#3
Выкрашенная по древесине, облупившейся местами темно-синей краской дверь открылась, на удивление быстро, сопровождаемая коротким, секундным урчанием старых, давно никем не смазывавшихся, поржавевших от времени и воздействия постоянной влажности петель. Кабинка туалета была маленькой: стены – плиточные квадратики, криво наклеенные на серую побелку косо-неровно, испачканные непонятной присохшей субстанцией, трещинами-царапинами, пестреющие цветными надписями не всегда понятных слов, унитаз пожелтевший, с широким подтёком несмываемого уже никакими химикатами налёта, сколотой немного у основания крышкой, металлическая урна, задвинутая в самый угол, на которую был поставлен рулон туалетной бумаги, её обычно, шутя или нет называют наждачкой, стоящая рядом помятая банка с неизвестной жидкостью без этикетки — если вам когда-либо доводилось побывать в вековой коммунальной квартире какого-нибудь маленького, забытого картами городка, то картина приблизительно, а может и совсем точно - такая же.
В темноте и напряжении это было не важно, как и то, что в столь тесное, сдавливающее со всех сторон пространство сложно было бы поместиться вдвоём. Днем. Но то ли адреналин, пульсом бьющий в крови, то ли царящий полумрак не позволяли сейчас оценить глазами обстановку и лишь когда дверь, разрезав тишину глухим ударом захлопнулось, девушки, как оказалось, действительно, чуть не потеряли равновесие, но Виолетта успела вовремя среагировать, предотвращая наверняка шумное падение, навалилась спиной на грязную стену. Мгновение тишины, тонко-противно звенящей в ушах учащенными ударами двух отбивающих синхронно сердец, было прервано тяжелым выдохом Малышенко, которая будто выпустила из себя накопившийся за последние минуты ком волнения. От этого рука, неприятно холодная, ощущалось даже через ткань, все это время крепко сжимавшая ворот чёрной футболки слегка ослабила хватку, но не отпустила, продолжая нервно сминать и перебирать пальцами. Без света трудно было разглядеть её — ту самую девчонку, которая после щелчка замка ловко ухватила не ожидавшую, явно застопорившуюся Вилю и затащила в неприятно пахнущее, гнетущее пространство. Они бы и дальше стояли в таком положении, возможно, до утра, пока уборщица не пришла бы делать свою сомнительную уборку, хотя это больше походило на размазывание грязи из угла в угол, но Виолетта, не была бы собой, если именно сейчас не выкинула бы какую-то странную шутку. —Знаешь, что называют обратным экзорцизмом? — сказала она пониженным на пару тонов точно голосом, слегка хриплым, в то же время успокаивающе-приятным —Это когда дьявол просит священника выйти из ребёнка И прыснула, как говорится, самый лучший анекдот это сам пошутил, сам посмеялся. Впрочем, кажется, девушке напротив было совсем не до веселья и только сейчас до Виолы дошло, что все началось со слез и всхлипов. Стало неловко, стыдно и не по себе, отчего уголки рта опустились и она прикусила щёку изнутри, прежде чем снова пробормотать: —Аэ..извини, не к месту как-то..неудобно вышло — татуированная подняла глаза, ища зрительного контакта с незнакомой собеседницей, до сих пор державшейся за неё как за ускользающий последний шанс — вязкая темнота этого сделать не давала, но ей показалось почему-то, что они смотрят друг на друга в упор на расстоянии каких-то жалких пары сантиметров. —Ничего, я понимаю, это ты извини, наверное, напугала тебя своими всхлипами, так еще и схватила неожиданно, чуть не повалились. Думаю, у нас один один. Я, Алевтина, кстати, можно просто Лёва, я хотела представиться ещё...не знаю сколько минут назад, но подумала, что кто-то может зайти..и вот Рука Григорьевой наконец ослабла и плавным движением опустилась вниз, девушка умудрилась найти точку опоры и теперь уже ровно стояла на ногах. Её голос тающе-мраморно звучал, приятно обволакивая напряжённые к каждому шороху барабанные перепонки и по сравнению с прокуренным, низким звучал таинственно-мелодично, отчего Виолетта даже не сразу нашлась, что и ответить, но спохватилась от непривычного теперь почему-то молчания. —Красивое имя. Да уж, напугала ты меня чутка. Я тут, можно сказать, незаконной деятельностью промышляю, курю по туалетам, думала мне хана, а это просто ты Малышенко теребила белую завязку на шортах, постепенно привыкая к отсутствию освещения и начиная уже различать очертания стоящего рядом силуэта.