Choju|ВИГУКИ

Sōshitsu no kyōfu — Страх потери

— Жарко, — захныкал Тэхен, осторожно потянув Чонгука за рукав хаори, и, обхватив руку мужчины обеими своими, почти повис на нем.

Пожалуй, Чонгук не мог вспомнить дня, когда этот лис не ныл бы из-за жары. Как будто это Чонгук был виноват в палящем едва ли не до сумерек зное.

После неловкого разговора прошло несколько часов. Солнце сейчас находилось в самой пиковой своей позиции на небе, и его лучи, отражаясь от кожи и белых волос путников, беспощадно нагревали их обоих.

Чонгук тихо вздохнул, позволил Тэхену повиснуть на своей руке и перевел на юношу взгляд. Тот болтал о каких-то своих лисьих делах, об украшениях нор, о прекрасном вкусе сырой рыбы, и, кажется, слишком устав от своих же разговоров, последние двадцать минут кицунэ только и делал, что вздыхал, но продолжал идти вслед за чоджу.

Что такое любовь? Чонгук ответил, а услышав в ответ признание, выдавить из себя так ничего и не смог. А этот лисенок снова так беззаботно заговорил о всякой ерунде, что было стыдно за себя.

Но с другой стороны, что он мог на это сказать? Был бы Тэхен ему безразличен, поцеловал бы он его там, на озере? Испугался бы за него так сильно во время битвы с юси-они? Позволил бы он йорогумо манипулировать им, угрожая жизни кицунэ?

Отвечать на вопросы, всплывающие в голове, было страшно.

— Разве мы не должны были уже давно выйти из леса и направляться к городу? Ты говорил, что мы спешим, — напомнил Тэхен, и Чонгук увел свой взгляд куда-то в сторону.

— Такая жара, что я не могу идти быстрее, — чоджу ловко придумал оправдание, но кицунэ, не поверивший ему, подозрительно прищурился.

— Ты всегда ходил быстро, врешь ты все! Мы заблудились, да?

Чонгук не ответил, и Тэхен, обиженно фыркнув, нахохлился и отлип от руки охотника, что-то заворчав себе под нос.

Тэхену ведь на самом-то деле было совершенно не важно, куда там Чонгук его вел. Главное, что они шли вместе. Главное, что Чонгук пока что никуда его не отдал.

Они прошли еще несколько дзё, прежде чем Чонгук вдруг остановился и прислушался. Его глаза блеснули белизной, и он перевел взгляд на устало вздохнувшего Тэхена.

— Хочешь искупаться? — предложил он.

А глаза кицунэ аж загорелись на такое предложение, его белые пушистые уши забавно дернулись на макушке, задорно навострившись. Он тоже услышал журчание воды, но предлагать Чонгуку остановиться и ополоснуться не решился. Почему-то ему казалось, что чоджу не позволит ему, они ведь совсем недавно купались в пруду. Но раз Чонгук сам предложил, нельзя было отказываться.

— Хочу! Хочу-хочу-хочу! — лис закрутился вокруг себя и, обняв руку охотника, подпрыгнул на месте. — Пойдем, пойдем скорее! Она прямо тут, близко!

Не мог Чонгук не улыбаться, когда наблюдал за этим лисом. Тэхен так восторженно прыгал и счастливо улыбался, хлопая своими лазурно-синими глазами, что у чоджу сердце щемило каждый раз. Вот и сейчас, покорно шагая в нужном направлении, Чонгук тихо посмеивался, позволяя кицунэ тащить себя вперед.

— Ладно-ладно, я сам могу идти, пусти, — попросил он, усмехаясь.

Только Тэхен не хотел его отпускать, потому обнял руку мужчины еще крепче, немного сбавив ход, чтобы не тянуть Чонгука вперед так сильно. Он все никак не мог прекратить думать о том, что их путешествие уже совсем скоро подойдет к концу, и тогда ему придется отпустить Чонгука навсегда. Кто знает, смогут ли они когда-нибудь еще встретиться? От этих мыслей Тэхену становилось грустно, но он все равно улыбался, желая, чтобы Чонгук запомнил его именно таким.

Разве что в удовольствии поныть и поканючить кицунэ был не в силах себе отказать.

Вздохнув, Чонгук качнул головой, но противиться больше не стал: послушно шагал за лисом, глядя на него и мягко улыбаясь.

Забавный он, этот лис.

Удобно, наверное, быть кицунэ, ведь когда они вышли к журчащей реке, Тэхен снова без всякого стеснения сбросил с себя одежду. Только чоджу, сконфузившись от такой легкомысленности, опустил глаза вниз и разглядывал мелкий песок с налетом высохшего ила. Потому что... неприлично. До ужаса неприлично мыться вот так, и Чонгук не мог от этих мыслей отделаться. Но спустя время, услышав плеск воды, все же снова поднял взгляд, чтобы скользнуть им по стройному телу, по красивой линии позвоночника и изящным лопаткам.

Тэхен, довольно улыбнувшись, повернулся к мужчине лицом и, брызнув водой, протянул к нему руки.

— А ты? Иди ко мне, — позвал он, слегка прищурив раскосые глаза и улыбнувшись так игриво, что Чонгук не сдержал тихого вздоха.

Он, словно завороженный, стянул с груди ремни катан, опустил свои мечи на землю и принялся раздеваться. Тэхен украдкой разглядывал сильное тело, шрамы на бледной груди, которую, казалось, не брало даже самое жаркое солнце, и позволил себе опустить взгляд немного ниже, прикусив губы.

Чонгук не думал ни о чем, когда стягивал с себя одеяния, но и не мог не заметить взгляда лиса, направленного в свою сторону. В голове был туман. Точно ли лис не использовал чары? Иначе и не объяснить, почему Чонгук, раздевшись до гола, так покорно вошел в воду.

Подойдя совсем близко, он остановился напротив, опуская взгляд к красивому лицу и позволяя кицунэ обхватить свою шею ладонями. Вода была слегка прохладной, но Чонгуку отчего-то казалось, что ее температура стремительно росла, едва ли не обжигая. Или дело было в теле лиса, который прижался к нему покрепче, странным, завороженным взглядом всматриваясь в лицо чоджу.

— А тот человек, которому ты меня отдашь, хороший? — тихо спросил Тэхен.

Вопрос, от которого внутри все сжалось от злости. Не на лиса, на самого себя. Хороший ли? Отдаст ли? Что ответить? Что, если... что, если не отдать? Что, если продолжить рассекать с лисом границы этого леса, попутно охотясь на чудовищ? Сказать, что передумал? Что заблудились и не могут выйти? Сказать, что все это до кромешного ужаса неправильно? А если сбежит? На Тэхене вновь не было метки, охотник снял ее еще пару часов назад, когда лис пожелал гоняться за бабочками в своей истинной форме. Он ведь не останется, уйдет, убежит в свои владения, скроется в лесу с теми, кто растил его с раннего детства. Ни минуты не проведет рядом с тем, кто столь безжалостно изловил, потянул за собой в долгий, мучительный путь.

С чем останется Чонгук? Что он будет делать после? Без денег на то, чтобы исполнить свое заветное желание, без ёкая, сердце при виде которого отчего-то замирало, словно камень в реке, о который разбивается вода.

— Не знаю, — ответ тихий, отчего-то хриплый. Он отвечал не столь на вопрос лиса, сколь на свои собственные мысли.

Не было сил сказать, что он после их поцелуя, после признания кицунэ в чувствах, которые и без того были очевидны, уже совсем не хочет никуда и никому его отдавать. Ни сейчас, ни потом, никогда.

Тэхен тихо вздохнул, проведя мокрой рукой по щеке чоджу, чтобы смыть едва заметный развод от крови, оставшийся еще после вчерашней битвы.

— Если он будет кормить меня и позволит мне оборачиваться лисом хотя бы иногда, — наверное, хороший, — вздохнул Тэхен, опустив ладонь ниже, к груди охотника, туда, где находилось сердце.

Его уши навострились, кицунэ замер.

— Ты переживаешь, — тихо проговорил он. — Что тебя тревожит? Так сердце бьется, что мне самому становится боязно, — поделился лис.

Чонгук поджал губы, качнув головой, и осторожно убрал влажные длинные пряди волос с красивых острых плеч.

— Это все твое колдовство.

— Да разве же я колдую? — фыркнул Тэхен, нахмурившись. — На мне нет метки, но я такого колдовства знать не знаю! Наставница говорила, — тихо сказал он, глядя охотнику в глаза, — что я еще слишком юн для такой магии, мне и двух тысяч лун нетОколо 200 лет.! Мне двести тридцать одна всего19 лет и 2 месяца.!

Закончил свою фразу Тэхен уже совсем тихим голосом, потому что Чонгук смотрел сквозь его глаза прямо в душу и даже не моргал. Они были так близко, обнимали друг друга совершенно нагие в этой лесной речке, и кицунэ невольно вспоминал их поцелуй. Свой первый поцелуй, который он без сожаления подарил самому хорошему на свете охотнику.

Ему тоже не хотелось покидать чоджу, но он не мог решиться и сказать об этом.

Решив, что поговорят они позже, а сейчас все, чего хочется Чонгуку, —это поцеловать мягкие приоткрытые губы, чтобы снова ощутить их вкус на своих, чтобы кицунэ снова доверчиво и нежно прижимался к нему, путался в волосах, Чонгук склонился ниже, почти сталкиваясь с Тэхеном носами.

Наверное, так эти лисы и сводят с ума...

— Намыть ли мне бобов или съесть кого-нибудь? — раздался откуда-то сбоку скрипучий старческий женский голос.

Тэхен и Чонгук, вернувшись в реальность, даже позабыли обо всех своих раздумьях и нахлынувших чувствах, удивленно обратив свои взоры на самого безобидного ёкая на свете.

Адзуки-араи всегда представало в виде старого человека, намывающего бобы в лесной речке и напевающего одну и ту же песенку. Возможно, они таким образом пытались напугать несчастных путников, но на деле же были не опаснее мышки-полевки, шуршащей в траве поздней ночью.

— Ты чоджу пугать удумала, старая? — угрожающим тоном рыкнул Чонгук.

Бедная старушка вздрогнула, побледнела, вся сжалась, собрала бобы и, ковыляя, поспешила скрыться из виду, что-то ворча себе под нос.

Чонгук тяжело вздохнул, отпуская от себя Тэхена.

Атмосфера была безнадежно испорчена.

— Поплескайся тут еще, и пойдем дальше, — тихо сказал охотник и вышел из воды, чтобы одеться, несколько раз оглянувшись на захохотавшего кицунэ.

Тэхену было весело, а Чонгук, фыркнув, принялся натягивать на мокрое тело одежду, выжимая воду с длинных белых волос.

— Смешно тебе? — хмыкнул он, не сдержав усмешки.

Невозможно оставаться спокойным, когда этот лис вот так задорно хохочет, едва ли не хватаясь за живот.

— Она хотела нашим подкрепиться страхом, а ты сам же ее и напугал! — весело рассказал Тэхен причину своего веселья, и Чонгук покачал головой.

По щелчку пальцев метка вернулась на шею печально вздохнувшего лиса. Раньше Чонгуку нужно было коснуться его кожи в том месте, куда надобно было метку поставить, а теперь их связь стала такой прочной, что достаточно было такого незатейливого действия на расстоянии.

Не мог Чонгук признаться ему в своих страхах, в том, что он совсем не хочет никуда и никому отдавать кицунэ, что ему больно и тошно от мысли, что какой-то богатый хмырь будет обнимать, целовать Тэхена, а то и еще хуже...

Чоджу тряхнул головой, пытаясь отогнать навязчивые и назойливые мысли.

Лучше уж, прикрывшись хакама, которые он так и не смог натянуть на мокрую кожу, просто посидеть и посмотреть на плескающегося в воде Тэхена. Понаблюдать за тем, как лис ныряет, чтобы собрать камушки со дна реки, а потом внимательно разглядывает их под яркими лучами золотого солнца. Песня, которую Тэхен напевал себе под нос, была охотнику незнакома, но до чего же отрадно было слушать его тихое мурлыканье.

Чонгук поймал себя на мысли, что готов всю свою оставшуюся жизнь провести вот так, просто наблюдая за этим кицунэ.

Эти мысли все еще пугали, он даже не представлял, как ему набраться смелости, чтобы рассказать об этом Тэхену. Он и метку-то вернул ему, потому что боялся, что свободолюбивый ёкай, одурманив охотника и усыпив его бдительность, сбежит от него, обернувшись юрким и прытким лисом.

А этого Чонгук никак не мог позволить.

Вышел из воды Тэхен уже в сине-голубом кимоно с фиолетовым поясом. Красивый до безобразия, до невозможности, до прерывистого дыхания. Чонгук смотрел на него и не мог насмотреться, а потом снова убеждал себя в том, что это все магия кицунэ, иначе не может быть. Не может быть, чтобы он влюбился в лиса по своей собственной воле. Он вообще ни в кого не мог влюбиться по своей собственной воле!

— Смотри, я одет. А ты все еще нагишом тут рассиживаешься! — возмутился Тэхен.

Фыркнув, Чонгук поднялся и принялся одеваться. Он и сам с этим лисом позабыл обо всех на свете приличиях, разделся догола. Хорошо хоть хватило ума прикрыться хакама.

Тэхену было до того весело наблюдать за забавно бурчащим себе неразборчивое ворчание по нос чоджу, что он решил продолжить его подначивать:

— А все мне про приличия говорил, а сам? Сидишь тут, сверкаешь. А если бы адзуки-араи вернулась и на голову бы тебе прыгнула?

Представив эту картину слишком ярко, Тэхен рассмеялся.

Чонгук не отвечал ему, но и смеяться не мешал. Что уж тут скрывать, нравилось ему, когда кицунэ хохотал от души. Нравилась его квадратная, необычная, но очень красивая улыбка. Его серебристые волосы, отражающие золотые солнечные лучи, тоже нравились. Весь он нравился чоджу.

Вновь придя в своей голове к этой мысли, Чонгук тяжело вздохнул. Что же ему делать? Ведь он не может больше ни о чем думать, только о том, как бы ему оставить кицунэ подле себя.

Даже просто путешествовать с ним под боком было крайне хорошо. А может быть, они могли бы так же, как Отступник и Йорогумо, построить хижину в лесу, оградить ее амулетами от посторонних глаз и жить только друг для друга? Интересно, смог бы Чонгук так жить? А Тэхен, он бы смог?

Они снова шли рядом друг с другом и молчали. Тэхен просто наслаждался обществом своего охотника и его запахом, который доносил до его чуткого носа ветерок, а Чонгук не знал, о чем поговорить. Да и мысли все никак не давали ему покоя.

— Если хочешь, сниму метку. Обернешься лисом, побегаешь, — нарушил тишину чоджу.

Тэхен отрицательно мотнул головой.

— Нет, я тогда с тобой поговорить не смогу. Нравится мне с тобой разговаривать, хороший охотник, — широко улыбнулся он и снова повис на руке Чонгука.

— Так мы же молчали с тобой.

Кицунэ пожал плечами и продолжил идти.

Наивный, доверчивый, глупый лис. Он и сам не знал куда, но шел за охотником и довольно улыбался сам себе. Как будто бы был счастлив только от того, что Чонгук просто шагал рядом с ним. Где такое вообще видано?

***

Так миновал еще один день. Закат превратился в сумерки, а они так и не вышли ни к какому городу.

«Точно заплутали», — подумал Тэхен и остановился, обиженно дуя губы.

Почему Чонгук был так напряжен и молчал? А ведь мог бы честно и открыто сказать, что они заблудились, что он не знает, куда им идти. Тэхен бы обязательно придумал что-нибудь. Обернулся бы лисом, нашел сестричек да узнал бы у них дорогу. Или же сам нашел бы выход, а потом указал бы чоджу верный путь.

Чонгук остановился, когда шелест травы за его спиной затих. Он обернулся на лиса и устало посмотрел на него.

— Кушать хочется, пусти поохотиться, — вздохнул Тэхен, обняв свой живот.

Оставив просьбу без ответа, чоджу протянул кицунэ руку, призывая взяться за нее. И Тэхен не стал возражать, подошел ближе и, опустив голову, взял руку своего охотника, замечая, что рука Чонгука большая и сильная, безопасная, закрывала тонкую ладонь кицунэ полностью, и это... это было красиво.

— Пущу. Только чуть позже, хорошо? Кажется, неподалеку есть кто-то. Лучше пока что не разделяться, Тэ.

Это ласковое короткое обращение вернуло на понурое лицо кицунэ краски, окрасило щеки румянцем застенчивости. Не может он спорить с чоджу, когда тот так тихо и ласково говорит, когда так нежно зовет по имени. Тэхен сразу почувствовал, что у него и чувство голода куда-то пропало, да и вообще все вокруг стало неважным, когда Чонгук назвал его вот так.

Даже сестрицы так не звали Тэхена.

Совсем скоро ход чоджу замедлился. Он нахмурился и, ощутив чужую энергию неизвестного происхождения, на всякий случай вытащил катану из ножен.

Тэхен уже знал, что в таких случаях ему лучше помалкивать и держаться за спиной своего охотника, поэтому он не высовывался и не пытался выведать у Чонгука, что именно тот почувствовал, какую энергию ощутил. Ведь кицунэ и сам, прислушавшись к движениям энергий, тоже ощутил что-то, что ранее он не чувствовал. Но только от новой энергии он не ощущал враждебности, потому и не понимал, чего Чонгук так напрягся.

Хотя чуйке чоджу стоило бы довериться. Мало ли чего не умеет в энергии распознавать юный ёкай.

Они шагали вперед неспешно, осторожно. Чонгук ни на секунду не прекращал прикрывать лиса собой, раздвигая лезвием катаны кусты и высокие травы, протаптывая для Тэхена дорожку. А еще через несколько дзё он остановился, во все глаза уставившись на добротный дом, из трубы на крыше которого валил густой темный дым. И... ничего. Он перестал чувствовать что-либо, кроме своей энергии и энергии самого Тэхена, который, казалось, выглядел не менее растерянно, ворочая головой.

— Там, что ли, тоже ёкаи живут? — совсем тихо поинтересовался лис, и только Чонгук хотел ответить незнанием, как из-за деревьев у дома показался рослый, крепкий мужчина, сгрузивший со спины подвязанные потертой старой веревкой дрова.

Он утер пот со лба, шмыгнул носом, а затем поднял на них удивленный взгляд. Кажется, их тоже здесь не ждали.

— Путники? — внезапно поинтересовался молодой мужчина, вытирая ладони об одежду и несмело делая пару шагов ближе.

— Путники, — бросил Чонгук и уже было потянулся к лису, чтобы набросить капюшон на его голову, как мужчина заговорил.

— Господин Чоджу! Вас здесь таких много в лесу бывает, тварей тут хоть отбавляй. И вы, я погляжу, с добычей, — заговорил он и кивнул на Тэхена.

Лис захлопал глазами и недовольно сморщил нос, вздернув подбородок.

— Не добыча. Мой проводник в этом лесу, — легко соврал Чонгук и с недоверием глянул на протянутую руку закивавшего мужчины.

После встречи с Йорогумо и Отступником мало ли чего ожидать можно от жителей этого проклятого Леса Шинда, из которого они все никак не могут выбраться. Не могут же?..

— Понял, господин, понял! Меня Намджуном звать, вас спрашивать не буду — примета дурная, — хохотнул он, и Чонгук едва не закатил глаза.

Сновало поверье, мол, узнаешь, как зовут чоджу — придет за тобой смерть, и двух лун не пройдет. И кажется, этот странный, болтливый лесничий, несмотря на всю свою дружелюбность, тоже верил в эти бредни.

Однако руку Чонгук все же пожал.

— Уже сумерки над головой, господа, скоро и ночь опустится. Не желаете заночевать? А к утру дальше пойдете. Я за еду и ночлег много не возьму, и восьми мон хватит, — проговорил он, а Чонгук удивленно вскинул брови. Всего за восемь мон?

А с другой стороны, этот мужик явно в город за покупками выходит нечасто.

— Ты устал? — уточнил Чонгук, взглянув на Тэхена, который все это время молча держался за его плечом. Хотя... Мог бы и не спрашивать. Лис с диким блеском в глазах быстро закивал.

Только недавно Чонгук смог понять: этому ёкаю просто ужасно понравилось ходить в гости. Ведь где бы они ни остановились, везде его кормили, поили и укладывали спать на свежезаправленное хрустящее постельное белье.

— Мы останемся, раз предлагаешь, — проговорил наконец Чонгук, и мужчина закивал, поспешно кивнув на дом и проведя гостей за собой.

— У меня дом небольшой вовсе и спальных мест немного, два всего и наберется вместе с моим. Потому и за ночлег я много не прошу.

Чонгук растерялся. Всего два?

Он только было хотел спросить у хозяина дома, этого Намджуна, нет ли возможности положить их отдельно друг от друга, как мужчина обернулся на своих гостей и заговорил:

— Добыча твоя или проводник, как угодно, господин Чоджу, может свой облик принять да лечь тебе в ноги. Восемь мон всего, господин Чоджу. И накормлю вас, и спать уложу. Всего восемь мон!

Приговаривая, мужчина вошел в дом, а за ним юрко заскочил и Тэхен. Ну надо же... Этот лис так просто доверял кому не попадя.

Чонгуку это не нравилось. Ему не нравилась странная проницательность лесничего, не нравилось и то, что он вмиг перестал чувствовать энергии других ёкаев, даже энергия леса стала едва ощутимой, Чонгук не мог отличить ее от дуновения легкого ветерка. Как будто что-то очень сильное в этом округе оградило себя от всех огромным куполом так, что не сыскать.

Тяжело вздохнув, Чонгук вошел в дом и закрыл за собой дверь, оглядывая внутреннее убранство.

Дом изнутри выглядел больше, чем снаружи. Обеденный стол уместил бы за собой восемь человек, а если бы потеснились, то и двенадцать уселись бы. Печь была диковинной, слишком диковинной для того, кто жил в лесу. Посуда не глиняной, керамической. Да и татами был у лесничего не твердой соломой, а высокий и мягкий, как у какого-нибудь богача. И этот человек берет всего восемь мон?!

Чонгук хотел было возмутиться, сказать, что его дурят, быть может, вывести этого странного лесничего на чистую воду, но Тэхен потянул его за руку к столу.

— Смотри, сколько еды, Чонгук, смотри! — ворковал он, пока хозяин дома продолжал вытаскивать на стол закуски, которые, как казалось, ждали только гостей.

— Так все вкусно выглядит, дяденька! — воскликнул Тэхен, усевшись за стол и утянув Чонгука вместе с собой.

Намджун рассмеялся и махнул рукой на лиса.

— Ешь на здоровье, кицунэ. Лучше еду ешь, чем мою душу, — хохотнул он.

— А я души не ем, — улыбнулся Тэхен, показав большие передние клыки, совсем еще неокрепшие, — и глаза не высасываю, честно-честно! Мой чоджу как-то сказал такую дурость, но вы ему не верьте!

Лис перехватил рукой большой гусиный окорок и с хрустом вгрызся в мясо, кажется, попутно ломая зубами кости. Видимо, неокрепшими его зубы были только на вид.

Он ел жадно, едва ли не рычал, и хозяин дома тоже приступил к еде, отпивая из какой-то чаши густой мясной суп.

Чонгук же есть не спешил. Он еще раз оглядел дом, стол, и поднял взгляд на мужчину.

— Откуда у тебя столько еды? Да еще и готовой.

— Да откуда ж ей взяться? Люди из близлежащей деревни и города натащили. Тут медведь сновал, скотину драл, народ пугал. Я его изловить помог. Вот за эту нехитрую работенку городские принесли того, что подороже, а бедняки — риса мешок и хлеба.

Чонгук прищурился, действительно замечая на столе буханку свежего, но не такого уж качественного на вид хлеба и залатанный мешок риса в углу у печи. Похоже на правду.

— А дом твой...

— От бабки остался. Она тут травницей была, лет так двадцать-тридцать назад. Вся посуда, все убранство — от растерянных торговых телег. Часто здесь купцы ездят, часто ёкаям попадаются. А телеги почти нетронутые остаются. Чего ж добру пропадать?

— И то верно, — хмыкнул Чонгук и все же перехватил палочки для еды, принимаясь за рис и куски жирного свиного мяса.

Все звучало довольно складно. Это, в целом, все объясняло. Угрозы или странной энергии Чонгук от этого человека не чувствовал, а значит, все должно быть в порядке.

Тэхен задергал своими пушистыми ушами, принюхался, заметил на столе рисовый пирог со сладкой бобовой начинкой и поспешил схватить кусок. Чонгук только сейчас понял, что от гусиной лапы не осталось даже косточки.

Такой маленький, а аппетит волчий. Попробуй с оплатой охотника на ёкаев такого прокормить...

— А мы с Чонгуком путешествуем, — начал вдруг Тэхен, набивая рот пирогом.

Он правил приличия словно и не знал толком, а потому говорил с набитым ртом. Благо хоть еда не разлеталась во все стороны.

Намджун цокнул языком и покачал головой, даже как-то настороженно глянув на лиса.

— Зачем ты мне имя сказал? Разве же...

— Это поверье, — перебил Чонгук, прожевав рис. — Никто от такого не помрет. Только если я сам не захочу, — добавил он, и мужчина нервно хохотнул.

— Вот уж, господин Чоджу, не хотелось бы мне, чтоб вы такого пожелали!

Тэхен надул губы и фыркнул. Он тут говорить начал, а его зачем перебили? Неприятно!

— Я путешествую, чтобы меня потом продали! — воскликнул он, и за столом повисла неловкая тишина.

Чонгук поджал губы, нахмурившись, и искоса глянул на недовольно пыхтящего лиса. Зачем он такое сморозил? Разве же... Разве же он продать его хочет? Разве же не понял еще лис, что Чонгук кругами его водит? Они уже опоздали, завтра —крайний срок, как ворота в город будут открыты, а Чонгук ведь и не спешил вовсе.

— Продать, значит, — хмыкнул Намджун и подпер подбородок рукой. А говорил, что не добыча, а проводник. А выходит... и проводник, и добыча.

Если бы Чонгук не смотрел на Тэхена так внимательно, он бы обязательно заметил, как глаза собеседника блеснули едва заметным, холодным светом.

— А я-то думал, вы вместе дружбу водите. Иль даже не дружбу вовсе, — хохотнул он, а Чонгук перевел на мужчину резкий взгляд.

— Ты эти глупости брось, лесничий, — холодно отрезал он. — Где видано, чтобы чоджу с ёкаем любовные дела водил?

Мужчина рассмеялся, демонстрируя свои ямочки и кивая. Он пару раз махнул на Чонгука рукой и разлил саке по гуиноми только на себя и Чонгука.

— Ты не серчай, господин Чоджу, а лучше испей со мной саке, да забудем все огорчения. Я это не подумав ляпнул.

Подняв свои чашки, каждый сделал по глотку, глядя друг другу в глаза. Они по глазам друг друга все поняли, все уладили, и, когда гуиноми вернулись на стол пустыми, все конфликты были исчерпаны, места вражде за столом больше не было. Да и Чонгук успокоился, саке ведь было хоть и не подогретым, но отменным.

— Если горячий предпочитаешь, я подогрею, — предложил лесничий.

Чонгук в ответ отрицательно качнул головой и благодарно склонился, не поднимаясь из-за стола. Гостеприимный лесничий может и болтал больше положенного, а все-таки щедро кормил, щедро поил, собирался оставить их на ночлег у теплого очага, и все это за восемь мон. Цена и правда смешная!

Не прошло и пяти минут трапезничества, как лесничий вдруг подхватился, поднялся и стал носиться по дому, убирая еду со стола.

— Как время летит в хорошей компании, ведь за полночь уже! Сейчас стол соберу да постелю вам, господин Чоджу. Извольте, — мужчина едва не стряхнул Чонгука со стула, выхватывая его прямо из-под задницы охотника, заставляя того хмуриться.

И что, после полуночи магия заканчивается и гостеприимство испаряется? Бред какой-то.

Непонимающий такой резкой смены настроения лесничего, Тэхен подошел к Чонгуку и обнял его за руку.

— Я бы еще пирога поел, — с сожалением вздохнул он, досадно опустив пушистые уши, которые казались Чонгуку такими мягкими, что он едва держался. Очень сильно хотелось коснуться их и немного потрепать. Проверить, будет ли Тэхену приятно, если почесать за одним из них, пока он в человеческом обличье.

— Ты и без того весь пирог один оприходовал, — фыркнул чоджу, наблюдая, как хозяин дома накрывает тарелку, на которой осталось два несчастных кусочка. Самых маленьких, ведь Тэхен, естественно, начал с самого большого, даже не обеспокоившись приличиями.

Кицунэ недовольно надул губы.

Ну и что с того? Неужели Чонгуку и этому лесничему кто-то запрещал есть пирог? Тэхен не стал бы вгрызаться в их руки за такое. Наверное.

— Вот и спальное место готово, господин Чоджу. Пижама у меня только женская есть, девки с деревни позабывали, — засмеялся он, совсем не стесняясь, — да она не пойдет вам. В одежде ложитесь или без, как пожелаете. Все равно мне, я в комнате спать буду, а вы здесь.

Чонгук так и не понял, куда запропастился огромный стол и лавки. Пока он разглядывал уши кицунэ, эти огромные предметы мебели просто растворились в воздухе. Невиданная магия какая-то, ведь на их месте, прямо на полу, лежал мягкий высокий татами с накрахмаленным белоснежным постельным.

Чертовщина, но Тэхен не замечал подвоха и не чувствовал его.

— Снимай метку! — сказал кицунэ, убрав волосы с шеи.

Выбора не было, иначе одному из них пришлось бы спать на полу, так что Чонгук положил ладонь на гладкую и нежную кожу, забирая свою метку, освобождая силы лиса, которые почувствовал мгновенно.

Чонгук мог бы справиться и щелчком, но коснуться его захотелось слишком сильно.

— Ты магией, часом, не обладаешь? — вдруг поинтересовался Чонгук, однако в следующую секунду замер и нахмурился.

Он только что что-то спросил, но в один миг забыл.

Его взгляд скользнул по комнате. Ничего необычного он не заприметил. Татами посреди дома, лесничий, подкидывающий дров в камин, и Тэхен, который в мгновение ока обернулся белой пушистой лисой и закрутился на месте, ожидая, когда Чонгук ляжет на свое место.

Чоджу скинул в сторону свое оружие, положив близ татами, стянул верхнее одеяние, оставшись в рубашке, и осторожно прилег на свое место, взглядом проследив за тем, как лесничий, не сказав больше ни единого слова, улыбнулся им и скрылся за дверью.

Огонь в печи тихо потрескивал, лис, зевнув, устроился в ногах Чонгука, но, когда понял, что ему неудобно так вовсе, подполз поближе к чужой груди, умостив на нее морду.

Чоджу ни слова против не сказал. Уставился в потолок, положил ладонь на мягкую гладкую шерсть и погладил у холки.

— Странно все тут как-то, не находишь? — шепотом поинтересовался Чонгук, а Тэхен с тихой вспышкой обернулся человеком вновь. Совершенно обнаженный, он даже не стал колдовать себе юкату.

Чонгук тихо фыркнул, накинув на тело лиса тяжелое одеяло, но даже прогонять его не стал, наоборот, прижал к своему боку за плечи покрепче. Он ведь его уже таким видел. И целовал даже, так чего ему стесняться?

— Почему странно? — тихо спросил Тэхен, вырисовывая на груди мужчины неизвестные рисунки, вдыхая приятный, мягкий запах кожи Чонгука.

Охотник пожал плечами.

— Не знаю, как объяснить. Что-то тревожно мне. Метку ставить не буду. Спи, как тебе удобно, я спать не стану.

Лис вздохнул. Он погладил Чонгука по волосам, чувствуя, как чоджу расслабляется от этих прикосновений, и слабо улыбнулся.

— Тебе бы тоже отдыхать. Путь далекий, верно? Вдруг не успеем, и ты тогда...

— Все в порядке, — перебил Чонгук.

Слышать даже не хотелось ничего о продаже. Вот только как же лису об этом сказать? Как отпустить ёкая на волю? Что же он сам потом делать станет, если Тэхен уйдет? А он уйдет ведь — Чонгук точно знал. Откуда? Предчувствие. А оно его никогда не подводило.

Как только они оба затихли, ёкай опять обернулся лисом, свернулся клубочком и засопел. На сытый желудок, конечно, спалось ему замечательно, а у груди любимого чоджу да на мягком татами... О таком он и мечтал.

Чонгук не спал. Старался не спать, разглядывая потолок, прислушиваясь к каждому шороху. Он был так сосредоточен, что, казалось, мог и вовсе не спать сутками. Так сосредоточен, что и сам не понял, в какой миг глаза его закрылись вовсе, а в комнате повисли тишина и отчего-то холод.

Печь больше не грела. Легкая паутина на старых промокших дровах, капель где-то в углу сырого дома и тишина. Только скрип деревьев снаружи, шатающихся от порывов ветра у старой хижины, и шаги, которых никто не слышал.

Эти шаги раздавались по всему дому. Они были одновременно нигде и повсюду.

Легкий, едва заметный туман окутал все давно заброшенные, пустые комнаты.

Рядом со старым, совсем некрасивым и прохудившимся татами повеяло холодом. Лис и Чоджу спали, совсем ничего не чувствуя, а полупрозрачный, до страшного четкий силуэт мужчины присел рядом с ними на корточки.

Намджун вздохнул, и в углах завыл сквозняк. Давно он не видел живых в этих краях.

Вот уже почти пять сотен лет, как сам он не жив. Когда он успел стать юрэй? Он уже и не помнит — так давно это было. Но признаться честно, ему казалось, что сейчас его существование было во сто крат интереснее, нежели прежде.

Кажется, раньше он был воином? Наверное, ведь иногда в воспоминаниях мелькают какие-то люди в доспехах, крики, огонь и звон железа.

— Ох и славные были времена, — сам себе проворчал мужчина и вдруг нахмурился. А откуда он вообще помнит, что они были славные?

Фыркнув самому себе, Намджун сел поудобнее рядом с лисом и хмыкнул. Он знал, что эти заблудшие души придут к нему. Знал, что у одного из них будут недобрые помыслы. Хотя можно ли их назвать недобрыми теперь? Живущие в лесу ёкай и отступник заставили что-то внутри этого чоджу измениться. Что ж, тем лучше. Осталось лишь заставить его признаться самому себе в том, что он чувствует. А Намджун уж точно знал что.

— Людишки, — фыркнул он, — вечно вы не знаете, чего хотите. Бестолочи, один за другим, ни одного здравомыслящего смертного за последние двести лет.

Только голос его снова отозвался сквозняком да хлопающими старыми оконными створками, стекол в которых не было уже много лет. Никто этого не услышал, ничто не побеспокоило крепкий сон охотника и его, как тот выразился, проводника.

Да... проводника, а потом добычи.

Призрак перехватил лиса за шкирку и отнял его у спящего охотника, заставляя слабого, по сравнению с ним, ёкая с испугу очнуться ото сна, закричать и беспомощно задергать лапами.

Услышавший это Чонгук, раскрыл вмиг засветившиеся глаза и подскочил с места. Он выхватил катану из ножен, подорвался на ноги, глядя на Тэхена, бьющегося в руках юрэя. Спросонья закружилась голова, но стоило прийти в себя, чоджу сосредоточенно нахмурился. Это был не тот дом, который он помнил. Это было заброшенное, полуразрушенное здание, у которого даже крыши местами не было.

Тэхен завопил еще сильнее, и Чонгук, даже не раздумывая, подался вперед, силясь зацепить катаной руку призрака и не ранить лиса, но тот в одно мгновение оказался немного дальше, заставляя чоджу прокрутить оружие в руке и шумно выдохнуть. Лисий писк давил на уши, и он смотрел на Тэхена во все глаза. Забрать лиса у этой твари, что даже ёкаем не являлась, — вот его задача.

— Отпусти его, если не хочешь исчезнуть с этого света, юрэй! Тебе в загробном мире место, а не среди живых.

— Много ты знаешь, чоджу, о том, где кому место? — провыл человеческий голос, словно сквозняк.

И в нем Чонгук наконец узнал того лесничего. Вот почему он не понял, с кем связались; он на ёкаев охотник — не на призраков, он с таким и не сталкивался вовсе за все годы своей жизни. Как говорил их учитель — от юрэй спасет только смерть. Нельзя ни имя его узнавать, ни в глаза смотреть, иначе завладеют разумом, покажут то, что сами захотят, и утащат на тот свет: только что душа бродить будет вместе со злым духом — не позволит он упокоиться.

— Лис теперь — моя добыча, чоджу. Скучно мне жить тут в одиночку, вот, составит мне зверье компанию, — послышался скрип, словно смех; створки окон вновь несколько раз хлопнули от сильных порывов ветра.

Чонгук посмотрел на испуганные глаза кицунэ, лихорадочно думая. Тэхен все пытался дрыгать лапками, ему явно неприятно было висеть вот так за шкирку, но призрак держал крепко, словно сама смерть распустила свои клешни.

— Отпусти, черт бы тебя побрал, он тебе на кой черт нужен?

— Как на кой черт? Сожрать, конечно же. Всю душу его выпью до капли, и будет он со мной скитаться по свету без мира и успокоения, будет от тоски по тебе с ума сходить и станет обозленным духом внутри меня. А ты смотри, чоджу, потому что ничем ты мне не помешаешь!

Чонгук и правда попытался сдвинуться с места, да не смог. Ноги не двигались, словно кто-то держал их, словно все боги и даже сама Аматерасу вцепились в него и удерживали. Он даже катаной взмахнуть был не в силах. Руки дрожали от приложенной силы, в попытках подняться, но ничего, ничего не выходило!

А призрак тем временем одним мановением ладони развел ледяной дьявольский костер. Все еще держа кицунэ за холку, которую Чонгук совсем недавно гладил с нежностью и заботой, заставляя чоджу злиться и скрипеть зубами от собственного бессилия.

— Отпусти его, отродье! — крикнул Чонгук.

Сверкнув пустыми глазницами, юрэй начал опускать лиса к огню, и Тэхен, чувствуя приближение обжигающего болью холода от этого мертвого синего пламени, закричал и забился в призрачной костлявой ладони еще сильнее.

— Нет!

— А что взамен дашь? Что взамен мне дашь, чтобы спасти лисеныша, чоджу? — вопрошал призрак, не останавливая руки, сокращая расстояние от языков пламени до лапок с черными башмачками, которые поджались повыше вместе с хвостом.

— Мою душу забери! — отчаянно и громко.

А что самому Чонгуку терять? У лиса вся жизнь впереди, а он? Проживет от силы пару лет. Ни цели, ни близких, никто его не ждал из вечных скитаний. Мечта его? Да пропади она пропадом. Что ему даст возвращение на родину? Превратят его обратно в человека? Да это же россказни, пустые слухи. А Тэхен? Разве же он такого заслужил? По вине Чонгука здесь оказался.

Чоджу сам не заметил, когда влюбился так, что обо всем на свете позабыл: и о желаниях, и о предназначении. Ему жизнь без лиса пустой теперь казалась, но если уж его собственные чувства к такому привели, пусть Тэхен хоть без него, но проживет еще пару столетий.

Все замерло. Синее пламя погасло, сквозняк перестал стучать оконными рамами, гнилое дерево перестало скрипеть, и даже кроны невысоких ироха замерли, перестав шуметь. Все звуки стихли, время застыло. Тэхен тоже не двигался.

А призрак снова обрел видимую человеческую оболочку, обернулся уже знакомым лесничим и, оскалившись, глянул на замершего лиса в своей руке.

— Запомни свои слова, охотник. Запомни, что за этого лиса был готов душу свою отдать, и ни на миг не забывай о том, насколько он дорог тебе. Без него тебе жизни не будет, да и его душу погубишь, коли продашь. Не в богатстве счастье, чоджу, не в возвращении на родину, где никто не ждет, а в том, чтобы заботиться о том, кто тебе всего себя безвозмездно готов посвятить. А меня изгонять не надо. Много еще на пути моей души будет таких же заблудших путников, я их направлять на верный путь буду. Забирай.

Не смея перечить, Чонгук бросил меч, подхватил лиса и прижал его к своей груди, согревая.

Ёкай заскулил, начал вылизывать чужой подбородок, дрожа и сжимаясь сильнее, а Чонгук сделал несколько больших шагов назад, с опаской оглядывая призрака, который, подобрав с пола какую-то тряпку, встряхнул ее и повесил на гнилой угол стула. Будто заниматься хозяйством после такого — это единственное, чего ему хотелось.

— Надеюсь, ты не молодым умер, — выдал Чонгук, а юрэй обернулся.

Мысли Чонгука наверняка еще путались, болтал что ни попадя, что первое на ум приходило.

Лесничий рассмеялся.

— А ежели я помню, как я умер? Да и нет в твоих сожалениях смысла. Главное, что душой я все еще молод. И ты себя, чоджу, сохрани. Прощай.

Чонгук услышал громкий хлопок и успел только лишь моргнуть, как все пропало. И разваливающаяся хижина, и лесничий, и прохудившийся соломенный татами. Только Тэхен тихо поскуливал и жался к нему.

Они стояли посреди абсолютно пустого леса, среди деревьев на опушке, а под ногами — разрушенный фундамент некогда стоящего здесь жилища, покрывшийся мхом и травой.

Тэхен обернулся с яркой вспышкой, заплакал, как человек.

Чонгук словно очнулся ото сна. Катаны за спиной, как будто он и не снимал их вовсе, они оба в одеяниях, а в округе гуляет ветер.

Чоджу подхватил рыдающего кицунэ на руки, прижав к себе крепче, и быстро, едва ли не бегом ринулся прочь. Не стал испытывать судьбу, решил, что лучше уж наткнуться на ёкая, чем на подобное существо. Тэхен в его руках был ценнее всего на свете, и хотя бы ради него они должны найти укрытие на эту ночь.

Так он и бежал до тех пор, пока не нашел плотные заросли деревьев у высоких горных камней. Там он и остановился. Тэхен успокоился лишь тогда, когда Чонгук развел костер, снова сел рядом с ним, позволил залезть на свои руки и крепко обнял.

Все это время они не говорили. Молчали, дышали друг другом, силясь прийти в себя, и слушали тихий треск огня.

— Ты меня не продашь теперь? Больше не хочешь к городу идти? — совсем тихо спросил лис, шмыгая носом и прикрывая глаза от прикосновения губ охотника к своему виску.

— Давно не хочу, — уверенно шепнул мужчина в ответ, и лис шмыгнул носом.

— А я знал... Ты ведь хороший охотник.

— А ты совсем не глупый лис, — отозвались ему в ответ. — Я тебя никогда и никому не отдам.