Легенды Ледяных Земель | ВИГУКИ

Чонгонан, Сунсухан

Негромкий стук каблуков разбавлял тишину длинных темных коридоров.

Тэхен спешно шел вперед, крепко сжимая тонкими пальцами теплый плащ у карманов, и хмурился, нервно кусая губы.

Он точно знал, что Мину заседает в своем кабинете после очередного долгого разговора с Чонгуком, и сам омега уже дал старику достаточно времени на то, чтобы обдумать все свои неверные решения, которые он так тщательно скрывал от посторонних глаз. Письма от родных в руках Тэхена так и не оказалось, а юстициар продолжал вести себя так, будто ничего и не произошло, словно и не было никакой весточки от семьи младшего короля, словно они забыли его, стоило лишь ему перешагнуть порог отчего дома и отправиться во дворец.

Чего мужчина этим добивался, Тэхену было не понять. Но одно он понимал точно: если старик продолжит столь пренебрежительно вести себя с ним, с Тэхеном, в отсутствии мужа жизнь Тэхена под регентством юстициара превратится в сущий Ад.

По натуре своей мягкий, быть может, даже кроткий омега никогда не позволял бы себе подобных разборок со старшими. Но папа был прав — здесь, в королевском дворце, либо кусаешь ты, либо же кусают тебя. И Тэхену совсем не хотелось становиться агнцем, которого можно закидать камнями, за спиной которого не так уж сложно плести интриги. Быть может, он еще не укрепил свои права на корону ни наследником, ни исполнением государственных дел, а все-таки советники и уж тем более дворяне, королю не ровня, и вести себя с ним они должны соответствующе.

Омега остановился у высоких дверей с позолоченными ручками, окинув хмурым взглядом стоящих у двери стражников, и, немного замявшись, вскинул подбородок, сделав свое лицо настолько горделивым, насколько был способен.

— Сообщите Господину Советнику о моем приходе, пожалуйста! — громко и уверенно произнес он, однако голос его совсем слегка дрогнул в самом конце, а заметив, что стражники переглянулись меж собой, не спеша открыть дверь, поднял подбородок еще выше, нахмурив брови. — Я должен повторить свой приказ?

Омега всем своим видом давал понять: шутить с ним не стоило.

Один из мужчин все же коротко поклонился и скрылся за тяжелой дверью из черной древесины, а уже через минуту вновь выглянул наружу и, встав на свое место, приоткрыл для омеги дверь.

— Прошу, Ваше Высочество.

Тэхен, не удостоив стражников ни единым взглядом, уверенно прошел в помещение и огляделся. Высокие потолки с позолоченной лепниной, большой и узкий стол, столь длинный, что бумаги располагались на нем стопками, одна за одной.

Омега готов был поклясться перед всеми Богами, что за этими стопками он бы и не увидел юстициара, но старик, кряхтя, поднялся с места и, выйдя из-за стола, низко поклонился, как подобало по этикету.

— Доброго вечера, Ваше Высочество. Надеюсь, наш повод для встречи был действительно веским, ведь младшему королю не пристало заходить к кому бы то ни было в столь поздний час.

Тэхен шумно выдохнул и, мысленно подбодрив себя, подобно Чонгуку сложил руки за спиной. Когда его муж говорил о чем-то серьезно, он всегда принимал подобную позу, и Тэхену казалось, что и ему этот маленький жест придаст того же величия, каким пылал Чонгук, стоило лишь ему сделать нечто подобное.

— Повод действительно важный, Мину, — кивнул Тэхен и остановился у одного из стеллажей с кучей документов. Он оглядел его, провел пальцами по скопившейся на одной из нижних полок пыли, и вновь взглянул на мужчину.

Юстициар неотрывно наблюдал за ним, щурясь.

— Я имел неосторожность упомянуть о том, что моя семья уже долгое время не присылала мне весточек, — начал он, а, судя по тому, как взметнулись брови Мину, подобного разговора альфа не ждал, — Его Величество спросил у меня, прочел ли я письмо от своих родных, пришедшее уже столь давно, что он и сам запамятовал об этом. Но письма не было. Мой супруг сказал, что именно вы, Мину, должны были передать мне его.

На лице юстициара мелькнула растерянность, но она довольно быстро сменилась вполне искренней улыбкой, доверия к которой у Тэхена более не было.

— Ну конечно, Ваше Высочество! Боги, а я все никак не мог вспомнить, что же такое важное вылетело из моей старой головы! Конечно, письмо из Северной Крепости для вас, Ваше Высочество!

Мину сел за свой стол и, раскрыв один из ящиков, принялся перебирать внутри него свитки, пергаменты, какие-то записки. Да уж, если бы Тэхен держал что-нибудь в подобном беспорядке, он бы не только про письмо забыл, но и про все, чему не повезло оказаться в этом ящике. И это на мгновение заставило его усомниться в своих подозрениях. Ведь Мину и правда был довольно стар, нет ничего удивительного в том, что он позабыл передать Тэхену письмо.

— Вот оно, Ваше Высочество!

Мину подошел к Тэхену, держа свиток двумя руками, и передал его младшему королю.

— Еще раз прошу прощения за то, что не отдал вам письмо вовремя, запамятовал. Сами понимаете, времена трудные, Ваше Высочество, много плохого сейчас происходит.

Взгляд омеги зацепился за печать. Сломанную и неуклюже восстановленную печать дома Ким, в котором Тэхен родился и вырос. Может быть, для эльфа, который видел такую печать, все было в порядке, но Тэхен уж точно уловил несколько мест, где следы восстановления печати были крайне заметны. Однако вида он не подал.

— Благодарю, Мину.

Мужчина ответил Тэхену легким кивком головы.

Омега, не желая задерживаться здесь более, уже собирался выйти за дверь, но остановился и вновь повернулся лицом к юстициару.

— Вы знаете, я все же хочу, чтобы мои письма гонцы приносили прямиком мне. Чтобы впредь не повторилось ничего подобного. Все-таки вы юстициар, у вас наверняка и без этого уйма дел, верно? Не хочу более вас напрягать, так что отдайте, пожалуйста, распоряжение об этом.

Не дожидаясь ответа мужчины, Тэхен сам открыл дверь и вышел из кабинета Мину, и только сейчас улыбка покинула его губы, уголки которых строго опустились вниз.

Неприятный осадок от мысли, что Мину сломал печать и прочел письмо от родных, скопился горечью на языке. Как он посмел сделать подобное? Прочесть письмо, которое назначалось не кому-нибудь, а младшему королю, который по статусу в любом случае выше юстициара. Подобное неуважение к монарху... да где это видано? А уж после того, что Мину посмел сказать Чонгуку касаемо его власти, ситуация была особенно отвратной.

Тэхен вошел в свои покои, где, как обычно, крутились Менвон, Йенсен и Менсу. Они разложили на постели одеяния, развели огонь в камине, окурили покои благовониями, и вот теперь зажигали свечи в покоях младшего короля. Но, увидев его, все трое поклонились, останавливая свою работу.

Все чаще и чаще Тэхен перемещался по замку совсем без них, ведь дороги ко всем нужным местам и кабинетам он уже выучил.

— Менсу, подай мне чай, пожалуйста. Менвон и Йенсен, вы можете отдыхать.

Двое омег из Северной крепости, ставшие за время пребывания в замке более спокойными и покладистыми, покорно поклонились и оставили Тэхена наедине с Менсу.

Но говорить с ним Тэхен не спешил. Ему хотелось бы прочитать письмо из дома, узнать, что написали ему родители, какие новости они рассказали. Нужно было предупредить их о том, что происходит в отношениях с Наянсыком, тем более, Чонгук дал на это свое позволение. Крепость находится так близко к границе... наверняка она будет первым оплотом на пути армии светлых эльфов, если те все-таки решатся напасть.

— Вы выглядите уставшим, Ваше Высочество, — осторожно заметил Менсу, поднося чашку с чаем к столику у кресла.

— Я хотел поговорить с тобой о Мину, — честно и действительно устало произнес Тэхен, глядя слуге в глаза.

Омега неожиданно неловко, словно вздрогнув, поставил фарфоровую чашку и блюдце на столик, отчего те звякнули, и поспешил сцепить руки замком, чтобы скрыть дрожь в них. Он не имел права выдавать себя. Ради своего папы он не имел права этого делать. Если Тэхен прознал правду о том, что именно Менсу передавал юстициару различные сведения о младшем короле, они оба пропали.

— Конечно, Ваше Высочество, в чем дело?

Тэхен слегка прищурился, бросив взгляд на руки омеги, и еще плотнее поджал губы. Что-то здесь не то. Нет, явно не то, ведь и сам Тэхен будучи дитем, в попытках неумело лгать вот так складывал перед собой дрожащие руки.

Омега тихо вздохнул, удобнее устроившись в кресле, не спеша начинать разговор. Подбирая слова, он перехватил пальцами ушко фарфора, но чашу так и не взял. Отчего-то нахмурился еще сильнее, наконец положив письмо на столик рядом с чашкой, прекратив держать его в руках.

— Ты знаешь, что это за письмо? — поинтересовался он. Слуга прикусил губы и, даже не скосив взгляд в сторону свитка, поспешно замотал головой.

Да они что же здесь все... Издеваются над ним?!

Огонь свечей вспыхнул ярче, задрожал, хоть в покоях и не было сквозняка. Тэхену захотелось сразу бросить письмо в огонь камина. Но все это эмоции, и, силясь успокоиться, младший король тихо выдохнул.

Нужно взять себя в руки, иначе случится страшное.

— Этот свиток мне лично в руки должен был передать Советник Мину, однако письмо на долгие месяцы застряло в кабинете среди ненужного хлама в полке его стола, — заговорил Тэхен, не отводя взгляда от омеги, который с каждым словом, казалось, сжимался все сильнее, силясь превратиться в невидимую глазу крупицу пыли, а то и исчезнуть вовсе.

— С каждым днем он становится все невыносимее, видят Боги, я желал мира каждому эльфу, который проживает в этих стенах, и мне больно знать, что среди них есть те, кому не по нраву моя близость с моим же собственным супругом. Разве же я провинился в чем-то перед советом?

— Я не посмел бы даже так подумать, Ваше Высочество, — совсем тихо, слабо дрогнувшим голосом прошептал Менсу.

Тэхен, нахмурившись еще сильнее, чувствуя, как омега перед ним отчего-то блеет, словно барашек, которого вот-вот пустят на мясо. Разве же будет невиновный столь странно вести себя перед тем, кто ни разу не сказал плохого слова в его адрес?

— Ты — нет, но отчего же ты уводишь взгляд, стоит только свитку появиться в твоем поле зрения? Взгляни же, — Тэхен снова взял и протянул свиток омеге. — Ты скажешь, что не видел его в руках господина юстициара? Ты что-то скрываешь от меня? А если нет, отчего же ты так дрожишь? Может, и ты сомневаешься в решениях собственного короля?

Тэхен замолк и крепче поджал губы, заметив, что плечи омеги и правда задрожали, а сам он почему-то отвернул в сторону голову и отвел взгляд. Встревоженный и испуганный.

Он и сам растерялся от собственных столь страшных слов, будто и не он говорил это вовсе, а какой-то другой Тэхен, под воздействием гнева которого пламя в камине взмыло вверх, а пара свечей зашипели, потухнув.

Омега растерянно выдохнул, отпустив подлокотники кресла, которые сжал слишком уж сильно. Необходимо было успокоить бушующую в его груди бурю, как вдруг слуга, сорвавшись на рыдания, со стуком рухнул на колени, кланяясь в самый пол.

— Ваше Высочество, я никогда не хотел вам зла! Молю Вас, выслушайте меня всего один раз!

«Неужели и он тоже?..» — прозвучал в мыслях омеги болезненный вопрос.

— Говори.

— Мой папа, он при смерти, Ваше Высочество. Да будут милостивы Боги, и он переживет зиму, ведь по весне ему всегда становится легче. Прошу, Ваше Высочество, поверьте, мне и самому тошно от всего, что я сделал. но у меня не было выбора. Если бы я отказался, Мину... он грозился выгнать моего папу, ведь тот не может более работать и служить господам.

Губы Менсу задрожали, из глаз бежали горькие слезы сожаления, он не осмеливался поднимать на омегу взор, низко склонил голову, да настолько, что вот-вот коснется лбом начищенного ковра.

— Что ты сделал, Менсу? — устало спросил Тэхен.

Слуга не смог ответить сразу. Он совсем разрыдался, прикрыв рот рукой, не смог сдержать эмоций и бесконечного стыда. Они смешались и болезненно выходили наружу. Жаль только, что Менсу не чувствовал никакого облегчения, ведь... только Богам известно, что сделает с ним и его несчастным родителем младший король, как только узнает о предательстве.

— Говори же, — поторопил правитель.

— Мину заставлял меня... шпионить за вами. Я доносил ему о том... какие книги вы читаете, чем... чем вы интересуетесь, как проходят ваши уроки с наставником Донгилем. Я должен был... иначе он выбросил бы моего папу на улицу, Ваше Высочество, я...

— Уйди прочь.

Тэхен и сам от себя не ожидал, что его голос может быть столь обжигающе холодным. Ему и самому стало жутко, но он не показал этого слуге, которому пришлось послушно подниматься и, не смея разогнуть спины, плестись к выходу, оставляя младшего короля в одиночестве.

Вынув тяжелое украшение из своих волос, Тэхен отбросил его на соседнее пустое кресло и устало потер виски.

Что же это такое творится? Они на пороге войны с Наянсыком из-за какого-то глупого недоразумения, злого заговора, организованного неизвестно какими силами, юстициар позволяет себе шпионить за младшим королем и вместе с тем смеет спорить с решениями старшего, демонстрируя и открыто говоря о том, что его решения ставят власть верховного правителя страны под сомнение, хотя сами Боги выбрали его? Как их страна вообще оказалась в такой пропасти?

Разумеется, должно быть, это не самое страшное, что может быть с Чонгонаном, но ведь еще совсем недавно все было хорошо. Или нет? Может быть, Тэхен за всеми этими переменами, нахлынувшими чувствами и учебой просто не замечал, сколь глубоки проблемы их государства?

Но в нескольких вещах он был совершенно уверен: во-первых, ему следует увидеть папу Менсу, чтобы хотя бы убедиться в его существовании, а во-вторых, прежде, чем принимать решение относительно Мину и Менсу, ему обязательно следует посоветоваться с Чонгуком. В конце концов, мужчина вырос в этом замке, он наверняка смыслит во всех этих придворных хитросплетениях больше Тэхена. Да и о том, какого регента он собирается оставить на своем троне, Чонгуку знать просто необходимо.

***

Бьёкан, Гонсонхан

Громкая музыка сазовМузыкальный инструмент, похожий на лютню. звучно сливалась со звуками нагараВид двустороннего барабана., бубнов и звонким смехом омег.

Сокджин, восседая на по-настоящему огромном ложе, внимательно наблюдал за тремя танцующими перед ним омегами в прозрачных зеленых одеяниях, потянув пухлые губы в улыбке, и щурился от дыма, выходящего из трубки, что каждые несколько секунд касалась его губ.

— Еще одну, Ваше Величество, иначе вино ударит Вам в голову прежде, чем мы успеем дойти до ваших покоев, — тихо хихикнул красивый омега, перекинув через плечо ярко зеленую копну волос, и, потянувшись, положил в рот своего правителя ягоду винограда, тут же оплетая руками крепкий торс и устраиваясь позади. Так обнимать короля было куда удобнее.

Руки фаворита заскользили по груди альфы под тяжелые золотые украшения с россыпью драгоценных камней, по его плечам, легко разминая, в а следующую секунду он недовольно нахмурился, когда стоящий рядом с ними слуга чересчур сильно махнул опахалом, раздув его аккуратно лежащие на плече волосы.

— Вот же... — тихо шикнул омега, но вмиг замолк, стоило лишь Сокджину недовольно поморщиться и махнуть в его сторону рукой.

— Ты желаешь испортить мне настроение с утра пораньше? — поинтересовался он у омеги, и тот, мгновенно поубавив спесь, сел на колени, виновато опустив голову.

— Простите, Ваше Величество, — только и пробормотал он, а Сокджин тихо вздохнул и кивнул ему в сторону других омег, сидящих невдалеке от королевского ложа прямо на полу в горе цветастых подушек.

— Поди к ним. Дай мне отдохнуть.

Перечить омега не посмел. Послушно поднялся на ноги, поклонился владыке и прошел в указанную ему сторону, осторожно ступая босыми ступнями по мягким коврам.

Сокджин прищурился, глянув ему вслед, и негромко хмыкнул. Распустил этого мальчишку, разбаловал поездкой в Чонгонан, позволив ему надумать невесть что. Он прекрасно знал, что на прошлой неделе именно благодаря его фавориту в одном из залов гарема нашли повешенного мальчишку, будто бы тот влез в петлю сам. А около месяца назад один из бывших фаворитов по такой же «счастливой случайности» запнулся о собственные ноги и рухнул с балкона второго этажа посреди ночи, каким-то чудом перевалившись через перила, что доставали ему до самых ребер.

Альфа стряхнул курительную смесь из трубки в золотую резную пепельницу и молча передал трубку слуге, стоявшему по правую руку от него. Сокджин не знал ни его имени, ни возраста, и, если быть честным, ему было плевать. Присматривать за слугами и отличать одно лицо от другого среди великого множества — задача вовсе не властителя. Для этого у Сокджина были приближенные подданные.

— Как увидишь Садахама, передай ему, чтобы приготовил для Киема приданое, — бросил он в сторону все того же безымянного слуги, который поспешил перехватить трубку из рук владыки и низко поклониться ему, — и пусть отдаст его на выданье в течение недели. Плевать за кого.

Сокджин поставил на колено локоть, забросив в рот свою любимую ореховую сладость, и, достав из-за пазухи бледно-зеленый платок, улыбнулся омеге, вышедшему в танце вперед. Он красиво извивался, не сводя с короля своего пристального взгляда, иногда игриво задевая пальцами прозрачный, украшенный золотой тесьмой платок на нижней части своего лица. Словно вот-вот сорвет его, но не делал этого, дразнил.

Альфа не видел, как в глазах его нынешнего фаворита, кажется, ломались целые миры, и только он собирался бросить платок к ногам пока что неизвестного ему омеги, как дверь в зал раскрылась, и внутрь вошел верховный советник.

Музыка умолкла по мановению руки Сокджина, и все тут же засобирались прочь.

Не будь дело важным, Гвасон бы ни за что не позволил себе такую вольность.

Мужчина поклонился, дожидаясь, когда все покинут небольшой торжественный зал, а когда дверь закрылась за последним из омег, встал ровнее и шагнул ближе.

— Надеюсь, у тебя был действительно веский повод прервать все это дело, — тихо фыркнул Сокджин, небрежно указав ладонью на пустой от лишних глаз и ушей зал.

Гвасон тихо вздохнул. Как верховный советник, особенно приближенный к властителю, он как никто другой знал, что Его Величеству особенно сильно нужно время от времени расслабляться вот на таких празднествах. Тем более, они были редкостью в этих стенах.

— Письмо из Чонгонана с красной тесьмой и королевской печатью, — оповестил он.

Сокджин заинтересованно вскинул брови. Каждый король знал, что значит красная тесьма на подобных свитках, дело было действительно важным.

По кивку головы короля Гвасон разломил при мужчине печать и, раскрыв свиток, принялся читать вслух.

— Ваше Величество, Сокджин, я обращаюсь к тебе как к союзнику, занимающему издревле и неизменно нейтральную позицию во всех спорах и склоках. Произошло чудовищное недоразумение, заговор, распутать который мои приближенные оказались не в силах. Темные эльфы из королевской стражи пересекли границу с Наянсыком и устроили покушение на светлых правителей. Разумеется, я немедля написал им письмо с извинениями и обещанием провести тщательное расследование, наказать всех виновных, но вот уже почти неделю ответа мне так и не последовало. Я опасаюсь, что наш хрупкий мир был окончательно разрушен чьей-то жестокой рукой. Посему прошу тебя соблюсти нашу договоренность и укрыть в своих стенах моего брата, наследника престола, а также выслать в наши края военных лекарей. Пусть Наянсык ответил на мое письмо молчанием, боюсь, в этот раз нам не избежать войны. С благодарностью за поддержку и надеждой на скорую встречу, Чон Чонгук.

Гвасон свернул письмо и передал свиток в руки своего короля. Он наблюдал за тем, как король сам пробегается глазами по письменам, как будто бы ему нужно было самому удостовериться в том, что его советник все верно понял.

— Пошли за Пенхва, — нахмурив брови, велел Сокджин, продолжая перечитывать одни и те же строки.

Да, действительно, в том, что будет война, сомнений не оставалось.

— Ты должен написать письмо и как можно скорее направить его в Сольджикан. Напиши, что мы приютим у нас наследника Чонгонана, а также соберем небольшой отряд из военных лекарей и направим его в Чонгонан. И в Наянсык, но об этом, разумеется, писать не стоит.

Сокджин усмехнулся и качнул головой. Темные и светлые эльфы, как лед и пламя, все не могут примириться меж собой. Им тяжело принять разницу культур, разницу вкусов и порядков. Даже если мир между ними устанавливался, всем было понятно, что он не продлится долго. В лучшем случае — сто-двести лет.

Но владыка лесных эльфов не унывал. Да, кто-то из его военных лекарей будет вынужден погибнуть в войне, к которой они не имеют никакого отношения, и все-таки Бьекан всегда выуживал из этих конфликтов и ссор прибыль для своей казны, которую направлял на благие дела: постройку школ, больниц, приютов. Что ж поделать, если для всего необходимо золото?

В зал вошел Пенхва и низко поклонился королю, но заговорить первым не смел. Он ведь не верховный советник, лишь обычный министр, с которым Сокджин напрямую общался довольно редко.

— Пенхва, у нас хорошие разведчики? — поинтересовался он, передав письмо Гвасону.

Министр военного дела, так и не разогнувший спины, немного растерялся. Как ему ответить на это? Скажет «нет», ему тотчас же голову с плеч снимут за то, что плохую армию содержит. А скажет «да»? Наверняка разведчики в чем-то провинились, иначе к чему королю вызывать его к себе и задавать подобного рода вопросы?

— Хорошие, мой Владыка, но порой у всех бывают промахи, — уклончиво ответил мужчина, в надежде, что такой осторожный ответ сохранит ему жизнь и позволит вернуться вечером в свой дом. Но прежде, конечно, наказать всех, кто со своей службой не справился.

— Промахи? У твоего правителя они тоже бывают?

То ли Сокджин веселился, то ли Пенхва всерьез грозила опасность из-за ошибки, о которой он даже не подозревал.

— Простите, Ваше Величество, я совсем не это имел...

— Мне пришло письмо из Чонгонана, — не желая слушать оправдания, Сокджин перебил министра, — в котором говорится о том, что кто-то путем заговора и обмана организовал покушение на королевскую семью Наянсыка. О, я даже не сомневаюсь, что это дело рук Бимиля. Но знаешь ли ты, Пенхва, что наша страна стоит на пути Бимиля? Свежи ли в твоей памяти воспоминания, в которых я наказал тебе крайне внимательно наблюдать за границей Бимиля? Каким таким образом, скажи мне, они смогли пройти мимо всех нас и добраться до Чонгонана? И не просто в страну забрались, а дошли до самого королевского дворца, Пенхва?

С каждым новым вопросом министр становился все растеряннее, а его голова склонялась все ниже и ниже. Что ответить своему властителю на все это, министр просто не представлял.

Пенхва рухнул на колени перед троном и, осторожно взяв одеяния, приложился к ним лбом.

— Простите меня, Владыка. Позвольте мне исправить эту оплошность. Позвольте мне направиться к границе, чтобы поговорить с разведчиками и наказать виновных. Позвольте мне разобраться в этом, Ваше Величество!

Сокджин хоть и не был доволен, но кивнул.

— Отправляйся немедля, Пенхва, и помни, что третьего шанса у тебя не будет.

Поднявшись на ноги и склонившись в низком поклоне, мужчина, пятясь спиной вперед, медленно вышел из зала, в котором совсем еще недавно было так весело и радостно, а теперь вот сыпались угрозы казни и смещения.

Гвасон подошел ближе к королю и поклонился.

— Я отдам распоряжение, чтобы наследнику Чонгонана подготовили покои, Ваше Величество. Судя по письму, он вот-вот прибудет к нам.

Сокджин кивнул и вновь раскрыл письмо. Вдруг он пропустил какое-нибудь тайное послание от Чонгука? Но нет, кажется, ничего подобного не было.

— Подготовь. Нужно оказать ему радушный прием и поддержку. И напиши ответ. Скажи, что мы укроем у себя наследника, а также выполним все свои обязательства перед Чонгонаном и Наянсыком тоже. Так и напиши. Пусть не думает, что я его сторону в этой бессмысленной резне занял. Мне выгода и процветание для собственного народа дороже любой войны. Пусть не забывают об этом.

Гвасон кивнул, и после недолгого молчания, поклонился Сокджину и покинул его, чтобы поскорее выполнить распоряжение.

***

Наянсык, Сунсухан

Треск огня в камине разбавлялся тихим, едва слышным шепотом.

Чимин проговаривал слова молитвы, осторожно расправляя складки теплого тканого ворота под облегченным белоснежным доспехом своего мужа, мягко проводил пальцами по резным узорам и не смел поднять к его лицу взгляда. Не сейчас, не тогда, когда просит Богов уберечь его от гибели и любой другой напасти.

Юнги наблюдал за ним из-под опущенных ресниц, смотрел на то, как шевелятся пухлые губы, как совсем слабо подрагивают нежные, ласковые лишь для него и их детей руки. Чувствовал, как его смелого, сильного супруга сковывал страх.

— Синамри, великий Бог войны, даруй ему силу и отвагу, чтобы защитить наши светлые земли, наполни его сердце миром, чтобы он вернулся ко мне живым и невредимым. Пусть твой божественный свет сопутствует ему в каждой битве. Молю тебя о защите и благословении, и пусть свет твой направляет моего мужа и его святейшее войско во тьме войны, — Чимин тихо выдохнул, приложился лбом к плечу мужчины и замолк.

Юнги поднял руку, коснулся ладонью спины омеги и чуть крепче прижал его к себе, коснувшись губами виска.

В комнате значительно похолодало, и он совсем тихо усмехнулся.

— Я вернусь к тебе, ты же знаешь, Свет мой, — шепнул он, и омега, немного отстранившись, закивал.

— Знаю, но страх от этого не уходит, Юнги, — он ответил так же тихо, боясь нарушить эту идиллию, и протянул ладонь к его щеке.

Одной ночи было мало на прощания, все произошло слишком быстро. Всего неделю назад на них напали, а вот уже сейчас его муж стоит перед ним, облаченный в походный доспех. Из головы все не шли картинки того ужасного сна, и каждую ночь они напоминали о себе с новой силой, становясь ярче, отчетливее, до дрожи во всем теле жуткими. Он так давно не спал спокойно, что под глазами залегли тени, а каждый прием пищи застревал в середине глотки, заставляя откладывать еду на потом. Еще никогда Чимину не было столь же страшно, за исключением того дня, когда гроб с его первенцем опускался в промерзшую землю.

— Дети ждут, — проговорил альфа, — скоро нужно будет выдвигаться. Нам пора идти.

Омега закивал. По традиции, как только Юнги облачался в облегченный доспех, они должны были отужинать в кругу семьи, и лишь после альфа смог бы покинуть стены королевского дворца.

Чимин крепко сжал его ладонь в своей, сплел пальцы, что было совсем уж непривычно, но держать его руку иначе он попросту не мог и не хотел. Не в этот раз. Не время думать о приличиях.

Из покоев они вышли молча. Слуги примкнули к ним, но никто не обратил на них внимания, никому из королей не было дела до посторонних. Сейчас, шагая по белому мраморному полу, они, держась за руки, молчаливо прощались друг с другом, даже если у них было еще немного времени, чтобы побыть рядом.

Сытный ужин в дорогу должен быть у любого воина. Так они набирались сил для грядущих битв и сражений, задабривали великого Синамри, угощая и его всевозможными яствами.

Сегодняшний ужин королевской семьи проходил в тишине. Чимину есть не хотелось совсем, но ради своего мужа и его скорейшего возвращения он поглощал кусочек за кусочком, запивал еду вином в надежде, что хмельной напиток уймет терзания сердца и разума, позволит не заледенеть в холодной постели. Теперь он будет одинок в ней.

Тиен и Тоюн то и дело смотрели на отца, но ни один из них так и не осмелился сказать и слова. Только когда мужчина поднялся, юный омега бросился к отцу в объятия и горько заплакал на стальные доспехи, скрывающие грудь и сердце от вражеских мечей и стрел.

— Ну тише. Вот увидишь, я совсем скоро вернусь, Тиен, — поспешил утешить его мужчина.

Чимин украдкой смахнул проступившие слезы.

— Не уходи, отец... Неужели мало полководцев в нашем королевстве? — Тиен поднял на отца припухшие глаза. Он чувствовал на своих плечах крепкие руки, и это служило ему утешением, которого было, увы, недостаточно.

Юнги поцеловал сына в лоб и осторожно, дабы не нарушить его прическу, погладил омегу по затылку.

— Не пропускай молитв, Тиен, и я вернусь так скоро, что ты и соскучиться по мне не успеешь.

Тоюн, будущий наследник престола, который больше не рвался в бой, несмело и немного неловко подошел к отцу. Он не знал, как именно следует провожать его на войну, что говорить, можно ли обнять его или уже по возрасту юному принцу такое не полагается? Но распахнутые в радушном жесте руки отца сами на все вопросы ответили, позволили юноше обнять его, чтобы получить немного отеческой ласки, которой ему, если честно, очень не хватало.

Он не плакал, не говорил ничего, молился про себя и обнимал отца. А напоследок они посмотрели в глаза друг другу и все поняли. Одного взгляда было достаточно.

Король вновь подошел к своему супругу, взял его за руки и, склонившись, поцеловал каждую прохладную ладонь.

— Не проливай слез, Свет мой, оставайся сильным ради нашей страны и наших детей, а я вскоре вернусь с победой.

— Я буду защищать нашу семью, отец. Пока ты не вернешься, буду защищать папу и брата, — уверенно сказал Тоюн и своими словами заставил Юнги одобрительно улыбнуться.

Поцеловав мужа в лоб и обняв его на прощание, Юнги взглянул на обоих своих сыновей и, совсем нехотя отвернувшись, удалился. Ведь если их прощание затянется еще хоть на минуту, сердце альфы не выдержит. Никто не знал, сколь тяжело ему было видеть волнение в глазах мужа и страх потери в глазах его детей.

Но он совершенно точно вернется с победой из этой войны. Иначе и быть не могло.

***

Чонгонан, Сунсухан

Тихий звон хрусталя о серебряный поднос раздался в глубине небольшой, спрятанной от чужих глаз комнаты. Здесь, в своем тайном убежище, Чонгук сидел прямо на полу, на разложенной медвежьей шкуре, отпивая из хрустального кубка крепленый напиток.

Эта комната — одна из тех немногих, где он мог скрыться от глаз всех обитателей этого замка. Стоило лишь пожелать, и дверь в его кабинете, спрятанная за большими книжными шкафами, раскрывалась по мановению его рук, наизусть помнящих комбинацию из тех книг, которые стоило слегка потянуть за корешок.

Огонь в камине и многочисленные канделябры, зажженные лично королем, освещали стены, каждая из которых была расписана дорогой Бьеканской цветной краской. Целые миры, государства, невиданные острова — карты украшали эти стены, нарисованные рукой правителя Чонгонана.

Он начал роспись пятьдесят лет назад, но закончить ее так и не сумел, остановился на Землях Чудовищ, что располагались выше к потолку, который здесь, в этой комнате, был значительно ниже, чем во всем дворце.

Цветные краски стояли в небольших глиняных горшках, закрытых такими же глиняными крышками, кисти были хаотично разбросаны на дорогих бумагах, разложенных по каменному полу и коврам.

И ему бы сейчас продолжать расписывать стены, но Чонгук мог разве что с головой зарываться в отчеты, предоставленные ему Юджином.

Кто посмел напасть на королевскую чету Наянсыка? Кому это могло быть выгодно? Не подстроил ли это сам Наянсык, испачкав руки присланного в земли Чонгука министра?

Мужчина разочарованно шикнул, пропустил меж зубов крепкое, совсем не королевское словцо и раздраженно откинул в сторону еще один бесполезный лист бумаги, исписанный оправданиями.

Его рука запуталась в слегка взъерошенных, распущенных черных волосах, пока он сидел, а затем альфа расстегнул несколько пуговиц на своей рубашке, оголяя крепкую грудь. От раздражения становилось жарко. Не злиться на чертово проведение было просто невозможно, ведь этот инцидент грозил его стране войной.

Даже если они неустанно готовились к битве, если войска ежедневно тренировались так, словно завтра они выступят в поход, война — это смерть, ужас и разрушение, Чонгук ее не хотел. Отец всегда говорил, что нет ничего хуже войны, она разрушает семьи, отбирает жизни, опустошает казну, ее нужно избегать любой ценой, даже если придется поступиться своей гордостью. Чонгук этим и занимался все пятьдесят лет своего правления. Занимался столь усиленно, что не заметил крысы под своим носом, того, кому все-таки удалось стравить их с Наянсыком.

Могли ли это устроить лесные эльфы, пользующиеся доверием темного короля? Могли ли они, зная, какую выгоду извлекут из войны, подстроить покушение так, чтобы все подумали на темных? Могли. В теории, конечно, могли бы, но даже если в голове Чонгука мелькнуло подозрение, оно быстро потухло, ведь Сокджин был тем, кто много раз говорил с Чонгуком и настоятельно советовал ему избегать войны и конфликтов с северными соседями.

— В пекло, — шепнул король и отбросил бумаги в сторону.

Его взгляд зацепился за огонь, и он задумчиво уставился на пляску языков пламени. Тэхен застал короля именно в таком положении.

Омега знал о тайнике Его Величества, но они с Чонгуком условились, что он будет приходить сюда только в случае крайней необходимости. Она была, ведь Тэхен наконец-то нашел немного времени для того, чтобы рассказать Чонгуку о Мину, поведать ему о злодеяниях этого министра, самого приближенного к королю. Только вот задумчивый вид, тяжелое сосредоточение и усталость на лице короля заставили омегу передумать.

Чонгуку сейчас не до этого, а Тэхен... он справится самостоятельно. Он ведь король.

Опустившись за спиной мужа, омега нежно и расслабляюще погладил его плечи и обнял мужчину, полной грудью вдыхая запах его кожи и волос. Происходило слишком много плохого, но Чонгуку больше не обязательно справляться со всеми бедами в одиночку.

Они сидели в тишине, только дрова потрескивали в камине, выплевывая маленькие искорки. Подлетая вверх, они гасли, не успевая толком разглядеть комнату за пределами камина, не успевая насладиться свободой.

— Почему не пошел отдыхать? — тихо поинтересовался Чонгук, немного подвинувшись, отмерев наконец, чтобы Тэхен смог сесть рядом.

Омега пожал плечами, скидывая с ног туфли, и присел рядом с мужем, так же глянув на огонь в камине.

— Хотел сегодня поспать с тобой, мы ведь говорили об этом днем, — проговорил он, коснувшись губами плеча мужчины.

Чонгук не ответил. Обещание совсем вылетело из головы. Он опустил ладонь на ногу Тэхена, мягко огладив ее от колена до самого бедра, а затем и вовсе опустился вниз и улегся на колени омеги, подняв на него взгляд.

В янтарном взгляде отражались языки пламени. Чонгук готов был поклясться, что никогда и ни у кого, даже среди чистокровных королевских отпрысков, он не видел таких глаз. Словно там, в глубине радужки, в голове омеги, разрасталась настоящая огненная буря. Это манило, заставляло смотреть практически неотрывно. Если бы у Чонгука был выбор, любоваться огнем в камине или смотреть в глаза своего супруга, он бы однозначно выбрал его глаза. Ведь они сами являли собой самое настоящее пламя, такое же крепкое и жаркое, как и влюбленность Чонгука в этого омегу.

— Я слышал, — осторожно начал Тэхен, прерывая тишину и запуская пальцы в волосы мужчины, — что придворные шепчутся о наследниках. Мол... Если будет война, наследник поможет укрепить твое положение перед глазами простого народа и остальных приближенных.

Чонгук шумно выдохнул, все же отвернувшись, а его брови нахмурились.

— Мину вложил тебе в голову эту мысль? — поинтересовался он, но Тэхен лишь поморщился. О его недовольстве после этих слов сообщили искры огня в камине, и Чонгук тихо хмыкнул. Сила внутри этого омеги росла не по дням, а по часам.

— При всем уважении, но я бы не стал говорить о подобном с этим мужчиной. И вообще ни с кем, кроме тебя. Я слышу об этом и без его наставлений. Некоторые считают, что я бездетный. Что не смогу принести наследника стране. Меня не задевает это, — заметив, как еще сильнее нахмурился Чонгук, поспешил заверить Тэхен, — но я думаю о том, что... Если ты идешь мне на уступки, Чонгук, и задумываешься о наследниках сам, быть может, стоило бы...

— Я не стану делать своего ребенка гарантией верности подданных. Мне нужен будет наследник и сын, Тэхен, а не живое доказательство чего-то эфемерного черт пойми кому.

Чонгук привстал с колен омеги, чтобы опереться на локоть и вновь потянуться за хрустальным бокалом, чтобы отпить из него.

— А если бы я сказал тебе, что сам желаю подарить тебе дитя?

Слова Тэхена заставили мужчину замолчать, сесть ровнее и уставиться в сторону расписанных картами стен. Он задумался, разболтав алкоголь на дне стакана, и неоднозначно повел плечами. Он прожил много лет, видел, как растут чужие дети, думал, что однажды и ему будет необходимо создать новую жизнь. Ради себя, супруга, продолжения своей династии. Как бы сильно Чонгук не отмахивался от этой мысли, а продолжить род он был действительно обязан. Однако он искренне считал, что время еще не пришло.

Тэхен же покорно ждал ответа, не давил.

— Скорее всего будет война, Тэхен.

Ласковые пальцы погладили щеку, омега повернул голову Чонгука к себе, чтобы снова заглянуть в его глаза.

— Я понимаю. Но то, что происходит, заставляет меня задуматься об этом лишь сильнее.

Тэхен мягко улыбнулся и, словив ладонь Чонгука, прижал ее к своей щеке. Ему просто необходимо было прикасаться к нему, особенно сейчас, когда вокруг творится такое.

— Я не хотел детей так рано, а когда ехал сюда, боялся, что наследники будет первым, что ты потребуешь от меня, но ты этого не сделал. Но чем больше времени мы проводим вместе, чем лучше я узнаю тебя, тем сильнее я хочу познакомиться с тем, кто будет похож на тебя и на меня. Ты такой... невероятный. Не знаю, чем я заслужил тебя, Чонгук. Это волшебно, просто смотреть на тебя, зная, что мы принадлежим друг другу. День наполняется красками, стоит лишь нашим глазам встретиться.

Тэхен говорил тихо и искренне, глядя в глаза своему мужу. Его щеки алели, ресницы трепетали. Он признавался в чувствах кому-то впервые. Впервые влюбленность складывалась в столь красивые речи, хотя омега был искренне уверен в том, что он не мастак красиво говорить.

Не сдерживая порыва своих чувств, Чонгук притянул омегу к себе. Их губы встретились в крепком поцелуе, которого желали они оба, таком необходимом сейчас. Чонгук ведь чувствовал то же самое. Он желал весь мир бросить к ногам этого омеги, выиграть для него тысячу войн, открыть все неисследованные земли, одарить его самыми немыслимыми драгоценностями. Сердце тосковало, если его не было рядом, и не передать, на что Чонгук был готов, лишь бы Тэхен был счастлив.

Еще никогда и никто не пробуждал в нем таких чувств и желаний, никто не делал его таким счастливым. Больше не было острой потребности побыть в одиночестве, появилась острая потребность побыть рядом с ним. Поцеловать его, вдохнуть запах волос, расцеловать его тело.

Тэхен был таким хрупким и сильным одновременно: еще одно качество, которым Чонгук восхищался.

— Ты моя радость, Тэхен, — прошептал Чонгук в нежные губы. — Моя сила, мой свет. Знал бы ты, как тяжело на душе, стоит лишь представить, что придется покинуть тебя. Но если так случится, я хочу, чтобы ты знал, что я вернусь к тебе с победой. Прогоню врага с наших земель и невредимый вернусь к тебе, чтобы твои глаза не знали слез потери.

— Обещай мне, — тихо и горячо зашептал омега в губы мужа, и Чонгук, шумно выдохнув, кивнул.

— Обещаю.

Они поцеловались вновь. Крепко, страстно, срываясь с нежности на вспыхнувшую, как огонь в камине, страсть.

Тэхен опустился лопатками на шкуры, шумно выдыхая, завел руки над головой, позволяя мужчине перехватить свои запястья, потому что во власти этого эльфа ему не страшно было оказаться. Он принадлежал ему, как и его душа, его сердце и тело, и будет продолжать неустанно вверять себя ласковым крепким рукам.

Чонгук провел ладонью по стройному бедру, потянул завязки на штанах омеги, припадая губами к его шее, стягивая лишнюю одежду и позволяя Тэхену, освободив одну руку, сделать то же самое со своей расстегнутой рубашкой.

Одеяния одно за одним отбрасывались в сторону за ненужностью, поцелуи скользили по телам обоих, оставляя едва заметные отметины и влагу на коже.

Тэхен простонал, стоило лишь Чонгуку опуститься вниз и коснуться губами плоского живота. Кожа в одно мгновение покрылась мурашками, и он по неосторожности задел ладонью один из кувшинов у стены. Тара упала на пол с тихим стуком, проливая яркую желтую краску на камни, но никто из них не обратил на это внимание. Ладонь Тэхена зарылась в длинных черных волосах, сжимая их у корней, потому что чем ниже опускались губы его мужа по телу, тем сильнее ему хотелось большего, тем сильнее вспыхивали в его груди чувства.

Никому не было дела до того, что Тэхен испачкал краской волосы короля, а затем и его плечо. Глаза омеги закрылись, и он не мог видеть сделанного, а Чонгуку было плевать. Он заметил, что один из горшочков упал, но отрываться от мужа не спешил. Слишком преступно было обрывать его удовольствие даже на короткое мгновение.

А Тэхен, чувствуя, как сильно его бросает в жар, приподнялся и потянул короля к себе, чтобы поцеловать его и совсем позабыть об их титулах.

Сейчас границы стирались, не существовало между ними никакой разницы ни в возрасте, ни в статусе. Они становились простыми влюбленными, сгорающими от своих желаний и чувств, обыкновенными эльфами, теми, кому страшно покидать любимых.

Только Чонгук верил, что вернется, знал, что иного не дано. Он любого заставит сложить голову на их земле и вернется к этому омеге в объятия, чтобы снова вот так желанно поцеловать его, прижать к себе и раствориться в нем, потеряться. Хотя, кажется, Чонгук и без того был уже потерян.

Он позволил Тэхену перевернуться с ним, позволил омеге возвыситься над собой. Потому что невозможно было сопротивляться его чарующим глазам. Каждый раз, когда Чонгук смотрел в них, его сердце замирало, дыхание останавливалось и время замедляло свое течение.

— Я обронил краску и испачкал тебя, — хохотнул Тэхен, заметив, что его руки измазаны желтым.

Не сказав ни слова, Чонгук, усмехнувшись, окунул руку в алую, словно самое жаркое пламя, краску и провел пальцами по плоскому животу, расписывая кожу незатейливыми узорами, но сколь прекрасно это выглядело...

Не став противиться, омега замер, наблюдая за тем, как любимые пальцы рисуют на нем маленькое произведение искусства красным цветом, не вмешивался, не противился, наслаждался. Он Чонгуку все на свете позволить был готов.

Его губ коснулась улыбка, стоило лишь заметить, как на коже вырисовывается какой-то одному Чонгуку известный узор, и совсем тихо, нежно рассмеялся.

— Совсем не по-королевски, — шепнул он, склоняясь ниже, мягко целуя губы Чонгука, который поспешил обнять омегу за талию.

— Разве же король перед тобой сейчас? — спросил он, но Тэхен не ответил.

Он чувствовал, как смазка, стекающая меж ягодиц, пачкает кожу. Они занимались любовью этой же ночью, потому он не стал тянуть. Перехватил член мужчины пальцами и, выпрямившись в спине, осторожно и плавно опустился на него, не сдержав стона, прикрыв глаза.

Ресницы омеги затрепетали, когда он сделал первое движение, упираясь испачканными в краске руками в грудь мужа, и сделал первое движение бедрами, насаживаясь на него, кусая свои губы.

Ему было хорошо от одной лишь мысли, что Чонгук наслаждается не меньше его самого. И от того, что он больше не смущался смотреть на него, не стеснялся тонуть в золотых глазах, сверкающих от того же счастья и удовольствия, в объятиях которых был и Тэхен, тоже становилось потрясающе прекрасно.

Альфа сжал его бедра, помогая двигаться, оставляя след краски на бедре своей ладонью, но и до этого им больше не было дела.

Тэхен выглядел слишком красиво. Забываясь в наслаждении, он касался свободной ладонью своего живота, груди, волос, ласкал себя так, как его мог бы ласкать Чонгук, мешая желтую краску с красной, рисуя у своего сердца огненные всполохи. Такими сгорали они оба.

Золотой взгляд, потянутый поволокой возбуждения, неотрывно следил за мужем. Единственное создание в мире, к которому Чонгук способен проявлять самую настоящую жадность и алчность. Единственный, кто имеет над королем целой страны безграничную власть, выдыхая все новые и новые сладострастные стоны, двигался столь грациозно и изящно, так гибко, что хотелось застыть с ним, замереть в этом мгновении.

Но Чонгук продолжал двигаться навстречу, потому что остановиться был не в силах.

— Мне кажется, я без ума влюбился в тебя, — выдохнул он, приблизившись к лицу Тэхена, застывшего от столь пылкого признания. Ведь еще никогда в жизни никто не говорил ему подобных слов.

Впервые его кто-то полюбил.

— А я в тебя. Так сильно, дышать больно, когда ты не рядом...

Искренние слова, идущие из их сердец, из их влюбленных душ, связанных Богами и самой судьбой.

И снова жаркие поцелуи, ведь после таких признаний остается только целоваться и любить друг друга так, чтобы у любимого не осталось сомнения в словах и чувствах. Поэтому Чонгук целовал его крепко и желанно, поэтому его поцелуи не оборвались, даже когда он опрокинул омегу на мягкую шкуру и продолжил безумные движения их тел навстречу друг другу. Пусть Тэхен задыхается в этих ласках, в этом безумстве, в бесконечном поцелуе. Чонгук станет его дыханием, его силой, самой жизнью в его венах. Сколько же удовольствия было в том, чтобы сцеловывать протяжные нежные стоны, всхлипы, полные удовольствия.

Тэхен сжал его плечи, прижал его к себе так крепко, обнимая ногами бедра, словно желал стать с мужчиной единым целым. С каждым глубоким толчком, с каждым крепким движением голос омеги становился все громче.

Чонгуку хватило еще нескольких движений, чтобы он излился в омегу, прижав его бедра к себе, и почувствовав, как Тэхен оставляет следы своего удовольствия на его животе.

Они не отстранялись друг от друга, не размыкали объятий. Чонгук целовал его шею, плечи, слушая тихие, срывающиеся с губ стоны. Тэхен словно не мог вдохнуть и остановиться, растворяясь в неге наслаждения. Лишь через несколько минут все затихло, а тишина нарушалась лишь треском дров в камине, их дыханием и мягкими звуками поцелуев.

Тэхен удобнее улегся на шкурах, накинув на плечи лишь верхнюю часть своих одеяний, и, нежно улыбаясь, рассматривал расписанные стены кабинета. Пальцы Чонгука, лежащего позади, ласково оглаживали обнаженное бедро.

— Ты сам здесь все расписал? — тихо поинтересовался омега.

Чонгук утвердительно промычал в ответ.

— Расписываю понемногу. Времени на это катастрофически не хватает, — усмехнулся он, прижимаясь губами к обнаженному плечу.

— Хочешь, я помогу? — внезапно поинтересовался омега, а Чонгук, вскинув брови, тихо усмехнулся.

Да, он определенно видел, что Тэхен умел рисовать, но начертание карт это все же... было нечто иное. Сейчас перед их глазами, на стенах этого кабинета была работа долгих пятидесяти лет, кропотливая и скрупулезная, порой изменяющаяся с движением границ или после открытия чего-то нового.

Чонгук не успел ответить. Тэхен встал с места, поправив на плечах черную накидку, и, подхватив кисть, подошел ближе к стене, пытливо взглянув на Чонгука. Он словно ждал одобрения в глазах мужа, смотрел с каплей энтузиазма, а альфа, потянув уголок губ в улыбке, повел плечом.

— Делай, что пожелаешь.

— А если я что-то испорчу? — тут же спросил Тэхен.

— Значит, я все исправлю.

Омега расплылся в счастливой улыбке и, оглядевшись, нашел взглядом небольшой графин с водой. Он вылил воду в пустой хрустальный стакан и, пройдя ближе к стене, присел прямо у нее, там, где у пола еще не были закончены леса у Земель Чудовищ.

Омега осмотрел все краски, смешал нужный цвет в крышке от глиняного кувшина и, еще раз украдкой взглянув на мужа, сделал первый неуверенный штрих, затем еще один и еще.

Чонгук смотрел на него, кажется, не отрывая взгляда, а его губы улыбались сами собой. Его самый драгоценный, самый прекрасный омега, несмотря на грядущую разлуку, светился счастьем, заражал им и самого короля.

Никто и никогда не допускался до подобного, Чонгук дорожил каждой своей работой, в особенности этой. Но Тэхен и в этом стал для него первым.

В такой уютной тишине прошло еще около часа.

Чонгук, все же надев на себя штаны, вновь улегся на свое место, продолжая перебирать документы, но уже не чувствуя прежнего раздражения. Он был спокоен и внимателен, лишь изредка бросал взгляды на испачканного краской, почти обнаженного Тэхена, который с усердием прорисовывал на стене каждую мелкую деталь гор и равнин.

Он бы провел так всю ночь, до самого утра, но услышал громкий стук в дверь своего кабинета и отвлекся, отложив бумаги в сторону и нахмурившись.

Тэхен поднял голову, растерянно моргнув. Кто в такой час решился побеспокоить Чонгука, даже если тот находился в своем кабинете?

Видимо, случилось что-то, что не могло подождать до рассвета, потому Чонгук, поднявшись, набросил рубашку на свое тело и подошел к Тэхену, чтобы поцеловать его. После произошедшего, после того, как они признались друг другу в таких светлых чувствах, не было больше сил сдерживать свои порывы. Хотелось целовать его бесконечно долго.

— Подожди меня здесь, — попросил Чонгук.

Кивнув, омега погладил его по волосам и тихо хихикнул.

— У тебя краска в волосах. Не поворачивайся ни к кому спиной.

В таком виде король еще никогда не представал перед своими подданными, но делать нечего. Пришлось выходить.

Юджин, которого вид короля волновал в самую последнюю очередь, низко поклонился правителю и протянул ему свиток с печатью командующего пограничными войсками.

— Прошу меня простить, Ваше Величество, за беспокойство в такой час. Гонец только что доставил для вас это срочное известие.

Чонгук, ничего не спрашивая, забрал письмо из рук министра и, выдохнув, сломал печать. Срочное известие с границы... такое не предполагает хороших новостей, ведь их никогда не сообщают срочно. Шелест бумаги нагнетал сильнее, чем молчание обоих, но вытянутые в тонкую полоску губы короля сказали все без слов.

— Они пересекли нашу границу со стороны Туманного Леса, — тихие слова были подобны грому.

Счастье, окружавшее двоих всего лишь мгновение назад, рассыпалось и утекло, словно песок сквозь пальцы, ведь прямо сейчас, этой холодной снежной ночью, король с белыми волосами, вынув свой меч из ножен, направил оружие в сторону выстроенного темного войска. В его глазах плескалась ненависть к этому народу, к их королю, поступившему не лучше помойной крысы, напав на его семью. Губы скривились в отвращении. Он уж точно восстановит порядок, в том виде, в каком он должен быть, напомнит всем светлым эльфам, почему темных никогда не должно быть на их земле. Но для этого нужно выиграть войну.

Завывание ночной метели и затянувшееся молчание прервала громогласная команда короля Наянсыка.

— В бой!