Глава 2
У него попросили несколько дней для отсрочки, чтобы собраться к походу к рассечению, предложили прийти на 4 сутки, до этого момента пообещав, что предадут маскировке всех себя.
Фородир же направился по самому яркому следу, сковавшему все его внимание, тянущему из него энергию и придающему новые силы к передвижению даже ночью. Его все меньше беспокоило чувство голода, бессонницы и перепадов температур.
Но если хоть на мгновение это ощущение спадет, словно вуаль шелковым касанием огладит глаза и пройдется напоследок по губам, открылась бы неприятная правда.
Его рот уже сильно пересох, губы потрескались, а тело, обезвоженное и оголодавшее, напоминало скелет с, натянутой на кости, кожей. Энергия мощными потоками проходила сквозь исхудавшие конечности Фородира, мягко поддерживая его в сознании и в относительно стабильном состоянии, что значило, он был уже близок к артефакту.
Не помня, как попал сюда, гоблин внезапно очнулся после того, как в его ноздри забилась поднявшаяся мощным барьером пыль. Она медленно оседала на деревянных балках, обтянутых брезентом, арматуре, валяющейся в куче и телах раненных и убитых упавшей бомбой.
Из одного уха зеленокожего странника текла кровь, барабанная перепонка лопнула, и не давала какое-то время обратить внимание на посторонний звук голоса выжившего. А точнее, его смех. Он был хриплый и болезненный, царапающий нотами безнадежности гортань и оставшееся ухо.
Будучи абсолютно нестабильным после особо сильного взаимодействия с артефактом, Фородир заплакал, слизывая шершавым языком с трещинами собственные слезы.
Он позволил себе взять еще немного энергии и присвоить ее себе на короткий срок, чтобы подойти к очертаниям человека под завалами чего-то тяжелого. Кажется, на него упала палатка и столб с громкоговорителями, железный прут торчал прямо на месте предполагаемой печени, пострадавший ощупывал себя раздробленной рукой и сказал севшему рядом со слабой улыбкой:
- Как я выгляжу, дружище? Неважно, наверное. – тяжелое прерывистое дыхание не оправдывало такой блаженной улыбки.
Как и побледневшая кожа, лицо, покрывшееся испариной и синие от недостатка крови кончики пальцев. Внимание привлекли и ногти, царапающие порванную военную куртку.
Фородир помог извлечь из подкладки артефакт. Прикоснувшись к нему, сознание гоблина унесло к мутным мрачным видениям внутри его собственного сознания.
Перед ним стоял его сын, совсем взрослый, с серебряной серьгой в ухе, украшенной рубинами. Она тепло горела в воспоминаниях отца, освещая собой скорбное выражение лица. Фородир стоял на коленях перед сыном, а тот вглядывался в его сине-серые глаза. Огор цокнул языком и заговорил мягким тягучим голосом, собирая в руки золотые нити, атласными лентами обвивающие его израненные пальцы.
- Ты доставил мне хлопот, отец. Но я не злюсь. – сладко улыбнувшись, прошептал гоблин, и давая себе еще немного времени, чтобы запомнить каждую черточку лица того единственного члена семьи, что остался у него после бойни.
- Я пришел к тебе добровольно. Так что для начала выслушай меня. – не менее тихо ответил Фородир, садясь перед сыном удобно и вальяжно. – Твои друзья уже движутся к серединному миру, чтобы уничтожить оставшихся выживших, которых ты раньше так сильно желал уберечь.
- Секира утеряна, какой-то проныра украл ее у меня, не знаешь, кто? – довольно ухмыляясь, подметил гоблин, присев перед отцом на корточки.
- Я думал, так он не станет тобой, Огор. Я на это надеялся.
- Меня давно так никто не называл. Старшие говорят «ОН» без возможности вспомнить даже мое лицо.
- Останови их. – жестко прервал его гоблин и сжал кулаки.
- Не переживай, отец. Я собираюсь избавиться от предателей, что решили покуситься на мой клан. Расплата близко, а клан в безопасности. Я запер себя здесь, а к ним без Секиры не попасть. Но получается, что мы оба не сможем больше вернуться. Какая потеря. – скорбное лицо фарфоровой маской вновь вернулось к нему, вытянувшись во весь рост и потянувшись к каменному потолку руками, Огор накрыл ладонью лоб Фородира, чтобы в следующее мгновение воспоминания заполонили крики боли и золотое сияние.
Последнее, что он услышал из воспоминаний, за яркой ослепляющей завесой, было:
- Не двигайся так яро. Я должен удалить железу, чтобы вложить ее в часы. Посодействуй, пожалуйста.
Вернувшись в настоящее время для Фородира из третьего мира, очнувшийся странник кинул опасливый взгляд на артефакт и осипшим голосом выдавил:
- Не переворачивай их. Тебя разорвет.
- Я уже мертв. – учтиво подсказали ему.
Силы покинули осознавшего свое положение гоблина, чтобы вновь вернуться лишь на несколько минут, давая ему возможность забрать энергию у тускнеющего создания.
- Я уверен, у тебя есть незаконченные дела, я могу помочь тебе их завершить, только отдай мне себя, хорошо?
- Кто ты такой? – очнувшись от блаженных мечтаний о том, чтобы это поскорее закончилось, насторожился умирающий и поставил часы на упавший столб, передавивший ему обе ноги.
- Я.. я видел, как энергия действует на созданий, отличных от гоблинов. Мой сын залечил рану с помощью адхайне, и нога ребенка вытекла в речку, в которой тот купался. Мне стоит говорить, что он умер через несколько часов после этого? А тебя разорвет! - в попытках докричаться, пока его сознание не унес обморок, рявкнул Фородир, стягивая резинку с грязных сальных волос.
- Что ты предлагаешь? – оживился тот, мрачно оглядывая обессилившего зеленокожего.
Маскировка сошла в тот момент, когда гоблин прикоснулся к артефакту, обнажая перед глазами создания нелицеприятную картину.
- Отдай это сыну, если встретишь его. – вкладывая в, раскрытую инстинктивно, ладонь дорогую сердцу резинку. - Я заберу твою адхайне и соединю ее со своей, верну их обе в твое тело и переверну твоей рукой часы, чтобы вернуть нас обоих к жизни. Идет? – последние несколько слов утонули в кашле с отхаркиванием кровавых ошметков.
- Идет. Я, Кальвер, кстати. – скептически добавил смертник и, вновь закашлявшись, вяло вложил свою кисть в протянутую открытую зеленую ладонь.
Песок пересыпался ровно 5 минут.