almost together
Лили
Состояние мистера Теодора Грея до утра оставалось стабильно тяжелым. Участь смягчало лишь то, что он будет жить, что это всё действие операции, наркоза, капельниц, сердечно-стимулирующих препаратов. Ранним утром, двенадцатого мая, Теодора вывезли в палату. Можно уже было заходить и следить за его мирным сном и приборами, контролирующими дыхание и сердце. Первой туда вошла Айрин, затем Фиби, следующим был Марсель, Софина, Дэйзи... Дориан, решив зайти, взял за руку меня, заставив затрепетать изнутри. Неслышно мы проникли в палату и теперь могли видеть небритое, несколько опухшее от элементов снотворного лицо, что внушало некоторую жуткость своей бледностью. Дориан провёл рукой по волосам отца, еле ощутимо, а затем отвернулся спиной и закрыл руками лицо. В зеркале, висящем у двери, я видела, как он давил пальцами на зажмуренные глаза, будто хочет их выдавить. От подобного зрелища моё сердце ёкнуло болезненным уколом.
Я крепко обняла Дориана со спины, уткнулась носом в его лопатки. Он замер, — мне показалось, что он перестал дышать. Я хотела зацеловать эту сильную спину, этого мужчину, на плечах которого была эта непосильная ноша. Господи, я влюбилась в него. Я влюбилась в него в ту самую минуту, когда он развернулся в моих руках, крепко сжал ладонями моё лицо, и, тяжело дыша, с каким-то лихорадочным блеском в глазах, рассматривал меня. Не пойми отчего, моё дыхание перехватило — это как удар молнии, пронзающий насквозь, нечто убийственно сильное. Может, это всё двухдневное отсутствие нормального сна, влияние лунного цикла или эмоциональный фон во взаимодействии с гормональным, но... в эту минуту я поняла, что он прекрасен. Никого ближе для меня в этом огромном городе не существует. Я пыталась подобрать какие-то слова, чтобы оправдать свою дрожь, но голову застил туман, как и глаза. Туман — такой сладостный, дурманящий, просящий хотеть чего-то...
— Ты помнишь, что я заеду за тобой в восемь? — хрипло шепнул он. Сглотнув, я несколько раз кивнула.
— Зачем тратить время? — за моей спиной раздался голос Теодора, мы в одну секунду обернулись к нему, обезумившие от счастья и непрекращающейся радости, что стучала в висках вместе с пульсом.
— Папа, — шепнул Дориан. Мы медленно подошли близко к нему, он слабо, но очень старательно улыбался.
— Дай водички, — кивнул он в сторону графина. Я опередила Дориана, аккуратно поправила подушку под головой Теодора, осторожно поднесла бокал воды к губам. Он сделал несколько мелких глотков, смотря мне в глаза из-под тяжелых век. Когда я убрала бокал на тумбочку, он выдохнул и перевёл взгляд на Дориана. Я поняла, что им нужно побыть наедине и тихо шепнула:
— Я скажу врачу и остальным, что вы пришли в себя, — кивнула я мистеру Теодору Грею с улыбкой, пожала его руку, — С возвращением.
— Спасибо, Лили, — хрипло шепнул он, — Вижу по глазам, что заставил вас плакать и забыть о том, что такое сон. Езжайте-ка домой. Отдохните. Попросите Марселя вас отвезти, он сделает это в два счёта.
— Не волнуйтесь, я придумаю, как добраться. Думаю, он тоже хочет вас увидеть.
— Успеет. Тут особо смотреть не на что, и, как я понимаю, там целая очередь. Аудиенция ещё будет долго длиться... Поэтому я не выношу больницы, — он беззвучно засмеялся и тут же застонал от боли.
— Мистер Грей! — перепугалась я.
— Отец, тебе ещё нельзя смеяться. Зашили лёгкое. Это не шутки.
— Нельзя смеяться... какой кошмар.
— Я позову врача, — кивнула я, — Лежите смирно, герой.
Теодор поднял обе руки в манере «сдаюсь», насколько ему позволяли фиксирующие приборы, о которых ему напомнил в тот же момент Дориан. Мистер Теодор Грей закатил глаза. Я напоследок посмотрела заботливому сыну в глаза и улыбнулась от дрожи, что побежала по спине от его ласкового и в то же время пронзительного взгляда. Переведя дух, я подошла к миссис Грей и сказала о том, что Теодор очнулся. Она радостно вскрикнув, побежала за врачом, заставив меня улыбнуться тому счастью, что светилось в её глазах ярче летнего солнца в погожий день. Марсель пошёл в палату к отцу, как и Дэйзи, Софина и Фиби. Однако через пару минут я увидела, как первый из вошедших возвратился в коридор и прямиком направился ко мне.
— Лили, я отвезу тебя домой. Тебе, правда, нужно отдохнуть, — кивнул Марсель, взяв меня за руку. Я вздрогнула от неожиданности этого жеста и того, с каким стремлением он повёл меня по коридору.
— Я бы могла добраться и на такси... Зачем нужно было утруждать тебя?
— Лили, меня никто не утруждает, — мы зашли в лифт, — Я сам хочу это сделать. И... сказать тебе огромное спасибо за поддержку и за то, что вселяла надежду, когда её почти не оставалось, — прошептал он, смотря в мои глаза.
— Марсель, я всегда буду у вас в долгу. Я не знаю, чтобы я делала, если бы не вы. Все вы, — я ломала пальцы, чувствуя ком, подкативший к горлу. — Я очень счастлива, что Теодор жив и, уверена, с таким тылом, как ты, Дориан, ваши сёстры и мама... Он будет жить ещё очень долго.
— Однако только ты смогла повлиять на нашего дядю.
— Я... истеричка, — нервно усмехнулась я, потирая висок, — Это сделал Дориан, не я. Знаешь, мне кажется, что мы с ним... за эту ночь снова стали намного ближе. Я думаю, что это безумие, но я...
— Влюбилась в него? — смотря в закрытые дверцы лифта, вдруг маниакальным тоном спрашивает Марсель.
— Вполне возможно, — шепнула я, закусив губу от неловкости, — Наверное, я не должна была тебе говорить этого.
— Отчего же?
— Ты же его брат, а я...
— Лили, всё нормально, — улыбнулся он, но на этот раз это было далеко не искренне.
Уже в автомобиле я чувствовала тяжесть век и лёгкую дрёму, несмотря на мысли, что хороводом бродили в моей голове. Мне было жаль Марселя. Я не строила никаких воздушных замков по поводу него, так что в моей голове он и сохранялся, как друг. В погоне за расстановкой по местам собственных чувств, я опрометчиво упустила из виду, что совершенно не считаюсь с его. Это доставляло мне самые настоящие угрызения совести и неприятный осадок на протяжении всей поездки. Я хотела поговорить с ним, извиниться. Попытаться расставить всё на свои места. Но вместо этого я только и чувствовала подступающий, преломляющий остроту сознания сон. Я пыталась сопротивляться, даже схватила руку Марселя, которая лежала на сидении рядом с ним, но больше с организмом спорить не могла...
Проснулась я в утопающей в закатных лучах солнца комнате. Потянувшись на постели, я потёрла глаза и взяла с тумбочки мобильник, на дисплее светилось время: 6:39, а так же значок, оповещающий о сообщении. «Лили, это Дориан. Сохрани мой номер. Планы несколько поменялись, я заеду за тобой в девять».
— Прекрасно, — шепнула я, зевнув и потянувшись.
До семи часов я просто пролежала, всё ещё просыпаясь, приходя в себя. Потерев глаза, я осознала, что провела в кровати добрых десять часов. Эта мысль заставила меня вспомнить о совести и поднять своё ленивое бренное тело. В ванной и на макияж с превращением волос в локоны я потратила полтора часа. С платьем я долго не гадала — остановилась на чёрном и облегающем, с вшитыми в него серебряными нитями, которые под особым углом заставляли его переливаться. Оно элегантно прилегало к телу, толстые бретельки скрывали тонкие ниточки сексуального лифчика из комплекта «для первого секса», — это красноречивое название дала ему я, и улыбнулась от мысли, что это может быть именно так. Туфли я обула в тон своей помаде и расклешенному от талии малиновому плащу, едва скрывающему колени, которые и так были спрятаны за чёрной гладкой тканью моего наряда. Поправив причёску и брызнув на шею стойкий аромат Barberry, я взяла клатч и собрала всё самое необходимое. Услышав вибрацию телефона, я даже не стала лезть в сумочку, я и так прекрасно знала — это он и он приехал за мной.
Я с широкой улыбкой вышла из спальни, каблуки цокали по паркету, а затем по винтовой лестнице. На ступеньках я столкнулась с Софиной. Она была совершенно не накрашенной. На моё удивление, её губы растянулись в приятной улыбке. В эту секунду я увидела, как сильно она похожа на свою мать, Айрин.
— Хорошего вам вечера, — тихо шепнула она, кивнув, и стала подниматься дальше.
Я моргала, пытаясь понять, в чём дело, но «хороший вечер» и ждущий меня Дориан не позволили мне замереть на половине пути до скончания века, пытаясь понять его очередную «загадку». В холле я попалась на глаза Марселю, который поправлял галстук, стоя перед зеркалом на крупном шкафу для обуви и верхней одежды. Увидев меня, он обернулся и смерил своим фирменным раздевающим взглядом, который заставил меня сглотнуть от волнения и некоторой неловкости. Я подошла к Марселю ближе и дрожащей рукой расправила лацканы его пиджака, галстук. Осторожно смахнула с плеча пылинки. Марсель взял мою руку в свою и крепко сжал, уткнувшись взглядом в пол. Сглотнув, он посмотрел на меня исподлобья, шепнул:
— Ты выглядишь сногсшибательно.
— Ты тоже. Свидание? — изогнула я бровь.
— Шлюшкам не нужны свидания, пропустим по бокалу виски. Прелюдия. Секс. И «good bye».
— Оу, — протянула я, вдохнув, — Называешь вещи своими именами... Это мило.
— Мило — моё второе имя, — я осторожно вытащила пальцы из его тисков, улыбаясь.
— Ты... уложил меня в кровать.
— Думаю, что я бы запомнил это счастливейшее событие, — пошло ухмыльнулся он. — Хотя знаешь, я предпочитаю стоя, — я почувствовала, что пунцовею.
— Марсель, я имею ввиду, что... я помню, что уснула в машине. Ты отнёс меня на постель, это заслуживает благодарности.
— Если бы ты весила сто пятьдесят килограмм, да.
— В любом случае, Марсель, даже если я вешу на сто меньше. Спасибо.
— Главное, что ты выспалась. Глаза так и светятся, — я смущённо опустила взгляд. Выдохнув от неловкости, я шепнула:
— Удачного тебе вечера.
— Надеюсь, что у тебя он тоже будет... удачным, Лили.
— Мы с тобой, наверное, не разобрались. Я уверена, что у нас ещё обязательно будет время поговорить, Марсель.
— О чём? О том, как у вас обстоят дела с Дорианом? Я и так вижу, что прекрасно.
— Ты злишься на меня. Я не хочу, чтобы ты...
— Лили, а я не хочу, чтобы ты решала, злиться мне или радоваться. Не порти нам обоим вечер. Разговор окончен, я полагаю. Лишних слов не стоит.
— Ты же сам мне говорил, что мне нужно обратить внимание на Дориана. А когда я этого захотела, ты вдруг злишься и говоришь со мной, будто видишь впервые, будто ничего не было.
— А ничего и не было, Лили, — он пристально смотрел в мои глаза, пока я ловила губами воздух.
— Очень хорошо, что это так, Марсель, — улыбнулась я напоследок и вышла из дома, закрыв за собой дверь.
Вослед я услышала: «Замечательно!» и это пробрало меня до мурашек. Я буквально мчалась к паркингу, семеня широкими шагами. Острые носы туфель пару раз заставляли меня споткнуться. Мне не терпелось увидеть Дориана, броситься ему на руки и обругать целый свет в его объятиях. Моему облегчению не было предела, когда в глаза впечаталась его гордая, стройная фигура. Дориан стоял, скрестив руки на груди и опираясь о капот своего автомобиля. Когда он заслышал мои приближающиеся шаги, его взгляд оторвался от асфальта, покрывающего тропинки участка, и он буквально сразу пошёл мне навстречу. Когда наши тела убавили расстояние, он, взяв в руки моё лицо, посмотрел мне в глаза, как сегодня в больнице. Дрожь прошла по сердцу, вместе с приятным импульсом внутри. Он прищурился, вглядываясь в моё лицо.
— У тебя глаза на мокром месте. Что-то случилось?
— Нет, нет...
— Лили.
— Я просто, — выдохнув, я пыталась найти слова, — Очень рада тебя видеть, — и это было правдой.
Дориан, ни слова не говоря, склонился к моему лицу и прижался к губам. Я оплела его шею, прижимаясь к нему ближе. Он обнял меня за талию, отрывая от земли, унося за собой куда-то в облака. Туфли намеревались слететь со стоп, но я не обращала никого внимания, эпицентром были только его губы, дарящие расслабление и кайф всему телу. Дориан целовал меня долго и мягко, но когда его язык прорвался к моему, он принялся делать это неистово — настолько грубо, мощно и сладко, что я потеряла возможность дышать. Он творил это так умело и глубоко, с таким порывом, что я пьянела от удовольствия и наслаждения. Я не хотела, чтобы он отрывался, поэтому впившись руками в его буйную тёмную шевелюру, прижимала его к себе, сдавленно и непроизвольно хрипя в его губы. Мои пальцы вели следы ногтями по его шее. Когда воздуха стало не хватать, он неожиданно оторвался, чем заставил меня кратко и тихо проскулить, закусив влажную губу.
— Лили, — громко выдохнул он, смотря мне в глаза.
— Поехали, — часто закивала я, — Что там у тебя по плану? — робко шепчу.
— Выставка.
— Вау, — попыталась менее разочарованно выдохнуть я, голова ещё кружилась, — Что за музей?
— Узнаешь, — ухмыльнулся Дориан.
Когда он спустил меня, — чуть ли не в буквальном смысле, — «с небес на землю», мы в какой-то суматохе сели в автомобиль, я застегнула ремень безопасности, чтобы отвлечь себя от мысли о его сочных губах. Господи, меня ещё никогда не целовали так сильно, по-настоящему... Я с громким выдохом откинула голову на подушечку сидения, — и когда поймала себя на том, что сделала это, при нём! — ощутила, как горю алым пламенем и накрыла лицо руками, звонко смеясь. Дориан с широкой улыбкой перевёл взгляд с дороги на меня.
— Почему смеёшься?
— Не знаю. Это нервное, — я утёрла «смешинки» в уголках глаз, — А вообще, я счастлива. Ты классно целуешься, — произношу, пунцовея.
— Правда?
— Да. Я не прощу тебе то, что ты решил мне показать свои таланты так поздно.
Дориан с ухмылкой посмотрел на меня:
— Буду совершенствоваться.
— Пожалуйста, — я укусила нижнюю губу. Неприступная синева глаз Дориана потемнела до морского водоворота.
— Папа передавал тебе «привет», — произнёс он, прочистив горло.
— О, как он?
— Замечательно, Адам говорит, недельку-другую полежит и можно выписывать.
— Как я рада... Я верила, что всё будет хорошо. У нас у всех всё будет хорошо.
Дориан отпустил одной рукой руль и переплёл наши пальцы, заставив меня задрожать от волнения. Я шумно сглотнула, улыбаясь.
— Я тоже начинаю верить.
— Знаешь, Софи... пожелала нам хорошего вечера, — робко улыбнулась я, — Это было неожиданно.
— Я ведь говорил, что у неё доброе сердце. Они с отцом начали ладить... Это было при мне. Он разрешил ей видеться с Микеле, потому что не хочет, чтобы она страдала. Она ответила, что рассталась с ним ночью, когда папе делали операцию. Помнишь, она уходила куда-то, а потом вернулась вся в слезах?
— Да, — кивнула я, хмурясь. — Неужели, теперь всё потеряно?
— Всё что не делается, к лучшему, Лили. Папа просил её позвонить ему, помириться, но... Софи слишком гордая, а по её словам Микеле тоже, овощ ещё тот.
— Да. Ситуация не самая простая.
— С этим я согласен, — он притянул мою руку к своим губам и нежно поцеловал.
— Мы приехали, — улыбнулся, плавно остановив машину.
Я огляделась и не поверила своим глазам. Часто моргая, я перевела непонимающий на Дориана.
— Это ведь... твой квартал? Где-то здесь твой Б-12. Верно? — потеряно проговорила я.
— Да.
— Ты же говорил про выставку...
— Сейчас сама всё увидишь, — ухмыльнулся он.
Мы вышли из автомобиля. Темнокожий человек в униформе приветливо кивнул Дориану, сел за руль его Audi и укатил в огромный parking-home района «Hilton».
— Такой сервис, — с улыбкой подметила я, — Это круто.
Дориан Грей с ухмылкой обнял меня за талию и прижал к себе. Перед входом лифт в высотке Б-12 он ввёл пин-код, только тогда дверцы приветливо открылись, а на табло горело: «Добрый вечер, мистер Дориан Грей и мисс Лили Дэрлисон». Я нахмурилась, пытаясь понять, откуда этому интерактивному «домику» известно моё имя. Этот вопрос я озвучила Дориану, когда мы вошли в лифт. Он рассмеялся.
— Это специальная защитная система, разработанная инженерами моей компании. Я ввожу список возможных гостей, прикладываю фотографию и вношу в базу. Затем регистратор определяет, кто ко мне пришёл. Это безопасно и удобно.
— Действительно... удобно, — сглотнула я, смотря в его глаза.
Он такой деловой и... сексуальный.
Мы поднялись на нужный этаж, Дориан пропустил меня первой к выходу из лифта. Выйдя из широкой кабины полной зеркал, я очутилась в огромном холле, выполненном в кофейных тонах. Дорогая мебель из шоколадного древа. В потолке встроены, по всей видимости, регистраторы движения, так как свет зажегся без всякой на то помощи. Ясно, что стиль Дориана — модерн: всё по последнему слову моды и техники. Он галантно помог мне избавиться от плаща, аккуратно повесил его в шкаф. Обернувшись ко мне, он пристально изучил мою фигуру в чёрном платье. Медленно сканируя меня взглядом, подошёл ближе, взял под руку и прошептал на ухо, склонившись:
— Готова к выставке? — дыхание в груди замерло, а затем стало наполнять грудную клетку, заставляя её всё чаще вздыматься.
— Готова, — сглотнула я, и только сейчас стала понимать, о какой выставке он говорил...
Дориан завёл меня в гостиную, засыпанную бликами и яркими зайчиками свечей, которые умещались на всевозможных поверхностях выше пола. Со стороны стеклянной стены, расположенной слева, лился пленительный свет ночного города, такого манящего и завораживающего, уводящего глубоко вдаль своей тёмной синевой. На противоположной стене возвышался огромный книжный шкаф, а рядом стеллажи — от потолка до пола. Позади нас в стене была встроена широкая полка, усыпанная сейчас свечами и маленькими вазами с лилиями. У этой стены стоял роскошный белый рояль, прекрасно гармонирующий с полом и потолком по цвету. Огромная стена впереди нас, у камина, метров пять к потолку — завешана огромными, длинными портретами. Моими портретами! Один громаднейший находится посередине, он поразил меня больше всего, так как исполнен углём: на нём я была изображена во весь рост, — так похоже на дизайнерский эскиз. Нигде не было цвета, кроме как на кроваво-красном платье, в котором я была во время бала. Я тяжело дышала, пытаясь найти слова, тёрла рукой лоб. Господи, он и правда может открыть свою выставку. Я судорожно пыталась посчитать, но от нервов, раз за разом сбивалась. Поняв, что молчание слишком затянулось, я попыталась выдавить:
— Дориан, я... Я поражена, я...
— Ты вся дрожишь, — он повернул меня к себе. Так нежно, так бережно сжал в своих горячих руках мои ледяные ладони.
— У меня нет слов, — просипела я, еле слышно, — Не могу поверить, что вижу это. Я ещё никогда в жизни не испытывала... подобного.
— Чего именно?
— Мне трудно найти сейчас слова, кроме как... Спасибо, Дориан. Это похоже на сказку, — выдохнула я, сглотнув. Осмотревшись, дрожа, я слабо ухмыльнулась против своей же воли, — Опять свечи... Ты же не любишь их, ведь... не романтик. Хоть и поступки твои говорят об обратном.
— Мне просто хотелось сделать тебе приятно, — еле слышно прохрипел он. Сердце безумно застучало во мне.
— Мне приятно. Очень приятно, — шепнула я, смотря на его сладкий рот.
Будто прочитав мысли, он накрыл мои губы своими, вплёл пальцы в локоны и склонил голову ниже, забираясь языком в мой рот. Я хрипло вскрикнула, когда его зубы прикусили мою губу. Ох, Боже! Ноги точно подкосило. Я повисла на Дориане, вцепившись в его бицепсы. С жадностью и страстью, поднявшейся с самой глубины сердца, я отвечала на его смелые поцелуи и теряла контроль над своим телом. Губы горели. Там, где я чувствовала его руки, рот, тепло кожи — вспыхивал пожар, а всё остальное тело леденело. Его уста сползли по подбородку на мою шею, я не смогла сдержать стона и дрожи, которая заставляла всё жёстче прижиматься к нему. Мои руки накинулись на грудь Дориана, я с дикой хаотичностью скинула с него галстук, пиджак. Он целовал моё декольте, доводя меня до потери сознания. Внизу всё стонало от болезненного желания, от спазмов боли, смешанной с наслаждением. Я вцепилась в рубашку Дориана и стала расстёгивать пуговицы, отрывая их от нетерпения. Одна моя рука царапала кожу его головы. Когда его мокрый порочный рот коснулся моей ключицы, а зубы впились в неё, я дрожаще застонала, теряя последнюю связь с разумом. Дыхание стало поверхностным и быстрым. Дориан замер, прервавшись и осторожно, аккуратно отодвинул меня от себя за талию. В рёбрах кольнуло так, что дышать стало невыносимо.
— Почему ты остановился? — осевшим голосом прохрипела я.
— Лили, я... Я думаю, что это всё... несколько неправильно.
— Что неправильно?
— Я боюсь, что... потом ты будешь жалеть. Я немного отличаюсь своими взглядами от общепринятых стандартов, это основное препятствие.
— Подожди, я... Не понимаю, о чём ты говоришь. При чём тут секс и общепринятые стандарты? — жестикулировала возмущённо я, — Ты привёз меня сюда. Я же вижу, что ты не равнодушен ко мне! Ты так целуешь меня, ты... Ты же хочешь меня так же, как я тебя, — я схватила его щёки, сжала изо всех сил, — Дориан, не отвергай меня больше. Не отвергай. Просто сделай то, что хочешь.
— Я не могу.
— Почему?! — отчаянно вскрикнула я.
— Потому что я... не для тебя. А ты не для меня. Я понимаю, что... сопротивляюсь самому себе, своим чувствам, но разум во мне пока ещё побеждает. Вряд ли я когда-нибудь смогу отказаться оттого, чем живу последние годы. Я не хочу давать тебе ночь, которая впоследствии сможет принести много боли.
— Сейчас не ночь приносит мне боль, а ты, — всхлипнула я, — Я никогда об этом не пожалею. Я пожалею, только если пойму, что напрасно ты меня привёз сюда. Потому что мне больно оттого, как ты притягиваешь меня к себе, а затем резко отрубаешь! Дориан, я не игрушка, которую можно посадить на качели «туда-обратно» и наплевать с высокой колокольни, наблюдая за процессом. Это что ли, твоя специфика? Заставить женщину сгорать от желания и гнева к тебе?! — прошипела я.
Дориан, приоткрыв губы, изумлённо, зачарованно смотрел на меня. Я сглотнула комок слёз, подкативший к горлу. Шумно сглотнув, я резко кивнула, быстро, запнувшись, влезла в туфли и пошла прочь из гостиной.
— Лили! — он выбежал за мной в холл.
— Я всё поняла. Спасибо за прекрасный вечер, — выдавила я. Сняв с вешалки плащ, я зашла в лифт и выдохнула, когда дверцы закрылись.
Меня трясло от обиды. Мне хотелось плакать. Второй раз, это уже не шутки, чёрт подери! Подонок. Сумасшедший художник. Долбанный эстет. Моё подсознание материло его во всех направлениях. Я всеми возможными и невозможными силами сдерживала себя, чтобы не зарыдать навзрыд. Я ненавидела себя за то, что хочу его. За то, что влюбилась в него, как последняя идиотка. Я же чувствовала, знала, что всё это невозможно, пустая трата времени. Я смотрела на своё отражение и видела в нём жалкую, отвергнутую овечку. Знаешь что, Дориан Грей? Ты поцелуешь меня в зад! Я приехала, потому что хочу. Потому что мне нужно, чтобы этот осёл, который не действует без дополнительных толчков подарил мне успокоительные толчки, мать его.
Я разделась. Догола. Даже сняла это гипер –сексуальное бельё, к чёрту. Натянув лёгкую ткань плаща на покрытое ледяным потом от гнева и волнения тело, я застегнула все до последней пуговицы. От всей души я была благодарна плотной ткани, которая не обтягивала соски, а скрывала их. Нажав на кнопку лифта с надписью «обратно», я поправила растрёпанные локоны, что закудрявились больше прежнего, достала помаду из клатча и вернула свой прежний образ. Бросив в холле вещи в шкаф, я помчалась в гостиную.
— Ты вернулась, — с искренней радостью произнёс он, глядя в мои глаза.
Так, я не должна поддаваться на эту сексуальную в своей простоте улыбку. Мне хотелось лечь перед ним на пол, и раздвинуть, чтоб его, ноги, пропев «Welcome to me»!
— Проклятый мужчина, — прошипела я, чуть щурясь. Этот наглец звучно улыбнулся шире. — Это не смешно, Дориан Грей. Ты доведёшь своё дело до конца, или я не Лили Дэрлисон.
— Лили, пойми...
— Я не хочу ничего понимать. Я хочу, чтобы ты был во мне в ближайшие десять минут, — прошипела я, — Если ты не понимаешь языка жестов и намёков, я говорю прямее некуда. И не надо включать аналитика. Я всё равно ничего не пойму. И не хочу этого делать, не сейчас, — я скинула с плеч лёгкий малиновый плащ, смотря прямо в его глаза.
Он не ожидал увидеть меня обнажённой, да и сама я от себя такого не ждала, но это было самым веским аргументом того, что я его хочу и готова заполучить здесь и сейчас, во что бы то ни стало. Он не шевелился, смотря на меня. Его грудь в разрезе рубашки манила рельефами и белизной кожи, она тяжело поднималась и с тем же трудом опускалась. Я хотела коснуться его кончиками пальцев, оказаться к нему совсем близко, — смертельно близко, чтобы губы слились в поцелуе, а тела унеслись в рай. Колени дрожали от глубины его волнующего взгляда, скользящего по моему телу сверху вниз и снизу вверх. Я впилась ногтями в свои бёдра, не выдерживая напора этого прожигающего взора цвета небес, и откинула голову назад, сглотнув. Мне хотелось заскулить от нетерпения. Его губы дрогнули, когда он попытался сказать хоть слово, но так и не смог. Я видела этот голод во взгляде. Только бог знает, как я держалась на каблуках. Медленно я подошла ближе к нему, чувствуя порочную влагу между лодыжками и холодные капельки пота на спине и висках. Как в агонии, я хрипло прошептала:
— Пожалуйста, Дориан, — он доводил меня до отчаяния.
— Ты понимаешь, что я... — предмет моего возбуждения пытался найти слова, и мне определённо нравилось, как пьяно заплетался его язык, — Пойми, что я не могу нежно. Я не могу изобразить для тебя любовника девятнадцатого века, дарящего оргазм мурлыканьем. Я могу грубо. И только грубо. Так что... оденься, Малиновый Плащ, — «он ещё и издевается?!» Я закрыла глаза, чтобы подавить гнев.
— Сделай это грубо. Жёстко. Как угодно, только здесь и сейчас. Я прошу тебя. Я хочу этого. Я пришла к тебе снова, потому что хочу тебя! — голос поднялся до хриплого крика.
Дыхание упало. Я сжала руки в кулаки, — острое в мягкое, — ногти во влажные ладони. Дориан приоткрыл губы во вдохе. Я сглотнула, смотря на эти мягкие, обветренные уста, местами покусанные, порочные и не зацелованные. Такие желанные, что внизу живота всё сводит и эта боль спазмами...
— Не заставляй меня думать, что ты... не желаешь меня так, как я тебя, — я нахмурилась от внезапно пришедшей мысли о том, что всё это может быть правдой.
Я опустила взгляд на острые носики своих туфель, моментально ощутив стыд. Щёки горели. Я никогда не опускалась до такого унижения — просить о чём-то мужчину, не то, что забрать мою девственность. Кстати, об этом — ни одного слова, ни слова я ему не скажу. Вообще, больше, ничего. Это невозможно. Я обернулась, опустилась на корточки, подойдя к плащу, подняла его. Медленно натянула на свои руки до локтя, — до плеч не было сил. В какой-то лихорадке запахнулась в лёгкую ткань, прячась, как в кокон. Губы дрожали от обиды, что прошибла тело. Вместо шага вперёд, я опрометчиво и неловко завела ногу назад, — это заставило меня уткнуться спиной в грудь Дориана, а поясницей ощутить возбуждённый фаллос, спрятанный плотной тканью брюк. Я ухмыльнулась от этой мысли, ещё более счастливая от того, что он не видит моего лица в эту секунду. Его горячие мышцы под упругой кожей были полностью обнажены, я облизала сухие губы от странного ликования, — он избавился от рубашки. Голосом, полным уверенности в самой себе, я прохрипела:
— Я не хочу заставлять вас, мистер Грей, не утруждайтесь...
Внезапным дуновением ветерка пронзило моё тело — краткое шипение трения ткани о ткань, в одну секунду, — мой рот был накрыт широким длинным поясом. Я выдохнула, со стоном зажав его между зубами, тяжело сглатывая.
— Не утруждай свой язык, — шикнул он мне на ухо. Плащ безвольно упал на паркет.
Я быстро обернулась в его руках, дрожа от трепета, перемешанного с возбуждением, и посмотрела в его сияющие глаза. Пояс моментально оказался на моей шее, Дориан притянул меня за него близко к себе. Сжав оба конца в кулак, накрутив ткань на свои пальцы, он склонился к моим губам и хрипло прошептал:
— Вы будете громко кричать, мисс Дэрлисон, — голос мой совершенно сел, я ничего не могла ответить.
С безмолвной мольбой смотрела в его глаза, такие глубокие, делающие из меня его рабыню. Внутри него нечто магнетическое, опасное, сексуальное и сейчас я представить себе не могла, что меня ждёт. Дориан спустил по моей шее, по плечам, по локтям, — к запястьям, пояс. Ловко, будто это для него самое обыкновенное дело, он связал обе мои руки, подытожив плотным узлом. Я дрожала от его уверенности действий, решительности в лице.
— В этом правда есть надобность? — тяжело сглотнула я.
— Пугает? — коротко спросил он.
— Захватывает дух. Но я бы хотела... касаться тебя.
— Через несколько минут ты об этом забудешь, — прохрипел он.
Я вздрогнула, когда он резко притянул меня к себе и, будто ведя в танго, широкими шагами приблизил меня к стеклянной стене, за которой расстилалась панорама ночного города, манящего своими огоньками и красотой первозданной майской ночи. Но это было не так важно, ведь...
Ведь весь мой тыл оказался прижатым к холодной поверхности стекла. Ах!.. Дориан завёл мне руки над головой, стукнув меня о ледяную поверхность ещё раз, в этот раз я ударилась затылком, с глухим звуком, услышала свой низкий гортанный стон, который заставил меня прикусить губу от неловкости. Дориан стоял напротив меня и смотрел в мои глаза. В его льде играло пламя, которое я хотела излить на себя. Дориан сократил расстояние между нами до минимума, к моему животу был прижат его член в натянутой ткани брюк. Я хотела спросить у него, как он это терпит, зачем? Колени ног дрожали, а я в туфлях, что усложняет положение не трястись и держаться ровно. Но без них его дружок был бы ещё выше самого страдающего без него места... Тело ломило от возбуждения и желания.
— Дориан, чего ты ждёшь? — прохрипела я, на что получила «т-ш» и прижатый к губам большой палец. Он медленно повёл им по моим губам, размазывая малиновую помаду.
Давя, он двигал подушечкой пальца плавнее, по губам, подбородку, пульсирующей на шее вене. Он беззвучно дышал, моё тело - оголённый нерв, дрожащий от каждого лёгкого прикосновения его рук. Он размазывал помаду по моей ключице, вокруг груди, по костяшкам рёбер. Вторая рука Дориана держала две мои над головой. Я закатила глаза и стукнулась всем телом о стекло, когда он обхватил пальцами мой сосок и крепко сжал. Я громко застонала, выплюнув ком воздуха, который забил гортань. Безудержно пьянела от этого мужчины и боялась смотреть в глаза, поэтому просто закрыла их, желая отдаться мерному ходу действий. Но всё хаотично и разрушительно — до невозможности внезапно в мой рот проникли три его длинных пальца, дошли до глотки, собирая влагу. Я промычала, грязно хлюпнула, почувствовав ненужный рефлекс и сразу выпрямилась, как по струне. Он не убирал рук. Он смотрел мне в глаза.
— Соси, — хрипло шепнул Дориан, безапелляционно, и я поддалась приказу больше по инстинкту, чем по желанию. Я желала другого. Я желала его во мне!
Я сосала с причмокиванием и стонами, Дориану, безусловно, это нравилось. Он дрожал от эмоций, я это чувствовала; желал быть ко мне как можно ближе. Его фаллос рвал ткань брюк, скользил по моему напряжённому животу, заставляя меня откидывать голову назад от зрелища. Моя попка, лопатки, бёдра липли от пота стеклу, соки стекала вниз по лодыжкам, я стонала, без всякой стеснительности, беря его пальцы глубже, смотря прямо ему в глаза. Он вытащил их из моего рта так резко, что я услышала собственный лязг зубов и промычала от опустошения во рту. Его, намоченные моей слюной, пальцы накрыли клитор, заставив меня громко взвизгнуть. Он медленно кружил по нему буквально пять секунд, сводя меня с ума, срывая с уст гортанные стоны... А затем принялся тереть его так жёстко, что мне оставалось лишь в безмолвном крике неподкупного наслаждения широко открыть рот и биться, тереться бёдрами о его пальцы и выпрашивать, молить, глядя в глаза, чтобы он быстрее вошёл в меня. Дрожащий стон сорвался с губ, когда он шлёпнул мой клитор и меня отчаянно затрясло. Я металась по стеклу как рыба по льду, брошенная без дыхания. Каблуки трещали от той тряски, влага уже стекала к колену. Дориан поднял свою измоченную соками киски руку и облизал каждый палец. Сочно причмокивал, точно дразня. Меня трясло. Завизжала, когда его свободная рука схватила бусинку клитора, больно её оттянув; губы упали на грудь, будто извиняясь: он глубоко, с вакуумным звуком всосал их. Я изо всех сил ударила связанными кулаками о стеклянную поверхность позади: не понимала, что со мной происходит. Свет свечей стал ярче, десятки пар моих глаз на портретах будто ожили, обезумев оттого, что я чувствовала. Я сгорала в пламени огня и желания. Бёдра болят, точно сломались все кости, ноги леденеют. Стон за стоном, я опять бьюсь головой о стекло, сотрясаясь от собственного тяжелого дыхания. Какое безумие, Господи, что за безумие...
— Что это? — поднявшимся, тонким голоском спросила я.
— Только не говори, что никогда не чувствовала клиторальный оргазм, — хрипит он, склонившись прямо к моему уху, опалив его горячим дыханием.
Я чувствовала, что причёске конец, как и макияжу. Мокрые спутанные волосы липли к шее и вискам, помада растёрта, в глазах всё размыто. Всё, кроме Дориана. Он божественен. И то, что он дал мне почувствовать, божественно. Я тону в этой чистейшей воде пьянящих омутов, меня качает от страсти, желания и... удовольствия. Я хочу ещё, я хочу снова, я хочу много раз. Восстанавливая дыхание, я смотрела в его глаза, пока он расстёгивал ремень брюк. Я закусила губу, дрожаще улыбнувшись. Его взор потемнел. Я захотела его ещё больше. Визг молнии и вот уже дрожь съедает конечности. Я широко распахнутыми глазами смотрела на его крупного дружка, пытаясь понять, где его конец... О, боже, — сердце во мне замерло, губы стали ловить воздух, судорожно, часто, большими глотками, когда твёрдый ствол в этом горячем бархате кожи коснулся складок, а головка проскользнула к входу. Я чувствовала его горячую влагу, становясь всё мокрее. Пьяный взгляд Дориана проскользнул по моему телу, заставляя меня вздрогнуть и изогнуть спину. Я стукнулась попкой о стекло, чувствуя пламя, бегущее вверх по позвоночнику. Мужчина предо мной широко открыл губы во вдохе, на что я облизала свои и прижалась к его мокрому рту. Я целовала его со всем неистовством, желая выпить весь вкус из его губ. Я хотела поглотить его в себя. Съесть. Зацеловать. Сделать его совсем своим, полностью. Его горячие ладони сжимали мою талию, вдавливая меня в стекло, он открывал губы для моего рта, он вторил моему языку, который не просил пощады, желая быть искусанным, иссушенным, разорванным его умелыми губами, уверенными ласками его языка и жёстким прикусом зубов. Мои руки отлипли от стекла, когда локти задрожали, — я накинула их, как хомут на его шею, сжала плотным кольцом. Ломая свои запястья, я выворачивала руки в связке, лишь бы схватить и потянуть влажные кончики его буйной копны тёмных волос. Дориан гортанно рыкнул мне в губы.
— Ты правда этого хочешь? — его глаза меня молили, как и ноющее лоно.
— Нет... Я безумно этого хочу, — просипела я, дрожа.
Дориан укусил меня за губу, я почувствовала привкус крови во рту, и головку, кружащую у паха, — это так дало по моим вискам, так подняло давление, ускорило пульс, что я дрогнула всеми нейронами в теле, хрипло зарычав. Как обезумев, вцепилась ногтями в его кожу головы и закинула ноги на талию, крепко стиснув. Каблуки заскрежетали друг о друга. Дориан продолжал меня мучить, скользя туда и обратно, кружа у входа, но так и не проникая. Что за мука?! Пот капал со лба градом, я ощущала, что стискиваю зубы до боли в челюстях. «Ох, блять», — прохрипел Дориан, когда я с липким звуком оторвала задницу от стекла, подтягиваясь ему навстречу, двигая ближе к нему, — предельно! — свой вход и ноющий пах. Я рычала в его губы, в его глазах с расширенными зрачками я видела своё взмокшее от удовольствия и жажды, искажённое страстью лицо. Все мои мышцы хотели Дориана, хотели, чтобы он вошёл. А он всё скользил, скользил, скользил... Я откинула голову назад, изогнула шею, с громким мученическим стоном приоткрыв быстро пересыхающий рот. Я снова укусила губу в том месте, где горел укус моего искусителя, кровь брызнула, заливаясь на язык, и я почувствовала, что сейчас умру, если он не...
— Да! — закричала я, вздрогнув, как от разряда тока в двести двадцать вольт. Сумасшедшая боль пронзила весь низ живота, заставляя закусить подбородок, чтобы сдержать безумный крик. Я дрожащими пальцами сжала влажные корни его волос, когда он хотел двинуться и посмотрела в его глаза, сдерживая слёзы, кусала губу. — Подожди.... Секунду.
Мой голос предательски дрожал. Я смотрела в глаза Дориана и видела его жажду и тревогу. Впервые замерев, я чувствовала, как он весь дрожит. Мой красивый мальчик... Я шумно улыбнулась на эту мысль, и, сглотнув, часто закивала.
— Пожалуйста, продолжай, — я крепко стиснула его ногами, будучи счастливой оттого, что сейчас он пьян от меня, от желания, и ничего не понял.
Это значит, он будет трахать меня так, как любит, как может, как хочет, — до боли. Я сжала мокрые волосы Дориана на затылке и закрыла глаза, уткнувшись лбом в его, когда он схватил меня за ягодицы. Он начал двигаться — сразу часто, корательно, живо, срывая с моего рта дрожащие крики. Я была благодарна за то, что мои руки связаны, иначе я бы исколотила, исцарапала как дикая кошка всю его спину. Дориан вбивал в меня в стекло. Я кричала, потому что губы болели, — я не могла их кусать, а по-другому сдержать это наслаждение невозможно. Он тихо хрипит, это сводит с ума не меньше, чем его толчки, которые стирают меня в порошок, даря неописуемое наслаждение и вместе с тем нещадно добивая. Он выбивает мой воздух из лёгких, он сам становится моим кислородом. Аромат его тела — смешение дорогого парфюма, нотки сигаретного дыма, этот его личный запах кожи: мускуса и моря, свежего цитруса и виски, это сумасшествие в одном мужчине, о котором наверняка мечтает не одна девушка. «Моё», — с собственнической болью пронеслось в моей голове, и я укусила его манящие распахнутые губы. Его стон вибрацией отозвался в моём горле, сжигая меня в языках горящего пламенем возбуждения. Дориан не отрывает от меня глаз, хоть веки его совсем потяжелели, как и мои. Я стону, стону уже не только от раздирающий боли, а от удовольствия, от первозданного наслаждения, он входит на всю — блять! — глубину, сводя мои оголённые нервы к роковой точке. Толчки глубокие, сумасшедшие, невозможно грубые и невероятно дикие. Я не знаю, как ещё дышу, как ещё могу смотреть в эти глаза и не умираю. Сердце набатом бьёт в груди и висках, влага течёт по ногам, а рассудок мутнеет. Горячее мокрое тело липнет к стеклу, кожа цепляется к холодной поверхности, и с болью отрывается от неё, заставляя дрожать, как лист под летнем ливнем. Дориан мой ливень. Сводящий с ума, сильный, раскалённый, как металл. Его член — моя смерть. Все мышцы ноют и напрягаются, — я уже чувствую это, чувствую это безумие.
— Дьявол! — рычу, глядя в глаза и бью его связанными кулаками по спине, изогнувшись.
Дориан нападет ртом на мою шею, — всасывает, зубы вставляет в тонкую мокрую кожу, и я понимаю, что сейчас распадусь на тысячу атомов. Убийца, конченный убийца. Маньяк. Я люблю его. Люблю, хочу, и всегда буду, даже проклиная каждую букву его имени. Он прижимается к моему уху, резко кусает мочку, — и я не могу сдержать продолжительного крика, который колышет стены и заставляет панорамное стекло дрожать, как от грома. В глазах сотни вспышек. Его глаза — вспышка, — покусанные губы, — вспышка, — влага у виска — вспышка, волевой подбородок — вспышка. Снова его глаза и миллиарды, сотни вспышек, затмевающих блеск свечей. Это не с чем не сравнится, это необъяснимое безумное чувство, которое в сто крат отличается от предыдущего о...
— О-о, Дориан! Да! — стону, дрожа в конвульсиях.
И не вижу ничего, ничего, только тёмные круги перед глазами. Опустошение, — пульсации. Одни пульсации внутри разорванной киски, дрожащей и задаренной невозможным удовольствием, единственном в своём роде. Чувствую, что с меня что-то течёт, кажется, что сама душа, сердце, все органы, которые растопило наслаждение. Дрожащий член прижат к бедру, он стреляет горячим семенем, всё тело задеревенело. Хриплый стон Дориана ускоряет и увеличивает громкость и без того сумасшедшего пульса, когда каблуком туфли, еле держащейся на ватной ноге, впиваюсь в его поясницу... Я ловлю дыхание, в глазах темнота, темнота.
— Лили, ты... что, была девственницей? — слышу вздрагивающий охрипший шёпот на уровне уха.
— Спасибо, — шепчу в темноту. Голова валится на сильное мускулистое плечо, стоя за которым я ничего на свете не боюсь.
***
...Солнечный луч нещадно бьёт в глаза, а затем исчезает, вызывая на моём не отошедшем от сна лице широкую улыбку. Горячее тепло приятно дурманит, пробираясь под кожу. Я сжимаюсь на чём-то мягком, пахнущем свежестью, и тихо стону от внезапной боли в паху... тут же блаженно мычу от сладостных воспоминаний, которые появляются в моей голове раньше, чем я успеваю открыть глаза. Эта боль, — мисс Лили Дэрлисон вчера ночью переехал сексуальный поезд, — как прямое подтверждение того, что всё было наяву, а не во сне. Тело ломит, мысли о произошедшем заставляют облизывать сухие губы, вздрагивая от чувств. Внезапно раздаётся резкий шум распахнувшейся жалюзи — и я, жмурясь от слепящего света, открываю глаза. Вижу этого полуголого бога секса и широко улыбаюсь, кусая губу. Это он, наглый котяра, играется со шторами. Я в его спальне, боже. Пусть он придёт ко мне...
— Иди сюда, — хриплым от сна голоса шепчу, откидывая одеяло.
— Доброе утро, соня, — искренне улыбается он, садясь на край моей постели.
И нежно пробегает костяшками пальцев по моей щеке. Я беру его руку и сжимаю, улыбаясь. Мягко целую в ладонь, вдыхая аромат кожи.
— Ты давно проснулся?
— Не поверишь, но всего полчаса назад.
— Почему не поверю?
— Обычно я просыпаюсь ровно в пять тридцать девять. Неизменно. Не спрашивай почему, сам не знаю, — улыбается он, — А тут... время уже за девять.
— Кто-то потрудился прошлой ночью, поэтому и восстанавливал силы, — хитро ухмыляюсь я, — Подожди... Как за девять? У меня в восемь пятнадцать репетиция в академии, в час десять экзамен по бальным! Дориан! — я села на постели, но боль заставила замереть меня в этой позе, а затем рухнуть обратно, — Чёрт!
— Я пошутил, Лили. Сейчас без десяти семь, — смеётся он.
Я беру подушку рядом и с кокетливым рыком кидаю в него, стараясь не обращать внимания на щемящую боль. Дориан солнечно улыбается, внутри моего сердца расцветают тюльпаны, а бабочки резвятся в животе...
— Почему тогда так светло?
— Май, крошка. С каждым днём день становится длиннее, — мило улыбается он, пробегая пальцами по моей щеке.
Я сажусь на кровати, чуть хмурясь от боли, и утыкаюсь лбом в лоб Дориана, осторожно касаясь пальцами гладкой скулы. Его лицо вдруг становится серьёзным. Отстранившись, я, стараясь не улыбаться на это «лицо босса», тихо спрашиваю:
— В чём дело?
— Почему ты не сказала мне, что у тебя ни разу...
— Потому что иначе ты бы сдерживался, а я этого не хотела.
Он часто моргает, уставившись на меня.
— У меня никогда не было девственниц. Особенно таких смелых и глупых, Лили, — шепчет он. — Я уже вызвал врача-гинеколога. Он осмотрит тебя, — я округлила глаза.
— Дориан, зачем?
— Затем, что я боюсь, что мог тебе что-нибудь повредить. И потом, ты... ты же не пьёшь противозачаточные, верно?
— Насколько я помню, ты же не в меня...
— Да. Но это не будет лишним, если врач подберёт для тебя специальные средства. Возможно, это будут уколы. Они не так бьют по почкам, как таблетки и делать их нужно раз в месяц. Доктор Ламберт сам скажет.
— Мужчина? — пунцовею.
— Да... Ты чего так краснеешь, м? — он нахально улыбается.
— Просто меня всегда осматривали женщины, я... Может, сама в больницу зайду?
— Лили, — строго произносит он. Я закатываю глаза.
— Хорошо, хорошо, папочка, — я целую его в щёку. Его лицо снова мрачнеет, моё сердце ёкает.
— Что? — чуть слышно спрашиваю, стараясь дышать.
— Лили, ты... правда, не жалеешь? — возмущение бурлит во мне, гоня кровь к щекам, но я делаю глубокий выдох и кладу руки на его лицо.
— Дориан Грей, я самая счастливая женщина на свете. Настоящая женщина. Я и представить не могла, что... так бывает. Я не жалею и никогда не пожалею об этом. Это было моё желание, мой выбор. Я сама вернулась к тебе, потому что хотела этой ночи. Хотела это утро. Хотела тебя и... — я закусила губу.
— Что? — шепнул Дориан.
— Хочу. Я хочу всего этого ещё много раз, — я уткнулась лбом в его. Он шумно сглотнул.
— Мне было очень хорошо с тобой, Лили. Но я...
Я положила палец на его губы.
— Нет, Дориан, нет. Не говори того, о чём потом будешь жалеть. Ты собственноручно ставишь себе западню, вгоняешь себя в рамки, границы которых видишь лишь ты. Тебе, что ли, нравиться строить препятствия? Или ты так хочешь избавиться от меня? — я вцепляюсь ногтями в его щёки, — Послушай, я хочу понять тебя, если ты сможешь объяснить причину своих «но». Но этого «но» без аргументов я принимать не буду, отвергнутой быть не хочу. Потому что я знаю, знаю и чувствую, что тебе я... нужна, я тебе нравлюсь...
— Этого я не отрицаю. Я не отрицаю, что меня влечёт к тебе. Лили, я ни к кому такого не испытывал. Я просто не хочу делать тебе... больно.
— Так не делай, — шепчу, гладя ладошками его щёки, — Не делай, Дориан... Не надо, — я зацеловываю его лицо, закрытые веки, щёки, подбородок.
Он резко встал, оторвавшись от меня, и подошёл к окну. В моей груди неприятно заныло. Я ломала пальцы рук, пытаясь сдержать раздосадованный стон. Здесь серьёзная проблема. Он не выкинет меня из расписания своей жизни просто так. Я не уйду, никуда не исчезну, пока лично с этим не разберусь.
— Ты от меня больше не избавишься, как в тот вечер. Ты не заставишь меня убежать от тебя, умчаться, сев в такси. Если бы я не чувствовала тебя так, как ты позволяешь, если бы не видела, как ты на меня смотришь, то, возможно, ты мог бы меня в любую минуту прогнать. И больше потом никогда не увидеть, — я сглотнула, — Но ты этого не хочешь, как и я не хочу. Поэтому, как только наберёшься воли, скажи, что гложет тебя и заставляет отталкивать меня.
Я кипячу глазами его спину. Раздаётся отдалённый звонок домофона, а затем голос женщины-робота: «Мистер Грей, доктор Ламберт». Дориан, не смотря на меня, подходит к двери, ведущей в спальню, нажимает кнопку на встроенной интерактивной панели в стене и коротко произносит:
— Может подняться через пятнадцать минут.
Раздаётся короткий звякающий звук и Дориан оборачивается ко мне. Медленно подходит и гладит по щеке, я вздрагиваю от такого неожиданного проявления нежности.
— Я соберусь с силами и... возможно, расскажу тебе всё, Лили, — он мягко целует меня в лоб, так же целомудренно в губы, — Иди в душ. Ламберт осмотрит тебя, и я отвезу тебя в академию.
— Сначала домой. Там моя сумка с одеждой для тренировки. Да и моё чёрное платье слишком сексуально, чтобы ходить в нём днём, — киваю я, улыбаясь.
— Хорошо, — ухмыляется он.
Я провожаю его взглядом из спальни, а сама бреду в ванную, закутавшись в одеяло. Подцепив карандашом, лежащим доселе на тумбочке, свой расхристанный пучок, я захожу в душевую кабину. Каждый шаг причиняет острую боль, вместе с тем разгоняя очередную волну желания по крови. Я кручу головой и сжимаю виски, гоня ненужные мысли.
Стоя под напором воды, выливаю на мочалку половину геля. Свежий цитрус Дориана, я хочу утонуть в этом аромате. Лили, — успокаиваю я себя, — он не «возможно расскажет», а расскажет. Ещё как. Расколется, обязательно. Я ловлю себя на мысли, что не хочу и не могу его отпускать. От представления, что я его больше никогда не увижу, не услышу, не почувствую, по телу невыносимо тяжёлым, расплавленным свинцом льётся боль. Я втирала ароматный состав в тело со всей разъяренностью, стирая из себя, из своей головы всё постороннее. Сейчас мне надо думать, как не сгореть со стыда перед мужчиной-гинекологом. О, чёрт.
К моему великому счастью, экзекуция длилась недолго, а Ламберт оказался милым старичком-весельчаком, который смотрел на мой пах без всякого интереса, что меня несказанно обрадовало. Дориан, к счастью, не подглядывал и не пытался этого делать. Да, диагноз был назван при нём, но я уже тогда успела запахнуться в огромный банный халатик Грея. «Всё хорошо, из противозачаточных советую один щадящий почки и яичники раствор, — его надо вкалывать раз в месяц». С моего согласия, Ламберт предложил сделать его сегодня же, но я объяснила, что мне предстоят важные экзамены на этой неделе, и так как я была наслышана о побочных эффектов подобных «растворов», мы договорились о ближайшей субботе. Дориан был солидарен с моим решением и, признаться, его тревожность убавилась, когда врач сказал, что всё хорошо.
За лёгкой беседой мы выпили с Дорианом кофе и съели по омлету с ветчиной, которые были изумительно приготовлены его домработницей. Внизу у меня ещё настойчиво покалывало, и я даже задумалась о том, получится ли у меня нормально станцевать, но отмела от себя эти мысли сразу же, настраиваясь только на лучшее, потому что я обязана это сделать. И не «нормально», а «отлично».
На часах было семь сорок, когда мы подъехали к участку Греев старших. Входная дверь, скорее всего, ещё закрыта, поэтому я пошла через чёрный вход со стороны сада, желая не потревожить сна девочек, Айрин или... Марселя, если он дома. Войдя, я сняла туфли и взяв их, на цыпочках стала подниматься на второй этаж.
— Почему так тихо, точно вор? — услышала я голос Софи, и резко обернулась.
— Я... не хотела будить, — как бы оправдываясь, — неизвестно почему, — произнесла я, — Не думаю, что должна отчитываться, — смерив пронзительным взглядом девушку, я уже хотела идти дальше, но замерла, не шевелясь, когда вослед раздалось:
— Когда ведёшь двойную игру, надо отчитываться.
— Я не понимаю, о чём ты.
— О том, что Дориан ждёт тебя в машине бог весть сколько, — шикнула она.
— Я думаю, что это потому, что ты меня задерживаешь.
— Думаешь, я тебя не разоблачу? — выгнула она бровь. Я непонимающе моргала.
— Софина, тебе стоит посетить психиатра, — абсолютно серьёзно произнесла я, и поднялась наверх.
Господи, рано я радовалась. Что она себе возомнила? Какая игра? Боже. От дурной головы нет покоя ни себе, ни людям. И не спится же ей. Я быстро влезла в джинсовые шорты и надела в комплект к ним куртку сверху топа. Затянув шнурки на кроссах, я собрала всё ещё волнистые волосы в высокий «конский» хвост, схватила свой рюкзак, проверив содержимое, и быстро спустилась вниз. Софи сидела на диване, я хотела как можно быстрее проскользнуть мимо неё, но она остановила меня при выходе:
— Лили, — я, сдержав порыв закатить глаза, обернулась. Она подошла ко мне. — Лучше отстань от Дориана. С ним так поступать нельзя.
— Либо ты объяснишь, о чём ты, либо я ухожу.
— Не строй из себя идиотку.
— Понятно, — я обернулась, желая выйти, но она схватила меня за плечо и развернула к себе. Чуть ли не рыча, я скинула её руку. — Говори.
— Что говорить? Ты и так всё знаешь. Но если ты настаиваешь — пожалуйста. Не хорошо играть сразу с двумя мальчиками: на ночное рандеву ходить с Марселем, а утром продолжать охмурять Дориана.
— Подожди, — я часто заморгала, — Какое рандеву? — я вспомнила, что он тоже собирался к своим «подругам» и паззл сложился. — О-о, Софи... Теперь, я понимаю, насколько ситуация тяжела и как ты меня ненавидишь, — ухмыльнулась я, — Девочка, я была с Дорианом и рандеву у меня было с Дорианом. А с Марселем мы буквально вчера рассорились в пух и прах. У обоих можешь спросить, и они оба подтвердят, что сказала я, а не то, что надумала ты.
— Тогда почему ты...? — она от негодования опять открыла свой гадкий рот, однако я её перебила:
— Потому что думала, что все ещё спят, Софи. Кто же знал, что здесь сидит великий сторож и разоблачитель? — рассмеялась я, — В следующей раз, милочка, прежде чем предъявлять мне обвинения, накорми тараканов в своей голове и вытрави сомнения. Чао, миссис Марпл.
Я хотела исколотить всё вокруг от злости, однако лишь широкими шагами мерила землю. Плюхнувшись на сидение рядом с Дорианом, я шумно выдохнула и сказала: «Поехали». На его вопрос, почему я так долго, я не постеснялась и выложила историю с Софи.
— Она на дух меня не переносит. Нужно постоянно фильтровать, что она говорит, иначе по собственной же рассеянности можно ошибиться.
— Не понимаю, почему она настолько обозлена на тебя.
— Такое чувство, что ей нечем заняться или она... чему-то завидует. Я понятия не имею, что я сделала ей, почему торчу поперёк горла, в буквальном смысле. Квартира, правда, будет готова только к выходным? — с досадой спросила я.
— Ты можешь... переехать пораньше ко мне, — чуть слышно предложил он, — Ну, пока с квартирой не будет закончено, если хочешь, — он с улыбкой посмотрел на меня. Я укусила губу, пытаясь сдержать улыбку, но не получилось.
— Ты понимаешь логику своих действий? — широко улыбнулась я.
— В каком смысле?
— В том смысле, что... в каждом разговоре о наших отношениях ты вставляешь «но», однако когда я оказываюсь в неловком положении, ты пользуешься моим замешательством и предлагаешь то, чего я и вовсе не ждала от тебя услышать, ещё больше запутывая меня, — он остановил машину, когда мы подъехали на парковку, расположенную в нескольких шагах от академии.
— Лили, признаться честно, я сам не понимаю, что ты со мной делаешь, — абсолютно серьёзно произнёс он, — Просто, я подумал, что... это «но» может исчезнуть, если мы попытаемся...
Я накрыла его губы своими, нежно обнимая за шею, притянув близко-близко к себе. Он влажно, сладко отвечал на мои поцелуи, заставляя трепет бежать по сердцу. Уткнувшись лбом в его, я прошептала:
— Мы попытаемся, Дориан. Попытаемся. И не поверишь, но у нас получится.