Седьмой осколок

Часть третья. Гнев

Особняк. Нет-нет, не тот самый, который кишит сумасшедшими врачами и переделан под жуткую психиатрическую больницу. Этот особняк никто никогда не забрасывал. Выглядит он, на первый взгляд, весьма прилично. Как снаружи, так и внутри. Здесь стабильно каждый год снимают одно известное шоу. Название, однако, так просто уже и не назвать – оно все время куда-то предательски ускользает, волны мыслей уносят его далеко-далеко. А вдруг у шоу и вовсе нет названия? Но это не самое главное, не самое важное.

Герои этого телевизионного зрелища – десять людей, что подали заявки на участие: на скорую руку заполнили анкеты, и вот они! Приехали как девушки, так и парни, каждый со своими тараканами в голове. Ева – одна из этой десятки. Да, ее выбрали как участницу! Из тысячи поданных анкет и более ярких, запоминающихся личностей! Именно ей выпал такой шанс! Ева уже не помнит, что подтолкнуло ее поучаствовать в чем-то таком. Может, она жаждала славы? Или просто хотелось заработать деньги? Вроде как, выигрыш там немаленький. Или же она всего лишь хотела, чтобы хотя бы один разочек ею гордилась мама? Она будет невероятно удивлена, если Ева победит. Будет в таком шоке! Жаль, что ее дочь проиграет. Смолова младшая сама не может поверить в себя.

А какие здесь вообще условия, чтобы победить? Какие здесь правила? Это командные испытания? Да, таких воспоминаний нет. Но кого это вообще волнует, верно?

Пробел. Огромный, можно даже сказать гигантский. Словно белой простыней прикрыли воспоминания о том, как все сюда приехали, как их встретили, как заселялись. Нет, этого нет. Пустота. Прямо сейчас Ева, как ни в чем не бывало, стоит и смотрит на яростный спор двух людей: парня и девушки. Их слова были будто лишены всякого смысла, не задерживались в голове Евы – тут же вылетают. Все сказанные фразы, предложения не имеют абсолютно никакой ценности. Но сама полемика... оппоненты брызжут ядом, яростно отстаивая свою точку зрения. Спор так пылает, что Ева даже решила заснять это. И плевать, что это уже и так снимают другие камеры, которые скрыты от участников. И плевать, что это следовало бы делать более незаметно, а не в паре метров от спорящих, не прямо в лоб. Но, кажется, пронесло? Девушка на это вообще не обратила внимания, в то время как парень тихо подозвал юного оператора к себе и шепнул, чтобы она скинула потом это видео ему. Смолова молча кивнула.

Где-то в памяти затесалась информация о статусе этого человека. В романе он сто процентов был бы главным антигероем. Еще с первого дня все знают его как подстрекателя. Из-за него все разбились на две большие группы, называя это фракциями. Первым сказал одно, другим – другое. И все! «Полилось говно по трубам», – красноречиво описал ситуацию антигерой. Команды друг друга ненавидят, ровно как и этого парня. Он и сам во множестве ссор принимал активное участие. Как итог – с ним никто не хочет сотрудничать, работать в паре. Но порой нет выбора.

Вдруг в комнату, наполненную тяжелой атмосферой, влетает четвертое лицо: девушка, внешность которой такая же не запоминающаяся. Однако ее серьезность прекрасно отражается в позе. Плевать ей на терки той пары. Сейчас она здесь, чтобы донести важную информацию.

— Сегодня Гава, — информатор кивнула в сторону подстрекателя, — обязан идти на разведку. Сами решайте, кто с ним идет в путь. Его одного отправлять нельзя, сами это прекрасно понимаете.

Не дождавшись ответа, она резко развернулась и, всем своим видом демонстрируя, что точно не намерена идти с ним в паре, вышла. Оставшиеся в комнате словно набрали в рот воды. Никто не решался заговорить первым. В нависшей тишине чувствовалось напряжение. А ребята только переглядывались между собой, задавая один и тот же немой вопрос: «кто?»

Первым подал голос Гава:

— Ну, ребят, вы чего? — На его лице растянулась лукавая улыбка. — Хотите кинуть меня одного на произвол судьбы? Такого бедненького и одинокого? Ну, друзья, вы не оставляете мне иного выбора. Я сам тогда решу, с кем пойти. — После этих слов он ткнул пальцем в сторону Евы. — Вот ты. Давай, пошли собираться. Мы вместе еще не работали. Давай, левой, правой, повторить.

Не выбранная и тем самым спасенная, девушка с облегчением выдохнула после того, как Ева без всяких отговорок и протестов пошла вслед за Гавой. Комната со специальной одеждой находилась на втором этаже, но до нее сформированная команда не дошла: парень резко остановился на лестнице и повернулся к Еве так, что та чуть не врезалась в него.

— Ты чего?

— Я здесь выбранный предатель. — Никакой вязкой мариновки Евы перед тем, как это выложить. Все сразу и четко. И теперь дверка в памяти девушки приоткрылась еще шире: каждому в этом шоу раздали роль. Какая у Евы – вопрос хороший. Но это не так важно. Из всех десяти ролей лишь одна является негативной. Она у Гавы, но есть один нюанс: — Присоединись ко мне. Будь со мной в команде.

Гава протянул руку как джентльмен, но Ева не спешила протягивать свою. Она сперва повернула голову и взглянула на людей на первом этаже. Им было отлично видно, что они стоят на лестнице, но слышно эту пару не было. Они же явно не услышали слов предателя, ведь отчего-то с восхищением и умилением смотрят на них, словно в голове представляют между дуэтом что-то романтичное.

— Нет, я отказываюсь. — в голосе отчетливо слышно сомнение, поэтому Ева попыталась вложить мало мальскую уверенность в следующие слова: — я не хочу предавать их, они уже стали мне друзьями. У меня же роль не была негативная. Я хочу это сохранить так, как есть. Я хочу быть верна своим друзьям.

— Но ты ведь хочешь выиграть? — Ева кивнула, отчего Гава улыбнулся еще шире. — Тогда запомни вот что. Порой, чтобы достичь своей цели, достичь победы... следует идти по головам. У кого больше шансов дойти до финишной черты: у какого-то мягкотелого человека, который думает обо всех, кромое себя, или же у смелого и уверенного человека, которому никого не жалко? Я не говорю тебе становиться злодеем и всем все портить. Я прошу не заботится о благополучии твоих... «друзей» чересчур сильно. Если твоя цель оправдывает средства, то об этих людях нужно думать в последнюю очередь. Идешь на уступки – проигрываешь. Смени маску альтруиста на эгоиста. Подумай о себе.

Ева и вправду задумалась. Оправдывает ли ее нынешняя цель средства? Так ли сильно она хочет победить, что сможет идти по головам? А готова ли она на это? На это теперь есть такой ответ: Ева протянула руку Гаве. Она готова на все.

Пришло утро, поприветствовав город ласковым солнечным теплом. Кажется, это будет единственное приятное событие за всю неделю. С каждым днем марафона убийств отражений сны Бен, на удивление, становятся все спокойнее и спокойнее. Сегодня так и вовсе ничего сверхъестественного в нем не происходило: никаких кошмаров про прошлое, никаких предсказаний будущего. Лишь что-то настолько интересное, что было очень жаль просыпаться и прерывать сюжет. Что-то, что не хочется забыть. Сон был таким ярким! Даже слишком. Может, из-за вчерашних событий?

Некоторые детали стерлись, остались только мутные лица, неясные цели игры и правила. Но, с другой стороны, это же огромный простор для воображения! Не страдала бы Бен от неуверенности в себе и от страха, то написала бы целый роман про все-все события! Если бы у нее были друзья, которые не высмеяли бы ее, она смогла бы показать рассказ и им. Но у нее есть только Бил, который первые написанные страницы фэнтези сразу же высмеял. Сказал, что все было очень по-детски и несерьёзно. Неинтересно и глупо! Но это не поставило крест на хобби: Бен часто возвращалась к тому дню, когда она даже друзьям перестала доверять свои творческие начинания. Сегодня она это оправдывает такое едкое высказывание друга тем, что разница в возрасте была более выраженная, намного сильнее ощущалась. Поэтому черновики девятилетней девочки были смешны двенадцатилетнему другу.

Но, несмотря ни на что, Бен не может перекрыть такой поток вдохновения. Она лишь может заставить себя не брать ручку с блокнотом и не начинать писать.

«Я же хочу изменить себя. Я же хочу как-то побороть свои страхи и комплексы. Я поклялась!» — Начинать надо с малого. Она уже смогла сделать первый шаг к своим изменениям: рассказала Жене секрет про убийства. Но этого, очевидно, недостаточно. Останавливаться нельзя!

Юный писатель сел за письменный стол. В правой руке – гелевая ручка, перед глазами – пустой блокнот. Страха что-то написать нет. Есть лишь энтузиазм и огромное желание. И теперь начали лететь минуты, буква за буквой становятся ровным заборчиком. Сейчас Бен намечает лишь композицию: где должны быть завязка, развязка, основной сюжет, какой характер должен быть у героев, какую роль они будут играть в тексте. Спонтанно придумалось несколько чеховских ружей, которые теперь уютно висят за полями. К слову, на сколько бы Бен ни опасалась, что эти черновики найдет мать и прочитает, она все равно любит писать именно на бумаге. Почерк придавал тексту особый шарм, делая его более живым и эмоциональным. Так сцена, которая всецело состояла из динамики и напряжения, была написана наспех, почти неразборчиво. А каждая буковка в другой, напротив, была выведена размеренно, ведь этот момент требует больше тихих размышлений.

Спустя захватывающий час в блокноте был детально расписан план на несколько страниц. Именно сейчас начинается самая пугающая часть, из-за которой все внутри скрутило, и подступила неприятная тошнота. Эти рукописи надо показать.

Первым читателем и критиком стал Женя, что было очевидно.

— Входи, — донеслось из-за двери сразу, как девушка постучала. В семье Ева больше всего доверяет брату. Получив приглашение, она сразу же вошла в комнату и села рядом с Женей на кровать.

— Я решила возобновить все! — Не давая брату вставить слова, она впихнула ему в руки черновик. Женя сначала окинул непонимающим взглядом расписанные листы, а затем, нахмурившись, глянул на сестру. В ее глазах сверкали искры воодушевления. — Я вчера говорила тебе, что хочу все исправить. Ну, и изменить себя. Сначала... сначала я комплекс побороть хочу. Во-о-от. Страх победить! Так что прочитай и оцени это. Только не надо нахваливать эту идею только что бы я не расстроилась! Вот...

— Покажи это матери потом, раз так хочешь страхи побороть. — За это глупое предложение Женя получил щелбан, но он лишь улыбнулся. — Я же серьезно. Это же из-за нее, а не из-за меня ты закрылась. Короче, подумай и отстань на пару минут. Афигеть ты тут начиркала...

Женя с головой погрузился в сюжет, который ему доверила сестра. Каждая строчка с легкостью читалась благодаря хорошему каллиграфическому почерку Евы. С каждым прочитанным предложением на лице критика и эмоции сменяли друг друга, словно те играли в салки. Сначала водай было чувство непонимания из-за скомканного и невнятного плана пролога. Рука явно все никак не решалась добавить больше красок в начало. После чувства сменялись так быстро, что даже не успеваешь моргнуть. Здесь Ева вошла в кураж. Одна сцена шустро шла на смену другой: разочарование от глупой завязки сменилось шоком от развязки. Ну кто мог догадаться, что все окажется именно так?!

— Я готов огласить свое решение. — Отчего-то Женя решил начать речь чересчур официально. Словно он был судьей, а Ева – подсудимой. — Это было хорошо. Блин, Ев, я серьезно, не смотри так на меня! Конечно, начало ужасное, но ты же только... ну, начала!

— Если все глупо, мог бы так и сказать. — Глаза девушки вовсю сверлят пол. И почему она только подумала, что вдруг сможет хорошо написать сюжет? Даже брат лжет!

— Блин, Ев... если ты сама придумала себе оценку, то зачем тогда спрашивала? — Женя ободряюще приобнял сестру. — Я тебе сказал честно. Начало плохое, а все остальное просто пушка. Если будешь развивать это дело, то я с удовольствием прочитаю финальную версию. Ты главное плевай на свои мысли.

— Прям плевай? Плевавать? — На сей раз щелбан получила Ева.

— Вот, ты даже русский знаешь. Удобно? Все, иди и твори. А вообще лучше маме покажи. Повторяюсь: я серьезно. Я на все сто процентов уверен, что она оценит. Она же...

— Ненавидит меня. — Ева не дала договорить Жене. — Если бы любила, то...

— Ну-ну, перебивай меня дальше. И чаще. Ты в курсе, что ей чизкейк... а хотя не важно. Сама с ней поговори. Ну прошу тебя, хотя бы ради меня!

Тяжелый вдох. На долгом выдохе Ева попыталась выгнать все недоверие, что скопилось внутри. К брату, к матери. В первую очередь – к себе.

— Хорошо. Но с одним условием! Тебе оно может показаться глупым и странным, но... подстриги меня, как себя. Ну, сделай мне свою стрижку. Короткую.

— Дурочка? Зачем. Тогда мать правда тебя убьет. Она же топит за то, что девочки должны быть с длинными волосами. А ты и так уже на волоске. Ну, буквально, будто.

— Хи-хи, ха-ха. Ну, она же, ну, любит меня, — передразнила Ева брата с наигранным придыханием. — поймет и простит. А вообще, я серьезно. Я хочу!

— Короче... Ставлю условие. Я тебя подстригу только после того, как с мамой поговоришь. Просто доверься мне. — На лице брата заиграла ободряющая улыбка.

Доверься. Слово, которое как для самой Бен, так и для ее самых близких имеет огромное значение. Если бы она сама составляла словарь, то дала бы ему такую дефиницию: слово, означающее глобальную степень важности чего-либо, что Бен берет в свои руки. Если кто-то не довериться девушке, то и она больше не будет этого делать по отношению к тому человеку. Именно из-за странного, но существующего доверия девушка все еще дружит с Билом. Первым толчком стал день, когда они вместе впервые пошли воровать.

Семилетняя девочка на пару с десятилетним пацаном шли на какой-то рынок. Думали, что здесь намного легче украсть: просто взял рукой вещицу, положил в кармашек да побежал. Деньги Еве, конечно, давали, но почему-то захотелось заняться чем-то темным. Для Пети это была необходимость. Был он довольно беден, ни монеты на сладости не было, но просить у Евы никогда не любил. А вот для его подруги это было нечто новое. Как занятие, окутанное мраком, которое раскачает девочку, даст ей горсть адреналина и веселья. Конечно, девочка вооружилась одним секретом, если ее вдруг поймают на горячем. Спасибо, папа.

— Короче, смотри. — Петя начал давать мастер-класс по воровству своей неопытной напарнице. — Смотришь, когда простофиля отвернулся, и быстро ложишь что угодно себе в карман!

Чтобы не быть голословным мальчик показал, как это сделать. Возле одной палатки со сладостями он делал вид, что выбирает себе товар. Для правдоподобности даже спрашивал, сколько стоит то, сколько стоит это. В конце концов, дождавшись, когда женщина отвернется, ловкая рука прихватила шоколадную монетку с прилавка. Конечно, Петя сначала осмотрелся вокруг. Вдруг кто-то неравнодушный захотел бы помешать ему.

А потом он кивнул Еве, мол, давай. Пробуй ка и ты.

Как и показывал учитель, девочка сначала сделала вид, что выбирает себе сладость. Даже пересчитала свои монетки для правдоподобности. Затем, как только продавец отвернулся, тонкая ручка потянулась за заветной добычей. Но девочка, по-неопытности, пропустила один шаг: какой-то неравнодушный человек схватил Еву, отчего та вскрикнула.

— Что это ты тут вытворяешь? — Громкий мужской бас привлек всех людей и продавцов, находящихся рядом. — Воровать решила? Где твои родители?

Слезы непроизвольно потекли ручейками по щекам из-за страха. Ева, словно испуганный зверек, начала вырывать руку из крепкой хватки мужчины. Как только тот решил отпустить, так девочка сразу же спряталась за Петей. За его каменной спиной. Но теперь люди ждут объяснений от этих двоих. От двух воров. Невоспитанных детей.

— Доверься мне, я кое-что придумала, — максимально тихо шепнула Ева на ухо другу. Несмотря на слезы в голове родился план. Да он и так был, сейчас главное ничего не испортить, чтобы Петя не вмешался. Но тот лишь кивнул. Уже громче, чтобы все слышали, Ева начала свой душераздирающий рассказ сквозь слезы, которые даже не приходиться театрально выдавливать: — Это мой брат. Вот... и... и... я... мы... просто хотели поесть, а родители копят на операцию... на операцию младшему.

В качестве доказательства Ева достала свой дешевый красный кнопочный телефончик, где была фотография. Было тяжело найти нужное фото из-за дрожащих пальцев, которые ни в какую не хотели попадать по клавишам, но через пару долгих секунд она нашла нужное изображение. Теперь разгневанный мужчина увидел снимок справки.

— Операция на желудок... — Он не успел дочитать дальше: Ева «случайно» выронила телефон. Но это никого не удивило. Все же прекрасно видят, как она трясется.

Шустро подняв телефон, провинившаяся прижала его к груди. Остается надеяться, что дальше никто не захочет изучать фотографию.

— Ох е мае... если у вас в семье такая тяжелая ситуация, могли бы просто попросить. Дайте, пожалуйста, две шоколадки.

Пронесло. Он поверил. Даже купил сладостей ребятам! Вытерев слезы, забрав шоколадки и схватив нового брата за руку, Ева попыталась как можно быстрее смыться отсюда.

Отойдя подальше от рынка, Петя словно взорвался. Но никакого гнева. Лишь огромное количество эмоций, вызванных недоумением.

— Что за справка?! Почему я брат?! — Он чуть ли не орал. Чтобы успокоить его, Еве пришлось наступить тому на ногу. — Да за что?!

— Объясняю по порядку. — Ева обняла друга, чтобы успокоится. Тот, конечно же, обнял в ответ и начал аккуратно гладить по голове, словно она правда была его младшей сестрой. — Справка папина. Лежала на столе несколько дней. Недавно ему операцию сделали. Вот, перед нашей встречей решила сфотографировать на всякий случай. А ты брат, чтобы было больше доверия, что ли. — Ева слегка отодвинулась и посмотрела прямо в глаза «брату». — Спасибо больше, что правда доверился. Это очень важно...

Стук в комнату. В самую пугающую в доме, словно та была домом ужасов в парке аттракционов. После приглашения войти Ева приоткрыла дверь и неловко встала в проеме, переминаясь с ноги на ногу. Черновик она прячет за спиной. Мать сидит за столом, закинув нога на ногу, и испепеляющим взглядом смотрит на дочь. Она наверняка хочет, чтобы Ева поскорее ушла!

— Что? — Голос источал холод. Мороз проникал под кожу. Хотя, стоит отметить, никакой агрессии нет. Глаза будто были муляжом, только чтобы запугать дочь.

— Как тебе чизкейк? — Ева решила начать с более безопасной темы. — Мне, ну... вчера казалось, что ты подавлена. Грустно, страшно. И я решила хоть чем-нибудь тебя порадовать... извини, если вышло невкусно!

— Вышло хорошо, но практикуйся больше. — Тяжелый вдох. Не ясно, что он означает. Может, тяжесть лжи, которую мать вложила в эти слова? А может просто от каких-то других мыслей. Например, о смерти Шарлотты или нелюбимой дочери. Она же точно мечтает о последнем. — Ты хотела поговорить или только про еду спросить?

Ева неуверенно сделала шаг и закрыла дверь за собой, облокотившись на нее. Теперь обе Смоловы пытаются собраться с мыслями. Лишь спустя минуту Ева подала голос:

— Шарлотта тоже не отражалась. Как и я. — Это был поворот не туда. Словно машина вначале ехала ровно, а после руль вывернули прямиком в кювет. В мыслях она уже вовсю ругалась на себя. Зачем она затронула эту тему? А если мать расплачется? А если ее горе выльется в агрессию? А что, если? А что, если?! — У тебя поменялось мнение об ней? Ты мне веришь? Я правду говорю. Как, как мне доказать? Что я... — Голос начал предательски дрожать. Пелена слез начинает ослеплять. Как ей доказать? Что ей сказать? Мольба о помощи. Истерика. — Мама, прошу, поверь мне! Их убивают, отражений убивают! Игоря, Шарлотту! Мама, пожалуйста, я не хочу умирать!

Мама никогда не допускала и мысли о том, что она может оказаться не права. Всегда выплескивает свой негатив, не задумываясь о последствиях. Злость на разбитую Евой тарелку отражалась громкими пощечинами и оскорблениями, грусть и отчаяние – криками, как недавно, от смерти Шарлотты. Она не может сейчас сказать: «Прости меня, прости меня, пожалуйста!» Вместо этого она подошла и обняла Еву. Крепко. Очень. И лишь одна слеза намочила макушку дочки. А та крепко-крепко обняла маму в ответ, выронив черновики. Она получила то, что очень давно хотела. Любовь? Или просто объятия? Нет, она знает свою маму. Она знает свою, черт возьми, маму! Она один раз выражала так свою заботу. Когда нашла дочку после побега из той больницы. Матери тогда позвонили из полиции. Сказали, какой-то неравнодушный человек обнаружил Еву, сидящую возле магазина в одной деревушке, совсем одну. Мама тут же помчалась за ней. И даже не ругала, не кричала. Никогда не она видела, чтобы дочь так плакала от страха. Так кричала, так брыкалась. Словно весь свет ее хочет пытать. Словно каждый человек охотится за ней. Только родные руки помогли успокоиться. Больше никогда в семье не поднималась тема той больницы.

— Я верю. — Руки нежно гладят Еву по спине. Глаза смотрят в потолок, пытаясь не дать скатиться новой слезе. Мама аккуратно села с дочкой на кровать, не отпуская ту ни на секунду. Она начала медленно качаться из стороны в сторону, как в детстве, когда пыталась убаюкать малюток. Без лишних предисловий она решила все объяснить. — Я боюсь тебя. И люблю. И за тебя боюсь. Попытайся встать на мое место. В моих глазах ты монстр. Не такая. Не человек.

— Прости меня... — «Ты монстр». Казалось, это ранило намного сильнее, чем все те крики и кулаки.

Мама аккуратно, словно боясь сломать хрупкую фигуру, взяла дочку за плечи, отодвинула и посмотрела ей в глаза. Мокрые, отчаянные.

— Ты тоже. Ты ни в чем не виновата. Правда. Я честно люблю тебя.

Люблю тебя. Я правда люблю тебя. Честно люблю тебя. Казалось бы, это всего лишь слова, но они трогают до глубины души. Она любит ее, монстра! И снова слезы Евы, но на сей раз от счастья. Впервые за долгое время. Холодные пальцы мамы вытирают их.

— Я не обещаю, что смогу быстро все принять. Я пытаюсь принять это уже 16 лет... прости. О чем ты хотела поговорить?

— Сначала я хочу кое-что спросить... можно? — Получив утвердительный кивок, Ева собрала мысли воедино. — Как вы вообще познакомились с Шарлоттой? Это очень важно...

— Договор. — Мама подошла к тому самому заветному ящику и достала оттуда какой-то документ. Сев обратно к дочке, она вручила его ей. — О твоем лечении. Помнишь, ты долго-долго ходила по врачам? Сказали, что болезнь мало изучена и нужен особый подход. Именно тогда Шарлотта предложила лечение в той больнице. Сказала, что их команда только начала разрабатывать лечение, из-за чего им требовались первые пациенты. Выбрали тебя. Сказали, что платят нам, а не мы, из-за возможных рисков. Там была огромная сумма, так что...

— Ладно, ладно, забудь, все! — Ева не хочет возвращаться к тем зловещим дням, но она запомнила эту информацию и точно вернется к ней позже. — Извини за крик, просто... — Хочется быстрее закончить этот поток мыслей, закончить разговор об этом. Ева вскочила с кровати, подняла блокнот и вручила его маме. — Я решила снова начать писать. Прочитай. Оцени. Ну... сейчас я не готова получить оценку. Напиши сзади, пожалуйста...

Мама только кивнула. Диалог окончен.

А Ева уже радостно скачет к брату. Улыбка, кажется, прилипла к лицу и не сойдет никогда. Хоть три наждачкой, хоть пытайся расстроить Еву любыми оскорблениями – губы не сменят положения. Без стука, сестра влетает в комнату.

— Она сказала, что любит меня! — Громкий шепот. Кажется, если услышит мама – сразу поругает. — Я монстр, но она любит такого монстра.

— Кто тебе вообще сказал, что ты монстр? — на это последовал кивок в сторону маминой комнаты. Женя понимающе кивнул. — Я же говорил, что все пучком. Что она сказала про план рассказа, м?

— Она его читать сейчас будет. Потом отдаст блокнот с оценкой. Короче, — Ева приземлилась на кровать к Жене, — я спросила про Шарлотту. Сказала, что она и предложила лечить меня, ну... там. За деньги.

Вот она. Та самая наждачка, которая все таки смогла стереть улыбку. Ева с задумчивым взглядом рассматривает узоры на ковре, а Женины глаза округлились от удивления.

— Серьезно?! Она спонсировала ту херню? Капец... тотальный просто.

— Давай это не будем обсуждать, прошу. Каждый подумает об этом сам. Есть кое-что поинтереснее.

Ева знала комнату брата наизусть. Часто запиралась с ним тут, когда кто-то из родителей злился на дочь и хотел наказать. Сколько всего здесь она нашла! Начиная от гнилых яблок из школы и заканчивая поделками. Даже додумалась делать здесь свои собственные заначки конфет, о которых брат даже не догадывается и сейчас. Ева знала каждый шкафчик, каждый выдвижной ящик. Последние всегда были наполнены хламом настолько, из-за чего хоть что-то найти было попросту невозможно. Поэтому пришлось потрудиться, чтобы достать ножницы.

— Вот, держи. Ты обещал подстричь меня. Я тебе доверилась. А ты мне доверяешь?

Ответа не последовало. Женя молча положил на пол пару листиков, поставил на них стул и кивком пригласил сестру присаживаться. И вот светло-русые локоны летят на подстилку. Пару прядей залетело за шиворот, отчего шея начала невыносимо чесаться. Ева правда пыталась как-то настроить себя на мысли, что с ними брат отрезает и всю неуверенность, все страхи. Но у самоубеждения сегодня явно не рабочий день. Мандраж не пропадает. Наверно, мать снова разозлиться. Снова повысит голос. Снова поднимет руку. Снова. Несмотря на то, что любит.

Мама... мать. Из мысли не выходит липкое, холодное и ужасающее осознание. Неужели она отправила Еву на неизвестное и непроверенное лечение только из-за денег? Эта сумма настолько велика, что обеспечила семью хорошей жизнью в частном доме, почти в центре города. Еву тошнило от одной мысли о том, что весь этот ужас был пережит только из-за денег. Дорогие бумажки. С помощью них манипулируют людьми, дергают за веревочки. И Ева не могла с уверенностью сказать, что поступила бы иначе, если бы ей предложили такую сумму. Хотя, чаша весов склоняется к согласию. Но главная проблема ведь в том, что никто не предлагал! Выбор был сделан за нее. И это было самым страшным.

— Я правда пытался сделать что-то... нормальное. — Внезапно поток мыслей Евы прервал голос брата. — Чтобы ты не выглядела как общипанная курица. Все, иди смотреть.

Пальцы, слегка дрожащие от волнения, тут же зарылись в мягкие волосы. Какое же это странное и непривычное чувство. Пряди слишком быстро выбегают из пальцев, даже не запутываясь. Одновременно тревожно из-за негативной реакции родителей и так легко от преображения. Это именно то, что надо Еве. Раз она смогла изменить себя внешне, то сможет изменить и внутренне. Она сделала еще один шаг к новой себе.

— Блин, а ведь ты так еще больше на меня похожа... хочешь, буду иногда твои наказания на себя брать?

— Правда? — Глаза, полные надежды, устремились на брата. Ева так ему благодарна! Она слышала много историй о том, что родной брат или сестра – это жутчайшая катастрофа. Некоторые одноклассницы жаловались, что младшие их как-то подставляли, пользовались своей свободой. Что родители всегда на их стороне. А Ева всегда благодарила Женю и Лизу за то, что у них даже в мыслях не было так сделать в ее сторону. Они всегда готовы прикрыть ее спину.

Ева быстро вскочила со стула и обняла брата. Крепко-крепко. Интересно, она бы могла подставить своего брата? Вдруг именно она – та плохая сестра? Нет, нет, нет, это не так, нет...

— Идем мелкой покажем. Будет ей игра «найди пять отличий». — предложил близнец. Второй же согласился.

С громким топотом они ринулись в комнату Лизы. Близнецы ни на секунду не задумались, что мать может услышать их и проверить, чего же они так носятся по дому. Но сейчас для них главное – поразить сестру. Влетели в комнату ребята даже без стука.

— Лиза, смотри. Теперь у тебя два брата. — Близнецы по-братски обнялись, положив руки друг другу на плечи. Реакция младшей оказалась той, на которую они надеялись: глаза полны смятения, шока и непонимания. Она смотрит то на одного, то на второго, пытаясь найти хоть одно отличие. Разобрать, кто из них – сестра, а кто – брат.

— А кто есть кто? А как вас, ну... различать? — Неуверенность в голосе очень быстро сменилось восторгом. — На самом деле это так классно! Вы сможете всех-всех в школе разыграть! А я буду всем одноклассникам хвастаться.

— Хвастайся сколько влезет, — засмеялся Женя. — Прикинь, теперь нет никакой Евы. Есть это... как бы обозвать тебя... а, ну точно. Бен. Классно придумал, да?

— Конечно. — Ева закатила глаза. И улыбнулась. В семье ее никто не называл этим именем. Да и было бы очень странно. Спустя столько лет вдруг начать называть ее другим, да еще и мужским именем. О нем знал лишь Женя.

Прошло две недели с того момента, как Бен сбежала с той больницы. Девочка, которая боится взрослых. Девочка, которая боится больниц и лекарств. Девочка, которая боится всего мира. Она не выходила из дома. Даже из комнаты не хотела выходить в лишний раз. Но мама не была против. Она перестала пока что на нее давить. В комнате Женя обустроил себе место, чтобы в любой момент суметь поддержать сестру. Чтобы просто быть с ней. Он был готов общаться на все, даже неинтересные ему темы. Выслушивать день за днем рассказы о тех ужасах, которые проводили над детьми. В какой-то момент Жене даже начало казаться, что это он был в больнице, уж столько всего он знал.

Чтобы поддержать сестру, он научился готовить ее любимый десерт. Лимонный чизкейк.

Даже пятилетняя Лиза пыталась как-то ободрить старшую сестру: играла с ней в игрушки, они вместе читали сказки. Порой она «воровала» конфеты, ведь просто не знала, что сейчас для старшей на них запрета нет. Но от этого Еве действие сестры казалось еще приятней. Обычно при Лизе не заводили разговор про больницу, но, как говорится, не стоит недооценивать двери. Через них все легко подслушать. Из-за всего этого она и сама начала боятся врачей. До слез, до истерик. Иногда своими маленькими кулачками пыталась отбиваться от мамы, чтобы та не вела ее в поликлинику.

Однажды в такой день тяжелый пришел и лучший друг. Брат был наслышан о нем и явно был не в восторге. Но заставить сестру прекратить общаться с ним он не может. Это можно понимать во всех смыслах. Сначала он пытался переубедить Еву, предлагал послать его куда подальше, но по итогу послали его, но, к счастью, не сильно далеко. Потом Женя искренне попытался смириться. Но... кажется, не получается.

Мама была на работе, поэтому никто не развернул этого наглеца. Он быстро оббежал открывшего дверь Женю и ринулся к подруге. Без манер, без вежливости. Ворвавшись в комнату, он сразу же обнял Бен. Крепко. Он никогда не предполагал, что будет настолько сильно скучать по ней. Волноваться за подругу. Всегда хвастался, что превосходно умеет сдерживать эмоции, а сейчас сам чуть ли не плачет.

— Да ты, вообще, как, Бен? Ты почему игнорируешь меня? Я тебе кричу и кричу с улицы, чтобы ты хотя бы впустила меня! Пришлось самому...

— Извини, я...

— Да не извиняйся, дурочка. — Он не дал ей как-либо оправдаться. — Я же не всерьез тебя ругаю! Ну, ты поняла, короче. Ты знаешь меня.

«И вот он, — начал анализировать Женя, — тот самый Бил. Не русский, типо? А почему она вдруг Бен? Что за приколы», — это злит. Почему от него что-то скрывает сестра? Родная, любимая. Его близнец! Он-то всегда верил, что у них есть какая-то связь. Что он сможет доверить все-все секреты. Как и она ему. Но, как оказалось, это лишь мечты.

Примерно спустя час Бил ушел. Он, конечно, мог бы просидеть еще очень долго, но домой вскоре должна была вернуться мама. Поэтому Ева-Бен аккуратно, но настойчиво, выпроводила друга за дверь. Все это время, пока ребята общались и смеялись, Женя просидел в своей комнате. В полной тишине. Один. Может, это с ним что не так? Может, он сделал что-то не то? Но когда? Но как? Бесполезен. Не нужен. Он сел на кровать, забился в уголок, свернулся в клубок и уткнулся лицом в колени, пытаясь так заглушить плач. Неужели вор и хулиган лучше? За что? За какие заслуги? Почему Бил, а не он? Все? Его уже не любят? Ему уже не доверяют? Его уже никогда не позовут посмеяться над видео одноклассников в соцсетях? Ему уже не расскажут ни одного секрета? Нет, ну нет. Ну пожалуйста... он надеется... нет. Он уже не надеется. Он уверен, что Ева выскажет ему все: «Я не расскажу тебе ничего. Ты мне больше не брат. Мне даже стыдно стало, что я так похожа на тебя. Я тебя больше не люблю. Я тебя ненавижу, Женя».

Стук в дверь. Испугавшись, Женя быстро поднял голову и попытался вытереть мокрые щеки. Хоть он ничего и не пригласил войти, Ева все равно тихо открыла дверь. Глаза тут же округлились от удивления. Оно холодным ножом полоснуло по сердцу. Обоих близнецов.

— Ты чего... — Она подбежала и села рядом с братом. Взгляд устремился на его колени: на штанах грустно уселись два мокрых пятна. — Это из-за меня?

Она сразу же обняла Женю. Тот, в свою очередь, уткнулся ей в плечо и издал грустный всхлип. Ничего не хочется говорить. Он уже готов услышать те самые ужасные слова. Готов пытаться сдерживать новый поток слез.

— Я... я что-то сделала не так? Ты из-за того, что я все еще дружу с Билом? Прости! Но...

Уже и глаза сестры наполняются горькими слезами. Она попыталась быстро смахнуть их рукой.

— Из-за имени, — подал голос Женя. Сейчас. Сейчас она скажет, что ненавидит его. Что это правда.

— Извини... мне было стыдно... — Голос сестры начал дрожать. — Мне просто стыдно от этого. Вы меня знаете всю жизнь. Вы самые родные. Мне страшно, что вы тоже так будете называть меня. Я хочу, но страшно. Я не знаю, почему. Поверь мне, пожалуйста...

Он поднял голову и посмотрел в глаза Евы. В глаза Бен. И снова не смог сдержать слез. Он и без того был на грани, но окончательно сломался, как только увидел, как сестре больно. Женя быстро вытер свои глаза рукой.

— Прости, я... я сейчас успокоюсь. Можешь рассказать, почему ты решила имя поменять в своих кругах? Не семейных. Пожалуйста...

— Евой меня назвала мать. И она меня не любит. Мне не нравится, что все называют меня тем именем, которое дал человек, который меня не любит. Если я себя люблю, то почему не могу назвать себя так, как хочу? Бил меня подтолкнул к этому. И вот Бен... как Бен Тен!

Женя невольно улыбнулся – это ведь его любимый герой! А последующие слова Евы не только подтвердили его догадку, но и согрели душу теплом:

— Я сразу тебя вспомнила! И твой любимый мультик. И вот. Я еще и Била назвала Билом, кстати.

— А, то есть он не из Америки?

— Ха-ха, да он английского вообще не знает! И не хочет учить из принципа. Говорит, что у него училка злая. Вот, хочет бесить ее. — Женя прыснул, из-за чего Ева нахмурилась. — А вообще «Бил» – аббревиатура. От «Большой и ленивый». А то бесил когда-то, что на скамейке лежал и не гулял со мной.

От этого Женя уже откровенно рассмеялся. Сестра попыталась сделать вид, что злиться на него, но искреннюю улыбку спрятать никак не смогла. Лишь легонько хлопнула брата по плечу.

— Так мне тебя теперь Бен называть?

— Нет! То есть, ну... я бы хотела, но не сейчас. Чтобы меня семья так называла просто так, без причины...

— Ну, если так хочешь, то я найду как-нибудь причину. — Женя закатил глаза. — Может через год. Может, больше понадобиться. Как я захочу. Ну, придумается.

«Вот и придумалось, да? Сначала это будет шуткой, но потом же все привыкнут к этому имени. Или кличке, если для семьи. Надеюсь. Только почему спустя столько лет ты нашел момент?», — Бен рада, что наконец ее будут называть так, как она хочет. А не так, как захотела мама. Хотя, она-то явно не скоро перестроиться, если уж и решиться. Если уж узнает. А может, эта проделка с именем и вовсе плохая затея, раз мама на самом деле любит ее?

— То есть теперь меня два брата смогут защищать, да? — Глазки бегают с одного близнеца на другого в ожидании поддержки.

— Тебя уже кто-то успел обидеть?

Лиза кивнула.

— Я вчера на качели качалась, пока подругу ждала. И ко мне тетя какая-то подходит, начала кричать, чтобы я слезла. — Она спрятала руки за спину и опустила голову. — Она сказала... она сказала, что я кобыла уже на таком сидеть. Что я уже выросла, а ее сыну нужнее. Что он маленький. И я уступила, правда. Да...

— Епт... стой, забудь это слово, — спохватился Женя. — И такие есть в мире... ты главное близко к сердцу не принимай.

— Вообще не надо было уступать ей. — Процедила сквозь зубы Бен. Несправедливость. Как же это бесит, невыносимо злит. До красноты лица. Хочется рвать и метать. — Серьезно, могла бы нормально попросить эта... особь, не успевшая стать цивилизованным человеком.

— Слушай, — Женя обнял Лизу. — Ты сразу в следующий раз меня зови. Эту не надо. — Он ткнул пальцем в Бен. — А то взорвется еще. Потом по частям надо будет собирать что ее, что ту мамашу.

— Да я ж... да и ладно. Не хочу вообще с такими связываться. Бесят.

Бен однажды сталкивалась с невежливыми и грубыми людьми. Обычно это происходило в школе: девочки из параллельного класса почему-то очень невзлюбили Рубко. В столовой они часто «случайно» проливали на нее чай, учителям врали. Но, стоит отдать должное, ведь преподаватели никогда не верили. Знали, что Бен – прилежная ученица.

Но в один день чаша терпения переполнилась, и гнев вырвался наружу. После одного грубого и особенно обидного слова Бен ударила обидчика в живот. И потом все закрутилось. Летели волосы, ногти раздирали лица, в ход шли даже зубы. По итогу схватки, к счастью, не было ничего серьезнее пары царапин, ссадин, синяков и вырванных клоков волос. Но на следующий день оба провинившихся отправились к социальным педагогам. Да, Бен всегда была приличной девочкой, но даже этот факт не защитил ее от нагоняя от учителей и матери.

— А мы можем сегодня погулять? — С надеждой в глазах Лиза посмотрела на близнецов. — Мама сказала, что занята, и чтобы я с вами куда-нибудь пошла.

Бен посчитала эту идею отличной. Ей точно нужна разгрузка, Жене – тоже, она была в этом абсолютно уверена. Поэтому оба, не сговариваясь, дали утвердительный ответ и разошлись по комнатам, чтобы собраться на прогулку. Спокойно, размеренно. Пытаясь забыть обо всех ужасных и кровавых вещах. Рубко быстро надела черную майку и джинсовые шорты, а после кинула все необходимые вещи в сумку: пару конфет, ключи, недавно купленный блокнот, ручки, шоколадку для Изи, кошелек и...

В комнату забежал брат. На его лице читался ужас вперемешку с удивлением.

— Посадили тех, кто... ну, кто предположительно убил Игоря и Шарлотту. Смотри. — На своем телефоне он показал эту сенсацию: «Группировка, убивающая звезд, была обнаружена» – гласил заголовок. Фотографий не было. — Вроде как, суд назначают им.

— Жесть... их же подставили! Это ужасно... ужасно... — Бен глубоко вздохнула, пытаясь успокоится. Ногти впиваются в ладони от злости. Да как они могли так быстро обвинить людей, которые не имели к этому отношения? Почему не продолжили поиски? Почему не попытались найти больше улик?

— Мне кажется, это из-за того, что не нашли труп этого... чревоугодия. Будто подумали, мол, ай, ладно. Значит больше убийств не будет.

— И решили посадить за решетку хоть кого-нибудь, лишь бы не было паники у людей? Это не справедливо! Они на эту работу устраивались не для того, чтобы халтурить! Они – лицо справедливости!

Женя обнял сестру, отчего та прекратила свою гневную тираду. Это было аккуратное прикосновение, словно брат боялся, что она взорвется.

— Да конечно не справедливо. Кто-то же из отражений умер, да?

— Ага... Алан. Но он и не звезда. Может, решили не предавать широкой огласке смерть не такого известного человека?

— Не знаешь, кто следующий будет? — В ответ Бен уверенно помотала головой. — Черт...

В голове Жени прокручивается сценарий того, как сегодня стреляют в сестру. Как потом жизнь меняется. Мать, конечно, сопьется, Лиза будет плакать несколько недель, но никогда не сможет полностью смирится со смертью. Бил... да кто знает. Не ровен час, он тоже будет лежать в луже крови. Да и плевать на него, если честно.

— Женя. Я примерно понимаю, как, ну... хотя бы как-то спасти свою жизнь. Веришь мне? Я... я не хочу умирать. И не собираюсь.

— Да как я могу не верить тебе... руки режешь тут ради этого...

В комнату громко постучались. Через секунду Лиза аккуратно приоткрыла дверь и просунула голову.

— А вы скоро?

— Уже идем. Давай, куда хочешь пойти?

Выйдя из дома, Лиза повела старших в то место, куда она очень, просто до писка, хотела попасть. За левую руку она держала Женю, а за правую – Бен. Она с радостью сообщила, что в центре открылось новое, просто сказочное кафе, где абсолютно все розовое, сделанное в стиле Барби. Даже еда, по ее словам, такая: розовая и милая.

Город живет своей обычной жизнью. Где-то царит спокойствие, где-то – наоборот, больше хаоса. Но о недавнем убийстве уже никто не думает. Либо же старательно делают вид, что не думают. Каждый с головой зарылся в свои дела, в проблемы и успехи. Подростки, сбившись в шумные группы, идут отдыхать в парки, кафешки или на речку. А может, они просто поедут в торговый центр, чтобы закупиться на все отложенные деньги. Взрослые же, в основном, спешили по своим важным делам. Но среди них немало встречалось и тех, кто успевает отдыхать с друзьями или же вторыми половинками. Повсюду были семьи с детьми. Их цветы жизни бегают, веселятся, достают родителей. Но главное, что весело. Всем.

Внезапно кто-то положил руку на плечо Бен. Обернувшись, она увидела Мишу. Лиза и Женя обменялись недоумевающими взглядами, переводя глаза с сестры на незнакомца.

— Ого, привет. — Бен слегка покраснела. Неловко общаться с ним в присутствии родственников. Даже самых близких.

— Я тебя даже, ну... не узнал с новой прической. Вы так... ну... похожи, типо. — Он взглянул на Женю. — У тебя интересные сны. Вот что, ну... я хотел сказать. Да. Вот...

— Ты снова меня зачем-то искал? Снова что-то передавал через сон? Снова загадки? Можно...

— Нет-нет, — Миша быстро перебил Бен, чтобы та не надумала себе ничего. — Я правда заметил тебя сегодня случайно. Правда. И, ну... вот. Решил подойти. Ты теперь правда решила идти по головам?

Бен скинула его руку со своего плеча.

— Я не знаю... честно. Может быть, если это правда понадобиться.

Миша прочистил горло.

— Лучше не идти у него на поводу. Вот, что я хочу сказать тебе. Ну... пока, тогда.

Он ушел так же внезапно, как и появился. И как это понимать? Сейчас Бен вообще не хочет думать про это. Она и так в своей голове путается, а тут еще и чужие советы, чужие мысли, которые она даже не просила. Она наконец взглянула на своих непонимающих родных.

— Это твой парень? — От невинного вопроса младшей сестры Бен чуть не подавилась воздухом. Женя еле сдерживал смех.

— Извините! — Рубко прикрыла красные щеки руками. Какие же руки ледяные в сравнении с горячей от стыда кожей лица. Почему так неловко? Так и еще вопрос Миши, будет ли она идти по головам... Бен сразу же решила это объяснить: — То, что он сказал, ну... про «идти по головам». Там просто проблемки у меня небольшие, вот...

— И как давно вы знакомы? — Женя слегка пихнул смущенную сестру плечом в плечо. — У вас даже манера речи схожа. Кто кого покусал, что такой эффект?

— Жень, он просто связан, ну... ты знаешь. Мы вчера познакомились. Случайно. Потом расскажу. Лиза, где твое кафе? Давай быстрее.

Вприпрыжку, тихо напевая «тили-тили тесто», Лиза привела близнецов к тому самому месту. Бен очень надеялась, что никто не будет упоминать Мишу при маме, особенно в контексте второй половинки. Стоило только представить эту сцену, как по спине пробежали мурашки. Даже думать не хотелось, что мать может сказать на этот счет.

Кафе и вправду оказалось довольно милым. Все было выдержано в различных оттенках розового. Лишь одна стена была выполнена под кирпич, не давая полностью царить иллюзии кукольности. Как отметил Женя, места внутри было слишком мало. Семья умостилась на мягких диванчиках пастельно-розового цвета у окошка. Белые круглые столики были достаточно миниатюрны, из-за чего заказ на несколько позиций точно бы не поместился. Но две чашки кофе с тортиком, которые заказали Бен, Женя и Лиза, поместились прекрасно. Приятная музыка, которая уносит на пару лет назад, когда на пике популярности были попсовые зарубежные исполнители.

На удивление Жени, сегодня Бен решила заказать латте, хотя даже он оказался слишком горьким для нее. Хочется навести в мыслях хотя бы какой-то порядок. Сменить вектор размышлений. Сложилось ощущение, что пытаются отговорить действовать. А конкретно Миша. В голове его совет и вовсе трансформировался в пожелание смерти. Будто сказали, что пора бы опустить руки. Принять смерть. Бен сделала глоток горького кофе. Нет, она будет делать все, чтобы выжить. Она не хочет покидать этот мир. Да тяжело. Да, грустно. Да, страшно. Но это не значит, что все это хочется закончить именно таким образом. Нет ничего ценнее ее жизни. Ничего. И никого.

— Чего такая хмурая? — Женя вывел сестру из размышлений. — О чем таком думаешь? Отдохни, сестра Бен. Ты с нами не для грустной атмосферы.

— Сам понял, что сказал? — Она вздохнула. Ей правда стоит хотя бы на несколько минут отвлечься от всей этой ситуации. Смертельной. — Извини за грубость. Задумалась просто...

— Да ладно. О, знаешь что? Познакомился с человеком одним недавно. Как-то так заобщались, вроде хорошо идет все. Музыкант. Говорит, группу создать хочет. Со мной, конечно же!

— И ты с микрофоном будешь там? — Это была верная догадка. С самого детства Женя питал любовь к музыке. Перепробовав множество различных инструментов он пришел к выводу, что его самым любимым инструментом является его собственный голос. Говорил, что им легче всего управлять, с помощью маневров создавать оттенки эмоций. И теперь, если звезды на небе сойдутся, то Женя будет покорять сцену.

— А я ветеринаром хочу стать. — В разговор ворвалась Лиза, которая тоже захотела поделиться своими планами. — Я хочу котиков и собачек лечить. Ну, и других! И маленьких хомячков, и кроликов. Всех-всех-всех.

— Когда ты успела это решить?

— Ну, нам по английскому когда-то задали рассказать про то, кем мы хотим стать в будущем. А я вообще не знала, кем хочу быть! Вот и начала думать. Я тогда написала, что хочу стать полицейским, но уже перехотела. — Близнецы переглянулись между собой, сразу догадавшись, из-за чего та передумала. Смерть Игоря. — Ну... шить скучно, готовить скучно, мастерить что-то сложно. А животных я люблю! И они меня любят. Вот и решила. О, — У Лизы в миг загорелись глазки, и она посмотрела на близнецов. — А давайте котенка заведем! Или щенка. Или хотя бы хомячка. Прошу. Ну Женя, ну Ева. Ну Бен!

— Я не собираюсь за ними убирать. — Бен сделала глоток кофе и нахмурилась из-за горечи. — Да и всё в доме вонять будет. Или шерсть...

— Ну Бен, — протянул Женя, присоединяясь к Лизе. — Мы так хотим котенка! Его будут звать Зеленый Фонарь.

— Или Пулька! Или... или Помпушка! Ну Бен... — Лиза аккуратно взяла сестру за руку и посмотрела прямо в глаза, пытаясь таким способом попытаться дотронуться до самого сердца. Сердца, в котором уже поселилась сильнейшая нелюбовь к животным.

— Во-первых, я не люблю животных, тут вы меня не убедите. Во-вторых, вы не меня должны просить, а маму. Без ее разрешения никого у вас не будет.

— Мы с Лизой поговорим с ней, да? — Младшая кивнула и нарочито обидчиво взяла руку брата. Словно Бен ее предала, а Женя – единственный, кто ее любит в семье. — О, Лиза, знаешь что? Ты сейчас удивишься. Бен и мама помирились.

Следующие два часа пролетели незаметно, наполненные легкими, непринужденными и бессмысленными разговорами. Брат, конечно же, рассказал Лизе во всех красках и подробностях про долгожданное перемирие Бен и мамы. Оказалось, что он подслушивал и подглядывал за этим чудом. Но никто из сестер нисколько не удивился этому. Младшая в честь этого даже потратила часть своих сбережений на кусочек клубничного торта специально для Бен, отчего та чуть не прослезилась. Но кажется, что сил на них попросту нет. Эти два часа – золотое долгожданное время, когда можно наконец оторваться от всего того бреда, хаоса и разрухи в жизни Бен. От всех переживаний, страха смерти. От Била, Максима и даже Миши. Семейная посиделка – словно глоток свежего воздуха. Весь негатив, будто пар, улетел. В виде облаков все тягостные мысли уносятся далеко-далеко от кафе. Хочется, чтобы этот чудесный миг растянулся еще чуть подольше, но... чувство стыда обгладывало Бен до самых костей. Оно съедало ее изнутри, а двигателем этого была Изи.

— Извините, но я уже, пожалуй, пойду. — Бен неловко встала из-за стола. — Хочу к Изи заскочить. Пока она, ну... тут.

Лиза не особо поняла, про что она, в то время как Женя понимающе кивнул. Бен закинула сумку на плечо и, словно до смерти подруги остались считанные секунды, вылетела из кафе и быстрым шагом направилась в сторону дома подруги. Как же стыдно, как же стыдно! И тревожно, страшно. Они даже не созванивались за эти дни. За все это время Бен даже не побеспокоилась об Изи. Она же узнала, кто она на самом деле. Так почему не поинтересовалась, как она себя чувствует? Что думает? Что ожидает?

Вдох. Выдох. Было удивительно, что руки не дрожали. Бен надела наушники.

«И мое сердце не выдержит, точно не выдержит». Иногда так хочется просто взять и откинуть все страхи. Далеко-далеко. Перестать боятся осуждения, чужих липких взглядов, усмешек. Закружиться в такт музыке, подпевать словам во весь голос. Не стесняясь того, что совсем не умеешь петь, что танцы похожи на попытки утонувшего выплыть. Хочется выйти за те рамки, которые сам себе установил из-за других людей.

А как веселиться, когда ты каждый день на волоске от смерти? Когда после следующего убийства ты можешь услышать, что следующим в череде смертей будет гордыня? Когда твоих знакомых и друзей убивают одним за другим, день за днем? Когда никто не может спасти тебя?

Дом уже маячил впереди. Оставалось всего несколько минут ходьбы до подъезда, как вдруг путь Бен остановил какой-то мужчина. Неопрятный, заросший, от него исходил неприятных запах мусора вперемешку с алкоголем. Да что ж такое! Почему нельзя просто спокойно дойти до подруги? Подошедший, молча протянув руку, показал бумажку с текстом. Немой, просит денег, чтобы просто купить еды. Но Рубко помотала головой и тут же пошла дальше. В ней никогда не просыпалось чувство жалости, как бы ужасно это не звучало.

Она часто слышала истории от пользователей в интернете про то, как их обманывали такие люди. Тратили деньги на алкоголь. Хуже того, порой это оказывались настоящие аферисты, которые всеми способами пытались вытрясти деньги. Могли подойти на улице и предложить погадать на руке. А как они потом обещают, что жизнь будет невероятно прекрасная. Карьера пойдет в гору, человек будет плавать в золоте, найдет любовь всей своей жизни. А после того, как этим «гадалкам» не подкинули монетку, так судьба рушиться на глазах: никто не полюбит, никто не возьмет на работу.

Но Бен никогда не давала им денег. Даже нуждающихся, отчего-то, было не жалко. Если бы захотели, то нашли, где работать, сделали счастливую жизнь. Почему кто-то должен раздирать руки в кровь, чтобы дойти до цели, а кто-то не хочет этого делать? Ну да, легче же просто ходить по улице и попрошайничать.

Впереди самая обычная серая пятиэтажка, на последнем этаже которой живет ее лучшая подруга. Та, которая за все эти три года дружбы стала почти такой же близкой, как Бил. Но главное словно «почти». И хотя их связь еще не была проверена десятилетиями, как с лучшим другом, они уже прошли через многое вместе. Сколько раз мать Бен звонила Изи, чтобы уточнить, правда ли ее дочь ночевала у нее. И каждый раз подруга прикрывала. Еще она научила Рубко многим рецептам, которыми та могла удивлять маму. Именно благодаря этому Бен удавалось избегать ссор и даже синяков.

Стук в квартиру. Дверь почти сразу же открыла встревоженная Изи. Копна рыжих кудрявых волос казалась еще более пышной, словно впитала в себя все напряжение последних дней. Зеленые болотные глазки забегали по гостье, словно анализируя, не убьет ли та. Не злобный ли клон перед ней. На лице не было той самой лучезарной улыбки, украшенной ямочками. Лишь тонкая полоска губ, чуть дрогнув, приподнялась в слабой улыбке.

— Бенишь, солнышко, привет! Давай, заходи. — Изи радостно взяла подругу за руку и втянула в квартиру, а после быстро закрыла дверь. — Ты же видела, да? Абсолютно на каждом форуме! И на каждом аккаунте! — Немецкий акцент. Легкая картавость, выраженная буква «т», смягченные гласные после мягких согласных. Это такая же яркая черта Изи, как и ее жестикуляция. Руки всегда словно порхают, отражая все эмоции.

— Я сегодня не заходила ни в какие соцсети... в смысле на каждом аккаунте?

— А в таком! — Изи отпустила руку подруги и начала ходить из стороны в сторону. — Я увидела, что у каждого в аккаунте написано «Алан Бакер. Следующий – гнев». Это у каждого! И у меня, и у умершего Игоря Оманко, и у всех звезд! Кто-то всех взломал! Бен, я...

— Ты гнев... — Рубко подошла и обняла подругу. Главный язык общения с Изи – прикосновения. Плохо – надо ободряюще погладить по спине, хорошо – сразу же утонуть в объятиях. — Мне Бил рассказал, когда я, ну... заволновалось. Я и сейчас волнуюсь.

Сердца бьются в унисон. От страха. От волнения. От напряжения.

— Бенишь, тебе не понять меня. Ты не на волоске от смерти! Тебе еще жить и жить. Пожалуйста, солнышко, только не грусти после моей смерти.

Бенишь. Изи не любила обычные формы имен, а ласково называть «Бенчик» ей казалось слишком скучно, не по-творчески. Поэтому в первые же дни знакомства придумала такое сокращение. Она каждого любит называть милыми словечками. Пару раз Бен слышала, как Изи кидала их в сторону Била, а тот говорит невпопад: «Да не солнце я, блять. Да я хоть микроволновкой буду, но не этим говном слепящим».

— Давай, пока есть время, выпьем чай. Или кофе. Я принесла шоколадку тебе...

Зелено-коричневая кухня без единой отражающей поверхности. Все матовое. Как и другие комнаты и предметы в этой квартире. Бен знала лишь то, что одно большое зеркало у нее было всегда завешено простыней в комнате. Изи всегда нравилась атмосфера лесных фей и эльфов. Ей всегда нравились различные побрякушки. Ей всегда нравилось покупать что-то на барахолках. Только на одной кухне висит пару ловцов снов, украшений из бисера, искусственных лиан и растений в глиняных горшках разных форм и размеров. Фаворитом Бен были горшки в виде голов с острова Пасхи.

Такой стиль, естественно, отражался и в образе Изи. Многослойные наряды в зелено-коричневой гамме, тысячи браслетов, колец и ожерелий. На руках всегда красовались узоры хной, ведь на татуировку не решалась из-за боли. Пирсинга тоже нет, даже уши не проколоты. Лишь обманки.

Но крови она и не боялась. Бен всегда удивлялась, что она такая молодая, а уже превосходный врач. Но теперь все встало на свои места. Изи – бессмертное отражение. Всю жизнь она посвятила врачебному делу. Конечно, опыт у нее большой.

Чайник закипел, и в чашках ручной работы налили кофе. Раньше Бен и одной кружки бы не выпила, а тут уже вторая за день. Кофеин еще сильнее разгоняет сердце, которое и так словно играет в догонялки с паникой, которая наступает на пятки.

— Я столько всего могла бы сделать, Бенишь! — Изи не успевает пить напиток. Она словно пытается сказать руками больше, чем словами, из-за чего невозможно держать чашку. — Я не придумала лекарство от рака, я не помогла всем-всем нуждающимся в больнице. Я не открыла даже свою собственную больницу, Бенишь, понимаешь?

— Да, я...

— Да не понимаешь ты... извини, но это правда. У меня амбиции больше... я не хочу тебя обидеть, я просто говорю правду! — В глазах подруги стали слезы. Как бы Бен не было жалко подругу, но одновременно так гадко и противно на душе. Как неприятно обесценивание. Перетягивание одеяла на себя. Изи ничего не знает о Бен, в то время как та знает почти все про подругу. Как только она пыталась сменить тему разговора, так сразу слово перетягивала на себя Изи. Но почему-то Рубко не перестала с ней общаться. — Я бы хотела еще себя как-нибудь в творчестве реализовать. Написать, может. Ну, ладно, написать огромную научную работу про что-нибудь я могу без проблем. А вот какой-нибудь роман, повесть... да даже стихи.

— Я бы тоже хотела что-то написать. — Подхватила разговор Бен. Но как же быстро Изи перескочила с темы смерти на творчество. У подруги была такая черта – галопом скакать с одной вещи на другую. И так всегда. Бен в начале общения пыталась устранять это, но после смирилась. Точнее, попыталась это сделать. Это никогда не перестанет казаться странным. Но конкретно сейчас Бен не хотела обсуждать смерть, поэтому была рада такой особенности. И снова писательство. У Бен уже не такая сильная неуверенность в себе. Она показала свои черновики маме! Это огромный шаг. — У меня есть очень классная идея, вот... там про...

— О, я такое придумала! — перебила Изи подругу, энергично схватившись за ее плечо. Она в миг успокоилась, слезы испарились. — Какой-нибудь детектив-триллер! И еще романтики туда! Короче, слушай. Девушка была бы начинающим детективом, назовем ее условно Мария. И она должна будет расследовать убийство... да, своего отца! Грусть, печаль, отчаяние, тревога! Но в помощники к ней идет парень, условно Павел. У них потом шуры-муры, чики-пики, а потом бум! И она оказывается убийцей!

— Звучит банально...

— Да почему? — Изи резко вскочила из-за стола и начала ходить по кухне. — Говоришь так, словно можешь лучше придумать. Зайка, правда, писательство – это,скорее всего, мое. Не надо меня поправлять! Так вот... он бы потом сказал: «Ой, Мария моя, я на двойной миссии», или что-то такое. Надо еще продумать. А потом вообще оказалось бы, что этот ее отец – не ее биологический, так еще и маньяк убийца. А на самом деле ее отец – отец ее парня Павла, из-за чего они уже в статусе брата и сестры. А она окажется еще от него беременна и...

— Изи, хватит! — Это стало просто неприятно слушать, поэтому Бен тоже вскочила из-за стола. Ее окутывал гнев, неприязнь к подруге. Да как же это противоречиво! Она одновременно и любит Изи, и ненавидит. — Ты, ну... это уже слишком! Извини, просто...

— Не извиню, Бенишь. — Изи театрально закатила глаза. — Ты прервала мой поток мыслей. Я уже все забыла!

— Но это такой дешевый ход, так и еще очень противный... когда брат с сестрой, ну... того...

— Если краснеешь, значит не твоя тема. Поэтому не даю право тебе судить меня. Короче, слушай дальше...

— Давай сменим тему, пожалуйста! — Бен аккуратно взяла подругу за плечо. — Может я и не могу тебя судить, но... кто-то решил, что может это делать. Гнев... мне просто интересно, ты хотя бы предполагаешь, за что этот человек так с вами? С отражениями...

— Бенишь, солнышко, тебе не идет роль детектива. — Она грустно посмотрела в глаза подруге. — Я предполагаю, но... я не считаю, что тебе это надо знать. Ну... что тебе это даст?

— Не знаю... я просто не верю, что это все от нечего делать делается. Кто-то убивает ради мести, вроде. Может...

— А, может мой, убийца это делает из-за развлечений? Ты уже начинаешь злить, правда. Не лезь туда, куда не надо. Мне искренне не хочется, чтобы еще и ты была здесь запутана.

— Я просто хочу понять и тебя, и того человека в маске! Я не хочу терять тебя, это да. Но мне будет легче, если я хотя бы буду знать причину!

— Ты не сможешь понять меня! Над тобой не висит такая опасность! А понимать убийцу тебе зачем вообще?

— Пытаюсь думать холодной головой и смотреть на это все со всех сторон...

— Не пытайся, — Изи грустно покачала головой. Ей было искренне жалко, что Бен такая недальновидная. — У тебя никогда не бывает холодной голова. Я тебя знаю. И твои истерики тоже. Бенишь, дорогая, это я должна волноваться о тебе всегда, а не ты обо мне. Не надо было Билу тебе рассказывать... все, подружка, давай сменим тему, пока у меня есть время пожить...

Время пожить. От этих слов сердце заколотилось сильнее. Холод пробежал по всему телу. Скоро Изи не станет. Скоро. Очень скоро. До ужаса скоро.

— А как вы вообще всегда воскрешались? Этот вопрос никак не выходит из моей головы, Изи...

— Ну... смотри. Я уже один, раз того, — она скользнула глазами вверх, — ты поняла. Из-за пули. Сначала было больно, а потом... я словно просто заснула. Крепко.

— Как это странно работает...

— Кай... стой, подожди, ты хотя бы знаешь, кто это? Отлично. Он проводил какое-то исследование с Шарлоттой. Потом объяснил это так: тело, грубо говоря, оставляет 1% жизни и медленно восстанавливается.

— И пуля никуда не исчезла?

— Ага, она бы осталась во мне, если бы мне не помогли с операцией... — Изи вздрогнула от этих воспоминаний, поэтому снова попыталась сменить тему. — Я не успела открыть приют для животных! Вот, о чем еще я жалею. Я думала отложу это лет так на пятьдесят, но этот человек... я бы хотела себе ручного енота.

И вновь Изи ходит из стороны в сторону размахивая руками, а на лице сменяются все новые и новые маски.

— Мы как раз сегодня разговаривали о том, что я не хочу животных дома, а Женя с Лизой хотят. — Бен села назад за стол и взяла чашку дрожащей рукой. — Наверно, они бы с тобой согласились и...

— Да, вот ручной енот – это класс. Они такие милые, видела? — Как только подруга кивнула, Изи радостно захлопала в ладоши. — Вот! Я видела много видео, где они прыгают, когда опираются об стенку!

Кровь Бен закипает. Был бы обычный повседневный день, то она бы стерпела, но сейчас... почему? Она сама говорила, что волнуется за Рубко! Так почему сейчас так игнорирует ее?

— Почему ты такая невозмутимая?! Почему ты не боишься? Извини, что перебила, просто я правда не понимаю...

— Бенишь... — Она взяла подругу за руку, потянула на себя и обняла ее. — Я просто пытаюсь так отвлечься... убийца может прийти в любую минуту и убить меня. Так еще и ты тут... я тебя люблю и ценю. Не хочу, чтобы ты видела смерть...

«А ведь я вчера видела, как Алана убили...», — от этого воспоминания Бен вздрогнула и дрожащей рукой почесала бедро. Да как же так? Почему? Почему все это с ней происходит? Почему она должна переживать смерти друзей? Да, с Аланом она была не так близка, но ей его так жаль! Он не видел света в этой жизни, а как только он увидел лишь маленький лучик, так его сразу убили. Сегодня умрет Изи, потом умрет Бил. За что? В чем виновата Бен?!

Гнев, отчаяние, страх. Все смешалось в кашу. И была она отнюдь не пресная. Горечь, кислинка, соленость. Все вкусы ударяли в голову. Она гудела словно после удара в колокол. Как же бесит. Как же раздражает. Как же страшно. Какая же Изи...

— Бенишь, зайка, пожалуйста, уйди. Я была рада увидеть тебя перед смертью...

Дыхание сбивается. Слезы накатываются. И снова бьет паника, снова бьет тревога. В глазах, кажется, темнеет. Все кружит.

— Изи, прости... Прости!

Осколок вонзается прямо в спину Изи. Обе подруги падают на колени.

Изи из последних сил оттолкнула от себя Бен, но та и не сопротивлялась. Она это сделала. Она убила подругу. Лишь одно чувство овладело ей – страх. Страх последствий, страх крови, страх смерти. Страх самой себя. И вот... Изи закрыла глаза. Изи не дышит. Сердце Изи не бьется. Изи мертва.

На смену страху пришла... легкость? Некое спокойствие. Она перешла Рубикон. Теперь, кажется, что она сможет и горы свернуть. После этого... нет, у нее нет права на отступление. У нее нет права на ошибку.

За спиной раздались хлопки. Неясно, откуда вышел Максим, но улыбка не сползала с его лица.

— Отлично, рад, что ты приняла сделку. Так... Изи Фишер. Темная. Гнев. Следующий – лень.

В дверь со всей силы постучали. Они прозвучали словно гром среди ясного неба. Кажется, что еще немного силы, и тот человек выломает ее.

— Вау, легок как на помине... плохи дела у тебя, Бенчик.