Совещания
— Я против, — выступал с речью Константин на совещании в кабинете Владимира Леонидовича, — если хотите знать мое мнение. Эта женщина абсолютно никакого отношения не имеет к делу Комиссарова.
— Могу я сказать? — поддался вперед Иван, полковник согласно кивнул. — Я считаю, что целесообразно использовать эту женщину в качестве ложной цели для Комиссарова. Во-первых, она не помнит своего настоящего имени; во-вторых, она имеет внешнее сходство с Ткачевой.
Геннадий Павлович потирал ухо раздумывая, Владимир Леонидович был совершенно солидарен с Иваном:
— Да, такой шанс упускать нельзя.
— Но эта женщина не Ткачева. Как только Комиссаров увидит ее, тут же поймет.
— Мы можем ее и не показывать, — оспорил довод полковник, — разместим статью в интернете, отправим новость всем ее знакомым. Слух долетит до Комиссарова, как известно «земля слухами полнится».
— А как же мать Ткачевой?
Иван шумно выдохнул и смерил Константина презрительным взглядом.
— Мы ее попросим о сотрудничестве. Да, Геннадий Павлович? — полковник попытался расшевелить отстраненного подполковника.
— Конечно, в этом деле возможен удачный исход, — наконец заговорил Геннадий Павлович. — Но существует одно веское «но». Эта женщина не Ткачева. — Он повернулся к полковнику и спросил: — Могу я озвучить нашу страшную догадку?
— Да, сугубо между нами.
— Мы полагаем с Владимиром Леонидовичем, что в управлении завелся вредоносный грызун, он-то и сливает секретную информацию Комиссарову. Иначе, как бы он узнал о Шамиле? Поэтому всё должно храниться в строжайшем секрете. А сколько уже людей посвящены в тайну, что Ткачева это не Ткачева? Пятеро, семеро? Это уже не тайна, это общественное достояние.
— В Каменском РУВД проблем не будет, — быстро заговорил Иван, — в этой глуши нет никакого дела до пропавшей женщины. Им все равно кто это, лишь бы ее убрали с глаз долой. Павел Дужников, который приволок ее, сейчас в психиатрической больнице, необходимо настоять на принудительной изоляции его от общества. Единственный, в ком я очень сильно сомневаюсь — это Савельев. Вот его необходимо устранить.
— Надо будет предпринять меры, — сказал Владимир Леонидович подполковнику. Это значило, что Геннадий Павлович снова «нянчится» с неугомонным следователем.
— Итак, коллеги, — заканчивал полковник совещание. — Я принял решение: убираем имя Ткачевой из базы без вести пропавших, официально объявляем о ее возвращении, забрасываем парочку статей, распространяем новость в управлении и ждем. Подготовкой, будем называть ее "Ткачева вторая", занимаетесь вы двое (он указал на Ивана и Костю), и только попробуйте завалить дело снова, это будет ваш последний провал. Снимите ей квартиру, гримируйте при необходимости, устройте на работу. Она должна вести обычную жизнь. Вы, Геннадий Павлович, головой отвечаете за исход операции. Это наш последний шанс, так давайте же не смоем и его в унитаз.
В другом городе тоже во всю шло совещание. Собрался консилиум психиатров, решали как быть с больным Дужниковым. Его лечащий врач выступил в защиту пациента.
— Дужников пришел в себя. Он прекрасно осознает происходящее, а самое удивительное — это не темпы выздоровления, а то что он помнит свою выдуманную личность и настаивает о встрече со знакомым следователем. Это ли не удивительно коллеги? Невероятный прогресс!
Неделю Кирилл обивал пороги управления. Ему необходимо увидеть женщину, которая называлась Ткачевой и якобы всё вспомнила. Он хотел убедиться, что она по своей воли на это пошла, и осознает в какую опасную игру ее завлекли. Кириллу всегда больше всех надо. «Нет бы успокоился, ругал он сам себя, и оставил все как есть». Но он не мог, каким-то странным образом чувствовал ответственность перед этой женщиной, называвшейся Ткачевой. Будто бы, если не спас одну, так обязательно должен спасти другую. Геннадий Павлович в открытую предупреждал: «еще раз увижу — посажу». А посадить было за что: еще не забылась история со взяткой от контрабандистов. Но Кирилл упрямился и всячески ставил палки в колеса. Ходил по вокзалам с фотографией женщины, расспрашивал работников и местных. Вроде кто-то узнавал в ней Вальку-пирожок, но вечно пьяным людям веры нет. Может-быть он, в конце концов, и нашел бы неопровержимые доказательства, но кто-то усиленно сопротивлялся и не хотел знать правду.
Геннадию Павловичу доложили о расследовании дотошного следователя. Подполковник понял, что терпение лопнуло, немедленно приказал вести Савельева к нему. Иван вызвался с удовольствием провести задержание, и к счастью, а может и к несчастью, Савельева и след простыл.
Психиатр Карпушин также приехал посмотреть на необычный случай моментального исцеления и узнал в одном из посетителей следователя Савельева.
— Ба! И вы уже здесь?
— Я здесь в качестве посетителя, так что, не надейтесь, — Кирилл был все еще зол на психиатра.
— Ну что вы? Я же пошутил. Значит этот больной и есть ваш таинственный Павел из дневника?
— Да, а вы думали — я все выдумал?
— Нет, я так не думал. Но случай довольно интересный, я лично приехал познакомиться с уже абсолютно здоровым больным. Мы с коллегами ума не приложем, как так вышло? Что способствовало полному просветлению?
— Откуда мне знать? И вообще, почему вы так уверены, что Павел полностью здоров, может он притворяется.
Психиатр задумался.
— Пожалуй, вместо ответа идемте к нему. Он вас давно ждет.
В светлой палате сидел исцелившийся Павел, читал тонкую книгу с яркой обложкой.
— Павел, а вот ваш старый знакомый. Узнаете?
Он убрал книжку под подушку и с интересом смотрел на вошедшего.
— Узнаю.
Карпушин жестом указал на стул. Кирилл сел, продолжая подозрительно смотреть на Павла, он не верил в его выздоровление. Возникла неловкая пауза и психиатр извинившись, удалился, предупредив, что если что — он в кабинете. Как только за ним закрылась дверь, Павел сказал:
— Я виноват перед вами. Вы меня извините.
Кирилл сжал подбородок и ждал разъяснений, он все еще не верил.
— Я правда узнал ее, там на фото. Доктор сказал, что это вы разместили этот пост. Вы мне можете не верить. Но я точно видел эту девушку. Это было поразительно.
Кирилл посматривал скептически.
— Ох, как сложно это объяснить. Я смотрел на изображение, а сам будто видел ее, вот как вас сейчас. Это был знак. По крайней мере, мне так казалось. И я бросил всё, поехал за ней. Не мог больше ни о чем думать. Вы можете мне не верить, но я точно знал эту девушку откуда-то. Может из прошлой жизни.
— Еще скажите, что она вам приснилась, — саркастично заметил Кирилл.
Павел виновато улыбнулся и продолжил:
— Я виноват перед вами, моё воображение заставило меня поверить в то, что я был тем самым Дружининым Павлом. Я заставил вас тоже в это поверить. Вы могли погибнуть из-за меня. Извините.
Вдруг следователь кое-что припомнил.
— Скажите, а за кем мы гонялись по городу? Вы ведь не видели в машине Комиссарова?
— Нет. Мы преследовали мои видения. Не знаю, кто был в той «десятке», поехал за ними, запомнил, где оставили машину. И ключа никакого не было, но я специально вас обманул.
Кирилл не знал, что сказать. Он лишь кивал головой и вспоминал весь цирк с погонями, устроенными Павлом. Как оказалось — всё это были галлюцинации.
— Потом, вы ведь тоже были уверены, что она у него. А мы могли ее найти.
«Если бы ты не приперся со своим больным воображением, я бы не подался в город, возможно, искал бы ее лучше в чертовом болоте», — хотел сказать Кирилл, но сдержался.
— Женщину я подобрал на вокзале. Не знаю, кто она. Не знаю, зачем подыгрывала мне. Вообще, про нее ничего не знаю. Это было от отчаяния. После ваших последних слов в том сарае, я совсем перестал понимать, что делаю. Мне так до нельзя сильно хотелось отыскать эту девушку...
— Почему вы не называете ее по имени? — раздраженно спросил Кирилл.
На что Павел в ответ помрачнел и произнес задумчиво:
— Имя ничего не значит. Так не должно было закончиться. Я должен был ее отыскать.
Вдруг он поднял свои полные страданий и отчаяния глаза и посмотрел прямо в душу.
— Мы должны были ее отыскать.
Савельев проглотил образовавшийся ком, он молчал и ненавидел себя за слабость. Его собеседник спокойно продолжил:
— А той женщине с вокзала передайте мои извинения, если увидите ее.
— А вы сами не хотите ее увидеть?
— Наверное, нет. Что мне ей сказать? Не хочу.
— Почему? Вы казались такой замечательной парой, — открыто язвил Кирилл.
Ему больше не было жаль Павла. Он и его тоже ненавидел.
— Вы ее найдите и передайте мои извинения. Хорошо?
— Нет, хватит с меня, я не стану больше никого искать, — сказал Кирилл и поднялся. — Прощайте.
Он вышел из палаты, Карпушин окликнул его в коридоре.
— Ну что он вам сказал?
— Извинился.
— Вы довольны?
Кирилл уставился на психиатра и возмущенно ответил:
— Нет, я просто счастлив!
— Не верите в его выздоровление?
— Вы знаете, мне уже все равно. История закончена.
— Ну и слава Богу! Дужникова еще месяц понаблюдаем, если никаких подозрений не возникнет, выпишем. Ему давно надо было опекуна назначить и дать вторую группу инвалидности. Пусть лучше дома сидит, в целях, так сказать безопасности.
Кирилл вспылил:
— А вас не смущает, что и сидя дома он может прочитать какую-нибудь книгу или сообщение, и снова возомнит себя героем?
— А что же вы предлагаете? Упечь его навсегда в больницу? Я считаю это варварство, представьте, что я вас сейчас не выпущу и стану удерживать насильно. Вот так же и Павел, он вполне здоров, ему не место среди душевнобольных и буйнопомешанных. Вы со мной не согласны?
— Знаете доктор, мне этот Дужников был более симпатичен, когда был нездоров. Теперь он равнодушен к судьбе спасенной им женщины. Она так держалась за него. А он просит передать ей извинения и боится встречи.
Психиатр ухмыльнулся и постарался объяснить поведение больного:
— Конечно, она ему не интересна. Это ведь не та женщина, которую он искал. Теперь Павел это понял и принял реальность.
Савельев лишь покривил лицом. Ему до принятия еще далековато.
— Ну что же, Кирилл, ваша история закончилась, — прощаясь, подвел итог доктор. — Вы не расстраивайтесь, все истории в большинстве случаев заканчиваются банально. Я иногда даже склонен думать, что сложность психических процессов человека — преувеличена, на деле же всё выглядит куда более примитивно. Мы примитивны, Кирилл, а путает нас наше воображение. Но итог одни: все истории рано или поздно заканчиваются. Мы пытаемся всего лишь выжить. Не вините Павла, его, как и вас, обмануло воображение, вы ведь сами себе создали иллюзию и следовали за ней. А Павел ее не просто создал, он ей жил.
Психиатр довел Кирилла до самых ворот.
— Так куда же вы теперь? — спросил он грустного следователя.
— Не знаю.
— А я уже себе все спланировал: года через два куплю домик в деревне, заведу козу, пчел и буду просто жить. Так что, заезжайте.
Кирилл хмыкнул и скупо улыбнулся на прощание.
— Живите, Кирилл, — вместо «прощайте» сказал ему странный доктор.