«Брак по приказу»

***

      — Спасибо, Ирина Сергеевна, — Михаил сбросил вызов и повернулся к сидевшей на диване Марине: — Всё, адрес мы знаем. Что-то я вчера не сообразил, что можно позвонить Зиминой.

      — А строишь из себя пуп мирозданья, — девушка фыркнула, но улыбнулась. — Ладно, что сегодня будем делать? — она притянула поближе пакет, в котором были фрукты и сладости, принесённые недавно из магазина, и взяла банан.

      — У тебя встреча с Терещенко, так? — Зотов облокотился на комод.

      — Да, я звонила ей вчера. До двух у неё лекции в колледже, потом мы встретимся в кафе. Скажу, что она тебе понравилась… По дороге придумаю, как её разговорить, — Марина надкусила фрукт и заметила странный взгляд Миши. — Чего ты?

      — А?

      — Что с тобой?

      — Со мной? — опер продолжал на неё открыто пялиться.

      — Зотов! — Уварова бросила на стол банан, и Михаил рассмеялся. — Придурок!

      — А что я-то? — он продолжал заразительно хохотать.

      — Уйми фантазию, извращенец!

      — Со своей сначала разберись, Маруся! Я просто задумался.

      — И ржёт ещё! — продолжала негодовать Уварова. — Идиот!

      Миша даже не пытался унять смех, глядя на насупившуюся девушку, которая просто не так его поняла. Или так? В любом случае, она злилась и исподлобья смотрела на него, готовая чем-нибудь пришибить.

      — Успокойся, — миролюбиво протянул Зотов, присаживаясь рядом. — Я, правда, задумался.

      — Господи, о чём?! — Марина посмотрела на него с ужасом, затем из-за чего-то залилась краской, а мужчина опять расхохотался. — Придурок! — девушка ударила Зотова в плечо. — Клинический! Я сама тебе резиновую бабу куплю! Идиот!

      — Всё, Марусь, хорош, — мужчина отодвинулся подальше, — убьёшь же.

      — И заметь, на суде мне скажут спасибо.

      — Ладно, давай вернёмся к делу, потом устроишь мне Exitus letalis*.

      — Не сомневайся в этом, — Марина фыркнула, но всё-таки вернула серьёзность: 

      — Что ты собираешься делать?

      — Я попробую узнать, в какое время у них никого не бывает дома. И ключи нужно достать, потому что взламывать двери я не собираюсь.

      — Какой привередливый.

      — Если очень умная, то можешь сама открывать замки отмычками, шпильками и всем, что у тебя есть. Я с большой радостью съезжу на встречу с моделью.

      — Ага, разбежался, — девушка поднялась на ноги и подошла к чемодану.

      — И всё-таки ревнуешь, — прищурился Зотов.

      — И всё-таки взрослый мужик, а такой наивный!

***

      Заказав чашку чая, Марина устроилась за одним из столиков небольшого — как, в принципе, все немногочисленные кафе в этом городке — но уютного заведения и занялась бесцельным изучением жизни за окном. Текла она медленно, никто не спешил, никто не бежал. Здесь некому было опаздывать на метро, потому что метро вовсе не было, некому было сигналить в пробках, потому что они не образовывались.

      Марине почему-то подумалось, что в Октябрьском очень красиво осенью. Здесь было много деревьев, которые наверняка превращались в неописуемый ураган красок. Не то, что сейчас — погода стояла зябкая, с неба то и дело сыпалась неприятная изморось, а мороз каждую ночь сковывал тонким льдом лужи, чтобы днём вновь превратиться в грязь.

      Хотелось снега. Белого-белого, чистого-чистого и обязательно, чтобы много, чтобы намело огромные сугробы. Девушка с улыбкой вспомнила детство. Она просыпалась, бежала к окну и была счастлива просто от того, что ночью прошёл снег, который укрыл собой всё вокруг. Не было видно конца и края — только белизна кругом. И в чудеса верилось, не то, что теперь: сплошная грязь и в жизни, и в мире в целом.

      Возможно, тогда что-то было по-другому. Тогда не было работы и мужчин, не было серьёзных, как кажется, причин расстраиваться. Тогда не было слов «стресс», «диета», «измена», тогда можно было попить чаю, и всё становилось хорошо. А теперь нет, номер с чаем не проходит. Теперь только обезболивающие, вино и массаж, теперь только вышеуказанный стресс и разочарования.

      — Привет, — голос Анжелики Терещенко заставил Марину вздрогнуть.

      — Привет, — тихо отозвалась она, — садись.

      Девушка сняла куртку, уселась на стул и сплела пальцы в замок, ожидая, что ей скажет ассистентка режиссёра.

      — Может, закажешь что-нибудь, — предложила Уварова Лике, но та лишь отрицательно покачала головой, пояснив, что пришла ненадолго, так как у неё занятие с репетитором, а потом студия.

      Действовать нужно было быстро, предстояло за короткий срок выведать максимум информации, что несколько усложняло задачу. Марина рассчитывала, что они просидят здесь несколько часов, ведя чуть ли не задушевные беседы, но на деле, как всегда, выходило иначе.

      — А я, пожалуй, выпью ещё чашечку, — следователь позвала официантку, которые здесь, к счастью, имелись, и сделала заказ. — Ну что, — она как можно дружелюбнее улыбнулась, — я, конечно, по делу. Михаил сказал мне, что ты — лучшая кандидатура из всех присутствовавших.

      У девушки загорелись глаза.

      — Но подожди, — студила её пыл Марина, — ты же понимаешь, что вот так просто он не может предложить тебе роль. Нужно будет пройти ещё один кастинг, я, кстати, попозже дам тебе материалы для подготовки. Съёмки будут в Москве, то есть придётся на какое-то время переехать, оставить учёбу и всё такое.

      — Да, я готова, — Анжелика энергично кивнула, — в Москве у меня живёт тетя, так что с этим проблем не будет. И с учёбой разберусь. А когда будут материалы? Хочется начать готовиться пораньше. И что вообще про меня сказал Михаил? — она поддалась вперёд и понизила голос: — Я ему понравилась?

      — Если он приглашает тебя во второй тур кастинга, то как сама думаешь? — Марина усмехнулась. — Но, знаешь, — она тоже заговорила тише, — здесь же не всё так просто. Михаил, он, как бы это сказать, бабник. Ты понимаешь, к чему я?

      — Не совсем, — призналась Терещенко.

      — Спасибо, — поставив перед собой вторую чашку чая, Уварова снова вернулась к разговору: — Ты никогда нигде не снималась?

      Анжелика отрицательно замотала головой.

      — Это плохо, нет опыта. Но я не об этом. Просто он спит с большинством тех, кто у него снимается, — она попыталась изобразить сочувствие на лице. — Я, конечно, не говорю, что с тобой будет так же, всё-таки ты помладше всех остальных. Просто предупреждаю, — девушка лучезарно улыбнулась.

      — Я… даже не знаю, что сказать, — Лика вмиг стушевалась. — Спасибо, что сказала… Мне нужно подумать.

      Марина ликовала — всё-таки она выбрала правильный подход, Анжелика явно прониклась к ней доверием. Эта девочка не была похожа на ту же Ольгу, самоуверенную и наглую, она была скорее домашней и правильной, поэтому сказанное немного ужаснуло.

      — Конечно, думай, — Уварова, продолжая улыбаться, пожала плечами, — только не долго, потому что кастинг назначен на начало марта, у тебя не так много времени. И раз ты думаешь, может, посоветуешь кого-нибудь из девочек на роль? Ну, просто теоретически. Если откажешься, то мы пригласим кого-нибудь из них.

      — Ольга, — Терещенко ответила, не задумываясь.

      — Почему она?

      — Я сразу думала, что пригласят её.

      — Это потому что она собралась в постель к Михаилу? — изогнула брови Марина.

      — Да нет… Просто она у нас главная, что ли.

      — Это как? — Марина снова была довольна собой, вчерашнее наблюдение оказалось верным.

      — Ну… — закусив губу, Лика задумалась. — Здесь лучше сначала рассказать.

      — Расскажи, — Уварова сложила руки на столе, — я никуда не спешу и буду рада тебя послушать. Честно, всегда хотелось попасть в модельный бизнес. Мне кажется, это жутко интересно. Жаль только, роста не хватило.

      Анжелика посмотрела на часы на запястье, что-то мысленно прикинула и заговорила:

      — Ты же знаешь, что везде бывают свои лидеры. Вот и у нас так. На показах этой девушке достаются самые красивые наряды и всё такое. У нас это была Галя Олесина.

      — Я слышала, что её убили, — осторожно произнесла Марина.

      — Да, где-то четыре месяца назад. До Гали это место занимала Ангелина Онищенко, но не долго. После того, как Галю убили, Ольга как-то быстро заняла её место. Она начала всем говорить, что делать, кто и когда выходит.

      — Ангелину ведь тоже убили, если я не ошибаюсь, — Марина сделала глоток остывающего напитка. — Не знаешь, за что?

      — Откуда мне знать? — как-то нервно засмеялась девушка.

      — Может, это Ольга? Из-за места под солнцем.

      — Ерунда какая-то, — Анжелика постучала ноготками по столешнице, — у нас самая обычная студия, здесь нет больших денег или чего-то в этом роде. Просто девочкам нравится командовать, вот они этим и занимаются. Ольга бы не стала кого-то убивать ради такой ерунды. Да вообще, убивать она бы не стала — глупость какая-то.

      — Прости, — Уварова засмеялась, — наверное, я слишком погрузилась в кинематограф.

      — Да ничего. А фильм Михаила об этом?

      — Ну да, войны красивых девушек, борьба за власть, немного политики. Хорошая будет вещь. Знаешь, у меня эти убийства из головы не идут. Вечером у вас ходить, наверное, жутко. Начитаешься новостей, потом оглядываешься.

      — Мы думали, что Галю её парень убил, — начала вдруг откровенничать Анжелика, — он у неё очень ревнивым был, постоянно караулил её возле студии, скандалил из-за того, что она в Москву ездит.

      — А для чего она туда ездила? — встряла Марина.

      — Ну-у-у, она работала.

      — В смысле?

      — Подрабатывала, — быстро произнесла Лика, — моделью. У нас многие девочки так подрабатывают.

      — А Ангелину тогда за что? — следователь чувствовала, что Терещенко чего-то не договаривает, поэтому всеми силами пыталась узнать, как можно больше, прикрывая это праздным любопытством. — Тоже парень?

      — Я не знаю. Мы с ней не общались, — она пожала плечами. — Но Галиного парня отпустили, он ночью был вообще где-то в другом городе, так что вот так.

      — Значит, сейчас на свободе какой-то псих, который может в любой момент… — не договорив, Марина мастерски изобразила на лице ужас, а Анжелика непроизвольно передёрнула плечами, ощутив неприятный холодок. — Кошмар какой, — прошептала Марина, восхищаясь своей собственной игрой. Вот по кому театры плачут, а не по каким-то там моделям доморощенным, как выразился недавно Зотов.

      Он, как будто чувствуя, что его вспомнили, дал о себе знать. На дисплее телефона высветилась фамилия, и девушка поспешила ответить.

      — Хватит лясы точить, Маруся, у нас ещё куча дел.

      — Я смотрю, кому-то жизнь не в радость.

      — Всё в радость, моя сладкая. Ты где шляешься? Уже почти четыре, у нас не так много времени, чтобы перерыть дом Онищенко.

      — Ревнуешь? — подражая Михаилу, поинтересовалась девушка.

      — К женщинам? — нашёлся опер. — И потом, ты меня не ревнуешь, с чего бы это мне начинать, а, Маруся?

      — Зотов, — прошипела Марина в трубку, — обещаю…

      — Ой, прости, Виолочка.

      — Придурок! — она тяжело вздохнула.

      — Закругляйся там, — Миша вмиг стал серьёзным, — и давай в санаторий, дело не ждёт.

      — Хорошо, — Уварова не стала спорить, — скоро буду. Прости, Анжелика, — она вернулась к разговору, — но мне нужно ехать. Было приятно с тобой поболтать.

      — Мне тоже, — Терещенко улыбнулась.

      — Я позвоню тебе, когда будет что-нибудь известно, — Марина набросила на плечи пальто, затем оставила на салфетке рядом с чашкой пару купюр. — До встречи! — она махнула на прощанье рукой и выпорхнула из кафе на холодную улицу.

***

      — Бред какой-то, — подытожила Марина, когда закончила рассказывать Михаилу всё, что узнала, — дурацкая иерархия. Прямо мексиканский сериал.

      — Мексиканский сериал там и происходит, — заметил Зотов, уверенно ведя машину по направлению к дому владельцев санатория «Октябрь». Он даже не позволил Марине переодеться, спеша поскорее заняться осмотром вещей погибшей, только сел за руль, когда девушка приехала за ним. — Жизнеспособных версий я не вижу, всё глухо. Мы опять упираемся в студию.

      — Значит, разгадку нужно искать там.

      — Может быть, — задумчиво произнёс мужчина. — Ты не хочешь податься в модели? На живца бы ловили.

      — Я, конечно, понимаю, что ты мне желаешь смерти, но что-то как-то я не горю желанием умирать с розой в груди. Слишком красивая смерть для простой меня.

      — Не надо лишней скромности, Маруся, — Зотов усмехнулся, заметив, как Марина насупилась, — просто должен признать, что не знаю, что делать.

      — Сейчас посмотрим вещи Ангелины, может, найдём что-нибудь интересное, — Уварова постаралась придать голосу напускной бодрости. — Я надеюсь.

      — Так, — Миша взял с панели навигатор, притормозив на обочине, — дом на соседней улице, а здесь в конце магазин. Возле него остановимся, да? И пешком дойдём, чтобы машиной не светить.

      Девушка только кивнула, соглашаясь с его вполне логичным решением.

      — Ты, конечно, вырядилась, — заметил опер, окинув Марину внимательным взглядом, чуть дольше задержавшись на ногах, которые открывала короткая юбка.

      — Это ты не пустил меня в номер, я бы с радостью переоделась, знаешь ли. Как ни крути, а холодно, — Марина поёжилась.

      — Согреть? — Михаил приобнял девушку за плечи.

      — Ударить?

      — Вот и мёрзни, — он убрал руку и быстрее двинулся вперёд.

      — Миш, — Марина едва за ним успевала, — я же на каблуках.

      — И что? — невозмутимо отозвался Зотов.

      — Миша! — девушка догнала молодого человека и взяла под руку. — Будь человеком!

      Зотов рассмеялся.

      — Ладно, сделаю доброе дело для разнообразия. Ты придумала, что мы будем говорить, если нас застукают?

      — Я думала, ты этим занимаешься.

      — Я всё утро занимался тайным хищением чужого имущества, которое наказывается либо штрафом, либо обязательными работами, либо исправительными работами, либо арестом, либо лишением свободы, — словно по кодексу отчеканил мужчина, — так что ты вполне могла подумать об отступлении.

      Марина закатила глаза.

      — Ладно, на ходу придумаем, — воровато оглянувшись, Миша открыл калитку.

      Дом Онищенко выделялся среди остальных на этой улице. Высокое добротное здание было видно издалека, всем своим видом показывая состоятельность своих владельцев. Двор был под стать — с аккуратно подстриженными кустарниками, разнообразными садовыми фигурками и небольшим водоёмом с мостиком.

      Молодые люди поднялись по высокой лестнице на небольшую террасу, затем Михаил вытащил из кармана связку ключей и две пары перчаток, одну из которых отдал Марине. Он ловко открыл дверь, пропустил коллегу вперёд, затем снова оглянулся и вошёл сам.

      — Работаем быстро, — скомандовал Зотов, осматривая просторную прихожую, отделанную камнем. — Они сегодня готовят какой-то праздник в санатории, поэтому будут ближе к ночи, но убраться нужно до темноты, чтобы не включать свет.

      — Ясно.

      — Пошли, — опер первым двинулся по коридору.

      Полицейские вошли в гостиную, где в глаза сразу бросилась большая фотография на стеклянном журнальном столике. В углу была траурная чёрная лента, рядом стоял в хрустальной вазе букет белых лилий.

      Марина передёрнула плечами, а Зотов решительно открыл одну из двух дверей и не прогадал — именно там была комната погибшей Ангелины.

      Спальня оказалась светлой, с большим окном, двуспальной кроватью и письменным столом. Возле одной из стен стоял белый диван, рядом с ним — большая ваза с искусственными розовыми орхидеями. Над столом расположились полочки с книгами и фоторамками, а рядом — внушительных размеров шкаф-купе.

      — Приступим, — начальник криминальной полиции поправил перчатку и открыл верхний ящик стола, незамедлительно принявшись рассматривать вещи. 

      — Жалко девчонку, — Марина взяла с полки одну из рамок и внимательно рассмотрела, — красивая была.

      — Хочешь правду? — Зотов оторвался от просмотра вещей и выпрямился.

      — Какую?

      — Мне пофиг. Честно, пофиг, кто её убил, как, за что. Мне абсолютно до лампочки. Главное, чтоб раскрываемость не портилась.

      — Нельзя так, Миш, — девушка покачала головой, — нельзя. Они все люди, они идут со своими бедами...

      — А через неделю не поздороваются на улице. Давай не будем.

      — Но ты же полицейский, — она говорила с натиском, глядя мужчине прямо в глаза, — это твоя работа.

      — Вот я и работаю. Как умею, так и работаю. А жалеть кого-то не входит в мои обязанности. Как только вменят и ознакомят с приказом — пожалуйста, хоть плакать с ними буду. А пока не дури голову, — он ясно дал понять, что разговор окончен, а тема закрыта.

      — А ты не боишься, что рано или поздно тебе самому будет нужна помощь? Где гарантия, что ты не услышишь свое собственное «мне пофиг»?

      — Уварова, отвали, — в голосе отчётливо слышалась угроза.

      — Неужели ты из числа тех наивных, — не унималась Марина, — которые думают, что с ними такого не случится? Искренне жаль.

      — Хватит! — гаркнул Зотов. — Что ты от меня хочешь?! Услышать, какой я подонок?! У кого хочешь спроси — расскажут!

      — Подонок — не подонок, — девушка прошлась по комнате, — это каждый для себя решает. Просто ты забываешься. Думаешь, если есть погоны, то все можно? Как бы ни так, — она сама не заметила, как понесло. — Очнись, Зотов, ты живёшь в реальном мире. Ты не самый крутой и не самый могущественный. Ты в любую секунду можешь оказаться на месте какого-нибудь своего терпилы. И что? Что ты будешь делать, такой независимый и не нуждающийся в помощи? Ах да, — Марина резко остановилась и, скрестив руки на груди, выпалила, не успев подумать: — Зотов не может, папа Грачёв поможет? Ну-ну.

      Михаил переменился в лице. Его зелёные глаза налились злостью, губы искривились в презренной усмешке, дыхание участилось, кулаки непроизвольно сжались. Марина никогда не видела его таким и вдруг ощутила страх. Он медленно подходил к ней, в то время как девушка отходила назад. Ещё шаг — и она упёрлась в стену.

      — Это тебя не касается, — Зотов говорил тихо, но его голос был насквозь пропитан ядом. — Ни тебя, ни кого-либо ещё. Это моё дело, моё и только, ясно?!

      — Ясно, — пробормотала Марина, не зная, куда деваться, поэтому вжалась в стену.

      — Не слышу! Ясно?! — гаркнул он и, обхватив шею девушки ладонью, прижал к стене и заставил посмотреть ему в глаза.

      — Ясно, — сдавленно повторила Марина, ощущая нехватку воздуха. Её пальчики судорожно пытались разжать пальцы майора, но он продолжал гневно смотреть на неё, тяжело дыша.

      — Сука, — с презрением выговорил он и отпустил девушку.

      Сделав пару кругов по комнате, он уселся на диван и откинул голову на спинку. Никто не смеет лезть в их с Грачёвым отношения. Это табу, запретная территория, это его личный мир, в который закрыт вход.

      Миша не знал, как это называется — любовь сына к отцу или что-то ещё, просто не хотел, чтобы маленький, едва заметный огонёк непонятного чувства погас под воздействием чужаков.

      Он боялся генерала, временами ненавидел и всегда считал, что тот помогает ему не по собственному желанию, а по принуждению. Не потому, что хочет помочь, а потому, что должен, иначе велика вероятность запятнать собственную репутацию. Хотя и у него руки в крови — уж Миша-то знал. Но несмотря ни на что, где-то в глубине души он верил, что отец его любит и ценит. Надеялся, что он гордится им, его достижениями. Верит в него.

      Но данные факты оставались недоказанными. Может, и любит, может, и ценит, а может, и нет.

      Но всё равно Зотов никому бы не позволил плохим словом помянуть Грачёва, а уж тем более этой соплячке. И плевать, что она бывший майор ФСБ, хоть сам Министр юстиции — никто не смеет даже намёком оскорбить его отца.

      Марина испуганно смотрела на него, не зная, что делать.

      — Знаешь, что мешает мне пристрелить тебя прямо сейчас? — Зотов отвратительно усмехнулся. — Не жалость, не надейся. Просто в любой момент могут вернуться хозяева, и я не успею прибраться. Но только попробуй ещё раз хоть что-нибудь вякнуть, — с предостережением продолжил он, — я не пожалею патронов. И поверь, папа Грачёв сделает всё, чтобы меня оправдали. А теперь работаем, — бросил Михаил, поднявшись, и вернулся к изучению содержимого стола.

      Уварова открыла ящик прикроватной тумбочки и выдохнула с непонятным облегчением.

      Впрочем, Михаил не отошёл. Всё остальное время он молчал, осматривая каждую вещь в комнате убитой. Молчал он и по дороге в санаторий, бессмысленно пялясь на дорогу, молчал, когда они вошли в номер. Он только громко хлопнул дверью ванной, заставив Марину вздрогнуть, и пустил воду.

      Он смотрел на себя в зеркало и в очередной раз думал, что всё рухнуло. Ему начинала нравиться Марина, она чем-то влекла к себе, находиться рядом было приятно и уютно, но всё разрушилось в один момент. Молодой человек зачерпнул в ладони воду и ополоснул лицо — всё-таки не место в кругу счастливых людей ему, Михаилу Зотову, не заслужил.

      Голову снова полнили проклятые воспоминания. Сколько всего неправильного он сделал? Сколько проступков совершил, заслужив себе такую судьбу? Постоянно не клеилось, постоянно ломалось. Его жизнь больше походила на карточный домик, который он складывал снова и снова, однако любое дуновение ветра постоянно разрушало хрупкое строение.

      Теперь опять. И, казалось бы, ничего такого страшного не произошло, но внутри всё горело лютым огнём злости. Хотелось крушить всё вокруг, ломать мебель, бить зеркала, которые отражают его усталое злое лицо. Но Зотов держался, из последних сил держался, запирая чувства.

      Он вышел, сел, включил телевизор, чтобы заполнить тишину тёмной комнаты, в которой Марина так и не включила свет. Девушка лежала на кровати, обхватив себя руками за плечи, и мысленно ругала последними словами. Что она наделала? Зачем полезла в чужую жизнь?

      Зазвонил телефон. Уварова посмотрела на имя звонившего, вздрогнула и ушла в ванную. Плотно закрыв дверь, она ответила.

      — Да… — до Михаила доносились только обрывки фраз. — Нет… Послушай, почему я должна это делать? — девушка повысила голос. — Я не хочу! Не хочу, слышишь?! Нет… Ты… Нет!.. Я поняла, — голос срывался, — поняла.

      После Марина включила воду и вернулась только минут через пятнадцать.

      В номере всё продолжал бормотать телевизор, а Миша молчал. Он не отпустил ни одной шуточки по поводу махрового халата или ещё чего-нибудь, ему вдруг стало абсолютно плевать на присутствие следователя.

      — Миш, — Марина присела рядом, — послушай…

      — Нет желания, — Зотов переключил канал.

      — Миша, я виновата. Я… я не должна была, знаю. Неужели ты ещё не понял, что я сначала делаю, а потом думаю? Дура, что поделать.

      Опер усмехнулся, но в темноте этого не было видно.

      — Я тебя понимаю. Нет, правда, понимаю. Меня всю жизнь судили по родителям, и вечно тыкали в это лицом. Это — потому что у тебя папа, то — потому что мама. И так всегда. Никто и никогда не думал, что я и сама на что-то способна. Как будто, я ничего не стою, пустое место без папы и мамы. Может и так, — девушка пожала плечами, — обидно как-то получается.

      — Стоишь, — тихо отозвался Зотов и повернулся к следователю, — стоишь, Марин. Не накручивай себя.

      — Прости, — она легонько прикоснулась к руке молодого человека, и он крепко сжал её пальцы, — я… виновата.

      — Предлагаю зарыть топор войны, — Миша засмеялся, — хотя бы до конца операции.

      — Дурак! — Марина вздохнула и опустила голову на плечо мужчины, закрыв глаза. 

      Он только осторожно её обнял и улыбнулся.

Примечания:

*Летальный исход (латинск.)