Глава 8
«Это была ловушка. Думаю, тут и умру»
Автобусная остановка делилась на три пути отправления: первый маршрут следовал на юго-запад и мог довезти до границы страны, второй — до соседних деревушек по кольцевой дороге, а третий отправлял путников по самому городу с экскурсией. Было ли тут на что посмотреть?
Возможно, для обычных людей, далёких от своих корней, да. Туристам и, естественно, жителям тут устраивали праздник урожая каждый июнь, выставки художников, а на улочках чуть ли не каждый день собирались музыканты, и лишь район, в котором проживали несколько богатых семей, был тих и немного даже гол.
Семья Софи как раз из таких, а те двое, пробравшиеся в сад, сыновья конкурента, натравленные их отцом, Дьюи и Малик, проживали в доме напротив и учились в том же интернате, что и Софи, но, отстранённые от занятий, не смогли достать ее там.
Мальчики занимались продажей сладостей и продукции, которая считалась запрещённой в стенах элитной школы, передавая маленькие аккуратные посылочки через щель, соединяющую шкафчик одного из учеников и женский туалет.
И, поверьте, баланс поддерживать в этой афере было всё равно что накормить всех голодающих зайчиков мира одной морковкой, ибо девочки вечно поднимали неэстетичный шум. Да и владелец шкафчика, которому отдавали 20% доли, постарался, ведь после разбитого носа почему-то ни доли не стало, ни бизнеса. Как было известно всему преподавательскому составу, братья не умели договариваться ни с кем.
Но что же путники?
Тилька и Додо пришли на остановку вовремя, в 16:37 автобус тронулся, предлагая его обитателям перезнакомиться.
Транспорт был пуст наполовину, и товарищи с радостью сели в самый конец,четыре места, выстроенные в линию, немного возвышались над остальными и открываливид на весь салон.
Соседями им стали две пожилые дамы, одна с рыжими длинными волосами, похожая на ведьму в изумрудном пальто, а другая с седым, немного растрепавшимся пучком, имела в лице сходство с грызуном из семейства хутиевых, и неспроста.
Та, что была похожа на ведьму, являлась обычным человеком, а вот вторая, без маскировки, имела при себе вибриссы и непроизвольно подёргивающийся нос, доставшийся от предков, что заключили договор с животным-оборотнем для защиты, приобретя способность обращаться в крошечную хутию.
Лишь Додо мог увидеть ее отличительные черты, но вот знала ли подруга?
Делать было нечего, Тилька уткнулся в карту, которую передал его брат, невнятно бормоча себе под нос проклятья, адресованные то ли составителям, то ли брату, хранившему ее у себя так долго и ничего не рассказывающему о своих приключениях, так что невольно гоблин стал вслушиваться в разговор женщин, сидевших рядом. Одна как раз отвлеклась на поправление пучка другой.
— Не может быть! А ещё кто? — спросила ведьма громче, чем следовало, восторженно бегая глазами по салону.
Нос оборотня резко дернулся, а глаза в отражении окна округлились, после чего выражение ужаса на лице быстро сменилось негодованием, рот издал звук агрессивного шипения, в надежде, что подруга наконец прекратит так громко вскрикивать. И все же в глубине души пугливая хутия была рада, что можно сделать ей приятно такими вот мелочами.
А рыжая знала, что та всегда злится лишь понарошку, раз продолжает рассказывать об отголосках древних народов вокруг.
— Сзади тебя сидят двое, — прошептала седая женщина и бросила короткий взгляд на отражение Додо и Тильки.
— Что, правда? А какие они? — полушепотом, полным детского восторга, спросила ведьма, растягивая рот в широкой улыбке и роняя в ладонь шпильку.
Оборотень закрыл глаза и принюхался.
— Один обычный, который дальний. Пахнет дёгтем, соломой в амбаре. А второй...
Она запнулась. Ее нос подрагивал, а глаза никак не хотели открываться. Общий шлейф ей был знаком. Горящая плоть — битва. Расплавленное железо — кровь на острие. Смятая утренняя трава — побег в лес. Нос был зажат белым платком в попытках остановить видения, но безуспешно.
Они все: и треск дерева с плотью в пожаре, и монотонный гул из леса — бой в барабан, и свист секиры над головой душили оборотня до тех пор, пока сам амулет на шее Додо в виде камня ларимара, голубой капельки с дымкой, не поглотил в себя все запахи и ощущения, отрезая дальнейший путь в глубины захватывающих дух воспоминаний. Амулет вздрогнул, по мутной дымке скользнула тень и в мгновение растворилась, привлекая внимание открывшей глаза.
Обеспокоенная подруга потрясла побледневшую, но вернувшую самообладание хутию.
— Что-то не так, милая? — спросила она и заколола последнюю шпильку, чтобы затем сесть ровно на своем месте и с любопытством подглядывать за нелюдями. — Он не опасен?
— Не думаю, — вытирая вспотевшее лицо платком, ответила «милая». — От него разит смертью, но не чуется, что он убивал кого-то сам.
— Уважаемый, — беззлобно позвала рыжая, поворачивая корпус к Додо и поправляя воротник пальто.
Вторая не успела бурно отреагировать, но повернулась вслед за ведьмой, в любой момент готовая вмешаться.
— Моя подруга умеет опознавать нелюдей, но не может определить их, эм, народность. Вот вы кто, уважаемый? — прошептала женщина, заговорщически приближаясь к лицу озадаченного, но удовлетворенного вежливостью и открытостью гоблина.
Тилька краем уха решил послушать разговор, но почти сразу бросил эту затею, углубившись в изучение подписей картографов и самого Кальвера, почерк которого разобрать могла бы только мама, как разбирала из «агугага» целиковые просьбы и жалобы брата, пока он был ещё младенцем.
Додо не решился ответить сразу и честно, так как реакция на его происхождение могла сулить неприятности, если смотреть на все недавние столкновения с обитателями этого мира. В голове все еще пустовало, уже невозможно было зацепиться за какое-то конкретное воспоминание из прошлого, да и история с его появлением здесь, с его народом в целом была мутной, что этот амулет.
А как же Софи? Она приняла его как есть, может, просто не до конца осознавая ситуацию.
И опять в голове эта Софи. Ну что он, трусливый дхия, раз не может ответить на столь простой вопрос от человека, который даже не настроен на враждебность? Да, в ней чувствовалась некая хитрость, но абсолютно беззлобная.
— Я гоблин, — сказал он, сглатывая накопившуюся слюну и внимательно наблюдая за последующей реакцией.
Сейчас его интересовала не та, что завела разговор, а та, что после его слов забилась в угол и промолвила одними губами: «Проклятый народец»