7. всё правда в порядке.
Проходит неделя, а мысли о Минхо — нет. Хочется быть рядом, хочется обнимать и говорить приятные слова. Джисон задумывается много раз об этой ситуации. Теперь он приглядывает за Минхо. Как? Нет ничего лучше, чем говорить, обсуждать и поддерживать. Это он и делает. Он рядом и, пожалуй, это максимум, который он может сделать. Просто быть рядом — это всё, что нужно. И пока что очень приятно, но вскоре будет больно от такого. Почему? Чувства сами начнут себя есть. А хуже всего будет, если у Минхо кто-то появится. Тогда чувство ревности сожрёт Хана. Но он не хочет думать о плохом. Наоборот, старается думать позитивно. Даже после того, что случилось с Минхо. Хотя дыра, размером с тихий океан, появилась в сердце. Она гниёт. Они слишком юны для таких проблем. Они ещё дети, а дети не должны нести такой большой груз ответственности на своих плечах. Для этого есть взрослые, но и они, к сожалению, не особо спешат его взять.
Джисон сидит в своей комнате. На улице поздняя ночь. Звёзды растекаются по небу солёной карамелью. Золотое свечение окрашивало бескрайнюю тоску и усталость. От белой луны исходил неприятный морозный холодок. Но всё же с ней было безопасней. Она подобна ночнику на прикроватной тумбе, своим островком света помогает верить в лучшее. Хоть и получается немного плохо.
А ветер будоражил кости. И мысли, что желали нежных объятий.
В комнате летает пыль, отражаясь от островка со светом. Окно открыто, тут гуляет ветер. Он путается в чуть влажных волосах подростка, заглядывает в книгу, что читает Джисон, и тихо шепчет про Минхо. Ветер всё знает. Он был у него. И видел, как Минхо сидел и записывал чьё-то прекрасно сокращённое имя «Сони» в свой дневник. Там было много нарисовано бабочек, заколок и кривых сердечек. Но Ветер не расскажет Хану. Потому что пообещал Минхо сохранить его секрет. Он шепчет только о хорошем будущем. В то время как жучок с красными крылышками всё пытается рассказать Минхо про Джисона.
Дверь в комнату открылась, отвлекая Хана от книги. Поднимая глаза, он встречается с Хёнджином, что падает на кровать брата, попутно захлопывая недавний источник шума. Хёнджин смотрит в потолок и молчит. Это странно. Потому что обычно такого не происходит. Конечно, Джисон рассказал про Минхо и почему он так резко убежал из дома и вернулся только утром, да ещё и не один. Брат его отреагировал нормально. Даже сказал, что в такой ситуации также поступил. Но сейчас странно, что он молчит и тупо смотрит в потолок. Джисон закрывает чёрно-оранжевую книгу с яркой надписью «Над пропастью во ржи» и кладёт её на тумбу рядом. Давая островку со светом её полностью проглотить.
— Ты чего? — пододвигаясь ближе к брату, спрашивает Хан.
— А вы с Минхо в последнее время как-то сблизились, да? — Хёнджин рассматривает люминесцентные звёздочки на потолке.
— Ну немного, я бы сказал.
— Ты же влюблён в него, да?
Хан вспыхивает малиновым закатом на щеках от неожиданности. Простой вопрос, а такой личный и лунный. Не хочется на него отвечать, но и не ответить нельзя. Поэтому, не найдя ничего лучшего, Джисон говорит:
— Это к чему? — а у самого сердце колотится.
— Мне кажется, ты ему нравишься, — слова Хёнджина растекались жидким мармеладом на сердце. До чего же приятно было это слышать. Жаль, что это неправда.
— Да ну нет, ты бредишь, — продолжал сидеть в недоумении Джисон. Закат гулял сначала на щеках, а после перешёл на уши. Заполоняя разум приятным розовым свечением.
— Да, конечно! Заколки твои носит, мило улыбается, смеётся с твоих шуток. Всё это указывает на то, что он в тебя влюблён! — с каким-то странным оптимизмом говорил Хёнджин. Он чуть ли в ладоши не хлопал. Хотя пару минут вроде как, грустным был.
— Честно не понимаю, о чём ты, — Хан истерично посмеялся, а Хёнджин прыгнул на кровати.
— Ну вот! Вот! Об этом я и говорил! Я так и знал! Ты же по уши влюбился, Джисон-и! — брат улыбался. А Хан становился ещё краснее.
— С чего ты это решил вообще! — Джисон был зол сам на себя за эти чувства, потому что ещё недавно Минхо нравился Хёнджину.
— Да ты же сам себя палишь. Ты хоть знаешь, как ты на него смотришь? — Хёнджин лыбится, а Хан думает, что уже готов его задушить.
— Ну и как? — сложив руки на груди, делая кислое выражение лица, спрашивал Джисон. А у самого внутри всё дрожало.
— Вот так!
Хёнджин раскрыл свои огромные глаза и стал беспрестанно глядеть на Хана. Такую рожу скорчил, ну, ей-богу! Джисон не удержался и захохотал.
— Я на всех так смотрю, дурень!
— А вот и нет! Не на всех. Так ты смотришь только на него. Всегда. Абсолютно всегда твой взгляд устремлён только в его глаза.
— Ну и что! Что плохого в том, чтобы влюбиться! — На лице Хана уже можно было собирать краску для картин. Спустя полсекунды он понял, что сказал. Распахнув свои беличьи глаза, он сгорбатился, смотря на расплывающуюся улыбку своего младшего брата. Которого эта ситуация явно забавляла.
— Я знал! — Хёнджин, прыгая на месте, весело улыбаясь. — Я знал! Я был прав! Теперь Феликс мне должен!
— Ой, заткнись, иди уже отсюда! — Джисон развернулся, вновь взяв в руки книгу.
— Нет, так просто я не уйду. Я должен вас свести.
— В свахи заделался? — Хан смеялся.
— Ты же был когда-то моей свахой. Кто же знал, что ты для себя делал, — Джисон смотрит на Хёнджина и ему так треснуть его хочется. Вот прям руки чешутся.
— А что у вас там с Феликсом, м? — пойдём с козырей. Джисон давно заметил, что его брат не ровно дышал к его другу. Феликс старше парней, он учится в одном классе с Крисом. А Джин стал часто заглядывать к ним в последнее время.
— Эй, — Хёнджин насупился.
— Что — эй? Может, мне тоже свахой стать? — ехидно улыбаясь и играя бровками, Джисон хотел поиздеваться.
— Так, всё, заканчивай!
— Наш малыш Хёнджинни-и влюбился?
— Ещё одно слово, Джисон-и, и я тебя задушу подушкой. А на надгробии напишу: «трус, который любил Ли Минхо».
— Тогда я сделаю также. «Трус, который любил Ли Феликса».
— Иди к чёрту, Джисон, — Хёнджин шлёпнул брата по ноге.
Хан помолчал с пару минут, а Хёнджин ковырял заусенки на пальцах. Молчаливая луна, что плыла по звёздному озеру, молочной пенкой смотрела на Джисона и словно шептала ответы на все его вопросы. На самом деле, Хан давно знает всё. Просто боится. Ведь это так страшно... взять и рассказать кому-то о своих чувствах. Но сложнее признать, что ты испытываешь их. Признаться себе, что они действительно есть. Ведь на любимых ресницах тёплый май горит и яркий взгляд Джисона, что навсегда прикован только к волшебным глазам Минхо.
— Знаешь, я знаю, как нам сблизиться, — начал Хан.
— И как?
— Ага! Вот ты и спалился.
— Заткнись и говори уже!
— Пригласим их на прогулку. И пообещаем друг другу, что признаемся им!
— Ты уверен? Страшно же.
— Ну и что? Уж лучше сделать и не жалеть, чем не сделать и пожалеть.
♡ ♡ ○
Май подходит к концу. Пианино, стоя на заброшенном балконе, играет чудесную мелодию, что растекается по Миру сладким сиропом. Ноты то выше, то ниже, а порой словно что-то шепчут. Сирень начинает умирать. Её соцветия слетают с деревьев, растворяясь в танце с любимым ветром, что расплёл косы, отпуская красные ленты в свободном падении. И природа радостно готовится к жаркому и самому счастливому лету. Мир словно стал громче, а сердце чуть тише. И якобы случайные касания — чаще. Всё это из-за одного человека. Достаточно месяца, чтобы осознать и влюбиться. И только в гортани сирень до сих пор есть, возможно, что и она когда-нибудь отцветёт, но позже. Сейчас она чуть удушает своими фиолетовыми цветами. Заставляя изредка выплёвывать шестилепестковые цветочки. Хан уже знает, что он чувствует. И совсем скоро он расскажет об этом. Но очень тихо, ведь пока об этом никто не должен знать. Его признание заключено на почти белых веснушках Минхо.
— На этих выходных мы пойдём гулять с Крисом. Я пойду позвоню Минхо, а ты Феликсу. Обещания нужно сдерживать, — говорил Джисон, надкусывая банан в пустой кухне. Родители на работе, а парни уже пришли со школы.
— Тогда я позвоню из комнаты родителей, — Хёнджин чуть-ли не убежал. А Хан ему вслед только посмеялся.
Минхо дал домашний номер телефона, но сказал звонить только в экстренных случаях. Если кто-то из парней захочет пообщаться, то не стоит даже номер его вспоминать. Но это же можно назвать экстренным случаем, верно?
Джисон идёт к телефонной трубке и набирает номер Хо — звонит. Он считает гудки и боится, что момент совсем неподходящий, что сейчас он позвонит, а у Минхо родители снова пьют. Хотя с приездом бабушки многое, что изменилось. И вот уже в следующие выходные Минхо переезжает к ней.
— Алло? — отвечал женский бодрый голос.
— Здравствуйте! Можете Минхо к телефону позвать?
— А кто спрашивает?
— Его друг. Хан Джисон, — а в голове эхом отдавало: друг, друг, друг.
— А! Это ты, тот самый друг Минхо! Я его бабуля Ёнсу. Минхо мне много про тебя рассказывал.
Джисон немного засмущался от того.
— Д-да, это я.
— Ну, милок, чего Минхо звонишь?
Даже сквозь телефонную трубку Джисон слышал вот этот бабушкин интерес. Знаете, тот самый, когда и смотрит с ехидством и улыбается так же. Ещё и руки в замок складывает, просверливая тебя взглядом. Вот именно это сейчас ощущал Джисон. Словно бабуля Ёнсу была где-то за его спиной.
— Мы погулять хотим. Вот я и подумал, что будет ещё лучше, если я Минхо приглашу, — всё продолжал смущаться Хан.
— Джисон-и, у меня к тебе есть серьёзный вопрос! Ты, как лучший друг моего Хошеньки, должен знать ответ, — бабуля Ёнсу начала шептать, словно это великая тайна, о которой никто не должен знать.
— Э-э-э, я постараюсь вам помочь, — ну всё, теперь Хан точно в ступоре.
— Я тут слышала... ну как слышала, мне сам Минхо сказал. Ты не пугайся, я бабушка современная. Вот эти ваши мэмы знаю. Там, например: интернет, интернет, отпусти-ка в туалет. Бро, не бро. И всё такое. Минхо мне сказал, что ему нравится...
— Ба! — громко послышалось в трубке.
— У-ты Господи! Напугал! Ты что, бабку свою до инфаркта довести хочешь, Ли Минхо! Как чёрт из табакерки вылез, Господь Всевышний!
Джисон слушал чуть приглушённые голоса и смеялся.
— Ты кому там мои секреты рассказываешь? Я не буду кушать то, что ты готовишь!
— Минхо! Ты с козырей-то не начинай, а я вообще-то про эти ваши мэмы спрашивала! Ой, всё. Иди уже, болтай со своим Джисоном. А я пойду вишнёвый пирог сделаю.
— Ты с Джисоном разговаривала? — но что ответила бабуля Ёнсу, Хан уже не слышал.
— Алло? — спрашивал Минхо.
— Минхо, привет. Это Джисон.
— Да, привет.
— Мы можем поговорить?
— Да, я только дверь закрою, подожди, — трубка телефона соприкоснулась с тумбочкой. Джисон услышал, как тихо закрылась дверь и быстрые шаги. — Рассказывай! — отвечал воодушевленный Минхо.
— Твоя бабушка классная.
— Ага, но сейчас я хочу её прибить. Я ей телевизор выключу и спицы спрячу, — Джисон смеялся.
— А мне она очень понравилась! Вы с ней вообще не похожи.
— Она на тебя, Джисон, больше походит, чем на меня! Такая же придурочная и местами неадекватная. Но в то же время очень заботливая и понимающая.
— Ты нас с ней сейчас оскорбил или это был всё же комплимент? — Хан всё смеялся.
— Забей, короче! — Минхо громко вздохнул.
— Ладно, я чего звоню-то... завтра в десять утра мы с Крисом, Феликсом и Хёнджином собираемся пойти погулять. Пойдёшь с нами?
— Я не буду лишним? Всё-таки с Крисом и Феликсом я особо не знаком, они старше меня.
— Минхо! — чуть ли не взвизгнул Джисон, — ты не будешь лишним. Никогда!
В трубке послышался смех.
— Хорошо, тогда завтра в десять утра у тебя?
— Да, у меня, — отвечал Джисон.
— Хорошо, спасибо, что пригласили. Я обязательно приду!
— Я... — Джисон замялся, он хотел сказать совершенно другое. Предложение, состоящие из трёх волшебных слов. Что пахнут запахом китайской розы и чёртовым колесом. — Я очень буду ждать встречи.
— Я тоже, Хани!
Минхо положил трубку.
Хан глупо улыбался, сам не понимая почему. Может это из-за бабушки Минхо, а может и из-за него самого. Честно, из этого разговора с бабулей Ёнсу он мало что понял, но ему было весело, а этого достаточно. Настроение у Минхо было хорошим, а значит, что и родители в порядке. Внутри стало так тепло, что даже странно.
♡ ♡ ○
С ранними лучами рассвета проснулся и Джисон. Эту ночь он спал плохо. Ему что-то снилось, но что, он не запомнил. Поэтому, раскрыв свои глазёнки в пять утра, сомкнуть их уже не смог. Сначала лежал, возился на постели, потом повернулся в сторону окна и наблюдал за тем, как солнечный луч прокладывался в его комнату тихим котёнком. Ещё было немного темно, но всё было так волшебно. Свет, падая на стеклянную чашку на столе, отражался и сверкал подобно звезде. Сквозь открытое окно в гости зашёл ветер, он блуждал по пространству, закрадывался в волосы. А Джисон просто лежал. Думать не хотелось, но всё же какие-то мысли лезли в голову, но он не обращал на них внимания. Находиться здесь и в этом моменте всегда прекрасно, особенно понимая, что через пару часов Хан проведёт самый замечательный день в своей жизни.
Он ждал прогулки не потому, что там будут его друзья, а потому, что там будет Минхо.
Успели они с Хёнджином только позавтракать, как в дверь постучали. Это был Минхо, он пришёл первым. И почему-то так странно было на него смотреть. Минхо стоит в обычной одежде. Чёрные спортивные штаны, серая футболка и рюкзак. Ещё и с нелепо застёгнутыми заколками, которые держались на божьем слове. Волосы всё равно торчали в разные стороны, но от этого он выглядел только милее и словно домашнее. Парни отправились в комнату Джисона и остались там ждать Криса с Феликсом. К счастью, пришли они довольно скоро.
Парни решили, что лучшим решением будет пойти погулять именно сейчас, потому что потом будет ещё жарче. Хан кинул в пустой рюкзак две бутылки воды, деньги и пару заколок, если вдруг волосы начнут мешать.
Ну, держись, город! Банда неадекватных людей вышла на охоту. Хоть и было около одиннадцати утра, уже было жарко. Солнце душило объятиями. Парни гуляли по городу, растворяясь в шуме машин и спешке людей. Они жили в каком-то своём Мире и прямо сейчас находились в нём. Здесь нет немой ответственности за каждый поступок, здесь нет чувства неуверенности, нет страха реализоваться, нет страха постоянной влюблённости, нет страха разочаровать других. В этом Мире есть только одно чувство — любовь. Тут есть истинное счастье и чужое, но такое родное тепло в своей ладони. И от этого дышать становится трудно.
Прогулявшись по улицам, обсуждая последнюю часть комикса, где любимый герой Хана всё-таки умер, он возмущался настолько сильно, что люди оборачивались, но к чему все эти осуждающие взгляды, когда есть один, который тебя понимает. Они гоняли голубей, прыгали по скамейкам. Из парка пришлось бежать очень быстро. Взрослые люди кричали им вслед, какие они безответственные и невоспитанные дети! А парни лишь громче смеялись.
Детская площадка, как всегда занята, а уже хотелось посидеть и перевести дух. Выгонять детей будет неправильно. И тогда Феликс с Хёнджином ушли куда-то, сказав, что вернутся через десять минут. И вернулись с полными карманами чупа-чупсов. Они раздали их детям, и те освободили место на качелях. Джисон попросил Минхо покачать его, он с радостью согласился. Тёплый ветер гладил лицо, а прядки волос поднимались и опускались при каждом толчке Минхо. Джисон держался за цепи качели, чувствуя, как руки Минхо касаются его спины, отталкивая. И словно все птицы замолкли от такой чистоты истинных чувств. Джисон на минуту закрыл глаза и представил, что он летит. Он стал бордовой бабочкой, что ищет свою белокрылую. Но иногда, чтобы понять картину, нужно отойти на три шага, а не подходить ближе. Шире смотреть на то, что находится вокруг тебя.
Крис с Джисоном ушли за мороженым, оставив парней на площадке охранять качели. Они заплатили и имеют полное право там находится. Хан идёт чуть ли не вприпрыжку. Восторг пылает ярким пламенем в его глазах, и руки немного трясутся от этого удовольствия. Джисон давно не гулял вот так вот компанией, обычно только с Крисом или только с Хёнджином. А тут их целых пять человек! И темы разные для обсуждения, и мнения абсолютно непохожие. И от этого так волшебно. Всё-таки люди такие удивительные. Никто не похож на другого, они могут быть схожими, но всё равно отличия просто колоссальные. Например: парни обсуждали книгу «Над пропастью во ржи» и если Джисон нахваливал её, то Феликс говорил, что ему было неинтересно читать то, как персонаж ненавидит всё и вся, пуская свою жизнь на самотёк. Крис прочёл только половину и был совершенно иного мнения. Ну а Минхо и Хёнджин её просто не читали. Они наблюдали за спорами парней, перешёптывались и смеялись над тем, как каждый пытался объяснить свою позицию.
Сейчас Джисон так счастлив. Он кушает шоколадное мороженое, которое уже сильно так растаяло. Оно немного стекает по пальцам, чуть позже руки станут липкими и грязными, от чего появилось противное чувство. Но сейчас вкусно и очень приятно.
Взяв велики в прокат, они разъезжали по всему городу, специально заезжая в спальные районы, чтобы свободно покататься по дворам. В одном даже остановились. Парни присоединились к малышам, что разукрашивали дорогу в яркие цвета. Словно закат на летнем небе, там красовались рисунки. Жёлтый, зелёный, голубой, розовый, синий и фиолетовый — это солнце вылило акварель на сухой асфальт.
Стало вечереть, людей на улицах появилось ещё больше. Но уходя куда-то на отшиб, в высокое заброшенное здание, весь шум заглушался и вновь исчезал. Поднявшись на крышу, что находилась на уровне третьего этажа, парни устроились там, наблюдая за тем, как солнце вновь рисует пейзажи на небесном холсте. Розовые кудрявые облака плыли в вечном покое, лишь яркое пятнышко непонятной формы выглядывало из-за них. Появлялись небольшие фиолетовые тучки, что, смешиваясь с другими, давали совершенно иные цвета. В воздухе ещё пахло весной. Она подходила к концу, отдавая всю ласку и заботу людям и парням в первую очередь. На небе в прекрасном умиротворении существовал малиновый закат.
Сердце бьётся в счастье, дыхание спокойное. Джисон смотрит на закат, изредка переводя взгляд на Минхо, что сидит чуть перед ним. Макушка волос Минхо окрашена в нежно-лиловый цвет, а в губы словно солнце поцеловало, оставив на них розовую помаду. В этих прекрасно-глубоких глазах сияет что-то большее, но что, Хан не понимает. И Вселенной места мало там. Глаза Минхо — чёрная дыра, в которой утонул Джисон. И это так странно. Раньше Джисон никогда не чувствовал такое, хоть и влюблялся уже. Тут совершенно другое. Его не пугает то, что Минхо парень, это не имеет значения. Утром, пока Джисон пытался всё-таки уснуть, он думал на эту тему. И понял, что будь Минхо девушкой, он также влюбился бы в него. Любовь не зависит от пола, расы, веры. Влюбляются в душу, яркую улыбку, в родинки на плечах, в специфические вкусы и открытость, а не во что-то другое. Нельзя назвать «любовь» «любовью», если ты любишь только тело. Джисон любил Минхо за его вечные проблемы с заколками, за его чудесные глаза, за яркий смех, просто за то, что он есть.
Чуть нарушая тишину, Минхо шепчет:
— Джисон, закрепи мне, пожалуйста, заколку, — Минхо пододвинулся ближе, указывая на проблему. Хан вдруг стал наливаться малиновым светом заката. Ну а как иначе объяснить то, как сильно он покраснел?
— Да, давай, — всё также шептал Хан.
И не разрушая эту чарующую тишину сердец, что бьются в унисон, Хан путает свои пальцы в его шёлковых волосах, что практически не пахнут шампунем. Но даже так он странно пьянил.
Последний лепесток упал с неба, и солнце полностью скрылось за горизонтом. Парни встали, вдыхая прохладный воздух. Стало заметно холоднее. Хотелось уже поскорее прийти домой, укрыться душой Минхо и уснуть в его тёплых объятиях. Но сделать это, конечно, нельзя.
— Парни, — позвал Джисон, — Может, к нам пойдём? Мама нас накормит, а там можем и на ночёвку остаться.
— Мне всё равно потом нужно будет уйти домой, мне не разрешат, — с тоской отвечал Крис.
— Что насчёт Феликса и Минхо? — заглядывая в глаза Феликсу, спрашивал Хёнджин.
— Меня отпустят, — смотря на Джисона и улыбаясь, отвечал Минхо.
— Если ваша мама позвонит моей, то и меня отпустят, — Феликс взъерошил волосы Хёнджина и улыбался. Таким счастливым взглядом он смотрел на него.
— Вот и отлично! Тогда идём к нам! — Хан хлопнул в ладоши.
Когда стали спускаться, вперёд пошёл Крис, за ним Феликс и Хёнджин и замыкая цепочку, шли Минхо и Джисон. Они немного отстали от парней, потому что было темно и мало что видно. Разрушенные лестницы и арматуры, что торчат из стен. Идти довольно опасно, а фонарик у Криса. Будь у них он тоже, парни давно бы были внизу.
— Минхо, — позвал Джисон, — можно тебя за руку взять, а то я не вижу ничего.
Ответа не было. Хо сам взял Джисона. И сердце участилось настолько сильно, Хану даже стало страшно от того, что он сейчас всё услышит. Но его тепло было в руке Джисона, а всё остальное не важно. Так хотелось сейчас обнять Минхо и рассказать о всех своих чувствах, которые он понял. А вдруг это вообще не его чувства, а просто некий бред? Нет, такого не бывает. Не появляется спонтанное желание поцеловать человека.
Ладонь Минхо, что лежала в руке Джисона, была горячей. И словно сердце находилось в ней. Так странно, правда. Все эти чувства, что так непонятны. Прикосновения, что обжигают кожу. Всё странно.
Когда они вышли на улицу, то разомкнули руки. Ладошки Хана вспотели от этого было немного стыдно, а вдруг Минхо станет противно. Но видя то, как он мило улыбается, Джисон успокоился. В этой улыбке был яркий свет мечты, которую Хан очень хочет исполнить.
♡ ♡ ♡
Как и ожидалось, мама Джисона и Хёнджина разрешила парням остаться. Они вместе поужинали, а после играли в приставку в комнате Джисона. Крис ушёл в одиннадцать домой. Феликс вызвался спать в комнате Хёнджина, обосновывая это тем, что в его спальне ему нравится больше, чем у Хана. Конечно, прозвучало это немного обидно, но Феликс сразу сказал, что не имел ничего плохого. Хотя, признаться честно, Джисон видел их странные взаимоотношения. Хёнджин светился, а Феликс ослеплял. И это не было похожим на дружбу. И Хан догадывается о секрете, который скрывает его друг и его брат. Вернее, их общий секрет, о котором они молчат. Но всё идёт по плану!
Парни остались вдвоём. В этой чарующей тишине и странных мыслях. В этом чудесном запахе весенней свободы. Уже поздно, время в настенных часах показывает на половину второго. И Джисон уже умирает, смотря на Минхо, он умирает от этих тёплых чувств к нему. Страшно. До безумия страшно. Хан хочет всегда слышать голос Минхо, он хочет вечно смотреть на то, как он показывает решение примеров и задач, как он улыбается, да так искренне, что Джисон тонет. Буквально утопает в его глазах. В его прекрасных глазах цвета горького кофе с нотками мятного сиропа. Будь Джисон смелее, то прикасался бы к нему намного чаще и дольше. От этой помощи на лестнице болела голова, но в хорошем смысле.
Парни ещё играли в приставку, но получив нагоняй от мамы за шум, выключили. Всё убрали и расстелили постели. Себе Хан постелил на пол, как честный хозяин своей комнаты, уступил Минхо кровать.
Минхо смотрит на Хана, а внутри всё тает и цветёт. Джисон так хочет сейчас обнять его, а про поцеловать уж лучше молчать. Хан не знает, как целоваться, он просто не умеет, а так хочется, чтобы именно Минхо подарил ему первый поцелуй. Джисон не хочет быть друзьями, он хочет целовать Минхо до тех пор, пока лёгкие не начнут болеть, вызывая рой бордовых и белых бабочек в животе, а губы не начнут чуть неприятно щипать. Стыд начинает покрывать щёки Хана недавно ушедшим малиновым закатом.
Минхо открывает окно, высовывая макушку цвета ржи в него. Достаёт пачку любимых сигарет и испускает дым в свободном падении, чтобы стать потерянным. Ветер ворвался в комнату, пылающую чувствами, перевернул страницу книги, возможно, что Джисон будет долго искать, где читал. Одинокий и тёплый свет настольной лампы украшал комнату. Он игрался с предметами, делая их то больше, то меньше. Шторы чуть дрожали, пропитываясь уже летней прохладой. Джисон подошёл и встал рядом с ним, чувствуя запах его сигарет. Хан ненавидел курящих людей, но с Минхо всё было по-другому. Ночной город ещё немного шумел, а цикады пытались перекричать проезжающие мимо машины. Хан склонил голову чуть в бок, наблюдая за тем, как его пухлые губы прикасались к сигарете. И так мечтал оказаться на её месте.
— Хороший вечер, — Джисон выпустил слова вслед за дымом Минхо. И растворившись в сладком запахе свободы, они пропали.
— Согласен, — отвечал Минхо. Хан повернул голову на него. В полном спокойствии он смотрит вдаль. И только волосы летают, освободившись от заколок.
Они молчат. Наслаждаясь озером звёзд за окном. Наслаждаясь одиночеством друг друга.
— Знаешь, Хани, бабушка сделала вишнёвый пирог и сказала передать тебе его. Ты ей понравился, — Минхо потушил сигарету и посмотрел на Джисона. В его глазах сияли лампочки настенной гирлянды, которая висела там со времён нового года.
— Правда! Это же так здорово, Минхо! Давай поедим? — сама бабушка Ёнсу сделала и передала пирог. Да Джисон сейчас от радости прыгать начнёт!
— Нам нужны тарелки.
— Хо, мы в моей комнате. Тут везде есть тарелки! — Хан подошёл к кровати и, осмотрев посуду, взял ту, что была из-под утреннего печенья. Из кружки с витаминами достал ложку для себя. И из шкафа чистую для Минхо. В его шкафу всегда и обязательно должна лежать одна чистая ложка, потому что, чтобы не бежать на кухню, проще достать сверху.
И положив кусочек сладкого пирога, что уже полностью пропитался начинкой, они приступили к дегустации. Ложками есть было неудобно. Поэтому, наплевав на всё, Джисон ломал руками. В то время, как Минхо всё же старался кушать нормально. Выходило плохо и, тоже плюнув на всё, он стал кушать руками.
И кислота вишнёвых ягодок не сравниться с кислотой радужных мармеладок.
Вкуснейшее варенье и нежное тесто. Джисон готов есть этот пирог днями и ночами, потому что он был божественным. И пусть руки грязные, да и лицо тоже.
Парни молчат, наслаждаясь присутствием друг друга. По крайней мере, Хан точно. Ему приятна компания Минхо. Приятно, что человек, который ему нравится, ведёт себя так открыто рядом с ним. Спокойно кушает руками и показывает тюленьи зубы, сделанные из ягодок вишни. И тихий смех, как те тихие чувства, парят в волшебном забвении.
— Ты сегодня какой-то не такой, Джисон, — говорит Минхо, повернув голову к Джисону. Хан наблюдал за тем, как непослушная чёлка опять мешает. Запах вишни заплетал косички, глаза чуть прикрыты, а ресницы немного трепещут. Красивый нос с не менее чудесной родинкой. Струны души стали играть мелодию любви Джисона. Она чуть дрожит, боясь своей силы, но музыка продолжается, ведь это только начало.
— Да? Да вроде нет, — Джисон смотрит уже очень долго, он отвернулся, переводя свой взгляд в окно. Там птицы пролетали, крича Минхо о любви Джисона.
— Давай, рассказывай, что произошло? — Минхо вытер руки влажной салфеткой и уставился на Джисона в ожидании.
Тупик. Что говорить? Врать Джисон не умеет, у него это очень и очень плохо получается. И любовь, как птица, растворится в небесах, если он расскажет. Нельзя, нужно молчать, Джисон. Они ещё в придачу с Хёнджином поспорили...
Хан повернулся к Минхо вновь оглядывая его заколки, что лежали рядом с тарелкой, на которой ещё были крошки от пирога. И взглянув в его прекрасные глаза, он разглядел Галактику Андромеды. И губы чуть блестели от варенья оставшегося на них. Пришла пора действовать. Джисон улыбнулся. Мозг отключился, когда он прикоснулся к чуть прохладным губам, что были со вкусом дешёвых сигарет и вишнёвого пирога бабули Ёнсу. Чувства словно наэлектризовались и разнеслись по всему телу неприятной болью. Джисон утопал в поцелуе. Он осознавал, что мечта, которая казалась просто недостижимой, бредом воображения, сбылась. И пусть настоящего поцелуя там нет, всего лишь прикосновения влюблённой души, но там есть истинные, самые чистые и доверительные чувства. Что согревают своим тихим шёпотом любви. Сейчас сердце остановилось. Оно больше не бьётся. Поэтому Джисон умрёт. Умрёт от своей безответной любви к Ли, его репетитору и лучшему другу, Минхо.
Хан отстранился, а потом услышал слова, что ранили его в самое сердце. Слова, что нанесли восемь ножевых ранений в области души, выпотрошив её и все те истинные чувства. Уничтожив крылья мечте.
— Джисон, ты что делаешь? — шептал Минхо, прикасаясь пальцами к губам. В его глазах читалось недоумение и страх, а щёки пылали огнём.
Хану стало стыдно и больно. Дыхание участилось, и в голове крутилась только одна фраза: «Зря, зря, зря!». Джисон стал чувствовать, что ком в горле, состоящий из шести лепестков соцветий сирени, готов был выйти наружу страшной истерикой.
— Я, — шептал Джисон, смотря прямо в глаза в Минхо. — Я поэтому был странный. Поэтому... — он опустил голову, рассматривая свет от настольной лампы, что пожирал маленькую комнату.
— Я нравлюсь тебе? — Хан чувствовал на себе его пристальный взгляд. А всё вокруг стало пустое.
— Да, ты мне нравишься, — задыхаясь, произнёс Джисон. Его сирень пустила корни в лёгкие, ещё пару минут и Хан умрёт.
Минхо молчал, а Джисон ждал, когда умрёт. И свет в комнате стал дрожать, грозясь покинуть это место и эту неразбериху чужих чувств. Последний лепесток падает на пол, а Джисон слышит, как за окошком начинается дождь.
— Прости, Джисон... — шепчет Минхо. А Хану больно, да настолько, что хочется взять и убежать. Спрятаться, лишь бы больше ни видеть, ни чувствовать. А главное, больше никогда не желать этого.
Но, собирая силы в кулак, а мысли в кучу, он говорит:
— Всё в порядке, — фальшиво улыбается, старается. — Всё правда в порядке. Такое бывает. Просто давай дальше быть друзьями, хорошо? Я разлюблю тебя, обещаю, — руки трясутся, а глаза бегают по лицу Минхо, собирая потерянные созвездия. — Я не хочу терять такого замечательного друга, как ты, Хо. Хорошо?
Минхо молчит, а Хану страшно.
— Хорошо, — кинжал воткнулся прямо в глотку. И тихий океан ледяной крови растекается по хрустальной шее.
И вновь фальшиво улыбаясь глазами полных стеклянных слёз, Джисон встаёт. Он собирает всю грязную посуду в комнате и идёт на кухню. Роняя солёные кристаллы на тарелку с вишнёвым пирогом.
Он останавливается около раковины, тихо ставит посуду. И уперевшись руками о столешницу, плачет. Горькие слёзы обжигают щёки. А дыхание рвано пытается вырваться громкими криками. Но затыкая рот руками, Хан тихо плачет в одинокой пустоте. Грудь его истерично поднимается вверх, грозясь переломать все рёбра. Вокруг нет ничего и никого. А любимый человек отказался от его чувств. Внутри бушует тихий океан. И дыра в сердце, что давно вышла за пределы вселенной.
Джисон идёт в ванную. Умывается. Глаза красные и чуть опухшие от слёз. Он часто дышит. Успокаивая внутри бушующий ураган невзаимных чувств. А после уходит в комнату. Минхо сидит на кровати. Он встречает его потерянным взглядом, а Хан улыбается, словно ничего не произошло. Словно момента с признанием и поцелуем никогда не было. Всё это просто приснилось. А может, это бред больного воображения. Да, Хан Джисон болен. Болен Минхо.
Только вот у Джисона внутри всё сводит. Потому что Минхо рядом, но в то же время так далеко. Они в одной комнате, и ничего не стоит просто обнять его и рассказать, как на самом деле Хану очень больно. Может быть, Минхо бы понял. Хотя, скорее он пожалел бы его из жалости, а после, оборвав все связи, стал вновь обычным одноклассником Ли Минхо. И заколки бы он выкинул. выкинул прямо в дыру в сердце Джисона.
Хан думает о том, что у него кто-то может быть, поэтому Хо так отреагировал. Но это не его дело. Они просто одноклассники. Минхо просто репетитор. А Джисон просто друг. Один из многих. И пусть Хан знал, что у Минхо никого нет, но он ведь мог просто соврать, верно?
Мысли крутились стервятниками вокруг Джисона. Они выклёвывали мысли прямо из черепа.
Для Джисона настал настоящий конец. Он, переодевшись, выключил свет и лёг на пол. Чувствуя, как вновь слёзы текут на подушку.
— Спокойной ночи, Хани, — шепчет так сладко, но так виновато, Минхо.
И слова его бьются отчаянием где-то глубоко в лёгких. Разрезая их стенки, чтобы Джисон, наконец, смог умереть.
— И тебе спокойной ночи, Хо, — дрожащим голосом Хан отвечает.
Хочется забыться. Хочется вернуться в то время, когда всё было хорошо. Сейчас тоже всё хорошо, если не считать дыру, что жрёт Джисона изнутри. Но так хочется вернуться назад. Отказаться от помощи Минхо. Джисон хочет, чтобы всего этого не было. Ни боли, ни страха. Ни любви.
Этой ужасной любви, что приносила отравленное счастье.
И засыпая в беспокойных мыслях, солёные волны тихого океана высохли на ланитах Джисона.