глава 9. прошлое в прошлом
— Кир, почему? — он садится рядом и вглядывается в мои глаза. А в его глазах я вижу сожаление и сочувствие. В какой-то момент я даже думаю над тем, чтобы всё рассказать, но закусываю щеку со внутренней стороны, ведь понимаю, что потом мне будет... стыдно? Стыдно за то, что я кому-то доверилась, а после ещё и ужасно некомфортно из-за этого. — Расскажи мне, пожалуйста...
Зажмурив глаза, мотаю головой. Боюсь довериться ему. Каким бы он хорошим не казался, никто не знает, что у человека внутри. А может, это просто я привыкла искать подвох там, где его нет. Да и я даже не понимаю, чего именно боюсь. Наверное, того, что после моего прошлого Глеб не будет смотреть на меня так, как сейчас. Он хорошо ко мне относится, пока не знает всего, что вытворял Юра. Кажется, вот-вот и я расплачусь.
— Кира, прошлое это прошлое, по нему нельзя судить. Я не поменяю своего отношения к тебе, — словно прочитав мои мысли, произносит Глеб, а я чувствую, как по щекам катятся обжигающие слезы. — Чёрт, не плачь, пожалуйста. Всё же хорошо сейчас... Можно тебя обнять?
Киваю и Викторов тотчас же притягивает меня и прижимает к себе, сперва сжимая ладони в кулаки, боясь коснуться меня не там, где дозволено. Видимо, он окончательно понял, почему я периодически шугалась его. Я, практически свернувшись клубочком на коленях кудрявого, рыдаю ему в плечо. Он молчит, одной рукой приобнимая меня, а другой поглаживая по волосам. Слова сейчас и не нужны. Я благодарна тому, что он рядом, не оттолкнул меня и не наорал.
— Спасибо, что спросил разрешение, и за то, что дал выплеснуть эмоции, — шмыгаю носом, отстраняясь. Прошло около десяти минут, а я лишь сейчас успокоилась. Глеб и вправду помог мне.
— Расскажешь? — задаёт вопрос он и я киваю, понимая, что, возможно, завтра пожалею. Или же нет?
Я рассказала ему всё. Как мы с Юрой познакомились, как он шантажировал меня и как мы начали “отношения”, которые по сути были сплошным абьюзом. Рассказала, как он поднимал на меня руку за каждую оплошность, как он неоднократно насиловал меня, а после шёл трахаться с другими девушками. Рассказала и про то, что он запрещал мне выходить из дома. Про запрет пользоваться телефоном, на котором и так стоял лимит – двадцать минут в день, десять из которых это мессенджер. Про то, как он возвращался бухой и обвинял во всём меня, говорил, что я ошибка и никому, кроме него, не нужна. А на деле я не была нужна даже ему. Завершила свой рассказ тем самым днем, когда Юра в очередной раз побил меня и попросту выставил на улицу, где я и встретила Глеба.
— Господи, какой он урод. Ты очень сильная, такое пережить не каждый сможет, — говорит он, а я слышу, как его голос едва заметно вздрагивает. — Не вини себя, пожалуйста. Твоей вины в этом нет, и ты уж точно не выбирала свою судьбу...
Я едва успокоилась, но, услышав слова поддержки в свой адрес, разрыдалась вновь. Не привыкла к такому. Глеб вновь начал поглаживать меня по волосам, шепча что-то успокаивающее на ухо. Из всего я понимаю лишь «Кирусь, ну тише, пожалуйста. Ты не одна» и ещё сильнее прижимаюсь к нему.
Это какое-то сумасшествие.
Высвободившись из объятий Глеба, откидываюсь назад и тяжело вздыхаю. Никогда и никого я не обнимала так, будто от этого зависит вся моя жизнь.
Викторов ложится рядом, но на безопасном расстоянии. Подкладывает ладони под голову и устремляет взгляд в потолок.
— Спасибо, что рассказала. Он ответит за каждую твою слезинку, пролитую здесь только что.
Киваю, не в силах что-то сказать. Лишь прошу Глеба остаться, когда тот уже собирается уходить.
Засыпаем вместе, хоть и по разные стороны кровати. Я – отвернувшись к стене, он – практически на самом краю. Глядя на соседней дом сквозь незашторенное окно, понимаю, что я кому-то да нужна.
Жизнь начинает налаживаться.