльцо. Синие сумерки
опустились на землю, небо усеяли звезды,
воздух пах морем и мокрой травой. Луна выплыла из облака и осветила спящий сад
голубоватым светом.
Сквозь ряды сбросивших листву деревьев я
разглядела парковку нашего дома, на которой
стояли три машины: черный седан Виолетты,
серебристое купе Гели и внедорожник Савы.

Геля сидела на капоте машины, слегка
откинувшись назад. Сава склонился над
ней. Они были так близко друг к другу, что их
фигуры сливались в одно. И целовались так,
словно это был их последний вечер на Земле.

* **

Утром, когда мы с Виолеттой спустились
вниз на кухню, то увидели Гелю и Саву,
мило воркующих на диване у камина. Я даже
не была уверена, ложились ли они спать.
Возможно, так и просидели здесь всю ночь у
огня. Думаю, Виола заметила это тоже. Глаза
детектива не знают покоя. Она сама однажды
сказала мне об этом. И что внимание к
деталям - оно и благословение, и проклятие
одновременно.

- Утро доброе, - протянула Малышенко,
останавливая взгляд на Саве, который в этот
момент весьма опрометчиво взял руку Гели
и принялся пересчитывать на ней пальцы. -
Можно с тобой поговорить?

- Надо же, - кивнул тот. - А я как раз хотел
поговорить с тобой.

Они вышли в сад, плотно прикрыв за собой
дверь. Мы с Гелей сварили себе кофе и стали
наблюдать за ними в окно, стоя бок о бок с
чашками.

- Думаю, Виолетта хочет сказать Саве пару
ласковых по поводу меня, - сказала Ангелина и добавила, очень смешно пародируя голос
Виолетты: - Только попробуй залезть к ней
в трусы, говнюк, и я тебя вздерну вот на этой
яблоньке.

Я расхохоталась до слез, потом ответила,
пародируя голос Савы:

- И это говорит мне сумасшедшая, похитившая мою
сестру и увезла ее на свой таинственный
остров! Я бы бросил перчатку тебе в лицо и
объявил войну, да у меня нет перчатки.

Они разговаривали довольно-таки спокойно, но с нашей озвучкой картина была просто уморительной.

- Тебе придется сильно постараться, дорогуша, чтобы получить мое благословение, - сказала басом Геля. - Справка о доходах,
о несудимости, заключение психолога,
сертификат о высшем образовании, отсутствие аварий и действующие водительские права, характеристика из полицейского участка по месту жительства, все профайлы на социальных платформах, политические и религиозные убеждения и автобиография, заверенная родителями.

- Может, тебе еще член линейкой померять? -
сказала я голосом Савы, уперев руки в бока.

- Член линейкой померять входит в
предсвадебный пакет, - пророкотала Геля, дико смешно копируя Виолы, - пока можешь
жить спокойно.

Мы просто чуть не померли со смеху прямо
посреди кухни. Потом устали пародировать их и просто взялись за завтрак.

- Я рада за вас, - сказала она. - Виолетта без
ума от тебя. Я поняла это с той первой минуты, когда увидела вас вместе. Смотри не разбей ей сердце. Она никогда не соберет осколков, если ты сделаешь это.

- Я буду держать его сердце очень осторожно,
- заверила ее я. - И надеюсь, что Сава не
разобьет твое.

- О, обо мне не переживай. Я больше не
затеваю серьезные отношения, - сказала Геля.

- То есть? - спросила я, не слишком понимая.

- Мужчины - большие собственники и часто
делают женщину своей вещью. Начинают
указывать ей, как жить, куда ходить и что
делать. И слетают с тормозов, стоит напомнить им, что ты не их собственность. С меня хватит этого дерьма. Я не против интимных отношений по взаимному согласию, но я скорее
отдам свое сердце на трансплантацию, чем
вручу кому-либо. Сава, если что, уже в курсе. Я сразу обозначила свои правила.

- И он согласился?

- Что ему оставалось? - усмехнулась Геля.

Сава и Виола вернулись из сада как раз в тот момент, когда на кухне что-то испеклось и на всю гостиную пропищал сигнал. Сава схватил
варежки и побежал к духовке.

- Готов мой шедевр! - гаркнул он из кухни.

- Киш-лорен с сыром бри, руколой и
клюквенным соусом! Всем мыть руки!

- Он меня пугает, - шепнула мне Виола,
усаживаясь рядом со мной за барную стойку, и я рассмеялась.

- Ты тоже выглядела весьма устрашающе, когда вышла с Савой на улицу. О чем вы говорили?

- О девчонках, о ком же еще, - усмехнулась  она.

- О девчо-о-онках, - протянула я. - И как?
Разговор вышел интересным?

- Очень. Мы сошлись на том, что с девчонками нужно вести себя хорошо. А не то можно получить в чердак и потом долго лечиться.

- О боже, ты что, угрожала Саве?

- Совсем чуть-чуть. А он в свою очередь
поугрожал мне, так что мы квиты.

- Я говорила, что мне безумно нравится в тебе
одна черта?

- Какая?

- То, как яростно ты готова защищать то, что
тебе дорого. Меня, например, или сестру.
Обычно люди много говорят, но, когда дело
доходит до поступков, сворачивают удочки. Ты другая..

Я поцеловала ее, и она ответила мне. Я тихонько сунула руку под ее футболку, а Виолетта шепнула мне, что не стоит, а не то ей придется есть киш-лорен Савы с взбухшими сосками , а Сава может понять это по-своему…

- Думаешь, слишком возгордится? - хихикнула я и добавила, пародируя голос Савы и растопырив пальцы веером: - У людей встает на мою стряпню!

Виола расхохоталась . Потом посмотрела на
меня и просто сказала:

- Меня заводят ваши грязные шуточки, мисс
Смирнова

- А я знаешь, что заводит меня?

- Что?

Я прошептала ей пару слов, касаясь губами
ее уха. Она слушала, закрыв глаза и блаженно
улыбаясь, потом взяла меня за руку.

- Идем-ка помоем руки перед едой, - сказала она и повела меня за руку в ванную. Закрыла за нами
дверь и повернула в ней ключ.

- Кое-кто очень сильно напрашивается все
утро, - усмехнулась она, припирая меня к стенке
и ласково касаясь губами моих губ.

- Мне нужно запастить гормонами
удовольствия впрок. Можно?

- Тебе все можно, - ответила она.

- Прямо все? - прошептала я, развязывая шнурки на ее шортах.

- Абсолютно. Я запрещаю тебе только две вещи: умирать и рожать преждевременно.

- Обожаю твое чувство юмора, - улыбнулась я.

- Это не юмор, я серьезно, - сказала она и
развернула меня к себе спиной, впиваясь губами в мою шею.
Я опиралась руками о раковину и видела
себя в зеркале, когда она завладела мной. Мне
нравилось смотреть на свое отражение, на
мое тело и раскрасневшееся лицо. На то, как она заставляла меня выгибать спину, сжав в
руке мои волосы и оттягивая их назад. Как
полосы света, просочившегося сквозь жалюзи,
ложились на нашу кожу…

Пожалуй, я была грехом, трижды
помноженным на грех: женщина,
занимающаяся сексом вне брака,
будучи беременной. Родись я на пару
поколений раньше, и меня бы точно
отправили в приют Магдалины - в
воспитательно-исправительный монастырь
для падших женщин. Монашки забрали бы у
меня ребенка и продали его богатой бездетной
семье, меня бы заставляли работать до
кровавых мозолей, молиться и избивали бы
за малейшие провинности. Родись я на пару
столетий раньше - и меня сожгли бы на костре.
Родись я в эпоху Христа - и меня забили бы
камнями. В какой момент истории не ткнись -
каждый сказал бы мне, что я порок и я грязь.
Но здесь и сейчас, в руках этой женщины,
я чувствовала себя верховным божеством.
Прекрасным, всесильным, священным. Она
поклонялась мне, боготворила меня, признавала
мою власть над ней. Я была способна унести
ее в небеса, как Исида. Я любила ее так
сильно, что была готова умереть ради неё, как Иисус. И еще я была способна создать новую жизнь, как это делают только боги.

- Я люблю тебя, - сказала Малышенко, роняя
поцелуи на мои плечи. - Ты не представляешь, как сильно.

Ее руки обхватили мое тело, она была вокруг
меня, надо мной, внутри меня. Я была объята
ей, как здание бывает объято пламенем,
только это пламя не разрушало, а создавало
меня заново, делало меня прочнее и сильнее.

- И я люблю тебя, - ответила я, выгибая спину
и откидывая голову. - Есть ли что-то лучше,
чем это?

- Да, - прошептала она мне на ухо. Ее жадные
пальцы обхватили мой подбородок. - Все то же
самое, но когда ты уже не будешь беременна.

- Почему?

- Потому что мне не придется так
осторожничать с тобой, - ответила она хрипло.

Секс с Малышенко не казался мне осторожным,
скорее, наоборот, неистовым - поэтому я не
сразу поняла, к чему она клонит.

- Хочешь сказать, что еще не… не начинала со
мной по-настоящему?

Она только рассмеялась, опуская голову и касаясь
горячим лбом моего плеча.

- Не знаю, почему, но это страшно возбуждает,
- прошептала я ей. - Что ты собираешься
сделать со мной потом, а?

- Боже, лучше тебе не знать, - ответила она.

* * *

Я нашла врача в этом острове или селе ведь кто то называет его остров а кто то село, и отправилась вместе с Ангелиной к нему на прием. Как я и предполагала:
срок - примерно четыре недели. Все анализы
были в норме, а что творится у меня в голове,
слава богу, никто не спрашивал. Врач сообщил
мне, что ребенок уже дорос до размера
перчинки, и почему-то это показалось мне до
ужаса милым. Потом он показал мне плакат,
на котором были изображены стадии развития
ребенка. Мой ребенок, если верить картинкам,
сейчас был похож на микроскопическую
оранжевую дольку мандарина с маленькими
черными глазками. Сложно было поверить,
что эта долька скоро превратится в младенца.
До чего же невероятна и сложна природа, если
способна на такие превращения.

Домой мы вернулись только вечером.
Сава и Виола были вовсю заняты домашними
делами. Виолетта опиливала бензопилой
живую изгородь, которая сильно разрослась
в последние месяцы. А Сава ждал нас с
ужином и уже разведенным в камине огнем.

Ангелине это понравилось. С кухни тянуло просто
божественным ароматом.

- Не делай так больше, - улыбнулась Геля
Саве , снимая плащ. - А не то мне придется
сделать тебя своим заложником и больше
никогда отсюда не отпускать.

- Что, если это именно то, чего я хочу? -
усмехнулся Сава, выставляя на стол блюдо
с фаршированными яйцами, украшенными
зеленью.

Виолетта вернулась из сада, с изумлением глядя на стол.

- Ты видела, что тут устроил Сава? -
рассмеялась Геля.

- Не просто видела. Я была соучастником.
Добыла розмарин в саду. Мы подумали, что вы проголодаетесь.

Это был очень душевный и спокойный вечер,
в котором смешались тепло камина, аромат
горячей еды, смех Гели, шутки Виолетты и
красноречивые взгляды Савы, которые он
бросал на Гелю, когда она смотрела в сторону.
Один из таких вечеров, какие потом часто
вспоминаешь с мечтательной улыбкой и
странной грустью на душе. Когда не хочется
думать ни о каком завтра и ни о том, что было
вчера, а просто быть в настоящем моменте
и чувствовать, как время впервые никуда
не бежит и не торопится - только медленно
колышется и сияет, как море в штиль.

- Это блюдо еще называют «Осатаневшие
яйца», - сказала я. - Когда-то давно в начинку
обязательно добавляли кайенский перец,
и оно было реально острым. Потом рецепт
поменялся, а имечко осталось.

- Должно быть, по этой самой причине его
никогда не готовили у нас дома, - хохотнул
Сава и тут же стащил у меня с тарелки
последний кусочек.

- Сава, ей нужен белок, пусть она ест, -сказала Геля.

- Мне тоже нужен белок. Для производства
здоровой…

- Не продолжай, - закатила глаза Геля.

Сава откинулся на спинку стула, упиваясь ее
смущением.

- Геля, он правда тебе нравится? - спросила Виола. - Если нет, то думаю, мы сможем
обменять его на что-то полезное в селе.
Например, на телегу или дрова.

- Он мне нравится, - рассмеялась Гедя.

- Даже такой испорченный?

- Некоторые вещи, испортившись, становятся
только лучше, - с видом эксперта промурлыкал Сава. - Например, сыр с плесенью. Или
перебродивший виноград.

- Сейчас ты в очень опасной близости от
прозвища «Рокфор», приятель, - подмигнула
ему Виолетта , и мы все начали смеяться, как
ненормальные.

Когда мы разделались с едой, Сава объявил,
что пришло время десерта, и тот факт, что он
приготовил еще и сладкое, лично мне сказал о многом.

- Ты перешел опасную черту, дорогой, - сказала Ангелина, по-кошачьи наблюдая за тем, как Сава тащит к столу блюдо с тортом.

- Что ты сделала с этим парнем? - подначила ее Виола. - Боюсь, у него уже начались какие-то необратимые повреждения мозга.

- Ладно, я должен сознаться кое в чем, -
комично вздохнул Сава. - Это торт из
пакетика. Называется «Еда дьявола» от фирмы «Дарья Ивановна ». Я просто высыпал содержимое упаковки в миску, добавил яйца и воду - и вуаля. Глазурь тоже была готовая -
« Дарья Ивановна » из банки. Но, господи, если это будет несъедобно, я задушу эту Дарью голыми руками и, клянусь, буду готовить только по Розанне
Пансино!

«Еда дьявола» и «осатаневшие яйца» - что же
еще могут готовить детишки, улизнувшие из
религиозной семьи?» - подумала я, беззвучно
хихикая.

- Теперь ешьте, - повелевал Сава. -
Нет, сначала я должен убедиться, что это
съедобно и не вызывает остановку сердца. И
преждевременные роды…

- Дуралей, - пробормотала я.

- Отрежь мне тоже кусочек, - сказала Геля. -
Если ты умрешь, то, так и быть, я умру с тобой.

Это был очень вкусный торт. Он действительно
был хорош: пушистый, влажный и очень
шоколадный. Я даже не ожидала, что «торт из
пакетика» сможет меня удивить.

- Хм, это вкусно, - проговорила Геля с полным
ртом.

- Думаете, можно пока не подписываться на
Розанну Пансино? - спросил Сава.

- Думаю, тебе можно открывать свой
кулинарный канал, - сказала Геля, помахивая
вилкой. - «Вкусняшки от няшки».

- Считаешь меня няшкой? - спросил Сава,
глядя на Гелю так, словно она была очередным деликатесом от Дарьи.

Мы с Виолеттой решили прогуляться, пока нас не убило электричеством между этими двумя.

- Как поход к врачу? - спросила Виола, когда
мы ушли в дебри сада и уселись за садовый
столик в тени деревьев. Верней, Виола
уселась за столик, а я забралась к ней на
колени, обняв за шею и уткнувшись лицом в
грудь. Ее близость сводила меня с ума. Запах
ее духов дурманил, как наркотик. И еще
ее руки гуляли по моим бедрам и ягодицам, от чего я просто таяла.

- Все хорошо, - ответила я. - Прописал мне
витамины, поменьше нервничать и половой
покой.

- Половой покой? - повторила Виола с таким
лицом, что я рассмеялась. - В смысле… Господи, это будет сложно… Он объяснил, почему?  Ну у меня же не член..Нельзя только
некоторые вещи или вообще всё?

- Все, успокойся, я пошутила, - захихикала я.

- Он сказал, что можно. Что кровообращение
улучшается, и настроение, и гормональный
фон, и вообще все приходит в норму после
хорошего секса.

Виола расхохоталась и закрыла лицо ладонью.

- Маша, ты с ума меня сведешь…

- Ты смогла бы пережить воздержание, если бы пришлось?

- Пальцем бы тебя не тронула. Но ты
по-прежнему спала бы в моей постели. И
я по-прежнему могла бы смотреть, как ты
ходишь передо мной в чем мать родила.
И мы по-прежнему могли бы целоваться и
принимать вместе душ…

- И я бы время от времени радовала тебя
своими пальцами и языком , - закончила я.

- Маша, - обратилась ко мне она с совершенно
серьезным лицом. - Я всегда считала, что у меня нет проблем с самоконтролем. Но теперь не знаю, могу ли вообще себя контролировать.

- Неужели? - невинно захлопала ресницами
я. - А по твоему виду и не скажешь. Кажется,
что даже если я сделаю вот так, - я взяла в рот
ее два пальца и старательно пососала, - ты даже не заметишь.Самоконтроль
уровня Бог…

Малышенко поднялась, подхватила меня на руки и сказала, что я сама напросилась. Пронесла меня наруках в дом, мимо Савы и Гели воркующих
у камина, и на второй этаж.

Внесла в спальню
и ногой захлопнула дверь. Уложила в кровать и принялась расстегивать свою рубашку, взирая на меня с высоты своего роста и пристально сузив глаза. Я следила за ней с немым предвкушением.

- Раздевайся, - сказала она.

- И не подумаю.

- Хочешь, чтобы это сделала я? - опасно
улыбнулась она.

- Я снова слышу французский акцент. Ты
злишься? - усмехнулась я.

- Он появляется не только, когда я злюсь.

- Когда ты возбуждена, тоже?

- Очевидно. - Она склонилась надо мной и взялась за полы моей рубашки, но я отползла чуть дальше, уворачиваясь от ее рук. После я перевернула её и села сверху

- Сегодня я главная. - сказала я медленно опускаясь вниз. Снимая с Виолетты последние элементы одежды,я вошла в неё двумя пальцами,в ответ она мне простонала.

- Виола тебе нравится?, - спросила я добавляя язык,спустя несколько минут она кончила,и потом она  в две секунды оказалась надо мной, уселась на мои бедра и сжала оба мои запястья одной рукой. Ее вторая рука тем временем на удивление проворно расстегивала пуговицы
на моей рубашке. Она за пару секунд разобралась с ними, вздернула лифчик и с довольным видом уставилась на мою тяжелую грудь, вырвавшуюся на свободу. Ее губы накрыли мои - жадно, уверенно, по-хозяйски. Я извивалась под ней, пытаясь сбросить ее, но это было так же сложно, как выбраться из-под гранитного завала.

- Как успехи? - прошептала мне на ухо она.

- Я немного сдаю свои позиции, но самая
главная крепость пока за мной.

- Какая? - усмехнулась она. - Эта? - И ее рука
нырнула ко мне в штаны и оттянула резинку бикини. Я сдвинула ноги, но слишком поздно - два пальца уже проникли в меня.

- Сдаешься? - спросила она, едва касаясь своими губами моих.

Я вывернулась, схватила подушку и швырнула ее ей в лицо. Малышенко явно не ожидала такого и почти выпустила меня. Но стоило мне отползти к краю кровати, как она схватила меня за ноги, рывком придвинула к себе и резко вошла  в меня тремя пальцами .

- Я взяла твою крепость, как тебе это? - сказала она, задавая нашему сражению какой-то безумный ритм и впиваясь свободной рукой в мои бедра.
Пот тек по ее лицу, волосы надо лбом
промокли, лихорадочный румянец проступил
на щеках.
Я несколько минут просто наслаждалась ее
силой и своей безоговорочной капитуляцией.
Потом поманила ее пальцем и, когда она
склонилась надо мной, сказала:

- У меня есть еще одна крепость. И ее я не
отдам точно.

Она хрипло рассмеялась, касаясь моего лба своим лбом, горячим, как угли:

- Самоуверенность до добра не доводит, мисс
Смирнова.

- Ничего, - шепнула ей я. - Главное, чтобы
вы довели меня куда-нибудь, мисс Малышенко.
Например, до оргазма.

- Не переживайте, мисс, - отозвалась она,
нахально улыбаясь. - Как раз туда мы дойдем
очень быстро…

__________________________________________________

кисули как вам?) 🤍🐈