20
Сегодня, поднявшись с постели и откинув в сторону сотканный из тонкого кружева полог, Селеста невидящим уставилась на лежащий на тумбочке листок. Девятое сентября. День ее рождения.
Селеста повернула голову к окну, но погода там ни на йоту не изменилась. На территорию поместья не проникал ветер, здесь никогда не шел дождь и не собирались в небесах темные тучи. Не было даже обманчиво-яркого солнца, что в сентябре уже почти не грело. А где-то там оно наверняка сверкало, как и каждый год, люди на улицах плотнее кутались в пальто и натягивали шляпки до самого носа. Быть может, матушка, как и обычно, грелась дома у камина и отдавала приказы слугам, а отец заперся в кабинете.
Из года в год он делал вид, будто напрочь забыл о дне рождения дочери, а под вечер спускался к ужину и говорил об одном и том же: о том, как важно для юной леди держать лицо, как много он делает для нее и для всей семьи и, конечно, о любви. Отец был строг и зачастую совсем не понимал Селесту, но она прекрасно знала, как он к ней привязан.
Ах, как же ей хотелось вновь их увидеть. Пусть краем глаза, мельком, но взглянуть, как течет жизнь в родном имении. Переживали они об исчезновении Селесты, разыскивали ее по всему городу или решили, что дочь уже постигла кончина? Господь, стоило лишь подумать, как они оплакивают ее в этот день, и на душе сразу же стало горько. Неужели она не могла передать им хоть небольшую весточку? Письмо или даже записку?
Тристан говорил, что это возможно. Но Селеста так и не решилась.
Пусть он вел себя как эксцентричный, на благородный лорд, одному богу известно, что на самом деле было у него на уме. Он подобен замысловатой загадке с десятком смыслов, разгадать которую не под силу и самому великому мыслителю: какое бы решение ни пришло в голову, Тристан всегда выдаст его за неверное, глупое, даже абсурдное, если захочет.
А великой мыслительницей Селеста никогда и не была.
Она облачилась в чудесное шелковое платье, расшитое жемчугом, и убрала волосы в простую прическу. В гардеробе было не найти скромного домашнего наряда, и каждый день Селеста выглядела так, словно собралась спуститься не к завтраку, а прямиком на королевский бал. И в ином случае она с удовольствием взглянула бы на себя в зеркало, подивилась бы красоте нарядов в поместье, однако сейчас ей хотелось лишь поскорее расправиться с едой и закрыться в библиотеке. Быть может, именно сегодня она найдет среди бесконечных стеллажей нужные книги: трактаты о связи, старые записи из церковных книг, новостные брошюры прошлых лет.
Библиотека у Тристана потрясающая, и уйдут годы, чтобы прочесть все собранные там книги. Но у Селесты была лишь пара месяцев, а то и меньше. Кто знает, что случится, когда Ее Величество решит сравнять поместье с землей и построить на его месте фабрику. Вполне вероятно, что тогда от нее и мокрого места не останется. Ни от нее, ни от Тристана, а подобной участи и врагу не пожелаешь.
К тому же она привыкла к нему, как бы ни хотелось убедить себя в обратном. Тристан — на удивление спокойный и терпеливый человек, да и смотрел на нее такими глазами... Иногда казалось, будто Селеста для него — открытая книга, и читал он ее с явным удовольствием. Временами — с восторгом. До чего хотелось бы забраться поглубже в его сознание и выяснить, о чем он думает, но в этом вопросе Селеста так и не преуспела. Попытавшись однажды и едва не задохнувшись под гнетом сложных, едва считываемых эмоций, она боялась даже помыслить об этом.
Пусть он уж лучше сам как-нибудь расскажет, что чувствует.
Когда Селеста зашла в ярко освещенную канделябрами столовую, стол уже ломился от еды: там и ставший популярным в последние годы омлет с грибами и свиной грудинкой, и хлебный пудинг, и вязкая каша. Ко всему этому она давно привыкла, а вот стоящие между блюдами вазы со свежими цветами — ярко-красными розами, полевыми ромашками и колокольчиками и даже с экзотическими орхидеями — оказались для нее в новинку. Казалось, стоило поднять взгляд, и под потолком обнаружатся гирлянды из омелы и остролиста, как на Рождество, но нет — под потолком красовалась лишь до боли знакомая лепнина.
Едва заметно качнув головой, Селеста прошла к столу и молча принялась за овсянку. Щедро полила ее ягодным джемом и отправила в рот первую пару ложек. Откуда бы здесь взялись цветы? Сад она исходила вдоль и поперек, там не росли ни полевые цветы, ни уж тем более орхидеи, да и роз Селеста не замечала. И с чего бы выставлять их в столовой? Но думать об этом — все равно что тратить время попусту. Тристан — потомок герцога, он мог позволить себе что угодно. Прикажи он слугам устроить цветник посреди дома, те не имели бы права отказаться.
А может быть, за одной из запертых дверей поместья и вовсе скрывалась оранжерея.
— С днем рождения, пташка, — прозвучал за спиной Селесты низкий, бархатистый голос.
Она вздрогнула и едва не уронила ложку на стол, удержавшись лишь чудом. Тристан подкрался к ней настолько тихо, что не открой он рот, то мог бы простоять там хоть час — она бы и не заметила. Не почувствовала тонкого аромата его парфюма и знакомого запаха дыма, не ощутила бы его присутствия с помощью связи. Он словно был невидим, пока не заговорил.
Да даже его отражения в зеркале напротив было не видно.
— Господь, к чему же так пугать, — выдохнула она, отложив столовые приборы в сторону. Теперь и кусок в горло не лез. — Прошу прощения, я совсем забыла о манерах. Откуда ты знаешь, когда я родилась? Мы никогда об этом не говорили.
И все-таки на щеках проступил легкий румянец, а сердце в груди забилось чаще. Значит, все эти цветы здесь не просто так — Тристан позаботился об этом ради нее. Ради того, чтобы она чувствовала себя чуточку лучше.
— Я знаю о тебе гораздо больше, чем ты думаешь, пташка, — улыбнулся Тристан и сел по правую руку от нее. Слишком близко по правилам приличия и слишком далеко по меркам самого Тристана — уж сколько раз он позволял себе куда больше, чем осмелился бы любой джентльмен на его месте. — И мог бы устроить кое-что получше нескольких ваз с цветами, будь у меня развязаны руки. Ты заслуживаешь большего.
И он потянулся за стоящим поодаль чайником как ни в чем не бывало.
Селеста же лишь отодвинула тарелку в сторону и украдкой наблюдала за Тристаном. Движения у него легкие и отточенные — он выглядел изящно даже когда просто наливал чай. Ей же такая манерность и не снилась. Рядом с истинным Селеста чувствовала себя далеко не такой чудесной, какой он ее временами называл. Господь, да ее даже замуж хотели выдать за старого и дряхлого лорда Олди, потому что ни один молодой лорд не желал смотреть в ее сторону.
Временами она бывала неуклюжа, временами — излишне свободолюбива, а временами и вовсе требовала невозможного. И если все это не смущало Тристана, если он считал, что она, вопреки всему, заслуживает большего, то, быть может, господь не ошибся, когда даровал им чудо связи.
Губы Селесты изогнулись в мечтательной улыбке.
— Выброси эту ерунду из головы, прошу тебя, — беззлобно фыркнул Тристан, хотя в его голосе послышалось легкое нетерпение. Как часто бывало по утрам, он и не думал притрагиваться к еде. Удивительно, что сегодня он предпочел чай вину. — Лучше расскажи мне, пташка, как продвигается твое маленькое расследование. Уверен, за этот месяц ты пересмотрела добрую половину книг в моей библиотеке.
— Вовсе нет, — ответила Селеста, смущенно откашлявшись. — Я... Я не сумела найти даже историю твоей семьи. Мне не дает покоя то, что рассказала когда-то леди Кобблпот. В этом, я уверена, кроется ключ и к нашей проблеме.
И если бы я только сумела выяснить, что случилось на том балу сто лет назад, после которого погибла королева Анна Первая, все встало бы на свои места. Наверняка господь сам подводит меня к этой мысли, иначе я давно уже выбросила бы такие глупости из головы. Где это видано — думать о пышном приеме столетней давности, когда мы сами застряли в поместье.
— Прошлому лучше оставаться в прошлом, пташка.
— Но именно прошлое тебя и преследует. Королева готова наказать тебя за грехи предков, за дело столетней давности, о котором давно пора забыть. Не может быть, чтобы где-то там не крылись ответы. Должны же быть старые новостные брошюры, хотя бы объявления... — Селеста повернулась к Тристану и заглянула в его темные, карие глаза. — Неужели ты сам никогда не искал? Книги в библиотеке такие пыльные, словно к ним годами не прикасались. Да и расставлены в таком замысловатом порядке, будто никакой системы в этом и в помине нет.
Отец убил бы меня, оставь я книги в его библиотеке в подобном беспорядке. Но даже у нас сохранились старые газеты, в одном из них я нашла портрет твоего деда. Господь, он был написан так плохо, что я узнала в нем герцога Альвареса только благодаря надписи. И тому рубину, что ты носишь на шее.
Тристан коснулся броши длинными пальцами, но не проронил ни слова, а на Селесту напала легкая грусть. Отец и правда не позволил бы ей оставить в библиотеке хоть малейший беспорядок или переставить книги так, как того хочется. Они всегда были расставлены в строгом порядке, и стоило нарушить его, как отец выходил из себя.
Интересно, злится ли он сейчас? Скучает ли по тому, как Селеста раз за разом путала между собой новостные брошюры, а потом сама же перебирала их в качестве наказания? Ох, боже, ей же тогда было лет десять, не больше. Позже она научилась класть все по местам, привыкла к порядку, и оттого ориентироваться в библиотеке Тристана оказалось так сложно.
Там не было и намека на порядок.
— Знаешь, я всегда хотела уехать. В столицу или в соседний портовый город. Куда угодно, лишь бы повидать мир и забыть о том, каким тесным и мрачным бывает Бримстоун, — произнесла Селеста медленно, глядя на свои бледные руки. — И мне казалось, что скучать по дому или родителям я уж точно никогда не стану. Казалось, будто Дэниэл в своих письмах преувеличивает, ведь его отправили в университет, а там скучать уж точно некогда.
А теперь, спустя месяц в твоем поместье, я готова отдать что угодно, лишь бы еще раз поспорить с отцом или послушать, как матушка отчитывает меня за возмутительное поведение. Если бы она только узнала, как я позволяю себе говорить с потомком герцога, то сошла бы с ума. А если бы увидела, что ты себе иногда позволяешь... Впрочем, об этом куда сильнее переживал бы отец.
Ты бы ему не понравился, Тристан. Даже несмотря на титул.
Печальная улыбка играла на губах Селесты, когда Тристан взял ее за руку. Осторожно, словно боялся повредить. Словно она могла разбиться от любого неаккуратного движения, подобно фарфоровой кукле. Он коснулся губами тыльной стороны ее ладони и наклонился к ней чуть ближе, нарушив всякие рамки приличия.
— Когда-нибудь ты к ним вернешься, пташка, — сказал он тихо, потянув Селесту на себя. Между их лицами оставалось не больше дюйма, и горячее дыхание Тристана обжигало губы. Разум велел Селесте отодвинуться, подняться на ноги и вернуться к себе или отправиться в библиотеку, а сердце умоляло остаться. — И лорду Хагнифорду придется смириться с тем, кто тебе предназначен.
— Он не сможет, — нервно усмехнулась Селеста и едва не подалась вперед сама.
Господь, нет, она приличная девушка и не может себе этого позволить. Одно дело коснуться губ легко, невесомо, и совсем другое — поцеловать его по-настоящему. Даже если здесь, в старом поместье Альварес, их никто не осудит.
Но губы предательски дрожали, а в голосе слышалось все меньше уверенности. Словно зачарованная, Селеста была не в силах отвести взгляд от темных глаз Тристана, от его сияющих в отблесках пламени волос, спадающих на лицо.
— А ты, пташка?
В его взгляде промелькнула хитринка, он улыбнулся и притянул Селесту к себе, положив ладонь ей на затылок. Так она и замерла, едва ощутив нежный поцелуй на губах. Вздрогнула всем телом и задышала так часто, словно стоило пропустить один вдох, и она погибла бы. Задохнулась, и вовсе не от недостатка кислорода — от накрывших ее, подобно волне, чувств.
Волнение, восторг, нежность и желание продлить момент — все внутри смешалось. Селеста несмело подалась вперед и приоткрыла рот, позволяя поцеловать себя как положено. Господь, сейчас не хотелось думать ни о чем: ни о ловушке, в которой они застряли; ни о том, каким лжецом она считала Тристана долгое время. Мысли растворились в их тягучем, сладостном поцелуе, словно по волшебству.
— С днем рождения, пташка, — повторил Тристан шепотом, едва оторвавшись от ее губ, и запечатлел короткий поцелуй на шее — чуть повыше серебряной цепочки. — Считай это моим маленьким подарком.
Селесте так много хотелось ему сказать, но она оказалась не в силах проронить ни слова. Лишь наблюдала за ним, когда он поднялся из-за стола и улыбнулся, прежде чем покинуть столовую так же неожиданно, как появился в ней минут двадцать назад.
Боже, неужели простые поцелуи так кружили голову лишь из-за их с Тристаном связи? Не могло простое прикосновение губ вызывать такую бурю эмоций, от него не должны были подкашиваться ноги и бушевать в груди сердце.
И только спустя пару минут, успокоив дыхание и кое-как придя в себя, Селеста заметила лежащую у нее на коленях красную розу. Удивительной красоты цветок на высокой ножке, и на стебле его не было ни единого шипа.