11.
— Привет, братец, — ухмылка расползается по его лицу.
— Ах, ты, мразь!.. — я кидаюсь на него, но Элиот направляет на меня пистолет, ничуть не испугавшись.
— Кажется, тут ты прогадал, — он поднимает голову Фионы за подбородок, её испуганные глаза встречаются с моими. — Узнаёшь его? — кивает на меня.
Девочка не отвечает. Она тихо плачет, и мне безумно хочется избивать сводного брата до последнего вздоха, чувствовать его кровь на своих руках. И даже это не окупит обречённого взгляда Анастейши и затравленного взгляда Фионы.
— Твой отец, — продолжает Элиот хозяйским тоном.
Она, по всей видимости, его даже не слышит. Брат переводит взгляд на меня и прищуривается.
— В одном тебе, конечно, повезло. Я думал, тебя притащат полумёртвым, но... — он поднимает брови, — ты пожертвовал своими людьми. Браво, Грей.
— Как ты мог? — я смотрю на него, пытаясь понять, что же упустил. Каждая чёрта загорелого лица до боли знакома. Я не поверил бы, что во всём этом ужасе виноват Элиот, не будь в его руках Фионы. Это кажется нереальным, потому что я знаю его, как себя. Я рос с ним, взрослел бок о бок, поступал в колледж. — За что? Брат...
Он отводит взгляд, и я цепляюсь за это, как за соломинку. Вдруг не всё ещё потеряно? Он не такой! Не холодный и жестокий, как сейчас, в этом сыром полутёмном зале. Он тёплый и добрый, весёлый, даже слишком, что меня иногда раздражает. Но брат поднимает глаза, и в них — ещё больше злости и не человечности, чем минуту назад.
— Неприятно удивлён, что ты, с твоей удивительной проницательностью и трезвостью ума, так ничего и не понял. Даже никаких мыслей не возникает? — он поднимает бровь и выжидающе смотрит.
У меня есть одно предположение, но оно слишком глупо и ужасно, чтобы быть правдой. Что же я сделал, отчего брат стал таким?!
— Итак, — протягивает Элиот, быстро улыбнувшись. Показалось, что улыбка была немного печальной. — Вернёмся на пять лет назад...
— Кейт, — выдыхаю я одними губами, но он улавливает это.
Взгляд становится жадным, и Элиот замирает. Господи, нет... Я был прав в своём ужасном предположении.
— Бинго, братец! Ты справился быстрее, чем Ана, — оборачиваюсь на неё и тут же жалею. Лучше бы я не видел такую Анастейшу — полную боли, безысходности и смирения. Что?! Смирения? Нет, Ана, ты должна держаться! Я пытаюсь упокоить её взглядом, но Элиот продолжает: — Да, всё ради Кейт Кавана, которая могла бы стать Кейт Грей. Тебе ведь тоже нравилась эта идея, верно? — он усмехается. Во всём: взгляде, позе, интонации — глубокая ненависть. — Кейт была хорошим человеком, даже несмотря на твои чёрные загребущие руки, прикасавшиеся к ней. И мы хотели стать семьёй, большой дружной семьёй. Я, Кейт, Ана и ты — неплохо, правда? Но мечтам моей любимой девушки не суждено было сбыться. Где ты, Кристиан, там боль и разрушения. Просто грёбаная ебучая боль повсюду!
Я судорожно думаю, где же Микки и как там Сойер? Надеюсь, они не пострадали, потому что мне сейчас помощь не повредит. И чем скорее, тем лучше. Но их нет. Я тут уже около десяти минут. Почему моя охрана так медлит?
— А я всё потом думал и сопоставлял дни, когда она задерживалась на работе с моментами, когда ты отмахивался от встреч, тоже прикрываясь карьерой. Я верил Кейт и верил своему брату. Кстати, спасибо, Ана, — он смотрит на неё, — ты открыла мне правду. В тот раз не успел поблагодарить, — Элиот делает короткий поклон, не отпуская Фиону.
Я не представляю, что с ней твориться. Если даже я со своей хладнокровностью и железной выдержкой, зная, что охрана здесь, схожу с ума, то какого беззащитному ребёнку?!
— Элиот, я предлагаю тебе сделку. Это самое лучшее, что может с тобой случиться, — я понимаю, что нужно срочно что-то делать, иначе нам всем грозит смертельная опасность. Только я могу всех их спасти, и от этого становится ещё тревожнее. Брат издаёт что-то, наподобие смешка, но я не обращаю внимания и продолжаю: — Ты отпускаешь Фиону и Анастейшу, а я остаюсь здесь. Можешь мстить мне, как пожелаешь. Это будет честно.
Анастейша позади меня дёргается и мычит, выражая своё несогласие, но я не обращаю внимания.
— Да на кой-мне сдалась твоя жалкая жизнь? — фыркает Элиот. — Думаешь, всё это только, чтобы найти тебя, самовлюблённый ты засранец?! Нееет, — он начинает медленно двигаться вправо, таща за собой мою дочь. — Сегодня ты тоже потеряешь тех, кого любишь. Я убью их! Ты это увидишь! Но сам останешься жить, вспоминая каждый день их глаза, молящих о спасении. И будешь знать, что в этом виноват только ты один. Ты, — он указывает пальцем в мою сторону и, видимо, получает от этого глубокое удовлетворение, — убил их! Кстати, я совсем забыл о результатах экспертизы. Думаю, перед вашей смертью можно открыть правду. Четыре года назад они были подделкой, и ты, Ана, получила не те результаты.
О, Господи... Я мог бы жить другой жизнью, если бы брат не изменил всё. Это кажется невозможным. Значит, Анастейша говорила правду...
— И ты решил подсунуть ей вторую экспертизу, правильную? Но, зачем? — я до сих пор не понимаю, почему Элиот сделал это именно сейчас.
— О, нет, — он качает головой, сжав губы в тонкую линию. — Я и не собирался воссоединять вашу мерзкую семейку. Когда ты позвонил мне и рассказал об этом, я понял, что время пришло. Кстати, спасибо, Кристиан! — я чувствую, как кулаки до хруста сжимаются. Я обрёк их... — Я узнал, что твоя чёртова девица сделала это. Не знаю, как она додумалась до такого, но вы с Аной вдруг решили поехать в Биологический Центр за настоящими результатами. И тогда я позвонил тебе, Грей, — вспоминаю, как брат вынудил меня покинуть Анастейшу, ещё не до конца пришедшую в себя, и расспрашивал обо всём. Я даже не задумался, как странно это выглядело. Чёрт! — Похитить их не составило труда. Её муженёк вообще не заметил, что я проник в дом, так что сразу получил по голове и отключился. Ему повезло больше, чем вам. Ведь вы умрёте! — он скалится.
— Я убью тебя! — только и смог выдавить я. Внутри находится столько всего, что я не знаю, на чём сосредоточиться. Хочется броситься на него и порвать на мелкие кусочки. Если бы речь шла только о моей жизни... — Я. Убью. Тебя. Сукин. Ты. Сын.
— Оо, — облегчённо смеётся брат, — я готов к этому и уже давно. Серьёзно. Мне плевать, что со мной произойдёт, главное, что Кейт будет отмщена.
Микки, Люк, пожалуйста, хоть кто-нибудь! Вы должны прийти. Нет, вы обязаны!
— Ты не сделаешь этого...
— Ты мне надоел, Грей, со своими жалкими потугами спасти их! Больше ничего не скажешь? Ну, тогда к чёрту!
Я удивлена, что до сих пор стою на ногах. Словно окаменела, иначе давно бы валялась на полу. Я думала, он убил её... убил мою девочку! Элиот замахнулся, но ударил мимо, лишь немного задев её плечо.
Из-за слёз плохо видно, что происходит, но стереть их я не могу — руки связаны. Вижу только спину Кристиана и перекошенное от ненависти лицо ублюдка. Я не знаю, что делать. Всё бы отдала, чтобы спасти их. Я бы предложила Элиоту себя, но на губах — скотч. Это ещё хуже, потому что я не могу остановить Кристиана. Он хочет остаться вместо нас. Нет! Это не выход! Но сделать что-то невозможно. От осознания собственной беспомощности и того, что судьба всех присутствующих в этом помещении в руках Элиота, мне хочется выть. Просто лезть на стену и царапать, царапать, царапать...
Дрожь уже прекратилась, оставив после себя туман в голове и боль в груди. До прихода Кристиана я надеялась, всем сердцем верила, что он спасёт нас, но Грей попал в ту же ловушку. Почему он один? Тревожные мысли не покидают голову.
— Ты мне надоел, Грей, со своими жалкими потугами спасти их! Больше ничего мне не скажешь? Ну, тогда к чёрту!
Нет! Я хочу остановить всё, но не могу. Будь ты проклят, Элиот Грей!
— Кого из них мне убить первым... — задумчиво произносит он. — Подскажешь?
— Я прошу тебя, не делай этого. Умоляю, Элиот...
— Ой, заткнись, братец. Унижение тебя не красит. Я мечтал, как ты будешь умолять меня, ползать на коленях передо мной, но теперь весь это цирк начал раздражать. Хочу побыстрее покончить с ними.
Я пытаюсь зубами содрать скотч, но никак не получается. Руки ужасно болят и пекут от попыток выпутаться из верёвок. Нет! Должен быть другой выход, я не верю, что всё закончится так... Мы все умрём. Мама и Рэй, я люблю вас...
Элиот толкает Фиону вперёд, и я вздрагиваю. Она стоит с другой стороны от Кристиана, боком ко мне. Только сейчас замечаю, что её руки тоже связаны за спиной. Больной ублюдок! В мире не хватит ненависти и гнева, чтобы выразить мои чувства к нему.
— Стоять, мразь! — кричит Элиот, когда Грей дёргается.
Он приблизился на два шага к Фионе, но по сравнению с разделяющим их расстоянием, это ничтожно мало. Нет! Я не смогу вынести!
— Остановись, умоляю. Ты получишь всё, что хочешь, только не трогай их!
Элиот с каменным лицом направляет пистолет на мою дочь, она изо всех сил жмурится. О, Господи, пусть он убьёт меня! Сзади раздаётся какой-то шум, но я не обращаю внимания, отчаянно пытаюсь оградить её взглядом. Я просто сошла с ума от всего пережитого.
Не знаю, что раздаётся раньше: выстрел, от которого рвётся сердце или мужской крик, потому что я не вижу уже ничего. И не чувствую...
Я уже умерла?
— Мистер Грей, умоляю, не делайте ничего, — раздаётся откуда-то голос. — Полиция уже окружила здание... Мистер Грей... — треск, напоминающий тот, который исходит из рации. — Где вы, чёрт возьми?!
Я открываю глаза и с удивлением обнаруживаю, что чья-то сильная рука придерживает меня за шею. Я лежу на холодном полу склада. Глазами ищу дочь, но не вижу её. Свет ярко слепит. Откуда он вообще взялся? Провожу рукой по горлу, так как начинает не хватать воздуха. Только не панический приступ, пожалуйста!
Стоп! Я что, свободна? Дотрагиваюсь до лица, где раньше был скотч и поднимаю ошарашенный взгляд на человека, который сидит возле меня и следит за происходящим. И правда, ничего нет. Где же Фиона? Кто эти люди, беспокойно переговаривающиеся?
Моё внезапный рывок заставляет этого мужчину повернуться, и я осознаю, что он один из охранников Грея. Микки, кажется. На его щеке ссадина, из которой идёт кровь, а сам он словно в саже.
— Анастейша, — он до боли сжимает мои виски и внимательно вглядывается в глаза. — Вы в норме?
— Да, да, — киваю я. Потом всхлипываю и начинаю задыхаться. На большее сил не хватает. — Где Фиона?
— Она жива, — коротко отвечает охранник и отпускает моё лицо. Он бросает взгляд на людей впереди, которых я никак не могу разобрать, а потом снова на меня. — Вы точно в порядке? Сейчас врачи осмотрят, потерпите, пожалуйста.
— Что? — я не могу ничего понять. Какие врачи? Я что, уже успела умереть? — Что произошло?
— Вы потеряли сознание на несколько минут, — быстро произносит он. Да, ну и видок у этого человека. Точно с войны...
— На несколько минут? — чуть не давлюсь воздухом и резко сажусь на коленях, потому что вспоминаю то, что видела за секунду до беспамятства. Я-то думала, прошло очень много времени. Дочь! Элиот собирался выстрелить в неё! — Что с моей дочерью?
Микки перехватывает меня, когда я уже лечу к тем людям, взявшимся непонятно откуда. Он резко разворачивает нас обоих, чтобы я находилась к происходящему спиной. Что за чёрт?!
Но всё же я успеваю заметить Люка — главу охраны Кристиана, ещё одного работника и нескольких врачей. Остальных я не знаю. Они все толпятся вокруг чего-то, некоторые снуют туда-сюда, крича что-то. Но нет ни Фионы, ни Грея. Ужас пробирает всё внутри.
— Пустите! Что вы делаете? — я вырываюсь, недовольная тем, что мне не дают двигаться.
— Вам не надо это видеть, Анастейша. Просто поверьте, что всё в порядке.
От этих слов я разрываюсь и разбиваюсь вдребезги. Даже не замечаю сказанного позже фразы «вам не надо это видеть...». Кто там? Кристиан? Фиона? Нет!
Я всё ещё отчаянно вырываюсь, а охранник кричит кому-то, чтобы помогли ему меня успокоить. Его руки слишком сильные. Это всё чёртов Грей: набирает одних качков, да и только. Если он умрёт, то я ему этого никогда не прощу! Нет, пожалуйста, Господи, там должен быть кто-то другой...
Даже не замечаю, как внезапно оказываюсь возле толпы: то ли Микки отвлекается, то ли я яростнее борюсь. Опять кто-то не пропускает меня вперёд, и я готова уже врезать ему и вцепиться зубами в держащие конечности, но тут голос подаёт Люк.
— Пустите её, — лучше бы он молчал! Голос, полный сочувствия и тревоги...
Я прорываюсь внутрь и вижу двух врачей с какими-то приборами, торчащими из чемоданчиков и ещё кучей разной дряни... и вижу его, беспомощно валяющегося на холодном цементе.
Да, боги действительно выполнили мою просьбу. И стоила ли она того, Анастейша? Стоила, да? Это не Кристиан и не Фиона, но человек, отнюдь небезразличный мне. Ты променяла его на Грея, теперь пожинай плоды.
Кэш лежит на спине, его глаза полузакрыты, а на лице дурацкая, никак не подходящая под его цвет кожи маска. Ох, бедный Кэш!
Я падаю на колени возле него, мешая врачам выполнять свою работу. Знаю, как это эгоистично и глупо, но мне важно знать, что с ним! Он не видит меня, вернее, не видит вообще никого. Одна рука как-то странно вывернута, а к другой подключен определитель пульса.
И тут я замечаю на рубашке, которую он надевал на День Рождения дочери (День Рождение. Как будто это было не пару часов назад, а год. И, наверное, в другой жизни. Счастливой, где нет места такому злу, как Элиот), тёмно-красное, пугающее пятно.
В мозгу тут же что-то щёлкает, и я прикрываю рот ладонью, чтобы не закричать. Он ранен. Кто? Когда? А главное: как Кэш вообще здесь оказался? Элиот сказал, что он не пострадает. Неужели, это всё произошло за несколько минут?
Я наклоняюсь ближе к Кэшу. До ушей доносится далёкий взволнованный голос: «Мистер Грей, вы должны срочно прийти на второй этаж... Кристиан... полиция...». Да, что-то случилось с Пятьдесят, но он хотя бы жив. А Кэш умирает! Поэтому именно его судьба волнует меня намного больше. Господи... я ужасаюсь от одного слова «умирает». Как же страшно звучит.
Лицо мужа пугающе бледное, словно кто-то нанёс слишком много пудры, а губы синие и бескровные. Я легонько дотрагиваюсь до его плеча, стараясь не причинить боль.
— Вы ведь его спасёте, да? — шепчу я, не глядя на врачей, но мне никто не отвечает. Слишком тихо, чтобы они услышали. Да я и не хочу знать ответ!
— Ана, — словно шелест осенней листвы.
Кэш убирает маску с лица и смотрит на меня, чуть-чуть улыбаясь. Как ему хватает сил?
— Ты здесь, — медленно шепчет он, кривясь от боли.
— Конечно, я с тобой. Ты держись, хорошо? — я кусаю губу до крови. — Сейчас всё изменится, тебе помогут.
Он горько улыбается, нежно глядя на меня. От этого щемит сердце, и я на секунду прикасаюсь к его лицу. Муж ведь почти не изменился с нашей первой встречи: такой же весёлый, немного наивный, но надёжный и сильный. Он любит меня, я это знаю, ведь с ним по-настоящему жила столько лет и забыла о боли.
— Ты поправишься, — киваю я, натянуто улыбаясь. Лишь б он поверил. — Это точно, поправишься. Всё обошлось, Кэш. Только немного потерпи. Слышишь, милый? Потерпи.
Не могу понять, кого я уговариваю: его или себя?
— Ана, — карие глаза блестят, но этот блеск совсем нездоровый, — я люблю тебя. И Фиону тоже люблю. Больше жизни.
Я хочу его остановить, закрыть рот рукой, потому что каждое слово даётся с великим трудом. Я чувствую это! Но муж еле качает головой и смотрит очень серьёзно. Он смотрел так несколько раз за все шесть лет, когда случалось что-то очень серьёзное.
— Крови слишком мало, — говорит кто-то. — Звони в центр, боюсь, не протянем.
— Скорее! Ещё бинтов, — второй голос.
Нет, что вы такое говорите?! Вы ничего не понимаете! Заткнитесь, чёрт побери! Он выживет, он сильный.
Где-то сзади Люк до сих пор кричит в рацию, пытаясь достучаться до Кристиана.
— Кэш, ты... — голос срывается. — Ты не умрёшь. Это просто глупо и невозможно. Я очень тебя люблю, ты слышишь? Поэтому ты не умрёшь... — я глажу его по щеке и ловлю ртом слёзы. Это не очень-то ободряюще, конечно...
— Поцелуй меня, — еле слышный хрип.
Глаза мужа практически закрыты, но он держится. Пожалуйста, Кэш, живи! Но как я могу его поцеловать? Нет, нельзя, он должен сражаться за свою жизнь!
— Прошу, — выдыхает он обречённо и стонет. Чёртов Эдвардс, борись же, хотя бы ради нас!
Я наклоняюсь и целую его, вкладывая всю надежду и всю поддержку, на которые способна. Но только на секунду прижимаюсь губами, боясь повредить. Но когда отстраняюсь и беспокойно вглядываюсь в его лицо, глаза мужа потухают.
— Нет, нет, — мгновенно оживляюсь я, выходя из оцепенения. — Кэш, ты слышишь меня?
Он не реагирует. Что же это такое?
— Эй, сделайте что-нибудь! — кричу я врачам, которые тоже суетятся над мужем. Но потом они поднимаются на ноги, и я захлёбываюсь слезами. Беспомощно смотрю на аппарат по другую сторону и вижу чудовищную цифру — «0».
— О, Господи, нет! — кричу я, оглядываясь на всех столпившихся вокруг. Они с сожалением смотрят на меня. На душе так гадко, что хоть вой.
— Время смерти — ноль часов сорок три минуты, — говорит немолодая женщина-врач.
«Он не умер, это ошибка. Его вообще не должно было быть здесь! Как вы можете опускать руки? Нет, всё ложь!» — хочется орать мне, но вместо этого я сижу и сжимаю руку мужа.
Она тёплая, словно он сейчас очнётся, посмотрит мне прямо в глаза и улыбнётся своей красивой улыбкой, от которой тает даже лёд. Но Кэш замер навсегда и больше никогда этого не сделает.
***
Я думала, люди уходят по-другому. Они осознают, что это конец и просто растворяются во времени. Но всё оказалось не так, а намного страшнее.
Навсегда в память въелся этот огонь, который вспыхивает за секунду до того, как сердце остановится, а потом навсегда затухает. Глаза, прежде такие светлые и живые, превращаются в стекло, как китайские дешёвые бусы. Это ужасно и одновременно невероятно — так легко умирает душа. А что остаётся? Оболочка. Но она ничто без огня, заставляющего мыслить и действовать. Ничто без жизни.
Оказывается, мои плечи уже который раз содрогаются от холода. Я сижу в лёгкой блузочке и совершенно не помню, где оставила пальто. Невольно бросаю взгляд в окно, единственное в этом коридоре. Уже рассвет.
Почему я до сих пор сижу в больнице? Потому что так сказали. И потому, что я совершенно не знаю, что ещё могу предпринять. Фиона дома с моей мамой, которая прилетела несколько часов назад. Это хорошо. Что бы я сейчас без неё делала?
В коридоре раздаются шаги, и я поднимаю голову. Кристиан. Он молча садится рядом со мной и протягивает кофе. Я качаю головой, крепче прижимая колени к груди. Так теплее и почти не больно.
— Ана, тебе нужны силы, — настаивает он. Грей практически невозмутим, только излишне возится со мной.
Я беру кофе, только чтобы он отстал.
— Что сказал доктор? — интересуюсь безжизненным тоном, глядя перед собой. Хотела выдавить хоть что-то человеческое. Не получилось.
— Царапина, ничего серьёзного. Пуля прошла мимо, — Кристиан делает большой глоток.
Я киваю, давая знать, что услышала. Мы молчим, потому что говорить не о чем. Да и не хочется. Всё уже рассказано и пересказано миллион раз. Полиция, больница, СМИ, остальные участники этого «теракта», как называют журналисты. Да, теракта моей жизни...
Я вспоминаю, как в полицейском участке впервые услышала обо всём, что произошло без меня. Я совсем не удивилась, словно знала, что так оно и было. Но до этого Кристиан попытался рассказать в общих чертах, когда только мы встретились возле машины.
Главное, что Фиона жива. Её увезли в безопасное место, как только появилась возможность. Да, благодаря Кэшу, который пожертвовал собой ради дочери. Милый мой Кэш, я никогда не забуду, что ты сделал. Никогда. Обещаю.
Я только сейчас вспоминаю, что и правда слышала какой-то шум сзади, но не придала значения. Кэш был на первом этаже без сознания. Я не знаю, как он выбрался, да и теперь, наверное, никогда не узнаю...
Едкий воздух больницы наполняет лёгкие, и я морщусь. Противно тут быть. Ох, как противно...
Кэш встретился с Люком и Микки, которые обезвредили помощника Элиота. Потом муж (наверное, уже бывший?) поднялся по пожарной лестнице, несмотря на протесты охранников Грея, которые пошли обходным путём по лестнице. Они договорились действовать сообща, но когда Кэш увидел, как этот ублюдок нацеливает пистолет на нашу дочь, то сразу бросился на него, закрыв тем самым Фиону.
Да, Элиот не ожидал, но всё же выстрелил. И выстрелил метко, прямо в грудь. Грей тоже сориентировался вовремя и накинулся на брата, пытаясь выбить пистолет. И ему это удалось, правда, Кристиана тоже успело задеть, но всё обошлось. Вот только Кэшу не повезло.
Элиот бросился бежать, толкнув Кристиана на пол. Но Грей был бы не Греем, если бы остался. Нет, он последовал за братом по какому-то другому ходу, потому что ни с Люком, ни с Микки они не встретились.
Скорая была на подходе, спасибо за это Сойеру. Когда прибыли врачи, он и остальным двоим, которые находились внизу без сознания, помог. И полиция тоже тут как тут. Но начальник охраны беспокоился, что Кристиан успеет что-то сделать с Элиотом, и это ни к чему хорошему не приведёт.
Пусть план Элиота и провалился, но Грей такого не прощает и не забывает. Я сама знаю, какой он, когда злится. Но тогда Кристиан был просто в бешенстве, невероятном бешенстве.
Я сама бы придушила эту тварь, если бы могла. Но, к сожалению, Элиота перехватила полиция. Хотя, для Кристиана, наверное, к счастью. Не представляю, какого сейчас его родителям. Они провели в полиции не меньше времени, чем мы, а теперь поехали домой организовывать похороны Кэша.
Миссис Тревельян-Грей не позволила себе пролить ни одной слезинки, стойко выслушивая информацию. А вот отец Кристиана выходил из кабинета с красными глазами, и я до сих пор помню, как моё тело охватывало дрожь при душащих всхлипываниях мужчины. Если бы не рука Кристиана на моих плечах, я бы сошла с ума. Теперь все мы связаны горем.
Жутко. Вот как я могу описать сегодняшнюю ночь — жутко.
Да, за организацию похорон тоже спасибо Кристиану и чудесным людям — его родителям. Я не смогла бы сама, просто не вынесла. Как там Фиона? В душе теплится надежда, что мама уже всё ей рассказала, но разум твердит, что это не так. Мама не сможет. А я? Я всего лишь слабая сломленная женщина, потерявшая мужа.
Грей ободряюще сжимает мою руку — большего он себе не позволяет. Он как скала, поддерживающая меня и выводящая из оцепенения.
— Что же теперь будет? — ни к кому в особенности не обращаясь, спрашиваю я. Тревожная тишина больницы сводит меня с ума.
— Будет сложно, Ана, — он спокоен и сдержан. Да, Кэш был ему только помехой, как бы неправильно это не звучало. Нет, я не злюсь. Да и, собственно, на что? Кристиан ведь всё сделал правильно. — Но я рядом. Помни об этом, пожалуйста, я всегда рядом.
Я опять киваю, как робот. Кристиан встаёт и протягивает мне руку.
— Поехали домой, — глаза нежно касаются разбитой души.
Я встаю и позволяю ему вести меня к машине. Не знаю, в какой именно дом мы едем. Наверное, в мой. Я думаю только о том, как посмотрю в глаза дочери и как скажу ей правду. Господи, за что? Ей всего пять лет!
Кристиан пристёгивает меня и, окинув сочувствующим взглядом, заводит машину. Пора взять себя в руки. Я не вечно буду под его опекой. Хватит. Ещё многое предстоит, так что глупо и бессмысленно закрываться от всего и всех. Я нужна Фионе и маме, Кристиану и самой себе, в конце концов! Боль делает сильнее. А сколько этой боли впереди...
Будь ты проклят, Элиот Грей, за все несчастья моей семьи! Надеюсь, ты до конца жизни будешь гнить в тюрьме и страдать в десять раз больше, чем страдал бедный Кэш и страдает Кристиан. Будь проклят...
***
Для осени солнце слишком быстро садится. Ещё нет и семи вечера, а полоса горизонта окрашена в розово-жёлтый, завораживающий цвет. Словно цвет надежды. Ветер путает волосы проходящих девушек и беспощадно срывает лёгкие шарфы, но из окна гостиной этого не видно. Как и других людей, которые почему-то продолжают радоваться жизни. Им невдомёк, что произошло нечто серьёзное и необратимое. То, чего нельзя изменить никогда.
Никогда... какое страшное слово. Произнося его каждый день, ты даже не осознаёшь всего смысла, вложенного в «никогда». Просто набор букв, используемый для выражения мыслей. Но когда «никогда» воплощается в жизнь, ты, наконец, чувствуешь, что оно значит.
Я любила закаты и рассветы, особенно те, которые когда-то встречала с Кристианом. Это было давно. А потом они уже стали семейными — с Кэшем и Фионой.
Я глубоко вдыхаю, напоминая организму, что всё ещё жива, а то он, похоже, забыл.
Почему Кэш? Почему не я? Отдать жизнь за Фиону должна была я! Или Грей... Но не Кэш, чёрт возьми! Он просто жертва обстоятельств. Он не виноват, что женился именно на бывшей девушке брата психопата.
В нашем доме тихо. Хотя, в принципе, кому тут шуметь? Фиона уехала в Джорджию с Карлой и Бобом по моему же настоянию. Так надо. Лучше ей не видеть меня...
Прошло уже пять дней с похорон, а я до сих пор не верю, что Кэш умер. Да, мозг принял данный факт и при упоминании бывшего мужа я реагирую спокойно и равнодушно, но что-то внутри всё равно ждёт, что он вот-вот переступит порог гостиной и улыбнётся.
Странно. Почему так? Возможно, с непривычки. Но время, как говорится, лечит.
Я моргаю несколько раз, так как осознаю, что минут пять смотрю в одну точку. Солнце уже село. Опять темнота. Очередная одинокая ночь, в которой мысли непрерывным потоком будут преследовать меня.
А чего ты хотела? Сама отгородила всех от себя, чтобы отдаться боли и забыться в воспоминаниях. Теперь не жалуйся.
Раздаётся стук в дверь, и первое желание — это сидеть на кресле, обняв свои ноги, и не открывать вообще. Я ведь знаю, кто это. Но стук повторяется ещё настойчивее. Придётся впустить.
Я встаю и плетусь в коридор, стараясь по пути принять здоровый вид. Хотя, всё равно не поверит.
— Привет, — он чуть улыбается, скользя по мне внимательным взглядом. Думает, что не вижу его беспокойства?
Благодаря Кристиану я ещё не до конца ушла в себя, как бы сильно не хотела. Не знаю, хорошо это или плохо.
Он каждый день приезжает ко мне домой и пытается растормошить. И вот сейчас, когда я решила, что бесплодные попытки окончательно ему надоели, Грей появился.
В груди что-то заныло при виде серых, до боли знакомых, глаз. Глупая, чему радуешься? Ты сломана, и даже Кристиан не сможет тебя склеить. Нет, не «даже», а «особенно» Кристиан. Ведь он когда-то меня сломал, в самый первый раз.
— Ты ела? — начинает он, только войдя в гостиную.
Еда, еда... словно едой можно что-то исправить. Нет, еда — сущий пустяк.
Он направляется к холодильнику, сообразив, что ответа от меня не дождётся. Я сегодня в каком-то особенном унынии.
— Бекон или овощи? — спрашивает Кристиан, не оборачиваясь.
— Бекон, — отвечаю я на автомате, разглядывая широкую спину Пятьдесят. Там скрываются шрамы, я помню каждый из них.
— Ана, что ты с собой делаешь? — вздыхает он, жаря мясо с завидным рвением.
Как у Кристиана получается жить, как ни в чём не бывало? Элиот ведь его брат, а что происходит с родителями?..
Я даже не подумала, какого же Грею? А он ещё и меня спасает, чёртов герой.
— Как Хелен? — перевожу я тему, садясь на стул возле стола. Его плечи тут же напрягаются.
— Нормально. Она сама предложила расторгнуть контракт. Хотя я не сомневался, что так будет, после того, как мы всё узнали.
Да, правда... Это удивительная девушка. Ведь когда любишь человека — хочешь быть с ним, а она буквально оттолкнула Кристиана раз и навсегда одним поступком. Это её голос я слышала тогда в машине. Какая ирония судьбы!
Вспоминаю, как два дня назад Грей ошарашил (насколько это возможно) новостью, что вторая, настоящая экспертиза, была сделана именно Хелен. Его сабой, чёрт возьми! Я даже не понимаю, как она обо мне узнала, не говоря уже о дочери и первом тесте на отцовство. Просто невероятно.
А Элиот разнюхал про происходящее, когда звонил Кристиану.
Та жуткая ночь в сыром складе... Никогда не забуду испуганные и красные от слёз глаза дочери.
Жаль, я никогда не видела Хелен. Она, должно быть, очень красива, раз Грей выбрал её. К тому же, хотела сделать его счастливым. Но ведь я не смогу выполнить свою часть, так что все её попытки тщетны.
— Она любит тебя.
— Лучше бы наоборот, — сглатывает Кристиан и поворачивается ко мне. — Ана, прошло пять дней...
— Я знаю, — устало усмехаюсь я. Эта хроническая усталость приелась слишком сильно за несколько дней.
— Ты нужна дочери, да и она тебе тоже. Ана, — он медленно качает головой, — ты всегда можешь на меня положиться и довериться.
— Да.
— Но ты этого не делаешь!
— Прости.
— Блять! — от его громкого голоса я подпрыгиваю. Сердце начинается быстро-быстро биться. — Всё, я беру ситуацию в свои руки.
Он выключает огонь и быстрым шагом обходит стол. Я с недоумением слежу за ним. Что происходит? Это ведь не из-за бекона?
Дверь моей комнаты хлопает, а потом наступает тишина на несколько минут. Настолько гнетущая, что я успеваю понять — нужно пойти за ним.
Конечно, Кристиан прав во всём. А я просто слабая и сломанная женщина, не в состоянии позаботиться даже о собственной дочери! А что было бы, не явись моя мать в тот же день в Сиэтл? Даже не хочу представлять.
Когда я вхожу в комнату, то все заготовленные слова мигом испаряются. Кстати, их и так было немного, но сейчас совсем по нулям.
— Что... что ты делаешь? — наконец, подаю я голос.
— Ты будешь жить у меня, — говорит он, не отрываясь от складывания моей одежды в тёмно-коричневый чемодан.
Чемодан. Ещё одно напоминание о Кэше. Мы купили его, когда летали в Испанию на, так называемый, медовый месяц.
— Нет, — возражаю я, складывая руки на груди.
— Анастейша, это не вопрос, — я вижу, как мой синий свитер грубой вязки летит к остальным вещам.
— Я. Никуда. Не. Поеду, — со злостью выдавливаю я.
Кажется, что-то живое во мне просыпается именно в этот момент. О, Кристиан Грей. Кто, как не он, превосходно умеет выводить меня из себя?
Наконец, он прерывает своё занятие и поворачивается ко мне. В глазах — стальная решимость, а на лбу залегла тонкая морщинка.
— Посмотри вокруг, — он обводит пространство руками. Я тут же недоумевающе оглядываюсь, но ничего необычного не замечаю. — Это ваш дом. И вместо того, чтобы справиться со всем, что произошло, ты замыкаешься здесь, где каждый уголок пропитан воспоминаниями. Я знаю это, причём не понаслышке. То же произошло и со мной в Эскале пять лет назад. Только мне некому было помочь, а вот тебе я не позволю сделать то же самое. Ты должна уехать, и в глубине души сама это знаешь, — он вглядывается в моё лицо.
Да, опять ты прав, чёрт возьми! Но... как же я могу отсюда уехать? Это невозможно.
— Подумай о Фионе, — тихо добавляет Грей, взывая к моему разуму. — Ты хотела бы иметь такую мать, как сама?
Сердце болезненно сжимается. Нет, не хотела. Это ужасно. Сразу в голове возникает образ Карлы — заботливой, весёлой и ласковой матери. И тут же сменяется мной: унылой, редко выходящей из комнаты, с сероватым цветом кожи от переживаний.
— Нет, — говорю я. Потом пытаюсь улыбнуться и добавляю: — Ладно, я поживу пока у тебя.
Губы Пятьдесят тут же расплываются в улыбке. И не такой, как раньше, а той, которая бывает у счастливых детей. Он легонько сжимает моё плечо, а потом возвращается к чемодану. Я чувствую, как стало пусто после того, как Грей убрал руку. Хочется, чтобы он не выпускал меня никогда.
— И, да, Кристиан, — он поворачивает голову, и на лице на секунду мелькает испуг, но после моих слов сменяется облегчением и нежностью, — спасибо тебе за всё.
— Ты же знаешь... — ласково начинает он.
— Тс-с, — я прикладываю палец к губам, — слова — это ветер. А всё остальное я и так знаю.
Грей наклоняет голову набок, улыбаясь так, как может улыбаться только мне. Я заправляю прядь волос за ухо и, бросив на него ещё один взгляд, выхожу из комнаты.
Нужно проститься с местом, где существовала наша семья. Особенным местом в моей жизни. А потом восстанавливать новую, где всё будет по-другому. Кристиан прав — надо стараться если не для себя, то ради Фионы.