19
С того дня, как я впервые обняла Егора, вывалив на него ворох всех своих путанных чувств, прошло чуть более двух месяцев. Четырех мирных и на удивление все же спокойных недель, так как дамоклов меч, висевший над нашими головами, кажется никуда не ушёл. Просто затаившись где-то, и давая нам столь необходимое время для того, чтобы разобраться в собственных отношениях. Чего, к сожалению, между нами так и не произошло.
Так как я, грешным делом, не имевшая доселе столь близких отношений с парнями, натурально совсем не знала, что делать. Лавируя между двумя умными теориями, вытащенными из умных любовных книг: "мужчина сам должен делать первый шаг" и "не жди инициативы и тащи любимого в койку".
Обе из которых вызывали у меня не то усмешку, не то странную робость. Так как ждать вороха полевых цветов и вкусных конфет от пофигичного и иногда уж слишком циничного Егора явно не приходилось. А надевать пеньюарчик и прыгать в постель к тому, кто недавно потерял столь близкого человека, казалось мне просто вершиной несусветной глупости. Заставляя тем самым все наши отношения ходить по ленивому кругу в духе моих бесконечных попыток познавать все тонкости домашнего повара и модельной манеры одежды. Пытаясь не то банально угодить будущему мужу, не то стараясь самой стать не такой уж зашоренной в плане светской жизни. Уже начиная понимать, что если я останусь с Егором, приобщаться к ней мне все же придётся.
- Я не хочу, чтобы ты уходила. Правда не хочу. Без отца.
Столь странные слова, неожиданные, точно пробили моё сердце насквозь, заставляя впервые поддаться порыву и обнять Егора. Который, так растерявшись от данных действий, так и остался стоять, толком еще не понимая, что это я сделала и зачем. Не пытаясь оттолкнуть, но и не отвечая и, видимо, хоть как-то пытаясь собраться с мыслями. В то время, пока я уткнувшись носом в его плечо, пыталась хоть как-то прятать в его рубашку выступившие на глазах непрошенные слёзы.
- Ты это чего? - наконец выдавил он, видимо уже успев привыкнуть в моему деланному спокойствию и странным придиркам.
Не к моим чувствам, которые столь явно озвучил ему отец. И которые до этой минуты словно бы оставались нерушимой тайной для него самого. Даже несмотря на все, что меж нами было и, наверное, ещё будет.
- Ничего, - ответила я, как-то совсем уж по-детски всхлипывая, и все продолжая доверительно прижиматься к его груди.
Украдкой чувствуя то, что от этих странных прикосновений его сердцебиение становится чаще, почти смешиваясь с бешенным моим. Как внезапно становится сухо во рту. И его руки, ещё столь недавно бесцельно висящие вдоль вытянутого тела, чуть вздрогнули и коснулись моих волос.
- Успокойся, ладно, - произнёс он по обычному буднично и немного холодновато, но при последних словах я все же услышала столь необходимую мне сейчас толику теплоты. - Уже поздно так, ты устала - я тоже. Пошли спать.
Предложил он так просто, явно ещё теряясь от моих действий и не зная, что говорить. Внезапно наводя меня этим на странные мысли о том, был ли он точно таким же со своей Лаурой, терялся ли так же, или всегда действовал уверенно и спокойно, прижимая её к груди.
- Да, спать, - подтвердила я, отстраняясь от могучего Кораблина так же быстро, как и набросилась на него.
Чувствуя в сердце при этом странный укол то ли ревности, то ли боли. Даже с четкостью понимая, что ревновать к мертвой было просто невероятно глупо.
Мне часто снился этот момент нашего единения, малость приукрашенный романтикой моих сладких девичьих грез. В которых Егор не только немного несуразно и неосознанно трепал мои темно-русые волосы, но и поспешно и так же неуклюже прижимал к себе. Иногда целуя в самые губы, или что-то шепча на ушко. Заставляя меня тем самым просыпаться с красными от смущения щеками, и ещё больше мечтать о нем. Мечтать и как-то странно трепетать от навязчивых мыслей, что между нами ещё вполне могло получиться что-то, хотя бы для создания его будущего наследника.
И изо дня в день гнала эти крамольные мысли прочь, из раза в раз напоминая себе самой, что сейчас не самое лучшее время для создания милого черноглазого малыша. А для всего остального тем более, так как ясно чувствовала и то, что Егору сейчас еще слишком больно от смерти любимой. И тупое смирение, обычно присуще данной трагедии, ещё не пришло в его душу, вынуждая ещё бороться с не пойманным врагом, который ещё оставался для нас в тени, и был неизвестно кем.
Вынуждая тем самым тонущего в своём горе Принца не пойти даже на похороны любимой, чтобы не подставлять под удар ещё и её родных. И от того все сильней и сильней заваливающего себя практически беспрестанной работой, надеясь хоть как-нибудь смирится с этой страшной утратой.
Половину боли которой я столь отчаянно пыталась взять на себя той ночью, когда мы ночевали в одной постели.