Глава 23. Охота началась
СПЕРАНСКИЙ БЫЛ В ЯРОСТИ. Его младшая дочь, девятилетняя Эмма, оказалась под угрозой. Он не был идеальным отцом, но любил её, как никого. И теперь кто-то посмел угрожать ей.
Дима, сжав кулаки, передал ему все снимки, которые пришли Полине.
— Это всё, — глухо сказал он.
Степан смотрел на фотографии с мрачным выражением. Когда он дошёл до снимка Эммы, его челюсти сжались.
— Найду ублюдка. Лично.
Дима кивнул.
— Я хочу, чтобы моя семья была в безопасности. Полина… Эмма… наш ребёнок… Я устал от этого кошмара.
Степан смерил его тяжёлым взглядом.
— Я думал, ты не захочешь иметь со мной ничего общего.
Дима усмехнулся.
— Мы оба не ангелы, но ты хотя бы понимаешь, что важно.
Степан хмыкнул.
— Я займусь этим.
Дима кивнул. Он знал: если Степан что-то пообещал, он выполнит.
Несколько часов назад:
Полина сидела в гостиной, осторожно гладя животик. Семь месяцев беременности давались ей нелегко, но она держалась. Дима окружил её заботой, они готовились к появлению малышки, но тревожное чувство не покидало её.
Когда в дом принесли конверт, она не сразу его открыла. Но, едва развернув лист, почувствовала, как по спине пробежал холод.
На первой фотографии были её мама Дана, Виктор и маленький Женя — снимок явно был сделан недавно. На нём красным маркером было написано:
"Верни семью или убью всех."
Руки Полины задрожали. Она посмотрела следующую фотографию. Это была она сама — с округлившимся животом. Только живот был зачёркнут жирным крестом, а рядом надпись:
"Тебе не родить эту тварь."
Полина ощутила, как сердце сжалось от страха и ненависти.
Но самой ужасной была последняя фотография — она, Дима и девятилетняя Эмма, младшая сестра Димы, гуляют в парке. На изображении снова были угрозы, а над Эммой чёрными буквами выведено:
"Следующая."
Руки Полины затряслись, из глаз хлынули слёзы. Страх охватил её с головой, живот напрягся от стресса. Она задохнулась от всхлипа, сжимая бумагу в руках.
— Дим… — прошептала она, но голос предательски дрожал.
Дима, который в этот момент заходил в комнату, сразу заметил её состояние.
— Полина?! Что случилось?! — он подскочил к ней, увидел письма и фотографии. Его лицо исказилось от гнева.
Полина всхлипнула и показала ему снимки.
— Это… это он… Он нас видит… Он… — у неё снова подступили слёзы, дыхание сбилось.
Дима быстро сел рядом, обнял её, но в его глазах уже бушевала ярость.
— Тихо-тихо, родная, я разберусь… — его голос был глухим, но твёрдым. Он выхватил телефон, набрал номер.
— Усилить охрану. Немедленно.
Тем временем Полина чувствовала, как у неё кружится голова. Всё это — слишком… слишком страшно. Она судорожно вдохнула, но снова заплакала.
— Дим… мне страшно…
Он крепче прижал её к себе, осторожно касаясь её живота.
— С тобой ничего не случится. С малышкой тоже. Клянусь.
Но она уже тяжело дышала, её трясло.
— Дыши, Полина, пожалуйста, дыши! — Дима схватил телефон. — Врача, срочно!
Ему пришлось говорить спокойно, но внутри всё горело от ярости. Кто бы ни отправил это письмо, он найдёт его.
И этот человек пожалеет, что вообще родился.
Наше время:
Частная больница. 17:56.
Полина лежала в палате. Её бабушка, Светлана Ефимовна, сидела рядом и поглаживала её руку.
— Всё будет хорошо, девочка моя. Тебя выпишут, а потом домой пойдем. Котика своего увидишь, Боник уже скучает. Потом на папу посмотришь, он полке как всегда скучает. Мишенька мой.... — она не выдержала слезы. — Вместе альбомы посмотрим.
Полина грустно улыбнулась.
— Надеюсь, бабушка…
В палату зашла Дана.
— Мама, — тихо сказала Полина.
Дана подошла, осторожно села рядом и обняла дочь.
— Полинкин моя. Солнышко. Ты как?
Полина глубоко вздохнула.
— Пока держусь. Но мне страшно.
Дана нежно коснулась её лица.
— Я понимаю, золотце. Но ты не одна, милая. Мы рядом.
Полина крепче сжала её руку.
— Я просто хочу, чтобы этот кошмар закончился…
— Он закончится, — твёрдо сказала Дана.
В палате стояла напряжённая тишина. Светлана Ефимовна сидела у кровати Полины, осторожно сжимая её ладонь. Напротив стояла Дана, нервно теребя пальцы. Между ними была невидимая напряжённость, невидимая ненависть что-ли?
— Мама.... — как раньше, когда была замужем за ее сына, позвала бывшую свекровь Дана. — Светлана Ефимовна… — голос её дрожал.
Светлана Ефимовна подняла на неё взгляд, полный усталости и печали.
— Что тебе, Дана?
— Я… — Дана сделала глубокий вдох. — Вы были правы. Всё это время вы пытались вразумить меня, пытались сказать, что Андрей — это беда… но я не слушала. Что.... —
По щекам скатились слёзы. — Что именно, из за меня, он бросил семью.
Пожилая женщина тяжело вздохнула.
— Поздно ты это поняла.
Дана сжала губы, борясь с подступающим комом в горле.
— Да. Поздно. Но если бы я вас послушала… Полина не прошла бы через этот ад. Всё могло быть иначе…
Глаза Светланы Ефимовны потемнели от боли.
— Если бы. — Она покачала головой. — Но его нет. А Андрей живёт.
Дана отвела взгляд, слёзы предательски заблестели в её глазах.
— Мне нет прощения…
Светлана Ефимовна долго смотрела на неё, затем устало кивнула.
— Ты его не заслужила. Но Полина — моя внучка, мое единственное наследие, моя кровинушка. А ты - её мать. Какой бы ты глупой и не была. Ради неё я готова забыть прошлое.
Дана резко подняла глаза.
— Вы правда…
— Я этого не забуду, Дана. — Голос Светланы Ефимовны был твёрдым. — Но если ты действительно раскаиваешься, то докажи это поступками, а не словами.
Дана кивнула, быстро вытирая слёзы.
Она повернулась к Полине.
— Доченька… — её голос сорвался. — Прости меня.
Полина посмотрела на мать. В её глазах было столько боли… столько сожаления…
— Мам, — тихо сказала она.
Дана осторожно села рядом, сжав её руку.
— Я сделала много ошибок. Я должна была быть сильнее, должна была защитить тебя… но вместо этого ты защищала меня.
Полина нежно сжала её пальцы.
— Но ведь я люблю тебя, мама.
Дана всхлипнула.
— Я тоже люблю тебя, моя девочка.
Полина тепло улыбнулась.
— Значит, всё в порядке.
Дана прижала её руку к губам и закрыла глаза.
Светлана Ефимовна молча наблюдала за ними. Старые обиды не исчезли… но, возможно, эта семья всё же получит шанс на новую жизнь.
Дверь в палату тихо приоткрылась, и в комнату вошёл Виктор. В руках у него был небольшой букет нежных роз. Он сразу заметил, что в воздухе витало что-то особенное — у Даны глаза были красные от слёз, но она улыбалась, а Светлана Ефимовна всё ещё утирала глаза платком.
— Светлана Ефимовна. Полина. — сдержанно кивнул он как знак приветствия.
— Что случилось? — осторожно спросил Крет.
Дана повернулась к нему, её взгляд смягчился.
— Виктор… — она сделала пару шагов навстречу. — Она… она пнула, впервые.
Мужчина сначала не понял, но, заметив сияющую улыбку Полины, догадался. Его лицо осветилось теплом.
— Вот это новость! — Он поставил цветы на столик и с лёгкой неуверенностью подошёл ближе. — Как ты себя чувствуешь?
— Как футбольный мяч, — пошутила Полина, поглаживая живот.
— Ну вообще мама, не впервые, она уже с 4 месяца это делает. Просто стесняется остальных кроме папы.
Все рассмеялись.
Виктор накрыл ладонью руку Даны и тихо сказал:
— Я рад, что всё хорошо.
Дана слабо улыбнулась, но было видно, как много для неё значили эти слова.
— Спасибо… — прошептала она.
В этот момент дверь снова распахнулась, и в палату вошёл Дима.
— Всё в порядке?! Я услышал, что кто-то кричал…
Светлана Ефимовна мгновенно преобразилась.
— Дмитрий! — радостно воскликнула она.
Парень замер, покосился на Полину, потом на бабушку и осторожно спросил:
— Светлана Ефимовна… вы ведь снова собираетесь меня тискать?
— Ну конечно! — без тени сомнения заявила старушка и раскрыла объятия.
— Спасите… — Дима картинно вздохнул, но бабушка уже заключила его в тёплые объятия.
Полина хихикнула, а Дана и Виктор с улыбкой наблюдали за этой сценой.
— Ты у меня такой хороший, такой заботливый… — приговаривала Светлана Ефимовна, крепко обнимая его.
— Светлана Ефимовна… воздух… — простонал Дима.
— Ничего, потерпите!
— Полина, скажи вашей бабушке что-нибудь!
— Бабушка, а за что ты его так любишь? — Полина подыграла.
Старушка гордо посмотрела на неё:
— А как его не любить? Такой мужчина!
Дима закатил глаза, но в уголках губ пряталась улыбка.
— Ну всё, Светлана Ефимовна, хватит, а то у Полины ревность проснётся!
— Вряд ли, я тебе ещё раз в живот стукну, — невинно напомнила Полина.
Дима ошарашенно посмотрел на неё.
— Это была ты?!
— Она, — Полина с улыбкой погладила живот.
Дима сделал вид, что всматривается в него.
— Мелкая, ты меня хотя бы перед сном предупреждай!
Все снова рассмеялись. Это был тёплый, добрый момент, которых так не хватало в их жизни.
Светлана Ефимовна вышла первая в столовую, а за ней и Дана с Димой.
Нужен был разговор, Дана и Дима знали это. Решили оставить их.
— Папа Витя, — тихо сказала она.
Он улыбнулся, сел рядом.
— Как ты, девочка?
Полина глубоко вдохнула.
— Я боюсь.
Виктор мягко сжал её руку.
— Я не позволю, чтобы с тобой или твоим ребёнком что-то случилось.
Полина посмотрела на него с теплотой.
— Спасибо.
Он улыбнулся.
— Ты моя дочь. И я сделаю для тебя всё.
Она почувствовала, как страх немного отступает. Виктор был рядом. Дима был рядом. Её семья была рядом.
И она знала — они её защитят.
Мужчина ещё так немного посидел, а потом вышел.
Дима нашёл Виктора в коридоре, когда возвращался. Мужчина выглядел обеспокоенным.
— Я знаю, что тебе есть, что сказать, — сказал Дима, прислонившись к стене.
Дима стоял у двери палаты, не отходя ни на шаг, пока врачи успокаивали Полину и снимали ЭКГ. Светлана Ефимовна строго приказывала не суетиться, Дана держала дочку за руку, а Виктор переговаривался с врачом в коридоре. К счастью, всё стабилизировалось — у Полины были сильные спазмы из-за стресса, но родовая деятельность не началась. Однако ей предстояло остаться под наблюдением.
В это время в палате, в углу, напротив окна, на койке сидел парень. Светлые волосы, зачесанные назад, скуластое лицо, будто выточенное… напоминал молодого Лео ДиКаприо из старых фильмов. Слишком красивый, даже раздражающе. Вот только его взгляд был холодным, сдержанным, и что-то в нём тревожило.
Он поднялся и сделал шаг к Полине, как будто хотел что-то сказать или подойти ближе, но тут же два охранника перегородили ему путь.
— Простите, только родные и близкие, — сказал один.
— Я… я её знаю, — нахмурился блондин, но неуверенно. — Мы…
— Шаг назад, — оборвал другой. — В последний раз говорим. Уходите.
Он бросил злобный взгляд на охранников, но понимал — с ними не справится. И вдруг, заметив, как из палаты выходит Дима, парень резко метнулся к выходу, скрывшись в коридоре.
Он свернул за угол, торопясь, как будто чувствовал, что задерживаться опасно. И тут, поворачивая к лестнице, столкнулся с другим парнем.
Тот был темноволосым, выше на голову, в чёрной куртке и с прямой, тяжёлой осанкой. Его глаза были внимательными, холодными, почти зеркальными. На мгновение они встретились взглядами — как отражения. У обоих были схожие черты: прямой нос, те же скулы, форма губ… Только цвет глаз разный. Один — холодный лёд, другой — глубокая темень.
От столкновения у темноволосого парня выскользнула папка с бумагами. Фотографии рассыпались по полу.
Блондин на секунду замер. Его глаза расширились. На одной из фотографий — лицо Полины. Или нет?.. Та же улыбка. Тот же родимый знак у ключицы. Но глаза... были другими. Темнее.
— Осторожней, — хмуро сказал парень в чёрном, наклоняясь за бумагами.
Блондин не ответил. Он быстро отвернулся, сунул руки в карманы и почти бегом ушёл, не оглядываясь.
Темноволосый поднял фото, задержал взгляд на одном снимке, и сжал его в кулаке.
— Нашёлся, — произнёс он тихо. — Значит, ты уже рядом.
А за стеной Дима вернулся в палату, взволнованный, но с облегчением, увидев, как Полина спокойно лежит, держась за руку Даны.
Он не знал, что в этот момент на другом конце коридора кто-то уже следил за его семьёй. И у кого-то были свои причины быть слишком похожим на него.
***
Загородный дом был тёмным и промозглым, словно сам воздух в нём пропитался ядом старых обид. Руслан распахнул дверь и шагнул внутрь, не давая себе ни секунды на раздумья. Его лицо перекосилось от злости. В кресле у окна сидел тот, кого он больше не называл отцом. Просто… этот человек. Манипулятор. Тиран.
— Руслан... Сынок, — начал он спокойно, словно хотел найти зацепку. — Зря ты так. Я всё для вас делал. Ты не понимаешь...
Руслан резко закрыл за собой дверь, будто хотел навсегда отрезать всё, что было снаружи. Он молчал, смотрел на Андрея, и в глазах больше не было сомнений. Только ярость. Боль. И отвращение.
— Не называй меня сыном. Ты мне никто. Понял?
Андрей дернулся, будто хотел что-то сказать, но Руслан продолжил:
— Ты разрушил всё. Мамину жизнь, мою, Сашину. Всё из-за своей паранойи, из-за своего больного эго! Помнишь, как ты унижал маму? Как шептался с её "доброжелателями", которые не могли переварить, что у неё была работа, уважение? Как тогда, когда её обнял коллега — не по желанию, не по её воле, а ты сразу поверил, что она изменяет?
Андрей поднял руку, будто хотел защититься словом, но Руслан пошёл вперёд, глаза полыхали:
— Ты тогда только и ждал предлога. Потому что увидел свою первую любовь. Ту, которая тебя когда-то бросила. Вон оно что! А маме не простил даже взгляда. А этот мужик — её коллега, которого ты так возненавидел — стал для тебя поводом. Развод, истерики, унижения. Позор!
Руслан не сдержался. Подошёл вплотную, лицо в лицо.
— Ты всегда обвинял других. Меня, маму, даже Сашу. А себя? Нет! Ты даже из тюрьмы продолжал всех дергать за ниточки, угрожать! Мне! Саше! Помнишь, как ты заставил меня украсть Женю? Как шантажировал видео, где Саша ворует деньги у тебя? Ты сам довёл нас до дна, а потом сделал из этого оружие!
Его дыхание сбилось, но голос не дрожал — стал ледяным:
— Я не хотел Полину втягивать. Я любил её. Но я не мог быть с ней, когда внутри — всё было разорвано. Я отпустил её, потому что… потому что не хотел быть похожим на тебя.
Он достал телефон, медленно, нарочито спокойно набирая номер.
— Заберите его. Да, по этому адресу. Как и договаривались. Усильте охрану. Это не человек — это чума.
Андрей смотрел, прищурившись. Потом вдруг наклонился к своему телефону, пока Руслан говорил. Нажал пару кнопок. Списал средства. Заблокировал номер.
— Ты не выйдешь отсюда, — сказал он тихо, с хищной улыбкой. — Думаешь, ты умнее меня?
И в следующий миг — удар. Мощный, точный. Руслан не успел уклониться. Его голова резко дёрнулась вбок, тело пошатнулось и повалилось на пол. Телефон отлетел в сторону, на экране завис вызов.
Андрей вытер руку, посмотрел на сына сверху вниз и зло бросил:
— А теперь попробуй стать свободным без головы, Руслан.
Тишина снова сжалась вокруг дома.
Андрей тяжело опустился в кресло, телефон сына казался странно легким в его руке. Он недолго возился с паролем — пальцы набрали цифры почти сами: день рождения Саши. Его дочери. Последний день лета.
Экран вспыхнул. Главный экран — и первое, что он увидел, было её фото. Саша.
Маленькая, уже не такая, как раньше, но всё ещё его девочка. Платиновые волосы, будто солнечный свет вылили на голову, с золотистой пылью по концам. Сейчас волосы длиннее — до ключиц, чуть волнистые. Те же большие голубые глаза, как у мамы… как у оленёнка, мягкие, чистые. Веснушки на носу, как разбросанная пыльца. Щёчки — кругловатые, нежные. Родинка у брови — та самая, с которой он играл, когда она спала у него на груди в детстве. Он тогда говорил: «Моя звёздочка».
Она стала похожа на Твигги, только мягче, теплее. Настоящая. Настолько настоящая, что ком подкатывал к горлу. Он забыл… даже год её рождения не мог сразу вспомнить. Кажется, 2001-й. Или 2002-й? Август. Последний день лета. Был тёплый, полный солнца. Он тогда обещал стать самым лучшим отцом. И не сдержал.
Андрей задержал палец на фотографии, не моргая. Мир сузился до экрана. До этих глаз. До того, что он потерял. И то, что исказил.
Он вдруг почувствовал, как грудь сжимает. Не от боли — от осознания. От того, кем он стал.
Андрей, не отпуская телефон, нашёл её номер. Сердце стучало глухо и бешено — будто что-то внутри рвалось наружу. Он нажал вызов.
— Саша... — голос его сначала был непривычно мягким, почти ласковым. — Привет, доченька.
На том конце — тишина. Потом всхлип.
— Зачем ты звонишь? — голос дрожал. — Ты снова... Почему ты не можешь оставить меня в покое?
— Я скучал. Просто хотел услышать тебя. Услышать, как ты... живёшь. Я же отец, Саш.
— Отец? — её голос надломился. — Ты сломал мне жизнь! Ты угрожал, шантажировал, ты заставил Руслана страдать! Зачем ты опять звонишь?
Он резко сорвался, как будто не мог больше удерживать маску:
— Не ори на меня, поняла?! — прорычал он. — Или ты думаешь, что можешь от меня скрыться? Я тебе сказал — мне нужны деньги. Быстро! У тебя там новая семья, поддержка — пусть платят за твой комфорт!
— У меня нет денег! — закричала она сквозь слёзы. — Я только начала жить… без тебя, без страха! Почему ты всё рушишь снова?
— Тогда пускай твой братец готовится, — холодно, зло, почти шепотом процедил он. — Потому что если ты мне не поможешь… Руслану будет конец. Я всё скину — и фотки, и переписки, всё. И если надо — сам его сдам.
Саша задохнулась. Она всхлипывала, будто в трубке кто-то тонул.
— Ты чудовище… Ты не отец. Ты просто проклятие.
— Смотри у меня, — зарычал он. — У тебя сутки. Потом не ной, когда всё покатится к чёрту.
Он сбросил звонок, зло кинул телефон на стол. Губы сжаты, глаза злые, дыхание тяжёлое. Он знал, что перегнул. Но ему было всё равно.
Пока всё не по его — все будут платить.
Тупая боль в боку, звон в ушах, ссадины на лице — всё это больше не имело значения.
Он пришёл в себя в тот момент, когда услышал окончание разговора. Хриплый голос Андрея, угрожающий, жалкий… и голос Саши, её слёзы. Она плакала из-за него. Опять.
Руслан поднялся, шатаясь, с дивана. Увидел, как тот сидит, тяжело дыша, сжав кулаки. Увидел, как телефон дрожит в его руке.
— Сашенька… сучка малолетняя, — пробормотал Андрей и не успел договорить.
Руслан налетел на него с силой, как будто всё, что копилось годами — вспышки ненависти, унижения, боль за сестру, за Полину, за мать — прорвалось.
Он сжал его за ворот рубашки, прижал к стене так, что тот захрипел.
— Ты кого сейчас назвал? — Руслан говорил тихо, сдержанно, но в этом голосе не было ни капли жалости. — Ты смеешь тронуть её даже словом, ублюдок?
Андрей попытался увернуться, но Руслан ударил — сильно, метко, и тот рухнул на пол. Пытаясь подняться, он схватился за край стола, но Руслан уже перехватил телефон.
— Ты закончил.
— Верни… — прохрипел Андрей. — Твоё будущее… ты без меня никто!
— Без тебя я наконец кто-то.
Он отключил все приложения, скинул всё в резервную копию и вытащил симку. Потом поднялся, посмотрел на него сверху вниз.
— Ты останешься здесь. Один.
Он прошёлся по дому, забрал документы, разбросанные бумаги и пару своих вещей. Закрыл входную дверь снаружи. Плотно. На щеколду и на ключ.
— Руслан! Руслан, ты что творишь?! — кричал Андрей изнутри. — Ты мой сын!
— Ты просто ошибка.
Он повернулся и ушёл, как из пекла.
Через несколько минут уже ехал в машине по трассе. Крепко держал руль. Сердце стучало быстро, но не от страха — от облегчения. Он набрал Сашу.
— Алло? — голос всё ещё дрожал.
— Всё хорошо. Он больше не тронет тебя. Ни тебя, ни меня.
— Ты… ты жив?! — она разрыдалась. — Он же…
— Не волнуйся. Он заперт. Пускай посидит. Пусть сам вспомнит, каково это — быть никем.
— Ты уверен, что это правильно?
— Это справедливо, — тихо сказал он. — И теперь я сам решаю, что будет дальше.
И впервые за два года Руслан почувствовал: он свободен.
Он прошёлся по дому, проверил окна, закрыл черный вход. Подпер досками. Он делал всё на автомате, как будто уже сто раз представлял это в голове. Он не хотел смерти Андрея — он хотел, чтобы тот остался с самим собой. С собственными страхами, воспоминаниями и грязью.
— Гни здесь, — бросил он, не оборачиваясь.
На улице пахло сырым деревом и осенью. Он сел в машину, руки всё ещё тряслись, но лицо было каменным.
Саша не брала трубку — возможно, рыдала. Он набрал её снова и дождался:
— Это я... Он больше не позвонит, я обещаю, — сказал тихо. — Прости меня. За всё. За молчание. За то, что не смог защитить нас тогда. Но теперь всё по-другому.
Он отключился, завёл двигатель. Сердце гудело в груди.
— Прости, Полина… — выдохнул он вслух. — Прости за всё. За поцелуй без спроса… За то, что украл Женю… За боль. За то, что просто… молчал.
Он резко свернул на старую дорогу. Подсознание само вело — туда, где всё начиналось. И, может быть, должно было закончиться.
На кладбище было тихо. Он вышел, не чувствуя ног, и направился к одному-единственному холму.
— Мама… — голос сорвался. — Прости, что не стал тем сыном, которым ты гордилась. Я просто… не знал, как. Я хотел быть сильным, но стал похожим на него…
Он сел прямо на землю, к гладкому надгробию, и долго сидел в тишине. И только слёзы капали на опавшие листья.