5 глава.
Dante Santarelli
Я всегда умел ждать. Терпение — навык, отточенный временем. В нашем мире он ценится выше золота.
Но с ней всё было иначе.
С Миравель.
Чем больше я наблюдал за ней, тем сильнее внутри всё сжималось в тугой, горячий узел. Мне уже не хватало фотографий, не хватало отчётов моих людей. Мне было мало знать, где она, с кем, что ест, в какой машине едет. Мне хотелось большего. Настоящего. Живого.
Мне нужна была власть. Власть над её миром. И я знал, где именно находится ключ.
Клаудия Манчини.
Мать. Женщина, которая родила Миравель — и при этом не дала ей ничего, кроме известной фамилии и ледяного равнодушия. Я давно знал, что между ними — пропасть. Видел это ещё тогда, когда мы впервые встретились.
Теперь всё изменилось.
И я собирался использовать всё, что знал о Клаудии, чтобы оказаться ближе к её дочери.
Мы встретились в том самом ресторане, где когда-то заключили наш первый контракт. Я приехал на час раньше, как и планировал. Мне нужно было осмотреть всё — убедиться, что наш разговор пройдёт без посторонних ушей.
Когда Клаудия появилась, её сопровождал личный помощник — высокий лощёный парень лет тридцати, по выражению лица скорее похожий на наёмного адвоката, чем на ассистента. Я знаком к таким. Они не задают лишних вопросов, но слышат всё.
— Ты рано, Данте, — сказала Клаудия, бросив на меня быстрый, оценивающий взгляд. Она всегда так смотрела. Как хищница. Мы с ней были похожи в этом.
— Привычка, — спокойно ответил я, делая глоток кофе. — Я предпочитаю быть первым.
Она уселась напротив, сбросив пальто. Всё в её движениях говорило о контроле. Её маникюр, кольца на пальцах, стильный костюм — всё идеально, всё выверено.
— Зачем ты хотел поговорить лично? — спросила она, переплетая пальцы. — Мы можем всё обсудить через юристов, как обычно.
— Это не обычное предложение.
Я вынул из папки документы, аккуратно положив их на стол перед ней. Она лишь мельком глянула — и подняла на меня взгляд.
— Ты хочешь долю в моём бренде?
— Половину, — уточнил я.
Она фыркнула.
— С какой стати я должна согласиться? У нас с тобой ресторан — и этого достаточно.
— Я знаю про Делакруа.
Тишина.
Клаудия медленно откинулась на спинку стула. Её лицо не дрогнуло, но в глазах промелькнуло напряжение. Едва заметное.
— Ты копал? — тихо спросила она.
— Это было слишком легко найти, La mia cara Claudia.-промурчал я с насмешкой.
(переводиться как «Моя дорогая Клаудия)
Она взяла документы, открыла первую страницу. Я наблюдал за ней. За тем, как напряглись её пальцы.
— Шантаж — не твой стиль, Данте.
— Это не шантаж, — возразил я спокойно. — Это предложение. Очень выгодное. Я даю тебе деньги, контакты, расширение в Италию, поддержку влиятельных партнёров. А ты — разрешаешь мне купить долю. Всё просто.
Она захлопнула папку.
— И что ты будешь делать с этим брендом? Зачем он тебе? Ты — не про моду, Данте.
Мы долго смотрели друг на друга. Она была умной. И понимала, что я не отступлю.
— Это из-за Миравель? — наконец спросила она.
Я не ответил.
— Хочешь совет? Забудь. Она не стоит того. Красивая, да. Молодая, да. Но слишком амбициозная. Слишком упрямая. Думает, что знает жизнь, но на самом деле — всего лишь продукт моей фамилии.
Я сжал челюсти.
— Продукт твоей фамилии? — повторил я медленно. — А ты, Клаудия, вообще когда-нибудь её любила?
Её лицо оставалось бесстрастным.
— Любовь — не обязательна, — бросила она. — Я дала ей всё, чтобы она была сильной. А чувства... чувства — это для слабых.
Молчание повисло между нами.
— Хорошо, — сказал я, вставая. — Подумай. У тебя неделя. Потом я найду другой способ договориться.
Она прищурилась.
— Ты не остановишься, да?
— Никогда.
Я наклонился ближе, почти касаясь её лица:
— Потому что она стоит того. Даже если ты этого не видишь.
Ночью я не мог уснуть.
Я смотрел на фотографии Миравель. На её лицо — хрупкое, холодное, напряжённое.
Клаудия не просто не любила её — она сломала её. И при этом сделала всё, чтобы Миравель стала идеальной обложкой. Куколкой. Марионеткой.
Но Миравель не была куклой.
В ней было что-то дикое. Непокорное. Настоящее.
Я вспоминал тот вечер на балконе. Как она отдала мне пиджак, как смотрела на Рим, будто хотела исчезнуть. Её голос.
«Я умею согревать себя сама».
Врёт.
Я прижал ладони к вискам.
— Чёрт... — прошептал. — Что ты со мной делаешь,mia gattina.