Пролог
Фанни
Дэнвелл, штат Вашингтон
Чуть больше трех лет назад
— Фанни, принеси салат из холодильника, — велит мама, и я тут же встаю со своего места и отправляюсь на кухню.
Сегодня вечер семейного ужина, и в нашей гостиной за длинным прямоугольным столом сидит дюжина байкеров, уминая сочное мясо с запеченным картофелем и выпивая любимое пиво.
Взяв полную салатницу из холодильника, я возвращаюсь в гостиную, где не унимаются разговоры о делах. Мой отец, Президент Мотоклуба «Сыны Дьявола», сидит во главе стола с сигаретой в руке, разговаривая со своим вице-президентом Марио. Наверное, дает ему указания на ближайшие несколько дней, пока будет в отъезде. За этим столом собираются только приближенные, входящие в узкий круг управления Мотоклуба.
Поставив салат на пустое место на столе, я возвращаюсь к своему стулу. Будучи дочерью Президента, все обращаются со мной, как с принцессой. Я единственная дочь жестокого Лучано «Вилли» Вилланелле, и со мной лучше не шутить, не разговаривать и даже лишний раз не смотреть в мою сторону, потому что это может закончиться слишком плохого. Наверное, поэтому в свои семнадцать я никому не обещана. Однажды папа обмолвился о том, что мог бы меня выдать за того, кто будет этого достоин, и я ждала, когда тем самым станет Делани Россетти, сидящий рядом с моим старшим братом Терренсом.
Делани «Дарк» Россетти моя маленькая слабость, о которой я молчу вот уже долгие пять лет. Мама говорит, что моя детская влюбленность пройдет, и я смогу выбрать того, кто будет мной очарован не потому, что я дочь Президента, а потому что ему нравлюсь сама я. Она говорит, что Делани слишком взрослый и разгульный для меня.
Он старше меня почти на восемь лет. Через два месяца ему исполнится двадцать пять, и я смогу поздравить его только по смс-ке или по звонку.
Чтобы хоть как-то справиться со своими неугасающими чувствами, я записалась в колледж в Сиэтле. Срок обучения почти три года, и я надеюсь, что за это время смогу разлюбить Делани.
Это был нелегкий поступок, и я с горем пополам смогла уговорить отца отправить меня туда. Он согласился, потому что я единственная дочь, и он заведомо в проигрыше, когда пытается спорить со мной.
Конечно, я не сказала ему правду о том, почему поступила в Сиэтл. Мне было неважно, на кого учиться, мне было важно сбежать.
— Просто не могу поверить в то, что Фанни уезжает, — бормочет папа, и я в изумлении смотрю на него, забывая, что пережевывала мясо.
За столом повисает тяжелая тишина, и я быстро смотрю на всех с вежливой улыбкой. Сердце пропускает удар, когда перехватываю взгляд Делани. Он смотрит на меня в полном замешательстве.
— Это всего лишь учеба, — бубню себе под нос, опуская взгляд в тарелке.
— Учеба? — тупо переспрашивай Тайм. — Почему ты не пошла учиться здесь, в Дэнвелле?
— Потому что здесь дыра, — пожимаю плечами. — Отучусь на юриста, а потом посмотрю, что будет дальше. Хотелось бы заняться чем-то полезным.
— Фанни, это реально круто! — говорит Марио, вице-президент клуба.
Марио высокий, но полноватый, с длинными волосами, убранными в хвост, и густой бородой. Он слишком умный и деликатный, не подходящий для жестокого байкера. Я люблю Марио, потому что он для меня, как второй отец. И его байкерское имя оправдывает его, потому что он выглядит, как Марио.
— Энни, кажется, собирается сделать нечто подобное, и у меня не хватит сил отпустить ее. Развернется гребаный ад, если она задумает уехать из Дэнвелла.
Я слабо улыбаюсь.
— Лучшее, что можно сделать для своего ребенка — это позволить ему быть тем, кем он хочет.
Марио кивает головой.
— Конечно, черт подери, да! Но Энни подумывает о модельной карьере, что, конечно, мне не нравится.
Энни тринадцать, и за прошедшее лето она неплохо выросла, что сделало ее одной из высоких девочек в классе. Она пошла в своего отца ростом, но фигурой в мать, так что ей есть, чем гордиться. У нее есть все данные, чтобы попробовать себя в моделинге, но Марио не позволит ей этого сделать.
Хор поздравлений и напутственных слов заставляют меня быть более любезной и вежливой, чем никогда. Я не увижу этих людей до Рождества. Я не собираюсь приезжать в Дэнвелл на День Благодарения, хотя очень бы этого хотелось.
После того, как мама начинает убирать со стола, а некоторые Сыны ушли на террасу, чтобы поговорить о делах, перекурить и выпить еще по пиву, я возвращаюсь в комнату. Мама сказала, что справится сама, поэтому отправила меня проверить, все ли я собрала вещи.
Дорога предстояла не очень долгая, но по меркам папы и мамы — очень долгая, разделяющая семью.
Зайдя в комнату, я вздохнула. За столом Делани не сказал ни слова, пока все выражали свои эмоции касательно моего уезда. Его карие глаза, обрамленные идеальными черными ресницами, сверлили меня так, словно пытались пробраться внутрь и понять: серьезно ли я приняла такое решение?
Оставить клуб — это предательство, но я была лишь маленькой частью всего этого. Меня не посвящали в дела, не дозволялось приходить на вечеринки и, боже упаси, не разрешено находиться в штаб-квартире, потому что это бар, где всегда царит хаос. Я не считаю, что поступаю плохо.
Смотрю на свои чемоданы, и мне становится грустно. Я оставляю здесь все, чтобы... стать нормальной, «вылеченной» от нераздельенной любви.
В глазах щиплет, и я шмыгаю носом, не замечая чьего-то появления, пока не раздается стук в дверь.
Ладонью смахиваю слезы.
— Да-да?
— Фанни.
Этот голос... Родной, трепетный, пронизанный хрипотцой и басом заставляет волоски на теле встать дыбом. Я резко оборачиваюсь и вижу Делани, стоявшего в дверях моей спальни.
Он лучший друг Терренса, а по совместительству и мой друг, но это... Это знаете, вроде как, братски-сестринские отношения, и он не рассматривает меня, как девушку. Как собственную старуху. Хотя я была бы не прочь ей стать. Я же любила его вот уже пять лет.
Его карие глаза смотрят на меня оценивающе, потом он выглядывает в коридор, проверяя нет ли там никого, затем заходит в комнату и прикрывает дверь, делая обстановку приватной. Мне это нравится.
Дыхание и сердцебиение становятся быстрее, и я не знаю, куда деть свои руки, поэтому убираю их за спину и скрепляю пальцы, чтобы скрыть волнение.
Я сбита столку. Что происходит?
Делани делает несколько быстрых шагов ко мне. Его лицо светится радостью, и я готова провалиться сквозь гребаную землю, чтобы видеть это выражение лица ежедневно. Он просто невероятно великолепен.
Он идеал красоты.
Он высокий. Очень, поэтому мне приходится задрать голову, когда он подходит ближе.
От него приятно пахнет. Я делаю глубокий вдох, и его запах проникает в мою кровь, всасывается и растворяется. Чувствую себя больной маньячкой, но я просто сумасшедшая влюбленная.
— Я узнал о том, что ты уезжаешь еще вчера вечером, поэтому у меня было время, чтобы кое-что принести тебе, принцесса, — тихо и быстро говорит он, доставая из кармана бархатный мешочек.
В глазах стоят слезы, и я не могу понять из-за чего. То ли от того, что он действительно принес что-то для меня, то ли от того, что я уже начинаю сомневаться в здравости своего решения касательно колледжа в Сиэтле.
— Что это? — мой голос дрожит.
Я вспыхиваю, когда Делани дразнит своей раскосой улыбкой.
— Я знаю, что ты всегда хотела его.
О. Гребанный. Ад. Не. Может. Быть.
Мои губы приоткрываются и начинают дрожать, когда Делани достает из мешочка кулон в виде капли на толстой цепочке.
Это не просто капля. Это изумруд, вокруг которого собрались маленькие кристаллы.
— Ты... Это ужасно дорого стоит, Дарк, — шепчу в неверии, но пальцы начинают чесаться от желания потрогать.
— Ничего не жалко для тебя, принцесса.
— Это, правда, для меня? — поднимаю на него замыленный взгляд.
— Да, повернись.
Меня бьет током, и я подчиняюсь его стальному голосу. Приподнимаю волосы, а через секунду на груди оказывается прохладный металл. Я вздрагиваю, когда чувствую, как горячие грубые пальцы касаются моей нежной кожи.
Я бы отдала все, что угодно, чтобы его руки касались меня абсолютно во всех местах на моем теле.
— Готово.
Опускаю волосы, моя ладонь падает на кулон, и с глаз скатываются слезы. Делани продолжает стоять за моей спиной. Я чувствую его. Ощущаю каждой клеточкой своего тела.
Его тяжелые руки ложатся на мои плечи. Он наклоняется, его рот оказывается вблизи моего уха:
— Хочу, чтобы ты помнишь обо мне, пока будешь учиться в Сиэтле.
Я прикрываю глаза, рвано выдыхая.
— Я собираюсь забыть о тебе, — признаюсь.
Он усмехается, и его горячее дыхание щекоткой касается ушной раковины. Склоняю голову в надежде, что его губы или нос заденут меня, но этого не происходит. Момент такой интимный, запретный, что меня всю сводит от желания.
Я вдруг отчетливо осознаю, что между ног горячо и влажно. Пульсирует. Как иногда в одинокие ночи, в которые я мастурбирую, заканчивая с Его именем на губах.
— Делани... — в моем голосе мука, и она не проходит мимо него.
Он крепко сжимает мои плечи, дергает назад, и я влетаю спиной в его мощную грудь. Он прижимается ко мне всем телом.
— Сбегая от меня, ты не сможешь сбежать от своих чувств. Не делай из меня тупого придурка, Фанни. Я знаю, что ты влюблена в меня. Я знаю, что ты специально уезжаешь. Я знаю, что ты собираешься там сделать, чтобы забыть меня, но тебе это не удастся. Я в твоей голове и в твоем сердце, детка.
Я всхлипываю. Странно было бы скрывать свои чувства от него, но, вероятно, все мои тщетные попытки были не очень-то и хорошими, раз он знает о моих чувствах.
— Я полюблю другого, кто не будет связан с клубом. Мне будет хорошо в Сиэтле, — мой голос дрожит, говоря этот бред.
Делани усмехается, губы касаются уха, и я рвано выдыхаю. Это слишком приятно.
— Я буду только рад, если ты забудешь о своей любви ко мне, потому что я не тот, кто тебе нужен, детка. Тебе нужен хороший мальчик, принц, достойный тебя, рыцарь в сияющих доспехах, но точно не я.
Ты ошибаешься. Ты, гребанный черт, ошибаешься. Хочу кричать я, но понимаю, что бесполезно. Он прав. Делани... Игрок. Бабник. Бесчувственный. Эгоист.
— Ты прав, — шепчу, не рискуя поворачиваться. Я сильнее откидываюсь на него, затылок упирается в его грудь, и он склоняется сильнее.
Его губы мажут по шее.
— Я всегда прав, принцесса. Забудь обо мне. Выкинь из головы свои дерьмовые мысли о счастливом конце. Такого не будет. Я ублюдок, и ты знаешь об этом.
Его руки, губы и присутствие исчезают из моей жизни так быстро и резко, что я теряюсь в пространстве, отшатываюсь и оглядываюсь, но комната пуста, а дверь в комнату открыта нараспашку.
Я позволяю истерике взять вверх надо мной.
Я вовсе не ожидала того, что произойдет. Это выбило землю из-под ног, выбило воздух из легких, выбило жизнь из меня. Выбило все, потому что сейчас я осталась ни с чем.