Человек, которому все завидуют
Когда в него врезался здоровый мужчина с внушительным кошельком в руке, он, вместо того чтобы отпустить колкое замечание, с недовольством оттолкнул расплывшуюся от веселья и праздности тушу. Дело было вечером; бульвар наводнили беспечные повесы, выходившие исключительно ради ночных посиделок и сладострастных развлечений, и запряженные офисной работой сомнамбулы. По крайней мере, так Борис называл вялых работников вечерней смены, заметив это поразительное сходство, так никем по достоинству не оцененное.
«Это все потому, что не понимают они моего гения. Сейчас только несведущий сброд владеет миром, только всякая дрянь кричит о себе. Возьми хоть того же Михайлова...» И тогда он пускался в долгие размышления, не забывая осудить каждую мелочь в малодушных коллегах, взгляды которых казались ему в корне неправильными. Все делали они не так, все завидовали его живому уму и безупречному образованию - красный диплом, что ни говори. И никто не понимал его остроумия и метких замечаний, а потому все и злились; злились от недостатка разума и несовершенства человеческой природы.
Подобные мысли стучались к нему чаще, чем старые друзья - все они попали в немилость после того, как он нашел себя в духовности. Те, что вели себя несообразно с его внутренним сводом правил навсегда выходили за порог его дома и больше не возвращались под страхом быть тут же осрамленными перед соседями. «Не стану же я возиться с этим погибшим поколением? - оправдывался Борис скорее перед самим собой, чем друзьями. - Одни хохотушки, да веселые болтуны - ничего толкового от них дождешься». От беспокойства и сожаления он брал на себя вдвое больше работы, чем от него требовалось, поэтому разговоры с самим собой были возможны только вечером.
К этому времени уличные фонари разгорались ярким и слепящим пламенем, разливаясь по всему городу колючим и рассеянным холодком. Разношерстная толпа из утомившихся работников, ротозеев и светившихся от несознательного счастья парочек шла как единое целое по воображаемой невидимой полосе, (хотя в этом месте бульвар был особенно широким) стараясь не сходить с нее даже при виде сонливого бедняка. Некоторые все же останавливались, чтобы поглазеть на эту оборванную, крытую-перекрытую лоскутками куртку и треснувшую бутыль, которую бездомный нашел прямо посреди взваленных в одну кучу ящиков с побитыми банками и стеклянной посудой.
Как мимолетное воодушевление, жалость ударяет в голову и пьянит. Уголки губ проходившего мимо Бориса дернулись и поползли вверх, состроив кислую и вытянутую гримасу, отдаленно напоминавшую страдальческое выражение сестры милосердия. Удовлетворенный величием своей души Борис небрежно подкинул монетку к босым почерневшим ногам, но вместо этого она сверкнула, отскочив от ноги бедняка, и угодила прямо в сточные воды. Бедняк весь сузился, скорчился и бросил самый злобный взгляд, на какой был только способен человек его положения, и вытянул потрескавшиеся губы вперед в знак неодобрения. Это нисколько не смутило Бориса. «Намерения значат много больше, чем действия, - подумал он, и прихрюкнул от ощущения сытости после столь значительной мысли: «Я старался, что поделать. Бог да вознаградит за мою добродетель». Бездомный покачал головой напоследок и улегся на бок, подняв клубы непроходимой пыли.
Для Бориса все рассуждения о добродетели заканчивались очередным выводом о своем превосходстве над теми, кто «завидовал ему всем нутром» и «ненавидел». «Я всегда всем помогаю, - сетовал он за стаканом крепкого виски, сладко потягивая теплую жидкость, - стараюсь и тружусь в поте лица. А что же в ответ? Плюют в лицо, говорят, мол, слишком надоедливый. Тьфу их, завистников. Бездушные люди кругом».
После исчерпывающей все вопросы прогулки Борис подолгу засиживался в кафе, по своему обыкновению, следя за теми, кто сидел неподалеку. Это занятие, утомительное, но в то же время требующее много внимания и «поэтической души», лишь отягощало его существование. И все из-за тех же самых глупцов, которые бормочут сплошь и рядом:
-Да вот недавно получила повышение...
-Путешествовали мы, значит, два месяца по Европе... Даже Париж увидели...
-После свадьбы, думаю можно будет...
Он краснел и морщился, все более подробно посвященный в секреты небольшого круга друзей, любовников и супруг. Совершенно незнакомые ему люди, сами того не зная, вверяли все последние вести в семье, взаимоотношения между домочадцами и даже свои желания. В эти мгновения Борис узнавал больше, чем за весь прошедший день, но оставался мрачен и неразговорчив вопреки своим юным годам. «Бог с ними, заслушался я, - замечал Борис, с натугой улыбаясь людям, ловившим его пристальный взгляд. - Одни дурни и надутые от гордости петухи. Сейчас только несведущий сброд владеет миром, только всякую дрянь показывают миру. Пойду-ка я лучше домой».
-И почему же все завидуют мне? - прошептал он и вышел, оставляя за собой одинокий стакан виски и неприятное впечатление от вечера.