Sekkin
Sekkin - Сближение
После пробуждения никто не обсуждал произошедшее ночью. Чонгук принес завтрак в их комнату, решив, что больше не хочет, чтобы из-за отсутствия манер у лиса на них кто-то пялился. Так что они сидели на полу у котацу, ведь даже несмотря на близость к очагу, Тэхену было холодно всю ночь. Ёкай ни в какую не хотел вылезать из-под одеяла, а им уже вскоре нужно будет уходить.
— Доедай скорее и пойдем. Хочу поймать какую-нибудь повозку, чтобы сократить время в пути и слушать поменьше твоих стенаний, — Чонгук поднялся из-за стола и отошел за ширму, чтобы быстро обмыться и переодеться в чистое. Судя по тому, как медленно и лениво жевал свою пищу лис, у чоджу было так много времени, что он успел бы вымыться трижды.
Тэхен же с ним не разговаривал и на просьбу охотника стал есть только медленнее, хоть и понимал, что ему стоило бы и правда поспешить. Если они поедут в повозке, значит, скорее доберутся до леса, и Тэхен сможет принять свое истинное обличие, по которому очень сильно соскучился. Но упрямство и желание насолить Чонгуку за вчерашнее было куда сильнее. Даже если он предупреждал ёкая о последствиях побега.
Подняв глаза на ширму, Тэхен густо покраснел и поскорее отвернулся.
Он слишком отчетливо увидел силуэт мужчины, его широкие плечи и сильная грудь контрастировали с узкой талией, переходящей в красивые, мощные бедра. Даже если Тэхен сделал все, лишь бы не фокусировать внимание на таком непотребстве, он не мог не отметить красоту мужского тела, скрываемого под традиционным японским одеянием. Это было очень красиво. Настолько, что он наверняка до конца своих дней будет вспоминать этот силуэт как самое прекрасное, что удалось узреть воочию.
Охотник вышел из-за ширмы уже посвежевший, с туго завязанными в хвост волосами. Осмотрев стол, он нахмурился.
— Ты в облаках витаешь или показываешь мне свой скверный характер? Все повозки из города уезжают утром, глупый лис. Не успеем ни на одну — будем тащиться до леса до самой ночи, через поля без единого дерева. Всеми богами клянусь, ни единого привала тебе сделать не позволю. А ляжешь отдыхать — снова познаешь, как моя метка умеет держать добычу рядом со мной. Жуй быстрее.
Проглотив еду, Тэхен оскалил клыки на Чонгука и зашипел как дикая кошка.
Только вот чоджу не собирался мириться с вредным характером ёкая. Он фыркнул и вышел из комнаты, чтобы спуститься к хозяйке. Попросит у нее что-нибудь, во что можно упаковать еду, и заберет часть с собой, чтобы Тэхен смог поесть в дороге. Иначе они и правда будут вынуждены до ночи шагать через поля под палящим солнцем без возможности спрятаться в тени.
Когда они вышли из идзакаи солнце уже поднялось на один дзё над линией горизонта.
Чонгук сурово сдвинул брови, глянув на лиса, который пытался распутать подол своей юкаты, тихо пыхтя.
— По твоей вине все повозки наверняка уже отбыли, — снова начал ворчать охотник.
Тэхен возмущенно зафырчал, принявшись обеими ладошками поправлять свои волосы. Он от Чонгука это уже слышал, и вообще, вредный чоджу ничего не смыслил в красоте!
— Ну не мог же я выйти без прически! Наставница учила, что мы всегда должны вкусно пахнуть и прекрасно выглядеть!
Чонгук тяжело вздохнул, едва сдержав себя от того, чтобы закатить глаза, и неспешно пошел вперед, поправив на плече холщовый мешок. До этого лисицы, которых он ловил, только шипели и скалили на него зубы, даже разговаривать с ним никто не хотел. Компания Тэхена была поприятнее, и все равно он находил поводы поворчать на ёкая.
Такой уж у него характер.
На улицах уже появлялись люди, когда они покидали небольшое поселение, а на дороге виднелись свежие следы от колес повозок и копыт.
«Не меньше трех уже покинули поселение», — подумалось чоджу, и он снова оглянулся на Тэхена.
Лис, довольно щурясь на солнце, крутил головой во все стороны и дергал своими пушистыми белыми ушами. Ему, кажется, было совсем все равно, пойдут ли они пешком или поедут на повозке. Правда, ровно до того самого момента, пока у него не заболят ноги, это уж Чонгук знал наверняка.
Но не мог не отметить, что настроение ёкая отчего-то подскочило вверх.
— Что хорошего произошло, что ты не можешь уняться? — поинтересовался чоджу спустя пару минут пути, положив ладонь на крутящуюся во все стороны макушку.
— Солнце светит ярко, я смог красиво заплести волосы и наколдовать для себя красивую юкату. Ты обещал отпустить меня побегать в лесу, а с каждым моим шагом лес все ближе! А еще ты не злишься из-за того, что я долго собирался в путь, — уже без доли обиды в голосе заявил Тэхен, ярко улыбнувшись.
Чонгук только тихо усмехнулся и покачал головой. Глупый лис.
Они прошли еще совсем немного, когда перед глазами Тэхена появилась развилка, а перед глазами Чонгука — небольшая повозка, направляющаяся в их сторону, что была запряжена вагю. В наше время является источником мраморной говядины, раньше использовалась в качестве «тягача» для повозок среди крестьян.
Чоджу остановился, наблюдая за тем, как повозка подъезжает ближе, а ёкай вновь закрутился на месте, задергав ушами.
— Он за нами приехал? Он нас повезет? А куда же мы сядем? — вопросы один за одним вылетали из его рта, но Чонгук не спешил отвечать, не сводя со старика, ведущего повозку, своего взгляда.
Чоджу лишь достал из сумки плащ и бросил его растерявшемуся юноше, процедив:
— Накинь, если не хочешь, чтобы тебе отрезали уши.
Угроза подействовала. Тэхен недружелюбно оскалился в сторону подъезжающей все ближе повозки и все же накинул плащ на себя, с горем пополам укрыв капюшоном свои уши.
Словно зная, чего от него хочет странный человек с белыми рисунками на лице и седыми волосами, подъехавший ближе старик остановился. Он окинул путников взглядом, выплюнул сквозь зубы «нелюдь», но уже громче произнес:
— Куда вам?
— К городу у Леса Шинда (Shinda — умершие. Дсл: Лес Умерших).
Старик прищурился, снова осмотрев их, и тихо хмыкнул.
— Пятьсот мон.
Чонгук, который уже потянулся за проволокой с деньгами, поднял на мужчину взгляд и едва ли не до хруста сжал монеты в своей руке.
— Совсем сбрендил? Да за такую цену я через весь лес пройду и найму себе сопровождающих.
— Ну так и найми! Кто тут с повозкой? Я! Значит, и платить будешь столько, сколько мне захочется! — возмутился старик, активно замахав руками. — Мне жену кормить, детей, всех пятерых, и не выкинешь же их!
— За пятьсот мон можно всю деревню прокормить и не подавиться, — шикнул в ответ Чонгук и прищурился. — Даю двести.
— За двести сам до города ползи, — едва не плюнул старик, также щурясь в ответ, — четыреста, и ни моной меньше!
— Двести пятьдесят, — выдал Чонгук и погремел целой проволокой мон перед лицом старика.
Они смотрели друг на друга несколько долгих секунд, прежде чем извозчик все же махнул рукой и произнес:
— Двести пятьдесят и цацку с плаща твоей спутницы!
Тэхен вздрогнул, когда оба посмотрели на него, и растерянно заморгал. Он-то спутница?
— Я... — хотел было возразить лис, но Чонгук уже протянул руку к его плащу и, отстегнув какую-то застежку у горловины, бросил ее в руки старика вместе с проволокой мон.
Обменявшись «любезными» улыбками с мужиком, Чонгук подтолкнул Тэхена к повозке, чтобы тот сел первым. Лучше уж он отсюда подстрахует лиса, чем тот поскользнется и прилетит подбородком в ступеньку повозки.
— Старый проныра. Чтоб его черти драли, — едва слышно прошипел Чонгук, подсаживая лиса.
Но Тэхен вдруг извернулся и отскочил от повозки в сторону.
— Не сяду в нее! Плохая повозка, ты плохую повозку взять хочешь, глупый чоджу!
— Чего?! — в один голос возмутились и Чонгук, и извозчик.
— Вы точно будете задницы свои тащить до Леса Шинда на своих двоих, коли так на мою повозку заикаешься, безродная девка!
Тэхен нахмурился и уже собирался зашипеть на этого скрягу, как перед ним возник Чонгук и крепко, отрезвляюще сжал запястье лиса, чтобы обратить на себя все его внимание.
— Ты хоть представляешь, сколько денег я ему сейчас заплатил? Это целое состояние! Или залезаешь в повозку, или бежишь за ней на своих двоих! Залезай бегом!
— Да ты что, не чувствуешь?! Ты же охотник, глупый чоджу! Глупый! Глупый!
Извозчик, наблюдая за ними, тяжело вздохнул и нахмурился.
— Вы или едете, или тут болтаете, а время мое попусту тратить не надо, — предупредил он.
Делать было нечего, и Чонгук, не обращая внимания на то, что Тэхен упирался ногами и пытался освободить свою руку из крепкой хватки, все равно дотащил его до повозки и, подняв трепыхающегося лиса на руки, бросил его на невысокий стожок с сеном. Он уже заплатил мужику, так что ничего не помешало бы ему просто взять и уехать, если бы они продолжили попусту спорить.
Чонгук, сев следом, отряхнул свои одеяния от дорожной пыли и зло глянул на дрожащего отчего-то лиса.
Послышался удар хлыста, повозка тронулась с места.
— Что на тебя только нашло, — тихо проворчал чоджу, и Тэхен, передернув плечами, вдруг подполз на четвереньках поближе, утыкаясь носом в плечо охотника.
Он почувствовал, как напряглись мышцы на руке мужчины, но с места не сдвинулся. Страх заполнил все в глубине груди, и ему даже не было дела до того, что там бормочет себе под нос этот охотник.
— Плохая повозка, — еще раз едва слышно прошептал лис, и Чонгук тяжело вздохнул.
Он глянул на чужую макушку, облаченную в капюшон, и слабо повел плечом, чтобы ёкай прекратил прятать там свое лицо.
— Ты, видать, перегрелся. Повозка ему не понравилась. Будто всю жизнь только в золотых паланкинах и разъезжал.
— Что такое паланкин? — едва слышно поинтересовался Тэхен, все же поднимая взгляд к охотнику и прижимая уши к голове.
Чонгук мог бы послать лиса ко всем чертям, приказать помолчать и посидеть тихо хоть немного, но он лишь уперся лопатками в борт повозки и задумался.
— Это такой небольшой, крытый красивой тканью короб на двух жердях, в котором лежат подушки или стоит кресло. Богачи садятся внутрь, чтобы отпочить, пока двое мужчин поднимают этот короб за жерди и несут туда, куда требуется, — пояснил чоджу.
Глаза Тэхена загорелись интересом. Охотник впервые так доходчиво объяснил ему что-то, и он, словно на мгновение позабыл о страхе, сел немного ровнее, замявшись на месте.
— А мы когда-нибудь поедем на паланкине? — поинтересовался он.
— Я же сказал — на нем ездят только богачи.
Тэхен задумчиво склонил голову набок, а в его глазах заплясал вопрос. Он как будто уже позабыл о своем страхе перед этой, как он выразился, плохой повозкой.
— Но ты ведь сам сказал, что отдал за эту повозку целое состояние. Значит, ты богач?
На несколько секунд повисла тишина, прежде чем Чонгук вдруг громко захохотал, едва ли не до слез.
— Богач! Богачом я стану, когда отдам тебя господину, который держит подле себя ёкаев, а сейчас мы с тобой растрачиваем мои жалкие крохи, глупый лис!
Повозка подпрыгнула на каком-то камне, заставив старого извозчика крепко ругнуться и подстегнуть вагю идти быстрее.
Стоило им замолчать, Тэхен снова покрепче прижался к Чонгуку, опасливо кося глаза туда, где под повозкой крутились колеса. Не нравилась ему эта повозка, она была плохой, ее энергия была такой же тяжелой, как была у того странного существа, которого Чонгук звал Знающим.
Чоджу тяжело вздохнул. Поведение Тэхена с каждым днем становилось все чуднее и чуднее.
Взгляд опустился к колесам, лишь на мгновение зацепившись за их деревянные жерди, а уже в следующую секунду картинка перед глазами на мгновение вспыхнула ярким белым цветом, но не чистым, светлым, а таким, какой обжигает холодом, как сама смерть. Сердце загрохотало в районе ушей.
Тэхен громко зашипел, подскочив на ноги, а Чонгук резко перехватил лиса за руку и оттолкнул к другому боку повозки, перехватывая рукой меч.
Извозчик что-то возмущенно закричал, но замолк, увидев светящиеся рисунки на лице чоджу и его белые непроглядные глаза.
Старик еще не знал, что в переднем колесе воза, прямо в его середине, крутясь вместе с жердью колеса, ехала мужская красная от крови голова. Она мерзко хихикала, скалила зубы и сводила к переносице глаза.
— Ванюдо, — сквозь зубы прошипел Чонгук, а уже в следующее мгновение, под громкие вопли старика, телега, сорвавшись с быка, резво помчалась вперед, да так, что в ушах засвистел ветер.
— Чонгук, — по имени громко позвал Тэхен, едва не плача от того, что капюшон слетал с его головы. Он еще помнил, что кто-то должен отрезать ему уши, если он их не спрячет. А вдруг этот страшный дух исполнит угрозу, брошенную охотником? Он ведь чувствовал его, сразу знал, что повозка плоха! Почему же его не послушал Чонгук?
Лис вряд ли знал, что ванюдо могли легко скрывать свою черную энергетику от чоджу, пусть и ненадолго.
Чонгук обернулся на Тэхена, не обращая внимания на вопли ужаса старика, который наконец заметил хохочущую голову в сердцевине своего колеса, и протянул к ёкаю руку, чтобы крепко схватить его за запястье и подтянуть поближе к себе, а затем и вовсе прижать к стогу сена и заставить держаться ладонью за боковину телеги.
— Держись крепче, ни за что не отпускай, если она не упадет, ничего никому не говори, на вопросы не отвечай, молчи!
— Мои уши, эта штука слетает! — начал было ёкай, но Чонгук лишь шикнул, мысленно прокляв себя за свой длинный язык.
— С ними все будет хорошо, я не позволю никому их отрезать. Никому, услышал? Держись крепче, — Чонгук на всякий случай сжал ладошку лиса своей, а затем наконец отстранился и, сделав шаг ближе к бортику, вдруг спрыгнул вниз.
— Какова тварь! Вернись, юродивый! Вернись и убери эту дрянь! — завопил старик, заметив, как чоджу сошел с повозки.
Старик был искренне возмущен поведением паршивца. Мало того, что сошел, так еще и оставил ушастую девицу где-то позади.
— Попадись ты у меня, пес плешивый! Пущу тебе твою песью кровь! — продолжал вопить старик, едва удерживаясь на скамье в изголовье повозки, что летела прямиком к скале.
Прямиком к скале! Еще немного и преставятся, как пить дать!
Старик успел попрощаться с жизнью, даже не заметив мелькнувшую в стороне тень.
Чоджу словно вихрь промчался мимо, встав прямо перед повозкой, и когда она уже была в нескольких дзё3,03 м от скалы, вдруг разбежался и, проехавшись боком по земле в двух сяку30,3 см от колес, резанул мечом.
Послышался вой, звон и лязг.
Повозка вдруг сбавила скорость и торцом коснулась камня в скале, едва ощутимо, мягко, будто перо опустилось наземь.
Старик сглотнул, открыв глаза, и уставился в скалу перед своим носом.
Он не сразу смог обернуться, но, когда шея его все же послушалась, заметил, как чоджу, подняв отрубленную голову с земли, неспеша подходил ближе.
В повозке закряхтел лис. Тэхен присел, во все глаза уставившись на ванюдо, срубленного с колеса, в руках чоджу, и расслабленно выдохнул.
Чонгук тихо усмехнулся, сунув голову твари едва ли не в лицо извозчику, и наконец произнес:
— Отдаешь мне мои моны, брошь, и еще покормишь нас в придачу. У кого голова, тот и устанавливает цену. Иначе оживлю ее да присобачу на твое колесо. Будешь с ней смерть искать.
Извозчик даже возражать не стал, указал на повозку.
— Ты садись, господин. Я только вагю поймаю да приведу, и немедленно в путь отправимся! Вот, забирай! — мужик вытащил деньги с брошью из зашитого на три шва кармана и вручил чоджу. Понимал, что этот странный человек его только что от ёкая спас, а за такое никаких денег отдать не жалко.
***
После того, как Чонгук разобрался с нечистью, они ехали в тишине. Только по началу извозчик пытался разузнать у чоджу побольше о его силе, о нечисти, о том, что за девчонка с ним, откуда у нее уши и почему голос такой низкий, но охотник не хотел разговаривать, так что мужику пришлось вскоре замолкнуть.
Тэхен даже задремал, устроившись головой на ногах Чонгука, но на первой же кочке проснулся, да так и не смог больше провалиться в сон.
— Скажи мне, — начал Чонгук, которому хотелось хоть немного скоротать время их путешествия, — как так получилось, что ты пацаном уродился? Такого ведь не бывает и не должно быть, ты сам говорил.
Кицунэ, поднявшись с ног охотника, посильнее натянул капюшон на свои уши и внимательно оглядел чоджу. Обычно Чонгук пытался сделать так, чтобы Тэхен замолчал, а тут сам его спрашивал, интересовался. Должно быть, ему было и правда любопытно, как же так случилось.
— Я не знал ни мать, ни отца. Но сестричка-кицунэ, которая сбежала от моего отца, рассказали мне, что моя мать была кицунэ. Редкой, белой. Лисы ведь обычно рыжие, а у мамы была жемчужная шерстка и красивые белые волосы, так сестрица-наставница говорила.
На этих словах Чонгук тихо хохотнул. Этот лис и жемчуга наверняка в своей короткой жизни не видывал, зато рассказывал о шубке матери так воодушевленно, словно знал ее лично.
Смешки вызвали у кицунэ грозный взгляд, которым он заставил чоджу замолчать.
— Так вот! Рассказывала, что моя мама была самой красивой лисицей, которую ей приходилось видеть. И однажды она забеременела. Мной. Была очень счастлива, потому что хоть она и не была единственной у моего отца, но сильно любила его. И вот, когда настала пора родов, я появился на свет. Мой отец ожидал, что его дочь будет такой же красивой лисицей, но я никаким местом на девочку похож не был.
Губ Тэхена коснулась печальная улыбка. Он как будто бы уже не единожды переживал горечь этого момента своей истории, но каждый раз продолжал пропускать ее через себя и проживать, словно впервые.
— Он сильно разозлился на мою маму за то, что она родила ему бракованного уродца — так мой отец про меня говорил. Он убил маму, а меня приказал отвезти в лес и выбросить. Тогда одна из сестриц мамы сбежала от отца. Она нашла меня, пусть и не сразу, присоединилась к прочим ёкаям и вырастила меня. Все ёкаи и мои сестрицы защищали меня, сколько я себя помню. Поэтому я так сильно хочу вернуться к ним в наш лес.
Чонгуку стало жаль мальчишку. Он и сам, должно быть, не знал, как так получилось, да и родители его, судя по всему, тоже не имели ни малейшего понятия о том, как кицунэ уродилась мужчиной. И все же некому было разгадать загадку рождения этого неземного существа, которое у Чонгука не поворачивался язык назвать нечистью. Кицунэ на нечисть походили меньше всех, а Тэхен и подавно.
Рассказав свою историю, лис молча посмотрел на небо. Когда он видел облака с золотыми отсветами, он представлял, что у его мамы были такие же волосы, когда она принимала человеческое обличье. И еще Тэхену очень сильно хотелось быть похожим на нее. Сестрица-наставница рассказывала маленькому лису о доброте его матери, какой она была отзывчивой, нежной и кроткой, как красиво одевалась, пела и заплетала свои волосы. Хотелось во всем быть похожим на нее. Быть может, тогда его не будут считать уродцем, пусть он и не прекрасная дева?
Всю жизнь Тэхен боялся, что станет похожим на отца, будет жестоким и злым, совершит подлое предательство тех, кто безоговорочно и безусловно любят его. Но сколько бы лет ни прошло, он все еще не был таким даже с теми, кто делал ему больно.
— А ты? — прервал тишину кицунэ. — Ты расскажешь мне свою историю?
Чонгук окинул лиса взглядом и, достав из холщового мешка бурдюк, открыл крышку и сделал несколько больших глотков воды. Он не спрашивал, протянул его и Тэхену, чтобы лис попил, и перевел взгляд к дороге. А какая у него, собственно, может быть история?
— Нет у меня ничего интересного. Все как и у других чоджу. Родился в Корее с меткой на роже, получил статус проклятого и был таков. Отправили на обучение сюда, к Солнечным землям. Убиваю ёкаев, получаю деньги и живу, как могу. По совести.
— Разве по совести можно убивать других? — тихо проворчал Тэхен.
Чонгук вскинул бровь, тихо хмыкнув.
— Приделать голову ванюдо обратно? — поинтересовался чоджу, но на его предложение Тэхен, спохватившись, замахал ладонями и замотал головой.
Нельзя так пугать других!
— Нет-нет-нет! Не надо ванюдо на колесо снова приделывать, мне не понравилось... Но не все ёкаи ведь столь плохи, как этот ванюдо! Вот я, разве я так плох? А еще нас обоих бросили наши отцы, и нас обоих называют уродцами, значит, мы с тобой очень похожи! Может, не будешь отдавать меня никаким господам, чтобы стать богачом? — в ответ спросил Тэхен и, заглянув в лицо Чонгука, склонил голову набок, лучезарно улыбнувшись.
Охотник только усмехнулся, отмахнувшись от мальчишки, и снова отвел взгляд к дороге, чувствуя, как внутри на мгновение что-то сжалось от несправедливости.
— Не действуют на меня твои чары. Даже не пытайся, — заверил он.
Тэхен, вздохнув, подпер щеку рукой, недовольно надув губы. Он уже даже спорить не хотел, но ведь и правда совсем-совсем не пытался воздействовать на чоджу никакими чарами. Кицунэ не имел ни малейшего понятия о том, как эти чары вообще работают, не умел ими пользоваться.
— Вот продашь ты меня, и что потом? Будешь ездить в паланкине, раз станешь богачом? — проворчал лис, острым коготком вырисовывая одному ему известные узоры на полу повозки.
— Хочу вернуться на родину, — неожиданно выдал чоджу, заставив кицунэ выдать удивленное «А?» и поднять голову, — увидеть, как там живут люди. Здесь нас боятся и относятся к нам как к сброду. Каждый меня узнает, каждый плюет в спину, а потом отсыпает мелкую горсть мон за сложную работу. Быть может, там я смог бы уйти от такой жизни. Говорят, в Корее есть те, кто может помочь убрать с лица узоры, забрать себе силу чоджу, освободив от нее носителя.
— И что же ты будешь делать, если твою силу заберут? — тихо поинтересовался Тэхен и невольно подполз поближе.
Чонгук снова замолчал ненадолго, раздумывая над ответом, и повел плечами.
— Заведу семью. Буду работать в полях. Читать книги, писать рукописи. Интересоваться искусством, если то позволит положение. Что угодно, лишь бы больше не гоняться по всему свету за нечистью, — усмехнулся он.
В дороге жить тяжело. Чонгук только было возвращался домой, проводил под родной крышей денек-другой, а потом деньги заканчивались, и ему снова нужно было брать новый заказ и отправляться в путь. Снова идзакаи, гостевые комнаты, чужие повозки. Не было конца и края этой жизни.
Тэхен несколько секунд смотрел на Чонгука, а затем его глаза вдруг засветились отчего-то, словно что-то придумал. И если он сейчас же не поделится своей идеей, то его попросту разорвет от нетерпения.
— А давай сбежим вместе! Спрячемся где-нибудь, будем вместе все вот это делать и заведем семью! Я стану тебе семьей, а ты мне, и...
— С мидзунараЯпонский дуб. рухнул? — фыркнул Чонгук, прерывая всякий энтузиазм Тэхена и заставляя его обиженно насупиться. — С тобой только помирать. Ты все еще нечисть, забыл?
Тэхену стало так обидно, что он толкнул чоджу в плечо.
— А тебя ни в какую Корею не пустят! — воскликнул он в ответ.
Чонгук нахмурился.
— Это еще почему?
— Рожей не вышел! — прошипел Тэхен, ткнув пальцем в лоб чоджу, заставив его недовольно зашипеть, и тут же резко отполз в другой угол телеги, недовольно запыхтев.
Вообще, Тэхен надеялся, что охотник, как и все, как только услышит его печальную историю, сжалится над ним и отпустит дальше бегать по лесам и жить с сестрицами, но тот был твердо настроен продать лиса какому-то господину, у которого Тэхен, вообще-то, совсем не хочет жить. Это было крайне несправедливо!
Так они и кидали друг на друга обиженные и недовольные взгляды до самого города у Леса Шинда.
Когда они сошли с повозки, над головой уже висело ночное звездное небо.
В большом городе слышался шум голосов и музыки, виднелись огни и снующие туда-сюда люди за огромными воротами, у которых стояли пару часовых, судя по виду и разговорам, уже упитых вусмерть.
Видимо, сегодня было какое-то празднество.
Но перед городом Тэхен остановился, не желая идти за Чонгуком.
— Будешь стоять тут, опять метка сработает, глупый лис. Шагай вперед, а то продам тебя на здешнем рынке. И капюшон на свои уши смешные натяни, а то народ поймет, кто ты, и навредит, а я не могу использовать свои силы против людей. Понятно?
Чоджу сделал еще несколько шагов вперед, но лис за его спиной так и не сдвинулся с места. И капюшон на голову тоже не надел, только скрестил руки на груди и обиженно вздернул подбородок. Еще и губы надул для пущей убедительности.
— Что с тобой не так?
— Со мной? Это с тобой что не так? Ты обещал меня в лесу выпустить побегать. Плохой ты охотник, коли слова своего сдержать не способен. Пока в лес меня не отведешь и не дашь обернуться в мое истинное обличие, никуда не пойду с тобой. И по странным этим кочкам взбираться под самую крышу не буду!
Чонгук тяжело вздохнул. Ведь он и правда обещал, но они прибыли намного позже, чем он рассчитывал, и если сейчас они не найдут себе место для ночлега, придется им спать в лесу. И если кицунэ эта идея придется по душе, то Чонгук уж точно не будет в восторге, когда на него выпадет роса.
Спать в лесу иногда приходилось, но охотник всей душой ненавидел это.
— Я обещал и я это сделаю. Завтра поутру. Ночь нужно провести здесь, знаешь, почему лес называют Лесом Шинда? — поинтересовался он и, когда Тэхен закачал головой, продолжил. — Потому что каждый, кто сунется туда ночью, непременно попрощается с жизнью. Лес кишит ёкаями, и если пойдем туда сейчас, об отдыхе и твоих беззаботных пробежках можно позабыть. Мне придется работать, а тебе бегать по округе и верещать, что есть мочи.
Тэхен тихо фыркнул. Он хотел было сказать, что не боится ёкаев, ведь он сам один из них, а потом вспомнил, как сестрицы рассказывали ему о том, что в других лесах водятся ноппэрапон, который непременно падок на чужую красоту (а Тэхен себя красивым все же считал), и даже нукэкуби, которых он боялся как огня, хоть и никогда не видел.
Лиса передернуло от одних только воспоминаний, и он все же поспешил за Чонгуком, догоняя довольно хмыкнувшего охотника и перехватывая край его рукава пальцами, и поспешно натянул на свои уши капюшон.
— Верное решение, — проговорил Чонгук и, под удивленный взгляд Тэхена, сам накинул на голову капюшон, проходя мимо пьяных часовых. Лис впервые видел, чтобы этот чоджу прятал свою голову и лицо.
— Зачем? — едва слышно поинтересовался он, удобнее хватаясь за предплечье мужчины пальцами.
— Люди здесь боятся ёкаев. Лес Шинда рядом, всяко разные твари забредают сюда, хоть и изредка, пугают народ. Появление чоджу для них как ознаменование того, что поблизости опасность, за которой пришел охотник. Лучше не заставлять их нервничать. Тем более... у них тут праздник, — чоджу кивнул вперед, и Тэхен только сейчас заметил, как люди, одетые в красивые юкаты и разные маски, громко хохочут и покупают что-то у ларьков.
Неизвестное ему существо в страшной маске, от которого пахло, как от человека, глотало огонь и выдыхало его в воздух, заставляя людей кричать и хлопать в ладоши; музыканты играли на каких-то странных деревянных штуках с железными струнами, а девушки с белыми лицами перебирали струны сямисэн, что издавал чудесные звуки.
Тэхен вдруг воодушевленно выдохнул и настойчиво дернул рукав Чонгука, чтобы обратить его внимание.
— Сямисэн! Наставница учила меня играть на нем! Я покажу! — воскликнул он и хотел было рвануть к девушкам, чтобы попросить у них поделиться инструментом и показать Чонгуку, какие красивые мелодии он знает, но охотник крепко перехватил его за руку и потянул обратно к себе.
— Нельзя. Эти девушки дают выступление, нельзя отбирать у них их хлеб, — проговорил Чонгук, но все же подошел вместе с лисом немного ближе, чтобы тот хотя бы послушал прекрасные мелодии.
Yakusima — Yu Namikoshi
Тэхен улыбнулся, даже несмотря на то, что ему запретили показать все, что он умеет, и затоптался на месте. Несколько девушек поднесли к губам хитирики, издавая мягкий свистящий звук, а красивая девушка позади забила в цудзуми.
Юноша почувствовал, как кожа покрылась приятными, невидимыми мурашками, а глаза его засветились счастьем. Уши под капюшоном дрогнули, и он прикрыл глаза в наслаждении. Улыбка не сходила с его губ. Такой прекрасной музыки не играли даже его сестрицы.
Чонгук тихо усмехнулся, опустив взгляд на кицунэ. Тэхен не замечал, как топтался на месте, отпустив руку охотника. Казалось, что еще немного, и он, отпустив себя, исполнит под эту музыку красивый завораживающий танец.
— Нравится? — едва слышно поинтересовался Чонгук, но Тэхен словно и не услышал его вовсе.
Лис вдруг отшагнул в сторону, ближе к музыкантам, и Чонгук не успел вновь перехватить его руку, когда ладони юноши поднялись в сторону и сделали несколько мягких плавных движений, разливающихся пред глазами толпы как хитирики.
Осторожный шаг в сторону, поворот, так, чтобы полы юкаты игриво приподнялись, открыв босые ступни и щиколотки, еще один шаг, движение рук и снова поворот.
Тэхен не танцевал, он плыл над землей, делая мелкие шаги, развевая полы юкаты и ее большие нежно-голубые рукава, виднеющиеся из-под плаща.
Лис приоткрыл голубые глаза, глянув в сторону охотника соблазнительным прищуром, и, игриво улыбнувшись, снова сделал несколько плавных поворотов, то опуская, то поднимая руки и предплечья. Его кисти рисовали неведомые никому узоры в воздухе, глаза смотрели лишь на одного человека среди всех тех, кто отступили назад, дав юноше волю танцевать.
Чонгук оставался на месте, не смея даже пошевелиться. Его глаза неотрывно следили за летающими прикосновениями рук к воздуху, за красивым, притягательным лицом, что пряталось от других под капюшоном. Но даже плащ не скрывал красоты и изящества движений кицунэ, завораживая каждого, кто осмелился бы взглянуть.
— На меня не действуют твои чары, — одними губами произнес Чонгук, но Тэхен лишь негромко рассмеялся. Не использовал он никаких чар, когда же охотник поймет? А если бы все это и правда не действовало, отчего бы чоджу смотреть на него вот так?
Время застыло вокруг них, и толпа растворилась. Даже девушек вокруг не было, не было никого, только окруженный музыкой и огнями Тэхен, плавно танцующий над землей, и Чонгук, у которого от увиденной красоты перехватило дыхание. Все остальное не имело никакого смысла, никакого значения.
И неизвестно, сколько еще это продолжалось бы, как долго Чонгук простоял бы вот так, боясь спугнуть кицунэ своим дыханием. Наверное, до следующего рассвета.
Но от нового поворота и слишком резкого порыва ветра капюшон слетел с головы кицунэ и обнажил его пушистые лисьи уши. Толпа охнула. Струна сямисэн звонко брякнула и оборвалась.
— Ёкай! Мерзкий ёкай! Лови демона! — завопил какой-то седовласый мужчина, указав пальцем на застывшего в растерянности Тэхена.
— Пекло, — прошипел Чонгук.
Сообразив первым, чоджу натянул капюшон обратно на голову своего подопечного и, взяв его за руку, огляделся в поисках безопасного пути отступления. Люди подняли такой вой, что чувствительные уши Тэхена в испуге прижались к голове.
— Что не так? Что я сделал? — зашептал лис, но Чонгук не ответил, только сильно оттолкнул в сторону какого-то массивного мужчину, надвигающегося на них с явным желанием изловить обоих, и ринулся вперед.
— Бежим! — воскликнул он и потащил несопротивляющегося, растерянного Тэхена за собой.
Они пробежали мимо опешивших девушек, за шатры артистов. Чонгук пытался держаться в тени, не показываться на широких освещенных тропах. Потому что о двух ёкаях, прячущихся под черными плащами, уже доносилось отовсюду.
И стоило чоджу выглянуть из-за палатки какого-то чтеца хокку, с его головы содрала капюшон женская рука, а затем раздался испуганный визг.
Чонгук только и успел недовольно прошипеть, дернув пискнувшего лиса за свою спину, и сверкнул засветившимися голубым светом глазами в сторону едва не рухнувшей без чувств артистки.
— Ёкая охраняет чоджу! — завопил городской стражник, прибежавший на женский визг, и вытащил свой вакидзаси.
Тэхен понимал, что Чонгук ни за что не успел бы вытащить свою катану, его скорее убьют, поэтому лис, подобрав песок и пыль тропинки, издал громкий клекочущий звук из-за плеча своего охотника, словно лиса, и, когда стражник перевел на него взгляд, бросил песок ему в глаза.
— Умница! — похвалил Чонгук, словно пушинку подхватывая лиса на руки и пускаясь прочь.
Нужно было убираться из города как можно скорее, иначе они с Тэхеном попадут в беду. Да такую, из которой не выберутся. Будь все вокруг ёкаями, он бы порубил каждого, даже не церемонясь, но с людьми... Во сто крат сложнее противостоять врагам, которым ты ни в коем случае не имеешь права навредить.
Чоджу бежал прочь так быстро, как только мог. Он не обращал внимания на кричащих ему в спину людей, но слушал загнанное дыхание лиса у своей шеи и чувствовал, как тот, выпустив коготки, крепко вцепился в его плечи и плащ.
Чонгук остановился лишь тогда, когда они скрылись меж стен публичного дома и трактира, в узком переулке, где их никто бы не смог найти.
Мужчина опустил лиса ногами на землю, но юноша ни в какую не собирался отпускать чужих плеч, напряженно оглядываясь и перебирая босыми ступнями по холодному камню.
— Я ведь... Совсем ничего плохого не сделал, — тихо прошептал он, подняв на охотника взгляд. Чонгук усмехнулся, покачав головой и затихнув на пару секунд, пока мимо пробежало несколько человек.
— Не обязательно быть плохим человеком, чтобы стать для глупцов врагом, — прошептал в ответ чоджу.
Они простояли в этом тесном переулке достаточно долго для того, чтобы Тэхен, устав стоять, начал активнее топтаться на месте.
— Ногам больно, — пожаловался он.
Мимо уже реже проходили люди, но чоджу все ждал чего-то. Казалось бы, они прятались в столь очевидном месте, но люди еще ни разу не заглянули в этот маленький переулок. И что-то подсказывало Тэхену, что виной тому серебристая дымка, окутывающая и его, и Чонгука энергией чоджу. Не зря ведь таких, как они, столь редко можно встретить простому человеку. Никто не видит чоджу, пока тот сам не захочет показаться человеку на глаза.
— Пойдем, — наконец проговорил Чонгук и, посильнее натянув капюшон на голову юноши, все же вышел из их укрытия.
Они шли закоулками, почти не попадаясь людям на глаза. Огни городка больше не выглядели столь же дружелюбно, как прежде. Наоборот, Тэхен едва не вздрагивал каждый раз, как мимо проходил кто-то с факелом.
Им удалось выйти через другие ворота города. Чонгук подкинул стоящему на посту мужчине красивую, блестящую серебром монетку, и тот без лишних слов выпустил путников прочь. То ли этот служивый не знал о произошедшем в городе, то ли, сыскав свою выгоду, решил это проигнорировать.
Они шли в тишине, даже друг на друга не смотрели — каждый думал о своем. Тэхен правда не понимал, почему другие так сильно испугались, когда увидели его уши. Да, он тоже не видел таких ушей у людей, только у ёкаев, у лисичек, люди и охотники слышали по-другому, да и шерсткой они не покрываются, так что им такие уши были ни к чему. Но ведь не из зависти они так сильно хотели поймать их, что заставили двух уставших с дороги путников бегать по городу не меньше четверти часа.
— Тут спать будем, — устало выдохнул Чонгук и бросил под дерево свой узелок.
Он сам утомился настолько, что даже костер разводить не было никакого желания, так что он просто лег на голую землю и, закинув ногу на колено, задумчиво уставился на звездное небо.
Тэхен сел рядом и обнял свои коленки, жуя губы уставившись на своего чоджу, замечая, что его лицо заострилось вовсе не из-за яркого лунного света, была в том какая-то иная причина, более глубокая.
— Охотников люди тоже не любят, да? — спросил он, хлопая своими огромными глазами.
Не ответив ему, Чонгук сорвал травинку и зажал ее между зубами.
И до этого Тэхен видел, что охотник так делает, и никак не мог понять, что в этом такого, зачем вообще кому-то просто засовывать травинку себе в рот и даже не жевать ее. Лису было до того любопытно, почему Чонгук это делает, что кицунэ сорвал первую попавшуюся травинку и тоже засунул ее в рот.
Заметив это действие, чоджу сильнее нахмурился.
— Эй. Ты что это, дразнишь меня? — искренне возмутился он.
— Вовсе нет! Пытаюсь понять, зачем ты держишь траву во рту. Я думал, это может быть вкусно, — пожав плечами от разочарования, Тэхен выбросил травинку и надул губы. — Ты вредный, Чонгук. Почему на вопросы мои не отвечаешь?
Хотелось топать ногами, чтобы более явно показать свое возмущение, но не желая подняться с насиженного места, Тэхен звонко шлепнул себя по бедру через юкату и недовольно засопел.
Чонгук продолжал упорно молчать и смотреть на небо, надеясь, что кицунэ быстро надоест играть в гляделки с тем, кто не обращал на него никакого внимания и перекатывал травинку из одного уголка рта в другой. Не собирался он отвечать на вопросы, ответы на которые были излишне очевидны, да и неприятны Чонгуку. Он как не понимал в детстве, почему люди шугаются таких, как он, так до сих пор и не понял.
— Раз говорить не хочешь, сними метку, я в лиса обернусь! У меня уже ушки болят, ножки болят, сил нет. Знаешь, как тяжело столько времени быть в человеческом облике без возможности обернуться и побегать, а? Ну сними метку. Я клянусь своим пушистым хвостом, что никуда не убегу, честно-честно, правда-правда!
Вновь посмотрев на кицунэ, в голубых глазах которого отражалась луна, Чонгук едва не поддался на уговоры, едва не снял свою метку, даже не подумав о последствиях. Уже протянул руку к шее лиса, чтобы исполнить его просьбу, но замер. Решив, что это кицунэ попытался его околдовать в который раз, Чонгук вернул руку под свою голову и выплюнул травинку в сторону.
— Я уже говорил, что на меня не действуют твои чары, глупый лис. Спать ложись, днем дам побегать. Сейчас я хочу отдохнуть с дороги, а не приглядывать за тобой.
Чоджу отвернулся, как будто бы это могло спасти его от тэхеновой настойчивости, которой позавидовали бы все, кого Чонгуку довелось повстречать на своем жизненном пути, даже учитель Юкио, который преподавал им способы борьбы с водной нечистью. На его скучных уроках Чонгук всегда засыпал, а учитель настойчиво будил его и заставлял читать и учить свои материалы.
Должно быть, благодаря этому учителю, Чонгук, так редко встречающийся с водными ёкаями, все еще помнил их всех по классам и подклассам и знал, какие ловушки и как применять к этим существам.
— А я не хочу днем, я хочу сейчас! — капризно заявил кицунэ и принялся нагло трясти чоджу за плечо, не позволяя ему заснуть и спокойно отдохнуть.
Почему вообще Чонгук должен спокойно отдыхать, если Тэхен не может себе этого позволить? Нет, все должно быть справедливо. Лис и без того слишком долго ждал, когда Чонгук позволит ему обратиться, и вот, казалось бы, наконец-то он разрешил, но в последний момент передумал по неизвестной Тэхену причине. Но он был уверен, что причина эта совершенно глупая.
— Почему ты такой капризный? Я тебя продавать веду как нечисть, я и без того позволяю тебе слишком много, не думал? — не выдержав, поинтересовался Чонгук, сев на траве и внимательно взглянув на мальчишку. — Попался бы ты другому, он бы с тобой нянчиться не стал. Ехал бы в сырой клетке, без еды и воды, окутанный такой магией, что и пошевелиться бы тебе не дала. Ты едешь к богатому господину, в царские хоромы, а не в публичный дом, ешь то, что ем я, пьешь то, что пью я, ходишь и болтаешь, что вздумается, этого мало?
Чонгук замолк, а в воздухе повисла тишина.
Лис прижал пушистые уши к голове, растерянно глядя на охотника перед собой, и поджал задрожавшие губы. Он еще ни разу не чувствовал того, что так сильно сжимало горло и сердце внутри. Как бы назвала наставница это чувство? Тэхен не знал, но ему очень сильно захотелось плакать.
— Ты ведь обещал, — совсем тихо проговорил лис, не найдясь со словами.
И снова оба замолкли. Тэхен отвел взгляд, сев ровнее и вытянув ноги, и кончиком пальца принялся сдирать с бледной кожи ноги засохшую царапинку, не смея больше рта раскрыть.
Чонгук злился на него, но почему? Разве он сделал что-то плохое? Хотя... Чонгук ведь сам сказал, что необязательно быть плохим, чтобы его таковым считали, так?
Тэхен поднял взгляд на молчаливо глядящего вдаль чоджу.
Чонгук о чем-то размышлял, стянув с плеч катаны и касаясь их лезвий пальцами у самого края, будто хотел порезаться о них. О чем же он столь усердно думал? Снова злился?
Тэхен невольно протянул руку, чтобы коснуться руки охотника и обратить его взгляд на себя.
— Я все равно думаю, что ты хороший охотник. Даже если ты дурак и не держишь своих обещаний, — звонко заявил лис, и чоджу не сдержал тихого смешка.
— Наивный, глупый лис.
Тэхен пожал плечами и уже собирался лечь на траву, как охотник все же протянул к нему свою руку, коснувшись метки на шее, и Тэхен ощутил секундную вспышку боли.
Он зашипел, отползая в сторону, и совсем внезапно для себя почувствовал, что его совсем ничего не держит. Его и без того большие глаза удивленно уставились на охотника, который снова улегся на траву и, заложив руку за голову, второй ладонью помахал куда-то в сторону.
— Там лес. Я буду спать. Крепко. — как бы между прочим произнес он. Но только Тэхену невдомек было, зачем о таком вообще говорить?
Ему слишком хотелось обернуться в свой истинный вид и порезвиться вдоволь, так что он не стал ничего спрашивать, не стал узнавать у чоджу, что тот имел в виду, просто обернулся лисом.
Чонгук не стал смотреть на то, как радостно лис забегал вокруг себя, как он сделал несколько кругов вокруг охотника. Мужчина обратил внимание на ёкая, только когда тот бросился бежать прочь и его белая шерстка исчезла за кустами. Он даже не стал прислушиваться к энергии лиса, думая, что тот больше не вернется, Чонгук ведь даже барьеры не поставил вокруг них, просто нагрубил ему, а потом отпустил. Пускай. Он еще добычу найдет. Другую. Более дорогую и менее... Наивную.
Поджав губы, чоджу подумал, что, наверное, только Сокджин способен терпеть его мерзкий характер, но даже он никогда бы не понял поступка Чонгука. Охотник и сам не понимал, ведь уже столь долго шел к своей цели. А верной ли?
— Пойму, если не вернешься, — тихо шепнул Чонгук и отвернулся от усыпанного драгоценностями небосвода.
С каких это пор он стал таким до абсурдного сентиментальным?..
Мысленно попрощавшись и с добычей, и с деньгами за ее продажу, чоджу заснул.
***
Пока Тэхен бегал, резвился, охотился и впервые за долгое время почувствовал себя свободным, он и правда размышлял о побеге. С одной стороны, нужно было прислушаться к наставлениям своей старшей сестрицы: покинуть чоджу, пока у него была такая возможность. Но как бы сильно Тэхен ни скучал по своей норе, от мысли, что он больше не увидит Чонгука и не сможет поспорить с ним, ему становилось так грустно, что было невмоготу.
Он сам себе пищал, носясь в округе и умывая шерсть языком и лапами, сам себя уговаривал сбежать, но как только луна начала постепенно бледнеть, пушистое белое создание выпрыгнуло из гущи леса, уносясь к тому самому дереву, у которого мирно и глубоко спал Чонгук.
Лис закрутился на месте, несколько раз ткнулся мокрым носом в чужую ладонь, но не почувствовав отдачи, тяжело вздохнул и уселся рядом, внимательно глядя на спящего мужчину.
Чонгук хмурился во сне. Говорят, сон чоджу невероятно чуткий, но Чонгук, будто не чувствуя опасности, и правда не собирался просыпаться.
Его белые волосы рассыпались по земле, вылезшие из длинного хвоста пряди обрамляли красивое бледное лицо, на котором едва заметно виднелся контур белых рисунков.
«Красивый...» — мелькнуло в голове лиса, и он, отряхнувшись от дорожной пыли, подсел поближе, уложив белую морду на грудь охотника. Тепло, уютно и вовсе не опасно. Разве не врет Чонгук о том, что хочет его продать? Он бы точно так не поступил, в этом лис был уверен больше, чем в самом себе.
Свернувшись клубочком у груди охотника, Тэхен только перед тем, как заснул, вспомнил о том, что лучше бы ему принять человеческий облик. Даже вспышка лисьей магии, после которой стройное юношеское тело, облаченное в юкату, улеглось на сильной груди, не смогла разбудить чоджу.
Лишь через несколько часов, проснувшись от восходящего солнца, Чонгук не смог повернуться на другой бок и укрыться от слепящих настойчивых лучей. Кицунэ не только не сбежал, он еще и устроился лежать прямо на груди охотника, обнимая его тело руками так, словно тот перьевая подушка.
Несколько секунд понадобилось Чонгуку на то, чтобы осознать: добыча добровольно вернулась в капкан.
— Глупый лис, — тихо прошептал охотник. Он осторожно опустил ладонь к затылку Тэхена, коснувшись его шеи кончиками пальцев, и вернул свою метку на место.
Раз Тэхен не убежал от него, значит, придется ему снова смириться с тем, что ходить он будет на своих двоих. Но теперь, быть может, Чонгук будет давать ему чуть больше свободы, нежели раньше. По крайней мере, если Тэхен не убежал этой ночью, значит, он вообще не собирался убегать? Видимо, глупый лис желал, чтобы его продали богатому господину на потеху. Или же он просто не понимал, для каких нужд Чонгук продаст его.
Действительно глупый лис.
Проснувшись от болезненного укола, Тэхен застонал и сильнее спрятался от поднимающегося солнца, прижимаясь лбом к груди охотника.
— Это не доброе утро, глупый охотник. Нельзя так будить меня, даже если я нечисть, понятно тебе? — обиженно пробурчал он, но просыпаться, вставать или хоть как-то шевелиться не собирался.
Чонгук тихо усмехнулся, позволив себе немного больше, чем прежде, и зарывшись кончиками пальцев в светлые волосы на затылке парня.
— А как тебя будить? — уточнил он, но в ответ услышал лишь довольное хихиканье и урчание, словно и правда на его груди лежал настоящий лис, а не оборотень.
Тэхен совсем разнежился под согревающими солнечными лучами, под большими и безопасными руками охотника, наслаждаясь этими минутами их уединения, когда они доверяли друг другу, даже если Чонгук снова поставил на Тэхена свою метку, отчего тело вновь было тяжелым, а внутренняя магия не откликалась.
Ничего страшного, даже так ему было хорошо и приятно.
— Вот такое пробуждение мне нравится. Еще за ушком можно почесать, — тихо прошептал Тэхен, растягивая губы в улыбке.
Нахмурив брови, Чонгук подчинился капризам кицунэ, размышляя над тем, что не почувствовал воздействия лисьей магии. Видимо, Тэхен действительно не использовал никаких своих чар, оттого все происходящее казалось ему слишком странным!