Глава 16
Маленькое приключение превратилось в опасное и непредсказуемое, потому, будучи вдали от компаньона, единственное правильное решение для гоблина виделось в одиночном уходе к родной пещере. Его туманное прошлое уже доставило всем неприятности: киноцефал, предположительно, лишился ног, Тилька потерял брата, а он?
А он.
В суматохе и потрясениях новыми открытиями, у гоблина не оставалось времени, чтобы как следует задуматься, но на источнике, сидя в неглубокой яме с горячей водой, Додо остался наедине с собой.
С ним, конечно, для сохранности, отправили четверых гноллов, бок одного, самого небольшого, служил ему чуть жёсткой теплой подушкой, гиена лежал, свернувшись калачиком вокруг его головы и изредка открывал пасть, чтобы зевнуть или провести шершавым языком по щеке, слизывая капельки пота.
Двое других резвились вокруг ямы, норовя куснуть друг друга за хвост или шею. Последний еле слышно приминал черными лапами траву, медленно ступая по тропе назад и обратно, по которой они пришли получасом ранее и вслушиваясь в черноту ночи. Его глаза, немного сощуренные, бегали по темным прогалинам меж деревьев леса, нос слегка дёргался, а уши улавливали весь спектр звуков, отсеивая безопасные.
Он был крупнее остальных его собратьев и имел имя, которое не забыл даже после разрыва тесного общения с людьми. Аксель, маленький дуб. Так назвала его приемная мама после спасения им ее родной дочери Лаквы от голодных волков. В тот день он мог их понять и даже разделить с ними добычу, но гиены никогда не нападали на людей с целью откушать свежего мяса, люди при озорствах гноллов обычно отделывались парой ссадин да синяков и лишались провизии и чего ценного, но не жизни.
Клан Акселя, живший в недрах Удунуи, так вообще поставлял людям мясо и шкуры с охоты, некоторые из клана мастерски разделывали диких животных, не оставляя рваных ран на ценном мехе, как, например, ружья охотников, из чего вытекало неплохое сотрудничество.
Ветер как раз переменился, и нос уловил старые запахи, кажется, это случилось неподалеку, да?
В голове возник образ матери в свете, почти закатившегося солнца: растрёпанные волосы, словно шерсть бурой лисы, подкрепленный воем хриплого крика о помощи, на который и откликнулся ослабевший после побега из родного селения, гнолл. Он бежал из Удунуи, ещё будучи неокрепшим щенком, гонимый страхом прочь из родного селения.
Единственное, что он помнил, как деревья горели от факелов людей. Их вытравливали из леса, чтобы убить на открытой поляне поодиночке. Лишь несколько гноллов уцелели, и те разбежались по округе, поджав хвосты и не решаясь вернуться на пепелище, чтобы искать семью по следам запаха.
На следующий вечер после нападения, подкрепившись зайчатиной и зализывая раны от ожогов, Аксель учуял двух людей и стаю волков, запахи врезались в ноздри, разжигая в, бешено бьющемся, сердце немного поутихший за ночь страх. Нужно было убираться подобру-поздорову, в новые земли, но волчий вой остановил его порыв скрыться. Это был вой, как от ветра, принесшего враждебные запахи. Они заполняли ноздри и уши, превращаясь в какофонию, разрывая нутро изнутри.
Эти люди там, совсем одни перед опасностью, загнанные клацаньем слюнявых пастей, как и гноллы клана Акселя в тот день, разница только в том, что гиенам Удунуи никто не помог.
Закрывая лапами морду, брыкаясь с самим собой в невидимой глазу войне, щенок, зажатый меж корней и листвы деревьев, открыл пасть и издал вой, схожий с волчьим, приказывающий отступить и прийти на помощь собрату. Его шкура, пока что непроизвольно, выделила совсем небольшое количество секрета, имитирующего волчий запах. Извалявшись в импровизированной лежанке и подождав буквально пару минут, гиена ринулся к полю, где лежала покусанная девочка.
Запах человеческой крови дурманил, но не привлекал, лишь распаляя и подталкивая гнолла напасть на волков, погонять их по лесу, разрывая каждого поодиночке. Жажда охоты завладела неокрепшим умом лишь на мгновение, разум затопили воспоминания, как люди так же поступили с неподготовленными к нападению собратьями, и схватил зубами ребенка за изорванное платье.
Даже щенок гнолла был в два раза крупнее человеческого ребенка, потому ничего не оставалось, как взять в лапы израненную девочку, сжавшуюся в комок и не желающую с места сдвинуться, и размашистыми прыжками добраться до ее мамы, уведя от опасности обезумевшую от ужаса и горя за свое дитя.
Этот выбор подарил ему преданную маму и благодарную старшую сестру, которые укрывали уже выросшего Акселя от преследователей.
Своими телами, рухнувшими замертво на пол, за коим прямо в погребе с соленьями прятался гнолл, закрывая лапами пасть, чтобы не издать скулеж или не завыть инстинктивно, зовя на помощь собратьев.
Но никто не придет.
Так он тогда думал, пока кровь стекала в щели и капала липкими сгустками прямо ему на морду, колени и черный, лысый после ожогов пятилетней давности, живот.
Невольно, среди переговаривающихся чудовищ, из под пола донеслось тихое:
«Спасите. Хватит.»
Так случилось, что гноллы племени Кулла давно утратили человеческую речь, даже его братья больше рычали и переговаривались на языке диких животных. Хозяин таверны не принуждал их, но все больше проводил вечерами время с самим собой, подолгу общаясь с тенью от свечного фонаря, чтобы не утратить остатки человечности, иронично, но печально звучит, думал он, заводя очередную беседу о погоде, сортах пива и названиях луговых трав близ моста.
Сейчас, например, он рассказывал, как жестоко было с его стороны отправлять с гоблином Акселя, гиену, которую они достали в завалах сожженной подчистую деревни, но если б не тела тех двоих, собрат тоже бы погиб. Он ведь точно найдет зоркими глазами каменный фундамент дома, давно поросший травой, что отняли у него уже не в первый раз.
Да, Кулла слышал о нападении в Удунуи и на деревушку с несколькими домиками, но не ожидал, что кто-то выживет. Если бы не прятки в подземной таверне, он бы и сам, пожалуй, отправился на корм матери-земле.
Всем не сладко пришлось в ту пору, и почему-то все разом решили не выслеживать нападавших и не прикончить их, возможно, потому что многие, теперь уже для большинства, мифические народы сосуществовали с людьми в мире и какой-никакой гармонии. Ломать хрупкий баланс из-за неизвестных и попадать под удар, откуда не ждали, становилось затеей с каждым годом все глупее, и глупее.
Гоблины, вон, поступили умнее и убрались подальше из этих краев. Но они имели возможность, в отличие от остальных.
Один такой представитель зеленокожих как раз в данный момент погрузился в мысли, распластав тело по горячему каменистому дну. Додо, что появился после перехода в родной мир, хочет вернуться к брату, Огор жаждет понаблюдать за Софи, ведь та исцеляла его тягу к темному и мрачному управлению энергией в живых существах. Кто он сейчас? Он так устал, морально и физически, что ни одна связная мысль не приходила в голову представителю древнего народа, заставляя того взять передышку и просто следовать плану.
Снова попытаться прислушаться к ощущениям не дали встрепенувшиеся гноллы.
Аксель уже медленно кружил около ямы, поглядывая на лес, пригнувшись к земле. Его собраться навострили порванные в битвах уши, прикрывая собой гоблина, который осторожно вылез из воды, спешно натягивая на мокрое тело драповое полупальто.
Аксель рыкнул, давая гноллам понять, что следует готовиться к нападению. Раздался вой.
- Куда нам, зеленый? Увести дом? Дальше? – прорычал гиена, останавливаясь, готовый рвануть, куда скажет гоблин.
«Прости, Тилька»
- Дальше.