1 глава.
Dante Santarelli.
Я сидел в клубе, откинувшись на спинку дивана, пока стриптизерша танцевала мне. Я лениво взял стакан с виски и сделал глоток.
Моя жизнь была скучной и утомляющей. Каждый день — то же самое: сделки, убийства, шлюхи. Всё было до такой степени скучно, что мне это порой надоедало.
Безусловно, мне нравилась власть, которой я владею. Но мне хотелось чего-то интересного.
Я глянул на стриптизершу и бросил ей на итальянском, закурив сигарету:
— Vattene. — (переводится как «убирайся прочь»).
Мне не пришлось долго ждать, и она убежала. Я привык к тому, что каждый человек делал то, что я хочу. Мне нравилось ощущать ту власть, которую я имел. Но она не была предоставлена мне просто так. Я добивался этого кровью и потом. Моя жизнь — это сплошное испытание. Я добивался этого уважения потом и кровью. Меня знали где угодно и относились ко мне с уважением, некоторые люди даже со страхом.
Я же не любил страх и слабость. Это всё не для меня. Вот почему за всё тридцать лет я не влюблялся и не имел девушку. Большинство из них — ранимые и больные на голову. Постоянно выносят тебе мозг и ноют. Такое поведение не для меня.
У меня были лишь девушки на несколько ночей. Но и те постоянно выносили мне мозг о любви. Хотя я не давал им никаких признаков на любовь или что-то подобное этому дерьму.
В комнату ворвались. Я поднял голову — там стоял мой друг и мой консильер.
— Данте, склад горит, — быстро пробормотал он.
— Che cazzo?! — (переводится как «какого хрена?!»).
Я быстро вскочил с дивана и направился на выход, а Лука — за мной. Я сел в машину на заднее сиденье, а Лука — со мной.
— Com'è successo? C'erano così tanti dei nostri! E chi cazzo l'ha fatto?! — (переводится как «как это произошло? Там же было столько наших людей! И кто мать твою это сделал?!»).
— Non lo so, Dante, come sia successo. E neanche chi l'ha fatto. Appena l'ho saputo, sono venuto subito a dirtelo. — (переводится как «я не знаю, Данте, как это случилось. И кто это сделал, тоже не знаю. Как только узнал, я сразу же приехал сообщить тебе.»).
Пожарные ещё не уехали, когда мы подъехали к складу. В воздухе висел густой запах гари и расплавленного металла. Сквозь дым виднелись обугленные стены и покорёженные ворота.
Я вышел из машины и молча направился внутрь, даже не дождавшись, пока мне откроют дверь.
— Всё сгорело подчистую, — сказал Лука, идя позади. — Ни камер, ни свидетелей. Ничего.
Я обвёл взглядом помещение. От контейнеров остались лишь металлические остовы. В углу лежал изувеченный труп — один из наших. Глаза Данте остановились на нём лишь на секунду — не от жалости, а от злости. Кто-то обошёл его систему. Ударил точно. Больно. И бесшумно.
— Откуда начался пожар?
— Судя по всему, изнутри.
— Значит, закладка была в товаре?
— Мы так думали. Но... ничего не нашли. Ни остатков взрывчатки, ни следов бензина. Ни черта.
Я присел рядом с одной из обугленных балок. Пепел облепил мои ботинки, но мне было плевать.
— Это кто-то с головой, — пробормотал я, скорее себе, чем Луке. — Кто-то, кто понимает, как устроены наши склады.
Лука промолчал. Он знал, что когда я говорю шёпотом, значит, внутри ураган.
— Начни проверку. Наших людей. Всех.
— Ты думаешь...
— Я не думаю. Я знаю. Без крота никто бы не прошёл мимо охраны.
Я поднялся и снова оглядел склад. Пустота. Ни следа. Ни одной чёртовой зацепки.
Я сидел на заднем сиденье, устало откинувшись на чёрную кожу салона. Пахло дорогим табаком и гарью, въевшейся в пальто после склада. За окном проносился вечерний Рим — огни витрин, мотоциклы, дождь. Усталость в висках неприятно пульсировала.
Я вытащил сигарету и закурил. Лука молчал. И, сука, молчал так, будто сейчас скажет что-то, что мне точно не понравится.
— Говори уже, — бросил я, не поворачивая головы.
Он слегка кивнул и медленно заговорил:
— Сегодня вечером мероприятие. Наш новый ресторан — открытие. Всё готово.
— Я только что вышел из сгоревшего склада, Лука. И ты предлагаешь мне пить шампанское?
— Это не просто вечеринка. Там будет нужная публика. Люди, которые могут знать что-то... или быть замешаны. Вроде бы — светская болтовня, но мы оба знаем, как там ловятся нужные слова.
Я втянул дым, глядя в ночь.
— И?
— Там будет девушка, — добавил он через паузу.
Я фыркнул.
— Ты меня с кем путаешь?
— Модель. Зовут Миравель Манчини. Ей девятнадцать. Лицо бренда своей матери. И, случайно или нет, её мать — твоя бизнес-партнёрша.
Я повернул голову.
— Клаудия Манчини?
— Она самая. Она же соучредитель ресторана. И её дочь — лицо бренда, который мы официально пиарим в рамках мероприятия. Её пригласили как гостью и лицо рекламной кампании.
— Чёрт. Я не знал, что у неё есть дочь.
— Она не светит её. Ни на переговорах, ни в прессе. Всё строго. Но на сегодня — исключение. Девчонка только начала зажигать. Vogue, Givenchy, подиумы, контракты...
Я молча затушил сигарету. Пауза затянулась.
— Хорошо, — наконец бросил я. — Мы заедем. На пятнадцать минут.
Лука кивнул.
— Уже всё готово. Тебя ждут.
Я усмехнулся.
— Пусть и дальше ждут. я не привык приходить по расписанию.
Девятнадцать. Лицо бренда. Дочь моей бизнес-партнёрши, о существовании которой я даже не знал.
И всё это — на фоне сгоревшего склада.
Слишком чисто. Слишком «вовремя».
Я не верю в совпадения.
Особенно когда рядом — Манчини.
Женщины в этом роде самые хитрые. Холодные, расчётливые, улыбаются, пока под тобой рушится земля.
Клаудия Манчини из таких. И я не удивлюсь, если её дочь пошла по тому же пути.
Я вошёл в ресторан, как в собственный дом. Сигара между пальцев, тяжёлое пальто, взгляд прямой. Гостей было много, но все расступались — даже те, кто не знал моего имени, чувствовали, что лучше не стоять на пути.
Лука шёл чуть позади. Молча, как и всегда. Он умел быть тенью, когда это нужно.
В зале играла музыка, официанты сновали между столами, фальшивые улыбки, натянутая вежливость — вся эта светская мишура вызывала у меня лишь скуку.
Я провёл взглядом по толпе. Всё знакомо: те же лица, те же разговоры. Весь этот блеск не прикрывал того, что на деле здесь собрались акулы, хищники. Просто сегодня они в костюмах.
Я взял бокал виски с подноса, сделал глоток и чуть отвернулся от толпы.
— Напомни мне, зачем я пришёл, — буркнул я Луке.
— Проверить, кто здесь играет против нас. И увидеть её, — ответил он спокойно.
— Пока что ни одного интересного лица, — усмехнулся я.
Я не успел договорить, как за спиной почувствовал знакомый холодный аромат. Я знал этот запах — парфюм Клаудии Манчини. Она всегда была осторожной, всегда приходила, когда это нужно. И никогда — одна.
Я обернулся.
Клаудия стояла передо мной в чёрном платье, с той же вечной полуулыбкой, которая не выражала абсолютно ничего. А рядом с ней — девушка. Молодая. Высокая. Красивая до болезненности. Слишком красивая, чтобы быть просто «чьей-то дочерью». Глаза — как лёд. Она смотрела прямо на меня. Без стеснения. Без вызова. Просто прямо.
Данте, — сказала Клаудия. — Разреши представить тебе мою дочь. Миравель.