Глава 2
Send me a sign, let me know
Give me a time, a place I should go
Reach inside, watch me grow
See me rise.
*Пошли мне знак, дай мне знать,
Назови мне время и место, куда я должен прийти.
Проникни внутрь, смотри за тем, как я расту,
Смотри, как я поднимаюсь.
© Placebo - Scene of the Crime
Комната, когда я просыпаюсь, по-прежнему кажется красной.
Я чувствую руки. Боль притупилась немного, поэтому начинаю шевелить пальцами, которые будто покрыты какой-то плотной непробиваемой коркой. Боюсь представить, что с ними стало, поэтому не тороплюсь подносить их к лицу.
Поворачиваю голову и замечаю приближающуюся ко мне блондинку. Кажется, я ее помню с прошлого своего пробуждения. Ее лицо сильно напряжено, и это уже вошло в привычку. Она как будто старается заточить человеческие чувства как можно глубже в себе. В клетку. Никакой свободы эмоциям.
Взгляд выдает ее суть лишь на нелепый миг.
«Как тебя зовут?» – спрашиваю одним взглядом, но она на меня не смотрит.
Я пытаюсь как-то дать о себе знать, и с моих губ срывается мычание. Девушка настойчиво заглядывает в мое лицо, будто пытаясь отыскать там что-то помимо боли.
– Очнулся, значит, – бросает она и отворачивается.
– Где я? – хриплю не своим, каким-то металлическим голосом.
– Не стоит тебе сейчас разговаривать.
Девушка молча берет в руки полотенце, что лежит у изголовья моей кровати, и смачивает его в большой посуде с водой. Кладет мне на лоб, и я снова чувствую холод, бегущий по телу вопреки боли. Я пытаюсь выдавить улыбку от блаженства, которое охватывает меня на секунду, но оно тут же проходит.
Молчу несколько минут, но потом не выдерживаю и спрашиваю полушепотом:
– Как тебя зовут?
– Это важно? – Она ухмыляется и снова отворачивается. – Кассандра. Для кого-то Кэсси, для кого-то Сэнди. Для кого-то была Чертовой Шлюшкой, но он прожил короткую и несчастную жизнь. Еще вопросы будут?
Я молчу. Чувствую напущенную злость в ее голосе. Она не хочет со мной разговаривать, но бережно складывает полотенце в несколько слоев и снова опускает в воду. Мысли теряются где-то в глубине подсознания. Кассандра едва заметно улыбается, глядя в воду, и меня почему-то завораживает ее улыбка.
– Как он? – тишину разрывает грубый голос. Я не вижу того, кому тот принадлежит, но он явно мужской и, несмотря на суть вопроса, в нем скрывается полное безразличие.
– Немного лучше, – девушка сухо отвечает и выходит за дверь. Вопреки всей своей внешней суровости, она кажется испуганной.
– Он выживет? – доносится издалека: странно. Появляется ощущение, что мой слух сильно обострился. Я четко слышу их голоса, которые раздаются за дверью.
– Не могу сказать точно... но думаю, да, – Кассандра едва лепечет. Я уже начинаю сомневаться, что это именно та девушка, которая совсем недавно бросала на меня столь суровые взгляды.
***
Я лежу и смотрю в потолок. В моей компании – стена, которую я успел изучить достаточно досконально, и мысли, которые мне очень хочется вырвать из головы. Я хочу разорвать их, сжечь их, закопать их пепел глубоко в землю, но не могу.
Из моей памяти настойчиво вырываются воспоминания, но я удерживаю взгляд, как и свои мысли, в одной точке. Смотрю, как муха настойчиво бьется о бетонную плиту потолка. Глупая, она не знает, что это бесполезно. Она не знает, что есть другой выход.
И я этого тоже не знаю.
Для меня тоже есть только этот потолок. Только эта клетка. И я не знаю, что там, за ее стенами. Я хочу туда. Увы, мой тюремщик так жесток, как не жесток ни один человек во всем мире.
Мой тюремщик – вирус.
Я не чувствую головных болей, капельки пота не скользят по лицу, мои руки не дрожат – нет ни одного из признаков очередного приступа, но я знаю, что Он не ушел. Я знаю, что он развивается, но не знаю, каков он теперь.
Я знаю, что он заточен во мне, а я заточен в нем. Так обычно бывает с людьми. Поэтому их сети невозможно разорвать, а если и получается, то все мы летим в пропасть.
Я чувствую, как мутирует штамм. Я чувствую, что над моим телом отныне властен не я. Над моими мыслями властен не я. И над воспоминаниями. Вопреки всему сопротивлению, вопреки боли, вопреки мухе, бьющейся о потолок, перед глазами всплывает картинка, и я уже чувствую, как по щеке сползает слеза.
Я чудовище. Монстр.
Слабак. Неудачник.
Я предатель.
***
Я иду по одной из маленьких улочек Нью-Бриджпорта. Белые бордюры и декоративные кусты двоятся перед глазами, а лоб пылает температурой, превышающей сорок градусов Цельсия. Я ускоряю шаг в то время как разум замещает подсознательное Нечто, управляющее телом.
Я не могу больше контролировать себя. Совсем. Поэтому отступаю. Мое сознание уходит на второй план, пока на первый выходит Штамм. Он здесь главный. Он здесь Король.
Штамм запускает мою руку во внутренний карман моей куртки, и мои онемевшие пальцы нащупывают рукоятку пистолета. С губ слетает не моя ухмылка.
– Доминик, – я замечаю перед собой женщину невысокого роста с коротко остриженными каштановыми волосами – Адриану Скай. – Доминик, – повторяет она, как заевшая пластинка. – Ты так давно не звонил...
Я мысленно ужасаюсь: «Что с ней стало?» Было время, когда я боготворил в ней ученого, было время, когда я боготворил в ней женщину, но то существо, которое предстало передо мной сейчас... Ее короткие волосы безобразно торчат в разные стороны, под глазами расползаются синяки от бессонных ночей, а сами глаза сияют нездоровым блеском.
Они намеренно спаивают ее. Им просто нужно устранить конкурента.
Они думают, что тем самым выиграют время. А на самом деле играют на руку Штамму.
– Ник? – она подходит ближе, а мне так и хочется крикнуть: «Нет! Не делай этого! Уходи, убегай, Адриана! Спаси то, что ты еще можешь спасти. Спаси себя». Но я не могу. С губ снова срывается ухмылка, и я вытаскиваю руку с зажатым в ней пистолетом из-под куртки. Она дрожит, а пот ручьями ползет по моему лицу. А может, это слезы. Я не знаю. Я пытаюсь бороться. Не получается.
– Я... не могу, – выдавливаю я, и на секунду палец замирает на курке.
– Это штамм тебя заставляет, Ник? – она начинает говорить, и пьяный блеск еще ярче виднеется в этих глазах, – не бойся, это не страшно. Ты должен беречь силы. Ты еще поборешься с ним потом. Сделай это. Успокой его, – ее слова звучат как-то нереально. Словно галлюцинация.
– Нет... – все мое лицо опухло от борьбы. В висках пульсирует биение сердца.
– Ник, успокой его. Ты должен оставить силы на решающую битву. Я готова, Доминик.
Это все нереально.
Я стою и смотрю на эту женщину, которая за последние годы успела стать мне матерью, о которой я так давно мечтал. Она воспитала во мне прилежного ученика, а я не успел ответить взаимностью. Я возненавидел ее, обвинив в том, что произошло. Я эгоист. Трус. Предатель.
«Она научила меня всему. Научила быть человеком. Научила быть ученым».
«Она убила тебя», – шипит голос в голове.
Я не успеваю ответить. На секунду разум отступает и этой секунды оказывается достаточно, чтобы мой палец не моим стремлением успел нажать на курок. Раздается выстрел, хотя кажется, что это разрывается настоящая атомная бомба. Весь страх, который я так долго сдерживал, выливается наружу и хлещет ударной волной.
Я падаю на колени перед задыхающейся в предсмертной агонии женщиной, единственным человеком на всей Земле, знавшей обо мне все и честно хранившей это в тайне.
– Найди... – в ее груди разрастается алое пятно крови, – найди... Изабель... найди...
Ее тело содрогается в последний раз и тут же расслабляется уже навсегда. Ее невидящий взгляд устремляется в небо.
Я не могу оставить Адриану здесь. Я не могу ее спрятать, но все еще пытаюсь сохранить в себе человека. Поэтому прячусь сам. Медленно скрываюсь за недостроенным четырехэтажным зданием. Не могу больше. Падаю на холодный бетон и застываю – не могу отвести взгляда от места преступления. Падаю на холодный бетон, и мысли исчезают, картинка распыляется в подсознании, перед глазами – пустота. Я ничего не вижу. Но меня трясет как китайского болванчика на пружине. Меня трясет, и поднимается температура – кажется, что я сейчас взорвусь. Кажется, что сейчас расплавятся мозг и кости.
Я продолжаю смотреть в одну точку. В одну маленькую точку, в которую умещается лежащая на асфальте женщина. Она больше не видит меня. Она видит только небо. А я по-прежнему не смею пошевелиться.
Проходит еще время. Полчаса, может, час. Я все еще чувствую себя статуей. Какое-то полубессознательное состояние поглотило меня, но я все еще могу видеть. Продолжаю воспринимать мир, хотя не совсем это осознаю.
Подъезжает машина. Она неаккуратно тормозит и едва не влетает в забор. С переднего сидения слетает человек и бросается прямиком к телу Адрианы. Я не сразу понимаю, кто это и даже не думаю о том, чтобы сбежать.
Александр Скай.
Парень подскакивает к женщине и в его глазах застывает маска непонимания. Как будто он не может в это поверить. Я тоже не могу.
Он как будто неосознанно начинает сжимать в объятиях труп своей матери и внезапно с его губ срывается ужасающий вопль.
Я и подумать не могу, что человек способен издать такой звук. Это крик отчаяния, боли, скорби. Это клич мести, это был клич смерти. И, кажется, он разносится на далекие километры, словно полуночное завывание волка. Этот крик никогда больше меня не покинет. Как и сотни других.
Его руки полностью в крови его матери, а его лицо застыло гримасой адовых мук. Я больше не могу выдерживать это.
Этот человек, идеальный во всем свое виде и поведении, всегда желавший казаться совершенным, падает на колени в грязь перед трупом своей матери и начинает рыдать.
Я по-прежнему нахожусь в своем укрытии, но конечности оживают. Я достаю из-за пазухи пистолет и целюсь в сгорбленную над трупом фигуру Александра.
Медлю пару секунд. Мой взгляд опускается на пистолет в дрожащей руке, и я вспоминаю, что в запасе у меня осталась лишь одна пуля. Поэтому я отступаю.
Эту пулю придется оставить для решающей битвы.