Часть 1. Возвращение
В первую очередь из ее жизни исчез тот странный подарок. Им была белая советская ваза, непритязательная, хотя и украшенная узором, который, казалось, никогда не выцвел бы и не стерся. Сонечке Астафьевой ее подарила мать на новоселье, и девушка так и не заставила себя от него избавиться, чего желала какая-то ее часть. Однако в тот первый день, когда все началось, ваза, или чаша, или попросту неприятная для нее аллюзия на надежды родителей относительно ее будущего просто исчезла. Испарилась, пропала, перестала существовать, по крайней мере, в ее голове и в ее восприятии. Впоследствии Сонечка поймет, почему объект физического мира внезапно перестал мозолить ей глаза, но в то утро она могла лишь вглядываться в угол своей спальни, обставленной старой советской мебелью, и не понимать, что происходит.
Спросонья она спросила своего пса, не случился ли у нее накануне запой, после которого она могла бы ничего не вспомнить. В том числе и относительно того, куда мог деться раздражающий глаза предмет. Фрэнки ответил ей, что ничего такого вчера не случалось, равно как и в предыдущие дни. Никаких намеков на то, что в один из вечеров алкогольного угара она, наконец, отпустила извечные надежды старшей семьи на ее возможный брак.
Как именно разум здравого человека способен связать факт патриархальных настроев родных с обыкновенным подарком? Сонечка Астафьева могла бы ответить на этот вопрос без колебаний, ведь она очень хорошо разбирается в консервативных настроях окружающих ее людей. Она сказала бы: мать, которая дарит на новоселье дочери вазу, надеется, что кто-нибудь (несомненно, мужчина) наполнит этот сосуд своими дарами - букетами цветов. В конце концов, какая емкая метафора! Матерью даже не было проронено ни единого лишнего слова, но Сонечка очень четко восприняла ее послание. Ее мать, совершенно точно, хотела сказать ей: обычная ваза превращается из убогого пустого горшка в греческий вазон лишь тогда, когда наполняется подарками, цветами. Точно так же, как женщина по-настоящему хорошеет и расцветает только под воздействием приходящего в ее жизнь мужчины. Сонечка очень часто иронизировала по этому поводу, хотя и сомневалась, что когда-нибудь надежды ее семьи исполнятся. Таким образом, она не была сколько-нибудь расстроена странным происшествием, однако объяснено оно ей пока не было.
Помимо этой странности, сегодня ночью ей приснился слишком реалистичный сон о случившейся давно поездке на отдых. То время было, правда, слишком фундаментальным, поскольку именно в то лето она осознала себя до конца. Или, правильнее будет сказать, смогла посмотреть правде в глаза относительно своих самых сокровенных желаний. Однако поездка случилась... десять? Пятнадцать лет назад? Так или иначе - целая жизнь. Сон же казался настолько реалистичным, будто за одну ночь отправил ее в путешествие в то самое лето. Она испытывала прошедшей ночью те же ощущения, которые человек получает от прослушивания любимой музыки детства, только в тысячу раз сильнее. Дежавю, ностальгия, и просто слишком четкие воспоминания о случившемся тогда.
Об этой поездке она не думала уже очень давно, если и вовсе думала по-настоящему когда-нибудь. Такие события, как правило, просто влияли на нее, без какого-либо ее собственного участия, осознания или прорабатывания случившегося. К тому же, в то лето ей было всего семнадцать, а произошедшие события являлись слишком выдающимися во всех смыслах, чтобы она имела возможность остановиться и задуматься над ними хоть на мгновение. Тогда и сейчас. Впрочем, сейчас ей хотелось не задуматься, а лишь снова погрузиться в испытанное. Даже заснуть снова, чтобы сон продолжился. Однако необъяснимое событие утра заставило ее нервную систему работать слишком усердно, а потому все, что она могла, это встать с кровати и отправиться наполнять миску голодного Фрэнки.
Да и самой, впрочем, неплохо бы подкрепиться. Она решила, что и побаловать себя в такой нетипичный день можно. Сходила за японской едой в ресторан, располагавшийся на другом конце городка. Фрэнки тоже был рад прогуляться подольше. Готовилась к выходу она долго: уверяла себя, что выглядит вполне неплохо, да и на прошлой неделе поработала очень хорошо и может гордиться собой. Однако, заказывая рис, все равно покраснела. Еще и пришлось по приходе домой умывать с себя неприятный, стыдный разговор, случившийся по дороге домой. Какие-то подростки спросили у нее с лавочки сигарету, и все, что она смогла, это пройти мимо, опустив голову.
Провожая взглядами, они назвали ее "педиком вонючим". Как это часто бывало, ее внешность заставляла некоторых людей проявлять агрессию.
Она могла бы привыкнуть к таким событиям, но до сих пор ей этого не удалось. Сонечка считала, что не уезжает из этой страны по нескольким причинам: во-первых, чтобы продолжать быть хорошей матерью и другом своему Фрэнки, ведь никакая хорошая мать (тем более никакой хороший друг) не заставит своего пса несколько часов к ряду мерзнуть и дрожать от страха - травмироваться! - в грузовом отсеке самолета. Во-вторых, ее зарплата также не была чем-то настолько отличным от среднего, чтобы позволить ей строить хоть сколько-нибудь весомые планы.
Жила Сонечка одна, поскольку считала, к своему, порой, сожалению, что с обилием информации все люди стали стремиться к очень похожему, единому состоянию, и непременно становились для нее скучными и понятными. Что в условиях нынешней современности они и не могли бы быть другими, так же, впрочем, как и она сама. Несколько лет назад она вышла из череды как две капли похожих друг на друга отношений: эмоциональный, затягивающий старт, несколько неплохих недель или месяцев и своевременное угасание с одной, а иногда и с обеих сторон. Заметив, что все друзья и знакомые находятся приблизительно в таком же замкнутом круге, она твердо дала себе слово разорвать его для себя самой. Уже в течение нескольких лет у нее успешно получалось следовать этой установке. Которая, вдобавок, являлась единственным поводом для безусловной гордости собой.
Так Сонечка и жила. Достаточно счастливо, ведь рядом был Фрэнки, а имела она в общем-то все, чего можно было желать от жизни. Однако ожидалось, что ничего не изменится еще долго, а такие мысли, о стабильности и неспешности, способны сделать счастливым далеко не каждого человека. Какой была она сама? Она не смогла бы точно ответить.
***
В тот первый день отпуска они должны были лишь прилететь, заселиться в отель, прочувствовать, что свобода наконец наступила. Ей исполнилось семнадцать всего несколько месяцев назад, но она уже чувствовала себя слишком взрослой, чтобы путешествовать с семьей, и потому старалась казаться надменно-расслабленной и не выказывать слишком сильного восторга. Но кто не любит сменить грубовато-коричневую зиму, оседающую на дорогах в виде мутной каши, на теплое лето? Чтобы оно эдаким жарким, с морским привкусом дуновением смело остатки осенней хандры и уже начавшего проступать зимнего очерствения. Нет, восторженной она была, даже очень.
Восторженной, несмотря на вид отпуска, который для ее соотечественников являлся очень классическим, заезженным. Ее этот факт не волновал. Она могла в такие дни видеть море, вволю купаться в нем, и есть, сколько хочет и когда хочет. Ничего больше не нужно было ее изголодавшейся по солнцу душе, никогда не знавшей, какой мир ожидает ее за статичным, но таким в контрасте жизни приятным "пакетным" туром. Да и не было у нее шанса узнать что-то иное, а требовать или ожидать чего-то большего в ее возрасте было бы наглостью. А потому можно было просто радоваться и наслаждаться.
У Софи водилось говорить себе "Вперед, к приключениям" всякий раз при выходе за порог, когда ее вывозили на море. Это было ее любимой традицией при путешествиях. Их семья не была ни бедной, ни богатой и могла позволить себе ежегодный комфортный, хотя и типичный для стран постсоветского пространства отпуск. Он проходит обычно в отеле с собственной территорией, включающей пляж, безлимитным питанием и стандартными развлекательными программами по вечерам.
По возвращении из этих поездок, ей всякий раз приходилось еще несколько дней пребывать в крайне дурном расположении духа, потому что нужно было морально возвращаться к реальности. И всегда это было наихудшей частью "путешествий". А если поездка случалась в середине учебного года, то контраст возвращения и вовсе был невыносим. Но в тот день ее это не волновало. Впереди была неделя солнца.
Софи очень любила бывать в аэропорту, любила моменты ожидания полета, сам полет и, конечно, момент выхода из авиалайнера. Запах моря, как и всегда, покорял сразу и вычищал изнутри все воспоминания об оставшейся позади жизни. Самба и рэгги из ушей разливались по телу, совсем как закатные лучи по волнам, которые она могла видеть. Изначально эта музыка не должна бы подходить под мусульманскую культуру страны, но Софи интересовало лишь соответствие внутреннего настроя происходящему вокруг.
Так начался ее отдых, но всей истории лишь предстояло произойти. Так позволим же Софи спокойно насладиться каждым вдохом горячего воздуха и каждым утром без страха. Единственным переживанием, которое теперь могло затронуть ее, был лишь счет дней, каждый из которых она старалась растянуть, прочувствовать, вдохнуть полной грудью.