Искушение

******

Апатия.
Я ненавижу это чувство.

С одной стороны, это возможность в определенный момент получить хотя бы малое спокойствие и умиротворение, ведь тебе всё равно на происходящее вокруг.
Но ты не живешь — ты существуешь.
Нет цели, нет идей, как выбираться из давно вырытой специально для тебя ямы. Кажется, что даже смысла в этом нет.

Солнце садится, но обязательно взойдёт вновь. Планета вертится, несмотря ни на что. Ничего не окончено, пока не сказаны последние слова. Ничего не окончено, пока не наступит последний вздох.

Когда мы покинем этот мир, какие слова должны о нас говорить? Что всё брошено или что мы пошли дальше? Что будем делать по завершению этой главы? Закроем ли книгу и никогда не прикоснёмся к ней вновь? Куда направимся, когда история будет рассказана?

Каждый день — дар свыше. Мы должны благодарить за отведенное нам время, стараемся жить на максимум, выжимаем все соки. Но когда ты понимаешь, что неизбежный конец близко, а сделать ничего нельзя, — руки попросту опускаются.

Я не хочу ждать, не хочу думать, не хочу ничего делать. Жить не хочу в конце концов, потому что такой груз для меня непосилен.
Хочется только плакать от безысходности, но я больше себе не позволю — слишком много слабости за последние сутки.

Люди давно потеряли чувство безопасности. Нам неизвестно, что случится завтра. Неизвестность убивает. Одно дело — рассуждать о необходимости сделать первый шаг, и совсем другое — по-настоящему шагнуть в неизвестность. Нет ничего тягостней мучительной неизвестности.
Хотя нет.
Существует ещё неизбежность. Пока выбор не сделан, всё на свете возможно. Я знаю это, но вот только за меня выбор сделали. Теперь остаётся лишь поддаться.

Говорят, случайностей не бывает. Есть теория: Вселенная и время бесконечны, значит, любое событие неизбежно, даже невозможное.

Судьба такая штука: только что у вас был выбор из многих вариантов, и вдруг их больше нет. Наверное, редко всё складывается так, как планируем. Иногда судьба бывает на нашей стороне, иногда мы сами творим свою судьбу, но в любом случае надо верить — то, что должно случиться, обязательно случится, и в конечном итоге рядом с нами окажется тот человек, которого уготовила нам судьба. Мы сами создаём будущее, называя его потом судьбой. Самый простой способ выбрать свой путь — сказать, что это судьба. Но в итоге мы все живём с нашими решениями. Не важно, кто стоит у нас за спиной. А быть может, каждый из вас уже начал — не заметив этого — тот единственный путь, который предназначен ему судьбой.
Может, я тоже уже стою на том единственном пути, который мне предназначен? В этот самый час, когда я перестала бороться, судьба улыбнулась.

Пустая пачка сигарет, которую нашла в старой зимней куртке, валяется на полу. Губы зажимают фильтр, а легкие наполняются никотином. Приятный аромат Chapman Brown мигом уносится прочь за ветром.
Пытаюсь забыться с помощью этой гадости, которую когда-то упорно пыталась бросить.
И у меня получилось, но сейчас я нуждаюсь в этом ещё больше, чем прежде.

Опираясь локтями о перила балкона, смотрю на бледную луну, четкий силуэт которой невозможно разглядеть из-за закрывших её облаков.

Сколько стоит человеческая жизнь? Тысячу долларов? Пять? Десять? Миллион? Почему кто-то считает, что в праве вершить судьбы людей, что в праве отнимать их жизнь?

Кирён, повешенной в городском парке, нашла компашка подростков, которым не сиделось ночью дома. Когда они шатались по парку, услышали крики Хайин. Первое, что увидела бедняжка — мертвую незнакомку, висящую прямо над ней.

Осмотр, улики, камеры, следствие, проверки, экспертизы, отчеты, допросы свидетелей, вопли матери погибшей, мигрень и состояние получеловека-полупризрака — только так могу описать сегодняшний день вкратце.
Пришлось стойко держаться даже несмотря на то, что меня чуть не уничтожил вид мертвой девушки, которая на 99% похожа на меня.

А самое странное — всё точно также, как описал Сокджун недавно. Кирён умерла.

На её шее помимо следа от петли нашли воспаленное место глубокого укола и более аккуратные на руках, как и обычно. В крови наркотик, но смысл от него, если её все равно убили?
Запястье Хайин обозначено известной нам меткой — знак бесконечности. Но на запястье Кирён его нет.

Значит ли это, что она была последней?

За два года это первое убийство. И я знаю, что оно не последнее. Последним будет моё.
Почему я так уверена? Почему спокойно принимаю это? Не знаю. Правда не знаю. Но мне очень хочется, чтобы это быстрее закончилось. И в то же время хочу успеть сделать хотя бы немного хорошего в своей жизни.

Если так подумать, чего мне по-настоящему хочется? В первую очередь наконец поговорить с Минхо — я поняла, что буквально не представляю своей жизни без него. Поняла, что его тупые шутки и подкаты поднимают мне настроение. Поняла, что нравится эта химия между нами. Поняла, что жизнь слишком коротка, чтобы скрывать привязанности. Пусть он и раздражает меня временами.

Ещё хочу съездить к родителям. Не знаю, какова будет их реакция — мы очень давно не виделись. Хотя, я не уверена, что отца застану дома — он давно кричал, что хочет развестись с моей матерью. Но её мне безумно хочется увидеть, пусть и неприятный осадок с прошлых встреч остался.

Ветер обдувает лицо, а сигаретный дым быстро рассеивается. Пиджак не спасает мои незакрытые деловым топом плечи от холода, но мне лень делать с этим что-нибудь.

Слышу неспешные шаги по своей квартире, которые приближаются ко мне.
Пока делаю новую затяжку, чувствую, как на плечи наконец опускается что-то теплое.

— На улице не май, ледяная королева, — бархатный голос, который я ненавижу, но и в то же время обожаю до безумия, заставляет покрыться кожу мурашками.

— Опять Чан послал, чтобы успокоить меня? — спрашиваю я, даже не смотря на него и делая ещё одну затяжку. — Если так, то можешь ехать домой.

Тихий смешок вынуждает закатить глаза, бросить тлеющий окурок в небольшую урну в углу и повернуться к нему.

— Я серьезно.

— Знаю, — теперь закуривает Минхо. — Может, ещё одну? Чтобы я один не баловался.

— Спасибо, откажусь, — измученный вздох уносит ветер, и я спиной опираюсь о перила своего балкона. — Зачем приехал?

— Посчитал, что тебе лучше не оставаться одной, — спокойно жмет плечами Ли, разглядывая ночной Сеул.

— Я не маленькая девочка, Минхо, — устало скрещиваю руки на груди, слегка запрокинув голову. — Когда ты это поймешь?

— Когда ты действительно перестанешь быть маленькой девочкой.

Хмыкаю, понимая, что спорить бесполезно.

— И что, будешь со мной до утра сидеть?

— Если придется — буду, — он протягивает мне свою сигарету, и я всё же делаю затяжку.

Они совсем не такие, как курила я. Настоящие. Без всяких добавок и ароматов.

— Гадость, — морщусь от легкого головокружения, тихо мыча. — Не предлагай мне больше.

— Конечно, для тебя гадость, — усмехается он, забирая обратно и сразу зажимая фильтр между губ. — Чапман — детский сад. Даже сигаретами назвать сложно.

— Ты издеваешься? Мы опять приходим к тому, что ты называешь меня ребенком, хотя сам старше всего на три года, — я закатываю глаза, сильно пихая его в плечо, но Минхо, кажется, всё равно.

— И бьешь как ребенок, — презрительно вскидывает брови он, выбрасывая окурок. — Я говорю не про тот возраст, Дженни. Ты не готова к тому, что происходит в твоей жизни, но делаешь вид, что тебе на всё посрать. Отказываешься, когда предлагаю помощь, мол ты сильная и сама со всем справишься, так еще и активно пытаешься доказать мне это. Для чего?

— Я не пытаюсь тебе ничего доказать, кретин. Если я говорю, что справлюсь, значит я справлюсь, — недовольно тычу пальцем ему в грудь, пока он смотрит на меня с явной насмешкой. — Как видишь — у меня получается.

Минхо хмыкает.

— Вижу, — кивает он. — Как ты буквально рассыпаешься на глазах. Как опускаешь руки. Как пытаешься сдержать слезы. А ещё как хочешь казаться не той, кем являешься, — перечисляет, вызывая у меня дикую злость. — Мне продолжать?

Как я только смела думать о том, что обязательно поговорю с ним в ближайшее время? Пошёл к черту, раздражает.

— Замолчи, — шиплю я сквозь зубы, стараясь усмирить гнев, растущий изнутри. — Либо не беси меня, либо вали из моего дома, ясно? Не тебе решать, сильная я, или нет. И не тебе лезть в мою жизнь. Какая вообще разница, что со мной происходит?

— Большая, Дженнифер, — Минхо тоже злится, раздраженно зачесывая волосы назад. — Неужели ещё не ясно? Я люблю тебя. Люблю, черт подери. Без пошлого флирта, без намека на шутку, без всего лишнего. Люблю, понимаешь? Как придурок, по-своему, но люблю.

Смотрю в его глаза сквозь позднюю темень. Смотрю и вижу лёд. Искусные колотые композиции, которые поблескивают своими острыми краями.

— Знаю, я творил много дичи, но тем не менее, мои слова — чистой воды правда.

В моих глазах тоже появляется лёд — талый лёд.

— Тогда заставь меня забыть ту дичь, которую ты творил, — неожиданно даже для самой себя шепчу я, видя, как его ледяные статуи раскалываются пополам. Бьются, трескаются, таят.

Минхо делает шаг вперед, обхватывает моё лицо горячими ладонями и целует.
Меня пронзает безнадежная слабость, будто мне в вены вогнали полнеба, и теперь я лечу облаком над землей, разрешая делать с собой все, что он хочет. Мои руки опущены, под коленками искрится лавандовый ток.
Надо сопротивляться, а я не могу и в ответ целую его так же жадно, как и он меня, — с неистовой страстью. Это безумие, наваждение. Поддавшись чувствам, обнимаю его за пояс, а он прижимает меня к себе.

У его губ привкус холодной тьмы, пронизанной насквозь светом далеких звезд. У моих — другой, кровавый. Целовать его - словно целовать сам мрак или холодную сталь. Он проводит по моим губам языком, будто ледяным лезвием, но это приносит столько удовольствия, что я повторяю это следом за ним. Моя рука скользит по его груди до плеча, и я чувствую, как напрягаются мышцы под тонкой тканью классической черной рубашки.
Он отстраняется, но не отпускает меня. Держит так, что я понимаю: мне не вырваться. Никуда от него не деться.

— Что мы делаем, Минхо? — шёпотом спрашиваю я, тяжело дыша.

— Наслаждаемся, — он заправляет мне за ухо прядь выбившихся волос, переводя взгляд на соседний дом через узкую улицу.

Я повторяю за ним и вижу, как на нас презрительно смотрит какая-то старушка.
Закатив глаза, выталкиваю парня с балкона в квартиру и иду за ним, закрывая дверь.

Сбрасываю с себя куртку, которую он любезно дал мне, и вместе с ней свой пиджак.
Черный топ открывает обзор на мои оголенные плечи, которые щекочут распущенные волосы. Делаю небольшой глоток воды из стакана, стоящего на журнальном столике, и поворачиваюсь к Ли, что все это время наблюдал за мной.

— Где гарантии, что ты не окажешься очередным моральным уродом? — медленно подхожу ближе, запуская руки в карманы классических брюк.

Губы жжет — мне хочется продолжения, но я не могу позволить себе действовать легкомысленно. Сначала нужно убедиться, что не буду жалеть об этом позже.

— Гарантий нет — я самый настоящий моральный урод, — отвечает он своим томным, бархатным голосом. — Но не для тебя, Дженни. Поверь.

— Поверить? — склоняю голову набок, толкая язык за щеку. — Сколько я потом заплачу за то, что поверила тебе?

Минхо разглядывает меня темным взглядом, цепляя пальцем подбородок.

— Всё за мой счёт, — шепчет он, снова склоняясь к моим губам. — Любимая.

Я позволяю ему это, потому что хочу. Хочу его. Хочу принимать. Хочу любить. Хочу чувствовать, что он рядом. Потому что знаю, что он будет рядом. Он уже рядом.

Не замечаю, как мы оказываемся в спальне. Слышу только наши сплетенные дыхания и больше ничего. Минхо нежен и аккуратен: он не спешит, не налетает с напором — растягивает наше удовольствие. Укладывает на кровать, вязко и мокро целует в шею, ключицы, то и дело возвращаясь к раскрасневшимся губам.

Быстро выдыхаю, когда его горячие ладони окольцовывают мою талию. Дрожащими пальцами старательно пытаюсь сосредоточиться на пуговицах его рубашки.

— Проклятье, — тихо ругаюсь я, и уголки его губ слегка поднимаются.

— Я помогу.

Тонкая ткань наконец освобождает напряженные мышцы. Его тело идеально: подтянутое, спортивное и чертовски сексуальное.

— Знаю, что хорош, но не надо так пялиться, дорогая, — лукавит Минхо, сверкая глазами, и снова тянется к моим губам.

За тупую шутку легонько бью его по голове, тут же впутывая пальцы в русые волосы. В моменте Ли расправляется с моим топом, а затем и бюстгальтером. Я не чувствую смущения — только желание.

Мои руки фиксируются над головой, пока я тяжело дышу и с легким непониманием смотрю на парня.

— Ты прекрасна, — шепчет он, ведя носом вдоль исцелованной шеи. — Пожалуйста, скажи, что мы делаем это не из животного желания. Скажи, что после этого ты не будешь снова бегать от меня и говорить, что это была ошибка, которую стоит забыть. Если иначе, то нам лучше прекратить прямо сейчас.

— Не буду. И... для меня нет секса без чувств, — честно отвечаю я.

Моя грудь тяжело вздымается, но я пытаюсь говорить связно и понятно, а главное — искренне.

— Никогда не было. Даже тогда.

Минхо еле заметно улыбается, целуя в изгибе шеи. Снова змеем-искусителем ведёт вдоль нее и кусает. Ногтями впиваюсь в крепкое плечо и ворчу на него за это. Он лишь смеётся, не спеша лишая нас оставшейся одежды.

— Подожди секунду, — шепчет, оставляя на моих губах короткий поцелуй, и выходит.

А возвращается с защитой, о которой я даже не подумала.

— Забыл в куртке.

— Каждый день носишь такие вещи с собой? — хмыкаю я, прикрывая глаза и буквально млея от возобновившихся горячих касаний.

— На всякий случай, — Ли улыбается, а его рука скользит вниз, нежно поглаживая мое бедро.

Поцелуй. Левое ухо опаляет горячее дыхание. Шелест серебристой упаковки. Протяжный стон чистейшего удовольствия, приятный хруст в спине, и наконец мы обнажаем друг другу души, чего так давно хотели.

От Минхо пахнет северным морем.

____________________