Седьмой осколок

Поле. Полночь. Никаких фонарей нет, ведь не придумали еще таких вещей, а фальшиво-красная луна почти ничего не освещает. Она капризно решила, что все небо принадлежит ей, поэтому этой ночью она станет главной звездой, хотя таковой и не является, затмив все остальные. А оранжевые хищные языки пламени костра дотягиваются почти что до того самого красного диска. А клубы дыма, которые в мгновение ока разлетелись ад костра, словно кружились и танцевали в такт с находящимися рядом людьми. А ночной оранжево-звездный купол наверняка не выдержал бы такое нашествие пепельных танцоров, но он крепкий – не пробить его, не разрушить. А краев бесконечного темно-синего полотна и за целую жизнь не найти. А сколько бегай, сколько странствуй, ты лишь обойдешь Землю вокруг и вернешься назад к исходной точке. А на сколько бы Земля ни была большая и гигантская, этой ночью центр мистики и магии находится здесь, на этом скромном поле. А небо сегодня, однако, чистое, поэтому происходящее снизу ни для кого не секрет: ни для ленивых звезд, ни для горделивой луны. А знают об этом и деревья, и животные. А они могут передать это, рассказать остальным, сплетничая, становясь глашатаями. А каждый может присоединиться к пляскам и песням. А звезды сегодня проявляют неподдельный интерес к событиями снизу. А оны будто сами уже готовы оторваться с купола, чтобы пуститься в пляс к людям. А те, позабыв о всех горестях, вприпрыжку бегают вокруг костра да водят хоровод. А разодетые в бело-красные свободные одеяния – что девицы, что юноши, – они напевают:

Светлый осколок погиб очень быстро,

Ведь пуля на сцене пронзила его.

Темный погиб от чьего-то садизма,

Оставив показ наш совсем без всего.

Третий осколок в момент героизма

Пулю в грудь принял уж слишком легко.

Четвертый же шел по пути эгоиста,

Был слеп, и ь̵̛̜̂̾̌̎̾́̋͘о̸̬͉̜̫̘̐͌̿̇͛̏̋п̵̛̤͇̗̳̭̰͈̣̺̬̙̖̰̞̈́̔̃́͗̈́̿̌̆͛͐̆̒͜͝͝д̴̨̧̯̠͕͇̮̖̑͒̔̈́͋̃͌̀̈́̇̚͝͠в̶̧̨͈̬͖̯̱̝͍̪̿͛̈́̅̔͘͜͠е̶̡̨͕͎̤̬̥͕͕̻͖͋͒͌͌̀͛̐̓̀̉́͘͜а̷̛̠͇͙̜̓̌̿̇̍̏̆͌̎̏͌͑͋̕т̸̧̠̠̬͚̤̥͈̀̒̓͆́͋̚л̷̧̢̡̧͔͚͓͙͖̦̤̲̙̮̲̈̌͌͌̄̈́͗̐̇͂͗́̕̚̕͜т̵̧̬͓͇̰͚͔̩͚̞̤̭̰̝̯͔͇̑̃̂̏̎̎͘е̵̻͇͎̙̽͒̾̔̔̋͐͐͛͑͗̈́͌̓̚͝͠ͅс̷̘͗̿̍̈͆͛̾̅́р̸̟̦̯͕͐͑̍̄͂̀̈̚͝͝ «съело» его.

На пятом осколке был плащ моралиста –

Хотел отомстить, но в эфире «того».

Смерть шестого наполнена темным трагизмом,

Ведь и̸̰̽̀͝р̵̨̝͓͍̭̫̜͎͓̳̯͌̅͗̓͋̊́͆̉͛͊̅̓̕͝у̷̢̲͍̦̦̬̬̀̏̋̃͊̿̓̍̂̌̽͊͜͝͝и̸̛̳̫͓̪̻͕̫̥̃̇̀͆͌̎̈́́͝ͅ ̴̛̗̲̙͓̱͇̎̓͆͊̅͑̅́̓̽ͅд̵̺̦͉̰͚̯̪͓͉̖̼͚̞̽̈͌͊͌́͠ͅͅр̵̩͙̦̬̈́ы̶̘̹̤̣̺͖͕͉̭͈̟̜̠̭̲̞̌͒̍͂̇̉̄̄̕ͅн̵͇̣̥̗̦̯̗͚̏̅̚ͅо̵͉̝̪̘̓е̵̨̛̖̘͚̘͎̼̗͔̬͍̠̼̟͛͐̍̀̓͌͂̾͊̅͐̆ͅ убили его.

Последний осколок месть освободило,

Круговорот оно завершило.

Последний осколок – последняя сила,

Надежду конца оно ухватило.

Нет ни единого музыкального инструмента: оркестром является природа. Мелодии напевает трава, которая тихо шумит под ногами людей; протекающая рядом речка добавляет своим журчанием благозвучия и звонкости; потрескивания бревен и костра распыляются в музыке, словно песчинками ритма. Красные языки пламени движутся в такт со словами, словно и они готовы присоединиться к танцам людей и пепла. С каждой строчкой песни они пускаются в пляс с новой силой – интенсивнее да интенсивнее, энергичнее да энергичнее. Эти слова, словно древнее магическое заклятие, вселяют жизнь в костер, мягкую душу, шебутной характер. И глазом не успеешь моргнуть, как посреди пламенного бутона уже стоит человек, сотканный из огненных язычков. Огонь – это волосы, огонь – это тело, огонь – это лицо. А язык его – почти неразборчивое хаотичное трещание. Никто из юношей да девиц не разобрал, а, может, даже и не заметил его тихих слов, но их отчетливо услышала одна девица. Это послание было адресовано исключительно ей: «Запомни это, Бен. Это ваша судьба. Прекрати это».

Эти слова нахлынули холодной волной, отчего Бен вскочила с кровати едва не упав – она спросонья запуталась в пледе. Почти вся ночь была абсолютно спокойна, словно штиль: девушка спала крепко и потому не слышала плача и криков матери. На данный момент это последнее, что заботит девушку. Как там мать? Как она провела эти бессонные часы? Как ее самочувствие? А она сама когда-нибудь спрашивала об этом Бен, когда той было тяжело? Так почему сегодня ее должны волновать проблемы матери? В голове шуршит только одна интересующая тема. Что это за человек был в костре? Чувство, что Рубко его уже где-то видела, но вот только где? Наверно, этот вопрос решиться потом, если этот сон что-то да значит. Вдруг от излишка эмоций такую картину нарисовал ее воспаленный разум? А если это вещий сон, то почему так вовремя? Слишком сильное совпадение. Но все решится либо после убийства Алана, то есть отражения чревоугодия, либо после встречи с «костровым» парнем, ибо и вовсе с человеком в маске.

Но стих... С такой легкостью рифмованные строчки никогда не снятся. А вдруг это правда что-то важное? Нечто, что ни в коем случае нельзя упустить? Его обязательно нужно записать, пока он совсем не стерся из памяти. В блокноте с белой обложкой Бен записала каждую строчку. Ровные и маленькие буквы, словно новый заборчик, складывались вначале в слова, затем – в предложения, а после – в само стихотворение. Конечно, пару мелочей напрочь вылетели из головы, но главная суть передана превосходно. Теперь стихотворение не только чарующе звучит, но и выглядит из-за почерка. Если бы не ежедневные прописи в детстве, из-за которых на среднем пальце осталась мозоль, не было бы так элегантно и красиво. Мать стремится к выдуманному идеалу. Ей было важно, чтобы к нему пришла даже никудышная дочь, в том числе и в письме. От этих навязчивых воспоминаний Бен непроизвольно зажмурилась, не желая дальше вспоминать эти изнуряющие тренировки из детства.

Но, как бы не было парадоксально, Бен очень любила что-то писать. У нее невероятно много планов. Множество историй хранится в ее голове. Но пока что это лишь планы. Глупые фантазии. Маленькая мечта. Когда-то отражение пыталась написать историю, это было еще в младших классах. Бен как сейчас помнит сюжет до мельчайших подробностей: рассказ про девочку Эмили и ее брата, на которого наложила проклятие ведьма. Тогда Бен писала в обычной тетрадке в клеточку. Девочка чиркала на переменах, на уроках, дома. Даже вместо выполнения домашнего задания она могла с головой окунутся в уютный выдуманный мир. Это хобби правда затянуло ее. Но стремление писать разрушилось, как карточный домик. Однажды рукописи нашла мать. Девочка однажды обнаружила, как та сидела на диване в гостиной, вдумчиво вчитывалась в текст и аккуратно перелистывала страницы этой потрепанной тетрадки в клеточку. После она, естественно, отдала ее Бен. Но ничего не сказала про это. Не проронила ни словечка, даже плохого. Но девочке все равно стало невероятно стыдно. Какой же позор! Она даже друзьям не показывала наброски. Не хотелось всем демонстрировать свою любовь к писательству. Поэтому... красная обложка мило украсила мусорку, словно звезда на новогодней елке. А хобби сошло на нет. Чтобы мать не нашла больше ничего и не прочитала. И никто другой!

Но сейчас писательство – не самая главная проблема. А если Алан не успеет найти информацию по поводу того блогера? Бен взяла телефон в руки, и открыла чат с Билом. От него висело сообщение: «Бенчик прости за вчерашнее. Мне правда капец стыдно за распущиные кулаки(. И за то что нахуй послал прости. В любом случие я сходил на сцену. Там правда ничего не оказалось. Проверял я если что в зазеркалье. Я ж не тупой бля! Убигать не надо было, дурочка». Рубко почувствовала, как щеки начали гореть от стыда. Это было и вправду так опрометчиво сбегать, даже не дослушав друга. Пальцы быстро пробежались по клавиатуре: «Ничего, мне теперь стыдно, что я не дослушала тебя. Я тоже прошу прощения. А еще спроси, пожалуйста, Алана, что с информацией о том парне». Теперь осталось дождаться ответа.

Бил. Бен . У них никогда не было таких ссор, которые нельзя было бы разрешить. Когда казалось, что это конец их дружбы, они находили силы наступить на горло своей гордости, извинялись друг перед другом. Хотя, как недавно оказалось, у Бен этого чувства и вовсе не было. Каждый брал часть вины на себя, даже если глубоко в душе думал, что правда на его стороне. Это и нравилось Бен в друге: насколько бы он не был агрессивным, экспрессивным и вспыльчивым, но он каждый раз осознавал свои ошибки. Он всегда принимал поражение. Хотя, честно сказать, Рубко очень хочет, чтобы он научился себя контролировать и во время ссор. Всегда, когда он охлаждал свой пыл и просил прощения, то он не только говорил. Он действовал: дарил маленькие сюрпризы. Именно так у Бен появилось ее любимое кольцо. Так что стоит ожидать какой-нибудь приятный подарок.

Час дня. Достаточно поздно для пробуждения, но после бессонной ночи это не кажется чем-то плохим. Интересно, как остальные домочадцы?

На носочках, будто боясь кого-то вдруг разбудить, Бен прокралась в коридор и постучалась в ближайшую комнату. Комнату Жени.

Сразу же хозяин комнаты откликнулся и разрешил войти. Девушка тихо открыла дверь, словно боясь любого скрипа, шагнула внутрь. Сам брат выглядел так, будто только проснулся: такой вывод можно сделать по взлохмаченным нерасчесанным волосам. Однако телефон у него уже в руках, в него Женя смотрит с легким прищуром, словно экран слепит.

— Ищешь новые теории по поводу... вчерашнего? — предположила Ева и получила в ответ утвердительный кивок. Сев на край кровати и подтянув под себя ноги, она решила начать обсуждение темы: — Уже понятно и без теорий «типовых» людей, что Игорь и Шарлотта были как-то связаны и их убил один и тот же человек.

— Это да, но есть еще и новые абсурдные теории, которым я верить не хочу. Например, убийца на приколе убивает их и грехи приписывает. Как бы наблюдал за ними, сталкерил и потом говорит, мол, я считаю вас виновными в таких вот каках. Короче, какой-то парень сам провозгласил себя судьей.

— И будут еще жертвы...будут...будут... — одними губами произнесла Ева. Лишь одно упоминание вслух этого факта давит, заставляет вновь повторять одни и те же слова, а руки – слегка трястись. — Грехов семь. Значит и людей умрет должно семь. Осталось пять...

Но, конечно, Ева осведомлена про отражения. Она знает, кто умрет сегодня, кто может умереть завтра. Но как рассказать об этом брату? И стоит ли вообще делится этим? Сомнения, сомнения, сомнения! Вся жизнь, каждое решение основывается на них. Это, в каком-то смысле, фундамент жизни. Всегда так было. Сейчас так и есть. Всегда так будет. И будет так, что Ева просто так порезала себе руку, если она не сможет пересилить себя.

— Мне Бил кое-что рассказал. — в конце концов она решилась. На всякий случай слегка понизив голос, она начала пояснять про пугающую тайну: — Что Игорь, что Шарлотта не отражались в зеркале. Бил тоже не отражается. Они, как бы, отражения, так себя называют...

— Нет, Ев... — Женя сразу смекнул, к чему ведет его сестра. На лице застыл немой ужас. Голос перешел на громкий шепот: — Пожалуйста, не говори то, что тебя тоже убьют! Я не верю!

— Я не знаю! Я не знаю, что будет, я не знаю, когда умру я! Я не хочу, поверь! — Бен не выдерживает. Тело начало трястись еще сильнее, голос дрожит. Глаза судорожно бегают по лицу Жени, словно пытаются ухватиться за ниточку спокойствия. — Я очень хочу придумать, как предотвратить это все! Я хочу решить это! Я не хочу умирать! Я хочу помочь! Я... Я... Я! Да я вчера руку себе порезала в знак обещания, что все решу! Я...

Ей не дали договорить. Женя крепко обнял ее, прижал к себе, пытаясь успокоить не только сестру, но и себя. Обоим близнецам необходимо взять себя в руки. У них двоих в душе свирепствует самый настоящий ураган, у обоих все внутри разносит цунами. У брата – беспокойство за сестру, сильнейший леденящий страх за нее. Всю жизнь он выручал ее, был щитом, спасал от самой главной неприятности – матери. Его плечо всегда было рядом, чтобы поплакать. Женя часто решал ее проблемы в коллективе в школе, улаживал конфликты с наглыми одноклассницами. Неужели скоро его сестры не станет? Неужели сбудется просьба матери? Неужели он впервые не сможет защитить ее? А у сестры в душе еще больший ужас, дичайшая паника. В первую очередь боялась за себя. Она умрет! Она покинет этот мир! Ее убьют! Ее! Ее! Ее! Брату этого не понять, ему-то совершенно ничего не угрожает, он в безопасности. Редко что-то так сильно пугает обоих близнецов. И как же редко они плачут в унисон, ощущая одну и ту же боль. Но именно горькие слезы всегда помогали им в трудную минуту, выплеск эмоций давал двигаться дальше. Это такое-же действенное, как вчерашний порез на руке. Около десяти или пятнадцати минут потребовалось, чтобы все волны и бури эмоций схлынули. Теперь никаких цунами нет. Если бы они не были сейчас вдвоем, каждому понадобилось около получаса, если не больше. Остается надеяться, что в ближайшее время такой паники больше не будет.

— Отражение возможно воскресить...— прошептала хорошую новость Ева, посмотрев в глаза Жени. Ее пальцы вцепились в плечи брата словно для усиления слов, хоть и забинтованная рука неприятно заныла. — Бил рассказал, что когда-то давно такое уже происходило. Ну, убийства. Но с помощью какого-то ритуала они воскресили отражение. И я... Я пообещала себе, что все решу. Я на крови поклялась! Сама себе.

— Так вот что с рукой... — осознал Женя, аккуратно убрал пораненную руку со своего плеча и взглянул на Еву — Это, конечно, был слишком отчаянный ход, не думаешь? Ладно, если он вселил в тебя такую уверенность, то это уже на один процент не зря потраченная кровь. Поверь.

— Говоришь прям как Бил — улыбнулась Ева, но сразу же вспомнила о их разногласиях. — Извини, я не хотела сравнивать вас, просто интересно получилось! В любом случае, давай сменим тему... как мать?

На это Женя только махнул рукой.

— Да плохо. Уснула только полчаса назад. Прикинь, она сказала, что она была знакома с Шарлоттой лично. Но я подозреваю, что про отражение она не знала, а то не ненавидела бы так тебя.

— Чего?! — с удивлением воскликнула Ева. Она не поверила своим ушам. От этой новости она даже неосознанно повысила голос. — То есть она была не только кумиром, но и подругой? Почему мы об этом не знали?! Она бы точно хвасталась этим! Тыкала в экран телевизора и говорила, мол, смотрите, там мой подружка.

— Может, скрывала. Но зачем... можем завтра спросить. Чтобы успела отойти от вчерашнего.

— Согласна, уже завтра будем расспрашивать об этом. А Лиза как? — Поинтересовалась состоянием сестры Ева.

— Мне ее жалко! — Только речь зашла о младшей, как Женя чуть ли не вскочил с кровати. — Это полный треш, Ев. Она всю ночь не могла нормально спать из-за страха. Несколько раз просыпалась из-за кошмаров с этим черным человеком в маске. Ей даже под утро начал чудится этот мужик в окне! Благо со мной она уснула...

— Так ты даже не ложился... — осознала Ева. Она посмотрела в глаза Жене с сочувствием, отчего тот отвернулся. — Может, ты сейчас ляжешь?

— Ага, лягу. Да я после твоих новостей уже никогда не засну, чувствую... — он повернулся к сестре, но, заметив пронизывающий грустный взгляд, тяжело вздохнул и ответил: — Так уж и быть. Я лягу сейчас. Но тогда брысь из комнаты. Не загоняйся сегодня этими мыслями про смерть. Если есть способ всех спасти, значит спасут. Ладно... спокойной ночи? Ну, или уже спокойного утра.

— Сладких снов.

Ева выскользнула из комнаты. На душе спокойнее, однако тонкий осадок волнения не позволил далеко уйти от комнаты брата. Еще несколько минут она простояла у двери, прильнув к узкой щели, чтобы убедиться, точно ли Женя ляжет спать. Только когда сестра удостоверилась, что тот не соврал, она наконец отошла. Спустившись по лестнице, взгляд невольно пал на комнату матери. Она никого не пускала внутрь.Кроме отца, разве что, и то лишь потому, что он ее законный супруг и тоже делил с ней эту спальню. Но отец дома появляется редко. Его бесконечные командировки не дают в полной мере прожить семейную жизнь, радоваться успехам детей. Все события он узнает из уст матери. Не всегда эти рассказы были правдивы, не всегда достоверны. Часто бывало так, что отец приезжал и, не разбираясь в ситуации, наказывал Еву за то, что либо она не делала, либо делали другие члены семьи. Например, когда-то Лиза увлеченно играла в войнушку с куклами и разбила всю фарфоровую посуду, когда кинула туда игрушку на «спецоперацию».Сервиз, подаренный на одну из годовщин свадьбы родителей, имел огромную эмоциональную ценность для родителей. И, конечно, только Бен могла его разбить на зло всем, чтобы жизнь малиной не казалась этим чертовым родителям! А отец сурово относится к таким ошибкам, а как серьезно он относится к наказаниям. За те пару часов, которые Ева стояла на коленях на горохе она убедилась в двух вещах: родителям на нее наплевать, а брату и сестре всегда невыносимо жаль ее. В один день, помнится, они все боялись за Еву, ведь родители даже грозились отдать ее в приют, поэтому решили взять вину на себя. Но даже так им не поверили. От телесных наказаний редко удавалось спастись. Помогало лишь одно: сделать что-то, что сможет растопить лед в сердце матери. Что-то, отчего в душе разольется приятное семейное тепло.

Бен тихо спустилась на кухню и заглянула в холодильник. Хоть мать и тиран, желает смерти и не скупился на оскорбления, брань и побои, объединяло ее с непутевой дочерью одно – готовка. Так уж заведено, что в семье Смоловых готовят исключительно женщины. Раз Лиза еще мала, то обучалась кулинарному искусству лишь Бен. В эти редкие моменты мама всей душой отдавалась в любимому делу, что даже закрывала глаза на ненависть к дочери. Дочери-бездарности, ведь у нее очень редко получалось что-то вкусное. Обычно все было пересолено, слишком горькое или же сладкое, иногда даже кислое. Переваренное и недоваренное, пережаренное и недожаренное. Но даже в таком далеком от идеала виде мама это ела. И смеялась. Она смеялась! Например, они вдвоем когда-то готовили блинчики на завтрак. Так, когда мама увидела то, что Ева перепутала соль с сахаром и насыпала ее в тесто добрые четыре ложки, так главная хозяйка взяла тот грязный венчик да ударила дочь! Но это было не со злости. Улыбка на лице это говорила, да и удар был слабый. Зато как мама радовалась успехам Евы... на личной страничке она выкладывала фотографии этих блюд с подписью «моя дочка приготовила».

На сколько бы Бен не боялась мать, не ненавидела, все равно невыносимо жаль ее. Совсем недавно она сама всю ночь была в таком состоянии, поэтому эти эмоции она уж прекрасно понимает. Да и такие маленькая радость, как совместная готовка, доказывает, что мама, в какой-то степени, любит Бен. Редко, но и такое случается.

Любимое блюдо мамы – лимонный чизкейк. Именно в его приготовлении Бен делала множество ошибок. Но сегодня она будет действовать в точности по рецепту, ни шагу влево или вправо. Все ингредиенты она будет по несколько раз проверять. Сегодня так хочется сделать все правильно с первого раза.

Около десяти раз они вместе готовили чизкейк, а дочь все никак не могла запомнить рецепт и граммовку, поэтому Бен быстро нашла в интернете рецепт. Конечно, это был не первый попавшийся. Хотелось, чтобы он был максимально похож на мамин любимый.

Из необходимых ингредиентов в холодильнике не оказалось только сливочного масла и печенья. Даже не переодевшись в уличную одежду, Бен в бело-розовой пижаме выбежала в магазин за ними. Взгляды прохожих, которые не понимали такую моду, противной холодной аурой облепили девушку, но только из-за них Бен не собиралась возвращаться домой. Да, некомфортно, да, стыдно в бегать таком. Если бы это был другой обычный день, то она никогда вышла в нем по своей воле. В первую же секунду нахождения вне дома провалилась бы под землю! Но она дала себе обещание что-то поменять в жизни. И еще она хочет порадовать маму. Сегодня она готова выйти из зоны комфорта. Магазин всего лишь в пяти минутах ходьбы, поэтому на покупку продуктов Бен не потратила много времени.

Дома Бен выложила на столешницу все необходимые ингредиенты и быстро открыла рецепт в интернете. Глубоко вдохнув, набирая в грудь уверенность, и медленно выдохнув скопившееся напряжение, Бен включила духовку разогреваться и приступила к первому этапу приготовления. Она закинула рассыпчатое печенье в прочный целлофановый пакетик, завязала его в узелок и положила на стол. Затем взяла скалку и начала измельчать содержимое. Сначала движения были медленными и размеренными, чтобы пакетик вдруг не порвался, не повторилась та досадная оплошность, что уже однажды случилась. В тот день мама сама убирала рассыпанную крошку со стола, не забывая играючи немного покрошить на голову Евы. Но было ни капли не обидно! Всего лишь безобидна кухонная шутка, семейная шалость. Сейчас же, с каждым движением, темп нарастал, потому что катать печенье так долго и нудно! Ну просто невыносимо! Раз-два, раз-два. И все готово! Мелкая крошка и без коварного пробития пакета. Проверив текстуру пальцами, она обнаружила не только шутливый подкат в голове, но и предательски большие не измельченные куски, поэтому она начала работать по второму кругу. Все-таки, скорость не пошла на руку: все обернулось незначительным провалом. Но ничего страшного, главное – ничего не испортить. Спустя несколько усердной работы минут поваренок снова проверила крошку пальцами, и на этот раз она оказалась однородной, без крупных кусков. Превосходно! Оставив пакет в покое, она приступила к маслу. Надо его растопить. По телу пробежала легкая дрожь, как она вспомнила, как то ли масло, то ли маргарин однажды просто взорвалось в микроволновке. Бум! И вся технику обволок жир, который Ева долго отмывала, а мама звонко смеялась вместе с ней, но потом присоединилась к уборке. Но сегодня такого не случится. Все будет чисто. Бен поставила масло растапливаться, предварительно накрыв его зеленой пластиковой крышкой. В конце концов ингредиент растопился без взрывов и бумов.

В отдельной емкости Бен начала смешивать раскрошенное печенье и масло. После, как и было рекомендовано на сайте, она проверила, насколько хорошо тесто держит форму. Поварёнок сделала маленький шарик из теста, который, к счастью, не рассыпался. Это знак, что все сделано верно. Поэтому Бен смело приступила к следующему этапу приготовления – нужно отправить основу чизкейка в духовку.

Как только нужная формочка была найдена, Бен застелила ее пергаментом настолько аккуратно, насколько только могла. Казалось, для девушки это была настолько ювелирная работа, что с легкостью может переплюнуть создание украшений из золота и алмазов. Когда-то Ева уже рвала пергамент, и маме пришлось все исправлять. Далее Бен высыпала свою песочную смесь в формочку, выровняла тесто с помощью стакана и аккуратно поставила это в духовку на десять минут. Конечно, как всегда не обошлось без небольших ожогов. Кроме того, что Бен никогда не умела ставить что-то в духовку без травм, так сегодня эту задачу осложняла порезанная рука, перемотанная бинтом. Из-за этого девушка даже чуть не уронила все на пол. В сравнении с такой катастрофой, ожог казался незначительной мелочью.

Бен решила не приступать к приготовлению начинки, пока не достанет форму из духовки. Однажды был такой опыт. Когда-то готовила кексы. Пока она готовила крем, все бисквиты взяли и сгорели! Но даже такими мама их попробовала. Поэтому только через указанное время Бен достала форму, – с приобретением новых ожогов, конечно же – поставила ее на стул и начала читать следующий этап.

Начинка. Девушке казалось, что это самое простое. То, где нельзя что-то испортить. Но это только в том случае, если не переборщить с лимоном. Мягкий сыр и сахар полетели один за одним в пластиковую емкость, после чего подверглись активному перемешиванию блендером. Медленно, они перемешивались друг с другом. Пару минут и все было готово. В таком симбиозе они превратились в блестящую и гладкую массу. И, по всем канонам кухонного жанра Смоловых, Бен достала миксер, предварительно не выключив его. Капли разлетелись и на пол, и на стены, и на саму девушку. Но не беда, ведь все легко можно убрать. От этой ситуации Бен тихо посмеялась. Вспомнилось, как сама мама не выключила технику. Заляпала и себя, и дочку. Но было невероятно смешно от этого!

Настало время приступать к яйцам. Сегодня Бен поступила по-умному: разбила необходимое количество в отдельную тарелку и уже там вылавливала скорлупу, которая упала вместе с белком и желтком. Если бы с Евой сейчас была мама, то обязательно снимала на телефон. После такой рыбалки, смесь оказалась без единой скорлупы. Бен залила ее в сырную смесь.

Следующую инструкцию Бен перечитывала по несколько раз, чтобы наверняка не допустить ошибку. Она всегда так делает, если боится что-то испортить. «Перемешивать лопаткой либо на минимальных оборотах миксера». Конечно, она сделала всё по инструкции: медленно и аккуратно начала перемешивать яйца со смесью. Ведь если сделать все быстро и тяп-ляп, то при выпекании оно потрескается. На вкус это не повлияет, но очень хотелось порадовать маму красивым видом чизкейка.

Далее шли мука и крахмал. Просеивать их через сито – для слабаков. Именно так всегда и думала Рубко, поэтому высыпала в тесто ингредиенты в их первозданном состоянии. Ничего страшного! Да и мама сама никогда не заморачивалась такими мелочами. Сколько они вместе так готовили, на вкус это никак не влияло. За неповторимый аромат отвечает следующий этап: добавить лимон. Как и яйца, Бен выдавила сок в отдельную мисочку, чтобы легко достать выпавшие косточки, после чего уже оттуда добавила в начинку необходимое количество жидкости. Но были остатки. Кинув взгляд в дверной проем, она удостоверилась, что никого рядом нет, приподняла мисочку к губам и выпила остатки одним глотком. Конечно, лицо тут же скривилось от кислоты. Иногда они с мамой играли в камень-ножницы-бумага на то, кто из них выпьет оставшийся сок. Когда его пила мама, то всегда было такое смешное лицо! Жаль, Бен не успевала фотографировать.

И вновь все надо аккуратно перемешать. И вновь на минимальных оборотах миксера. Но теперь это прошло удачно и без грязных проблем.

Следующий этап – выпекание и получение новых ожогов, конечно же! Бен выложила получившуюся смесь поверх песочного теста и попыталась поставить форму в духовку. Но этого не дал стул, который слегка расплавился и ни в какую не хотел отпускать противень с чизкейком. Лишь с применением силы Бен смогла наконец отцепить форму и поставить в духовку. Зря она поставила горячую форму на пластиковый стул! Поставив таймер на час, она задумалась. И что теперь делать с этим стулом? Увидит мать – убьет. Точнее сначала поест и только потом убьет: на голодный желудок никак нельзя. Поэтому Бен решила спрятать его на некоторое время у себя в комнате. Подняться с ним на второй этаж было трудно только из-за пореза. Он неприятно ныл, болел. Негодовал, что на него приходится такая нагрузка. В своей спальне девушка села отдохнуть на кровать и посмотрела на руку.

Правильно ли она сделала, что нанесла себе вред? Точно ли она сможет выполнить свои обещания? Правда ли, что этот ритуал работает?

Но грустить времени совершенно нет. «На сколько долго будешь грустить и бояться – настолько противнее еда будет», – вспомнила Ева фразу мамы. В тот день они впервые готовили вместе. Тогда девочке было очень страшно испортить что-то, прикасаться к посуде, брать продукты. Так она не хотела, чтобы на нее ругались. Только спустя время она поняла, что мама, когда готовит, никогда не будет на нее ругаться. Девушка спустилась на кухню.

Остался последний этап приготовления – лимонный курд, который должен стать финальным аккордом вкуса. Открыв один из выдвижных ящиков, Бен достала маленькую металлическую кастрюльку, разбила туда яйцо, сразу же выловила скорлупу и засыпала сахар. Следующим шагом она медленно и аккуратно натерла цедру лимона на мелкой терке, чтобы курд был без крови, и добавила это. И снова нужен лимонный сок. Бен тут же пожалела, что не посмотрела заранее этот этап рецепта и уничтожила прошлую партию. Благо лимон еще остался, поэтому Бен добавила пару капель сразу в кастрюльку надеясь, что здесь будет работать старая поговорка «кашу маслом не испортишь». Теперь все необходимо тщательно взбить. Такой аккуратности, как при приготовлении начинки, не требуется, поэтому, не раздумывая, Бен включила миксер на максимальные обороты. Пару минут и все было перемешано. На удивление ничего лишнего не было испачкано, за что поваренок похвалила сама себя. Последний опасный этап в чизкейке – поставить курд на медленный огонь. Для его приготовления не требуется много времени. За пару минут смесь загустела – все было готово. Бен аккуратно переставила курд на стол, чтобы тот остыл до комнатной температуры.

Осталось дождаться таймера. Но пока что Бен дождалась только сообщение от Била. «Бенчик Алан сказал чтобы ты пришла к нему к вечеру. Лови геолокацию чмо(». Видимо, ему не понравилось, что Алан зовет именно Бен к себе в гости. Ответив простым «хахаха, окей», Рубко задумалась. Сейчас же все знают, что следующая цель человека в маске – отражение чревоугодия. Тогда зачем там Бен? Увидеть убийство и попытаться узнать, что за человек скрывается под капюшоном? Или чтобы он убил саму девушку? Или вообще спасти отражение? Ну нет, что же Алан задумал?

Негативные эмоции снова нахлынули, и самый хороший способ отвлечься – поболтать с другом. Мемы, планы на следующие дни, шутки про отражения. Девушка расспросила про уже умерших Шарлотту и Игоря. Как оказалось, Шарлотта встречается с Каем, то есть с отражением лени, но при занимается плотскими утехами и с другими людьми. Что Кай про это думает? А знает ли вообще? С Билом этот вопрос не поднимался. А вот Игорь в романтику – ни ногой. Отражения – бессмертны. Он не видит смысла искать себе вторую половинку, ведь рано или поздно она его покинет. Сколько у него было таких случаев – не сосчитать. Бен, конечно хотела написать, мол, как иронично, что именно про это решило рассказать отражение похоти, но промолчала. Помнила, что такие шутки ему неприятны.

За полчаса до сигнала таймера Бен попрощалась с другом. Необходимо доделать курд. Бен добавила к остывшей смеси размягченное сливочное масло и взяла миксер. Включила его на небольшую скорость и принялась взбивать, следя за тем, как курд постепенно превращается в однородную, без единого намека на расслоение. Удовлетворенная результатом, Бен оставила его в холодильник для загустения. И вновь надо ждать. Она поняла, что уже устала от Интернета с его неутешительными новостями, поэтому погрузилась в свои фантазии, в свой маленький мир, который никогда не будет перенесен на бумагу. Магия и волшебство. Да, как оказалось, в мире это есть на самом деле. Но это не та идеальная картинка, которую представляет Бен. Она любит счастливые финалы, а в этой ситуации с отражениями из легенд сценарий весьма неутешительный.

Из выдуманного мира вмиг вернул сигнал таймера. Поварёнок достала чизкейк, но на этот раз поставила на плиту. И вновь ждать. Ждать-ждать-ждать! Бен устала. Она ждет всего: вечера, разговора с Билом, смерти...

«Нет, Бен. Сейчас нельзя о таком думать, ну пожалуйста...» — мысленно уговаривала себя девушка. Как она сейчас может допускать такие мысли? Еда же испортится!

Она пыталась унять свою постепенно нарастающую тревогу новыми, более интересными мыслями. А именно про то, что же нашел Алан. Может быть, страшную и кровавую историю того, как он поклялся отомстить всем? Но за что ему тогда мстить Бен?

Через десять томительных минут чизкейк остыл. Настало время для финальных действий: Бен залила его курдом ровным слоем и поставила в холодильник. Наконец-то все готово и можно, с чувством выполненного долга, пойти отдыхать! Такая долгая готовка всегда утомляла Рубко, особенно если она делает это в одиночестве, без веселых комментариев мамы. Но остался последний штрих – записка.

«Мама. Я понимаю, как тебе тяжело. Извини, что я такая. Мне правда жаль, что вчера такое произошло. Я не знаю, как я могу тебе помочь... надеюсь, я приготовила вкусный чизкейк. От Евы».

Дописать «С любовью» у нее не поднялась рука. Она, может, и любит маму, но признает это только после самой матери.

С кулинарией было покончено. Несколько дней Бен уж точно не подойдет к плите. До вечера еще уйма времени, а дома до пробуждения мамы оставаться не хочется. Бен только хотела подняться на второй этаж и направиться в свою комнату. Но...

Мать. Спальня. Через узкую щель Бен, с затаенным дыханием, подсматривает, как глава семьи безмятежно спит. В голове эхом раздалась страшная, опасная, но захватывающая мысль, которая толкает девушку на необдуманный поступок. Сняв свои тапочки, девушка аккуратно открыла дверь, чтобы та не издала ни единого предательского скрипа, и на цыпочках подкрадывается в комнату. В животе завязался тугой узел от волнения. Когда-то краем уха она услышала, что все документы мать хранит в одном из ящиков. Когда-то та обмолвилась, что медицинские карточки детей хранятся под замком, а то вдруг их найдут и разорвут.

Глаза мигом нашли тот замок, но вот ключа нигде не было видно. Визуальный осмотр ничего не дал: на столе ничего, кроме лампы, нет, на полках ни пылинки, ни нужной вещицы. Открывать ящики стола невероятно страшно. Вдруг они скрипнут, и мать проснется? А если там ловушки, которые будут издавать громкие звуки после открытия? Кто знает, что глава семьи могла придумать? А если просто без причины мать проснется? И вновь руки перестали слушаться. Робко они дотронулись до ручки. Все онемело. Паника. Беспокойство. Волнение.

«Я Бен Рубко, отражение гордыни. Обещаю, что больше не буду бояться и плакать. Обещаю, что возьму себя в руки!». Зачем она это сказала?! Зачем пообещала?! У нее же нет столько сил, чтобы открыть самый обычный ящик! У нее нет столько сил, чтобы преодолеть испуг. Она ничего не может сделать. Ни-че-го! Страх сковывает руки, страх сковывает пальцы. Он холодной крепкой цепью обнял Бен. Он останавливает дыхание. Он, как коварный змей, шептал в ухо девочки «тебя убьют. Ты слаба. Ты не можешь. Отпусти». Отпусти! Отпусти! Отпусти! Зачем тебе вообще знать, что скрывает твоя мать? Тебе правда хочется найти свою медицинскую карточку? Тебе правда хочется узнать, из-за чего ты была в той больнице? Зачем? Это же уже давным-давно в прошлом. Или ты боишься, что тебя снова отправят туда? Или боишься, что ты правда псих? Вдруг это правда? Ты резала вчера себе руку, Бен Рубко! Убирайся!

Пальцы резко оторвались от ручки ящика, словно та была раскалена до предела. Ладонь закрыла рот девушке, чтобы та не заплакала. На цыпочках ноги вывели ее из спальни. Чувство, что в комнате было так холодно, словно в подвале. Как в погребе. От этого холода тряслись руки, ноги, да и всё тело. Как только Бен вышла в коридор, как вмиг потеплело. Тело успокоилось,страх унялся, а нос жадно вдохнул. Руки сложились в замочек, а слезы уже не могли терпеть и начали прямыми струйками течь по щекам. Правда слаба, Бен Рубко. Правда слаба, Ева Смолова. Ты не смогла.

Бен присела на пол, оперевшись об стенку, подтянула под себя ноги и обняла их. Кольцо снова заплясало в пальцах, успокаивая их. Сейчас была хорошая возможность узнать то, из-за чего она переживала самый травмирующий момент в жизни. Но нет! Все как обычно.

Вдох-выдох. Нет, ну не время же для паники. Сейчас не время для истерик. Все это позади, теперь это не должно ни коим образом влиять на Бен. У нее есть лишь одна цель – спасти себя. Кроме этого, она может спасти и других отражений. Как минимум попытаться. Плевать... плевать на тайну. Потом узнает...

До встречи с Аланом еще достаточно времени. Дома оставаться не вариант – кроме того, что тут все спят и поговорить попросту не с кем, так еще из-за ящика, хранящего темные тайны, витает густой липкий туман. Он проникает в самую душу, в сердце. Но эта мрачная аура не распространялось на улицу. Кроме того, свежий ветер развеет все остатки пакости из души. Поэтому Бен переоделась в уличную одежду и направилась прямиком туда.

В наушниках играет «моя волна», на свежем воздухе резвятся дети. На площадке их находится будто меньше, чем было когда-то в детстве Бен, но все-таки есть. Как же все поменялось за это время: десять лет назад девочка могла спокойно выйти на улицу и сказать любому ребенку: «Привет, я Ева. Давай дружить», после чего начиналось множество незабываемых приключений: войнушки, космические странствия, даже когда-то устраивали похороны дереву, «пригласив» на них кузнечиков. Точно! Вот, что было самое веселое в детстве – ловить различных насекомых, потом нести их домой и говорить «это Джо, он теперь живет с нами». Помнится, когда-то в деревне Ева с Женя словили пару лягушек и привезли их домой, – это было время, когда они жили в общежитии, – а они взяли и сбежали! Распрыгались кто куда по кухне в блоке. А еще сколько котят ребята хотели приютить! Однажды близнецы даже спасли трех котят от злой девочки, которая сыпала им в глазки песок, при этом поставив рядом с ними детей-охранников. Там была самый настоящий переворот: Ева с Женей переманили тех охранников на свою сторону и начали вместе заботиться о питомцах в их секретном укрытии, а именно – за бабушкиным домом.

А сегодня дети будто не такие инициативные: телефоны и гаджеты заменили кузнечиков и лягушек. Зачем кому-то насекомые и уличные животные, если в планшете это можно найти в несколько кликов?

Но времена меняются. Бен осознает, что была бы она в это время маленькой, так тоже была погружена с головой в цифровой мир. Детство с друзьями во дворе было незабываемым. Даже с друзьями, с которыми она общалась всего один день.

«Голубые океаны, реки, полные твоей любви», – заиграло в наушниках. Еще одно сходство с матерью – вкус в музыке. Во время совместной готовки та часто включала своих любимых исполнителей, подпевая им в полголоса. Наверно, из-за того, что это одно из немногих теплых воспоминаний, связанных с мамой, то и музыка, которая сейчас льется в уши, наполнена теплотой. Заботой. Она такая родная, словно невидимой прочной нитью сшивает приятные кусочки жизни.

Слушать музыку, смотреть себе под ноги и разглядывать редкие камушки – занятие, безусловно, хорошее. Но это увеличивает шансы столкнуться с случайным прохожим, что и произошло с Рубко: она в кого-то врезалась.

—Блин, блин, блин, простите меня пожалуйста! — затороторила Бен, подняв голову.

Огонь – это волосы, огонь – это тело, огонь – это лицо. Все это было точь-в-точь у этого прохожего с одним отличием. Он не пламенный. Он... он человек из сна.

—Я правда, ну... случайно в тебя врезался, да, — выдавил из себя парень, стараясь смотреть прямо в глаза, но его взгляд предательски бегал. Соврал, что случайно. Видимо, даже если бы Бен была внимательна, то столкновение было неизбежно. — Я Миша. Не против, ну... точнее, надеюсь, ты получила мое сообщение...

Произнеся это, он попытался как можно быстрее уйти от девушки, но та резко схватила его за футболку. Накопилось достаточно вопросов, и Бен упорно хочет получить на них ответы.

—Подожди! У меня много вопросов! — Он ведь смог как-то связаться во сне! Это был ритуал? Или способности? Сейчас Миша – человек-надежда. Глаза Бен сверкают от энтузиазма. Неужели, это ниточка, которая ей поможет? Не дожидаясь ответа парня, она градом свалила на него вопросы: —Это был вещий сон? Как ты это сделал? Зачем? Почему я?

—Я не хочу тебе всё рассказывать... точнее не могу. Это помешает тебе. Единственное, что могу сказать – это правда был, ну, вещий сон. Это правда способность. Но тебе же будет лучше, если ты... ну... будешь меньше знать. Он может изменить... а я только хочу помочь тебе...

Звук уведомления. Это был телефон Миши. Даже не бросив взгляд, что же это ему пришло, он помрачнел.

—Вспомни, где еще видела меня. Вспомни, это тебе поможет.

И он быстрым шагом ушел. Такое чувство, что он вообще не должен был начинать этот разговор. Что его кто-то специально прервал.

Светло-каштановые волосы, карие глаза, овальное лицо, тонкие губы и узкий нос с выраженной горбинкой. Такие черты лица казались до боли знакомыми и, в то же время, совершенно обыденными. Будто бы такими лицами обладали все парни на свете. Точнее, как часто бывает: когда не знаешь человека хорошо, то кажется, что они все похожи. А Мишу Бен уж точно где-то видела, кроме сна. Но вот где – другой вопрос. Вопрос... Новая загадка. И ее тоже необходимо решить, ведь она сто процентов связана с убийствами отражений. Об этом говорит вещий сон.

Теперь, идя по дороге, Бен все думала о Мише. Кто же он такой и какова его цель? Почему он не может все сказать прямо? Или что стало бы с ним, скажи он все прямо? А что у него за способность? Есть два варианта: либо он видит будущее, либо он может проникать в чужие сны. Но что из этого? Или вообще все вместе? А может, суждения Бен ошибочны? Вдруг ситуация была такова: он попытался ее как-то найти в социальных сетях, написал ей, а это оказался совершенно другой человек, а не Рубко. Может, он это Жене хотел передать? Ну и бред. Много вопросов. От их количества начинает болеть голова. И удручает то, что нет ни единого ответа.

Заскочив в магазин, Бен купила блокнот и маленькое зеркальце. Сейчас она очень хочет все свои мысли и вопросы записать куда-нибудь, чтобы потом было проще вернутся к ним и дать ответы. И их, конечно же, тоже записать.

Девушка села на скамейку и записала три основным пункта: вопросы про Мишу, Максима, и отражения. Про последних были даже подпункты. Как их возможно убить? Что они из себя представляют? Конечно, это Бен может немного исследовать на практике.

В данный момент Бен хочет проверить пару вещей. Да, она ненавидит в себе эту отраженческую особенность, но другого выбора нет. Из тех, кто про это знает, рассказывать нельзя – попросту не безопасно. Поэтому настало время экспериментировать и изучать. Впервые она будет это делать.

Во-первых, это машины. Бен в них не отражается. Обычно почему-то люди этого не замечают, но даже если кто-то и обратит на это внимание, то быстро находит этому рациональное объяснение, стараясь не думать о сверхъестественном. Намного реалистичнее звучит простой перегрев головы на солнце или перенапряжение, но никак не фантастическое существо или магия. В любом случае, дотронувшись до машины, отражение не смогла войти в другой мир. Почему так? По идее, она должна была пройти, ведь ее ничего не должно останавливать. Может, потом про все это спросить у Била?

Следующим шагом в маленьком исследовании было взаимодействие с миниатюрным зеркальцем. Предварительно скрывшись в неприглядном переулочке, чтобы никто случайно не заметил странным манипуляций, Бен медленно засунула руку в зеркало. Это обычный человек простой усталостью или оптической иллюзией уже не объяснит. Делая это, Рубко надеялась, что каким-то способом сможет всем телом перейти на ту сторону зеркала. Но нет, чуда не произошло: рука просто пропала, исчезла до запястья. И все. Но это зрелище выглядит неприятно и отталкивающе, поэтому девушка поспешно вернула все назад, выдернув руку из зеркала. Не нужны ей такие браслеты.

Остался последний, самый важный пункт эксперимента: что же происходит в том мире? Как все выглядит? За всю жизнь Бен никогда не осмелилась зайти туда. А чтобы туда попасть, надо либо идти домой, либо в магазин, чтобы найти большое зеркало. При втором раскладе событий следует действовать с максимальной аккуратностью, чтобы ее не заметила ни одна живая душа. Или не засекли видеокамеры.

«Дома будет неудобно, —размышляла отражение. —Тогда я не смогу нормально понять, как это будет действовать на людях...»

Самым ближайшим местом с хорошими большими зеркалами был торговый центр, который был в десяти минутах хотьбы. Сердце снова начало дико колотиться как бешенное, будто Бен бежала длинный марафон. Ноги стали ватными, а руки начали потрясыватсья. Все тело словно горит от тревоги. Но это, скорее, от приятного волнения, ожидания, от «позитивного адреналина», так сказать. В торговом центре Бен настолько часто оборачивалась на людей, что кому-то могло показаться, что она пришла сюда для пакостей и воровства. Или вообще боится преследования. Но это, конечно, не так.

Бен мигом проскользнула в мебельный магазин и без лишних раздумий сделала смелый шаг в зеркало. Оно без никаких препятствий пропустило девушку. Она сразу же отбежала чуть подальше, чтобы в зеркале ее никто случайно не заметил. И да, никто не стоит в шоке от того, что какая-то девочка только что исчезла в зеркале. Да даже больше можно сказать: рядом почти никого не было, лишь пару консультантов стояло чуть дальше.

Новый мир. Неожиданным открытием стало то, что цвета здесь отличаются. Свет будто темнее, словно окна завесили черными полупрозрачными шторами. Мрачно и... до безумия тихо. Здесь нет ни единого звука: ни шума толпы из главного зала, ни переговоров двух консультантов. Но на этом эксперименты не заканчиваются.

Первым делом Бен попыталась воздействовать на окружающие предметы. Как она и предполагала, массивная настольная лампа не сдвинулась с места, а мягкий диван не продавился под весом отражения. Те консультанты не откликались на крики, сколько бы Бен не рвала горло. Подойдя к ним, девушка также попыталась потрогать их одежду, чтобы та хоть немного начала развеваться, словно от ветра. Но нет. Абсолютно ничего не получилось.

У Бен сложилось четкое понимание, что зазеркалье нет абсолютно никакой пользы, кроме одной: свободное исследование. Именно так Бил осмотрел сцену и не нашел пулю. Но что это может дать сейчас девушке? В теории, можно не пытаться спасать остальных и просто в день своей смерти спрятаться здесь. Уж тут-то ее никто не достанет! Но почему они так не спасаются? Неужели, вэтом нет смысла?

Теперь в этом мире делать нечего. Кинув взгляд на консультантов и убедившись, что они увлеченно о чем-то общаются и ни на что не обращают внимания, Бен вышла из зеркала.

«Итак... — начала рассуждать отражение. — В мир за зеркалом я не могу попадать через машины, стекла, лужи и другие отражающие поверхности. Только через зеркала. В маленькое зеркало может поместится только рука. Да и на что я вообще надеялась... здесь мрачно и тихо. И как Бил планировал найти пулю в такой темноте? А еще это отличное место, чтобы меня никто не достал. Тут хоть от матери прячься».

Наступил вечер. Он, словно искусных художник, раскрасил небо в глубокие оранжево-красные цвета. Эксперименты превосходно убили время, поэтому можно спокойно выдвигаться к Алану. Квартира находится в нескольких минутах ходьбы от торгового центра. Конечно, Бен решила сократить свой путь через дворы. Здесь она была впервые, поэтому все эти пустые площадки, серые жилые дома и старые обшарпанные подъезды были абсолютно похожи друг на друга. Чтобы найти нужную пятиэтажку, а затем и нужный подъезд девушке понадобилось немного больше времени, нежели она не сворачивала. Но, наверно, Алан никуда сейчас не спешит.

Бен никогда не могла объяснить, что за запах обычно витает в таких подъездах. Это словно флер советской эпохи, хоть девушка в то время никогда и не жила. Она называет этот запах просто подъездным, из детства, когда они с Билом сидели на лестнице и щелкали семечки.

На пятом этаже Рубко с легкостью нашла нужную квартиру и постучала.

Дверь открыл парень, выше самой Бен на целую голову. Когда Бил рассказывал про хакера, с которым часто выпивает, то в голове девушки складывался совершенно иной образ, нежели тот, что сейчас навис над ней: по лицу рассыпалось акне, которое будто и никогда не пытались лечить. Это первое, что бросилось в глаза. Белые сухие волосы с черными отросшими корнями. Казалось, что на ощупь они будут как солома. И очки. Оказывается, у отражений может испортиться зрение, что глубоко в душе огорчило Бен: она опасается испортить зрение.

— Ну, проходи. — пригласил Алан. Как только парень повернулся в профиль, как взгляд зацепился за вздернутый нос. Внутри квартиры было ничуть не лучше: везде разбросана одежда, горы грязной посуда, пыль. И все это обрамляет неприятный запах. Складывалось ощущение, что мусор не выносили несколько недель, если не месяцев.

— А у вас тараканов нет... — с опаской уточнила Бен, после чего сразу начала извиняться: — Извините, я ничего плохого не хотела сказать!

— Да ничего. Они все равно есть здесь... идем.

Разувшись, Бен сморщила лицо от омерзения. Смотря себе под ноги, чтобы не наступить вдруг на какое-нибудь неприятное насекомое, девушка пошла за программистом. Ей вновь стало тревожно, но в этот раз от присутствия тараканов. До 12 лет она сама жила в общежитии, которое кишело этими тварями. Довольно часто ночью девочка могла проснуться с криками лишь от того, что по ее подушке кто-то ползет. А еще хуже бывало тогда, когда многоногое нечто ползло телу. Каждый раз было страшно засыпать из-за этих насекомых. А вдруг они залезли бы в ухо? Но потом семья переехала. Бен всё еще не знает, откуда у матери появились деньги на частный дом. Работу не меняла, отец, если она правильно помнит, тоже.

В комнате Алана царил все тот же хаос. Грязно, липко и пахнет пропавшей едой. Парень, конечно, предложил Бен сесть. Она вначале пыталась тактично отказать, но после уступила и аккуратно присела на самый край кровати. Но была еще одна интересная особенность в квартире парня. Здесь не было ни единого зеркала.

— Извини... — Бен осознала, что слишком часто просит прощения, от чего она чуть запнулась. — То есть... а почему ты меня пригласил? Просто, ну... ты мог бы просто скинуть всю информацию, которую нашел. А тут взял и пригласил лично.

— Тебе же Бил рассказал про отражения? — получив в ответ утвердительный кивок, Алан так все же спокойно, и даже словно безучастно, продолжил: — Ну, вот я сегодня умру. Хочу поговорить с кем-то лично под конец жизни. Об этом всем. И не с Билом.

— Ты не боишься смерти? Ты просто так спокойно относишься к этому.

— Бен, я живу больше тысячи лет, в отличие от Била и Изи. У меня нет целей, как у Шарлотты, Игоря. Энтузиазма и искры в глазах как у Кая тоже не имеется. Я уже не смогу изобрести велосипед. Ну, надеюсь, ты поняла меня. Я живу только из-за того, что не могу умереть. Я видел, как умирают мои друзья, родственники, вторые половинки. Смысл мне волноваться о смерти?

Никогда раньше Бен не смотрела на смерть и бессмертие с этой стороны. В голове всегда была картинка, что бессмертие – это масса возможностей. Как минимум за это время можно стать такой сильной личностью, что все будет по плечу. Иметь бесконечную жизнь – это отличная возможность для самореализации. Можно же стать величайшим писателем! А можно брать псевдонимы и писать в течении многих веков. Но вот смерти друзей, близких... Бен уже представляет, как она всегда будет молода, в то время как Женя и Лиза стареют. В конечном итоге они умрут, а Бен – нет.

— Это тяжело... Но ты же, вроде, неплохо с Билом общаешься. Так почему ты сказал, что не хочешь разговаривать с ним сегодня?

— Это правда. Но мы не друзья. Он ничего обо мне не знает. Мы же только пьем. Ему только так интересно общаться со мной. И он даже не задумывался, что я алкоголь не переношу.

— То есть ты с ним проводил время только из-за того, что ему нравилось?

Алан поднял указательный палец, желая дополнить девушку.

— Если бы мне не надо было за ним следить, я был бы сейчас в Лондоне и не связывался с отражениями в ближайшее время. Ну, ты же должна понимать, что молодым отражениям надо все объяснять и следить за ними? Я всегда помогал им. Каждому. В этот раз за Билом должен был наблюдать Кай, но вот характерами они не сошлись. Поэтому роль наставника вновь скинули на меня. Вот и сейчас мне еще пару лет надо быть рядом с ним.

— И за Изи тоже ты присматривал? И сейчас общаешься с ней, потому что только ей нравится это?

Утвердительный кивок. От знакомства с отражением чревоугодия на душе повис тяжелый груз, и кажется, пропадет он лишь после смерти самой Бен. Не верится, что она сможет дать ему смысл жить дальше. Смысл воскресать.

— Хочешь сменить тему? — Алан почесал щеку, еще сильнее раздирая прыщи. — До моей смерти еще есть время, как мне кажется. Могу тебе что-то рассказать про отражения, если ты не боишься увидеть меня умертвленным.

— Про убийство. — не задумываясь потребовала Бен. Любопытство доминирует над страхом. — Почему они не воскреснут? Что за ритуал? Как воскресить?

— Хочешь попытаться всех спасти? — впервые за их диалог в голосе Алана проскользнула эмоция. Грусть. Тяжело вздохнув, он отчего-то улыбнулся. Он начал объяснять так, словно читает нудную лекцию, поэтому Бен правда пыталась сконцентрироваться. — Ну, смотри... начну с легенды. Отражения, как ни как, не просто из ничего возникли. Из Китая пошла легенда. Раньше, во время правления Желтого императора, люди и отражения жили в мире и гармонии. Общались, ходили друг к другу в гости по мирам. Всё было, в общем, отлично. Но однажды отражения полностью вторглись на территорию людей, попытались захватить их мир. Поэтому и началась война. Кровавая, было много потерь. По итогу выиграли люди, а Желтый император с помощью магии заточил отражений в зазеркалье, заставив копировать все движения и действия людей. Эта легенда правдива, ее можно найти в Интернете. Знаю, это не является фактором достоверности, но все-таки. Нигде не указан другой факт: была компания из людей и отражений, которые не хотели расставаться. Семь людей, семь отражений. Чтобы навеки связать себя, они решили прибегнуть к помощи ритуала.

— Чего они хотели этим добиться? — не поняла Бен. — Звучит так, что они должны стать одним... существом?

— Дослушала – узнала бы, — закатил глаза Алан. Сейчас девушка поняла, что стоило бы избавиться от привычки всех перебивать. — Как минимум я тоже без понятия, чего они хотели. Это у Кая спрашивать надо. Он это все досконально изучал, — отражение взглянуло на свои ногти, под которыми уже был налет от крови из-за раздирания щеки. Алан сложил руки в замок. — Я знаю в общих чертах. Они начертили круг из соли, положили в центр зеркало и начали зачитывать заклинание, держась друг с другом за руки. Но ритуал пошел не так. Да, они соединились. Но в виде... не знаю, даже, чего. Может, сгустков энергии. Таких сгустков было семь: три темных, три светлых и один серый. Для баланса, к которому вселенная стремится. И всех их поглотило то самое зеркало. Оно разбилось на семь частей и в в конечном счете стало артефактом. И... оно, как бы, и создает отражения. И, к слову, убивает, — глаза у Бен расширились от удивления. — Да-да, такой криптонит.

— То есть кто-то нашел это зеркало...

— Нет. — резко перебил Алан девушку. — Украл. Недавно Кай дал его на хранение Игорю, зачем-то. Но, скорее всего, воспользовавшись тем, что он в разъездах, убийца взял и выкрал его.

— И как-то выстрелил им?

— Осколок можно раздробить на более маленькие кусочки. Я предположу, что именно такой маленький осколок был соединен с пулей. Так... есть еще вопросы?

— Поэтому вас и делят на темных и светлых? Из-за сгустков энергии? — Алан кивнул, мол, это так, поэтому Бен задала следующий вопрос: — И что это дает? Ну, в смысле, как вас это меняет?

—Да почти никак. Кай объяснил это таким образом: у темных больше от отражений, а у светлых – от людей. Не понимаешь, да? Нет... Ну смотри: темные отражения интересуются нечеловеческими удовольствиями. Чем-то магическим или сверхъестественным. Тот же Бил. Он же в магическом братстве. А светлым интересны людские, более приземленные вещи. Я, например, простой программист. Не взламываю Пентагон, не создаю машин для порабощения людей.

— Поняла. А что с нейтральным тогда? —Бен, на всякий случай, оглянулась, нет ли здесь зеркал. — Он, как бы... ни туда, ни туда? Или наоборот: везде и всё?

— Я не знаю. Мы его еще не нашли.

— Точно, Бил говорил об этом, да... — сложив руки сзади, Бен начала аккуратно ковырять заусенцы из-за волнения. — Кстати, почему ты мне это рассказываешь? Я имею в виду, ну... мне правда интересно все-все узнать, но Билу почему не рассказали? Он же тоже отражение...

— Он чересчур импульсивный. — Алан раздраженно закатил глаза, после чего вмиг успокоился. — На эмоциях он легко может разболтать это кому угодно. К тому же у него так сложен мозг. Сложно воспринимать такие вещи. Ты бы видела, как мы его информировали про то, кем он является...

—Представляю, как он реагировал... Да и про «разболтать» я согласна. Он вообще случайно проболтался о том, кем является.

Тревога и волнение. Колкие и болючие чувства, ведь Ева вновь сбежала. В девять лет она делала это редко, но метко, как говорится, потому что ее никогда не ловили. А сейчас она очень хочет увидеться с Петей. Как обычно, он украдет ей пару конфет из ближайшего магазинчика, а после они вместе пойдут смеяться с невнимательности продавщиц! Иногда Ева даже сама что-то, да стащит. Конечно, ей всегда было стыдно за это, но с Петей это ощущается по-другому. Словно они делят один общий секрет.

Тогда все было просто: не было никаких Бенов и Билов. Были только Евы и Пети. Не было никакого большого города,не было двухэтажного дома. Был городок рядом с небольшой квартирой.

Длинные непослушные локоны из-за бега уже не так аккуратно лежали на плечах, как до прогулки. Зато сегодня она наконец осуществила одну маленькую задумку: сделала себе шорты, небрежно порезав старые джинсы. Странно, неопрятно, но главное – удобно! Мама вечером ей голову скрутит, но ведь это будет только вечером! А сейчас Ева мчится вперед. Не понятно, из-за чего так колотится сердце: из-за физической нагрузки или волнения от маленького побега из дома? А может, и то, и то слилось воедино и движет девочкой?

И вот она уже видит своего высокого друга, который ловко словил Еву в объятия, как только она подбежала.

— Чего бежала, дурочка? — спросил с улыбкой Петя, выпустив Еву из объятий. Тогда, в детстве, он будто был мягче и добрее. Что характером, что чертами лица: в то время у него еще были те самые кудрявые темные волосы, что треугольником закрывали его лоб. И которые так любила Ева! Зато глаза не изменились. Как были в детстве искренними, голубыми, так такими и остались.

— А если бы мама увидела? Она бы мне по спине дала. И...

— Сломала бы позвоночник? Да пофиг, зажило бы. Короче! — Петя протянул кулачок Еве, говоря этим,чтобы та выставила ладошку. — Давай...

— Ну не-е-ет! — протянула Ева. Она знает, что означает его «давай», но конфеты, которые Петя высыпал ей в руку, все-таки взяла. — Ну... а вдруг в магазине камеры поставили, и нас заметят? И потом скажут маме?

— Тогда давай по-другому украдем! У меня появился план. Короче! — эмоции били ключом. Ощущение, что все они сейчас просто вырвутся из него, станут самостоятельной личностью и именно они будут впредь красть шоколадки. — Я зайду в зеркало и!...

Выражение его лица в ту же секунду сменилось: маска ужаса и паники сменила привычную хитрую гримасу. Мальчик закрыл рот двумя руками и как глупая пучеглазая рыбка начал пялиться на Еву. А вторая глупая пучеглазая рыба выжигает взглядом на Петю.

— Забудь про это, Ев, я имел в виду, что...

— Дурак?! — перебила его девочка. — Ты проговорился про что-то важное, и... и... ты не доверяешь мне? — это предложение она сказала сухо, убито.

— Я... мне просто запретили рассказывать! — Быстро осмотревшись, Петя взял Еву за запястье и повел в ближайший переулок. Словно со скоростью молнии они примчались сюда. Даже тут он не чувствовал себя в безопасности, поэтому наклонился к уху подруги и перешел на шепот: — Я только тут смогу рассказать. Чтобы никто не слышал. Поняла?

Девочка лишь молча кивнула. Ей дико интересно узнать, что же он имел в виду под «Я зайду в зеркало». Ева перестала быть глупой пучеглазой рыбкой. Ева – котенок, который только познает этот большой и интересный мир. Нет-нет, ей не страшно от правды. Сейчас не страшно .

— В общем. Я, ну... с детства не отражаюсь, во-о-от. И недавно меня нашли такие-же, э-э-э... люди? Отражения? Да, отражения, они так себя назвали. Они, короче, рассказали, что я особенный! Умею проходить в зазеркалье и вообще!

Он отпрянул от уха девочки и уже более смело ходит из стороны в сторону, активно жестикулируя руками и крича. Чувство, что прятаться в этой подворотне не было смысла, ведь даже отсюда их будет хорошо слышно. Иногда чрезмерная эмоциональность идет не на руку мальчику.

— И короче я могу пройти сквозь зеркало! И гулять там могу, и следить за всеми могу! И вообще отражения все пипец классные. Я про них не могу тебе рассказать, Ева, тебе нельзя знать. Вот.. а что ты расскажешь интересного?

Секрет. Он словно ножом полоснул по сердцу Евы. Она-то всегда думала, что может доверять ему. Даже раздумывала, не рассказать ли ему и свою тайну? Про то, что она такая же? Отражение. Но секрет на секрет. Так решила Ева.

— А почему нельзя знать? — грустно спросила девочка у друга.

Пару секунд молчания. Чувство, что он хотел сказать что-то обидное, но, все-таки, решил хотя бы раз подумать и подобрать правильные слова.

— Потому что ты... никто, — это попытка подобрать слова оказалось провальной. — Да что ты плакать начинаешь?! Ты же, ну... просто...

Петя прикусил губу. Он не желает больше говорить об этом.

— Ева. Давай закончим. Тебя проводить домой?

«Он не хочет рассказывать мне все... он не верит мне... может, он даже... — начала накручивать себя Ева. —может он не считает меня своей подругой? Он мне не верит.»

Воспоминания. Бен любит помнить, еще больше любит вспоминать. И хоть всплывшее в памяти событие было далеко не самым приятным, хоть оно и заставило невольно вздрогнуть, девушка все равно дорожила им. Ценила его. Все-таки, в тот день она узнала правду о друге. А он о ней – нет.

—А почему в честь грехов названы? — продолжила серию вопросов Бен. — Если у вас он отсутствует, как бы, то почему он?

—Вернемся к Каю. Он объяснил так: отражение – грех, и из-за этого оно заменяет один из смертных. На своем примере легче объяснить. Я являюсь чревоугодием. Это означает, что я никогда не грешу этим, потому что вместо этого я отражение. Это взаимозаменяемые вещи, поняла?

—Понятно... тогда где-то есть еще и добродетели, да? Кто-то, без доброй, так сказать, частички души.

—Чего? — приподнял брови Алан. — Таких нет.

—А-а-а... — неуверенно протянула Бен. — Просто... ты же говорил про баланс. Для баланса же должны существовать еще где-то 7 добродетелей?

— Честно, я о таком никогда не задумывался... но если это так, то их вполне можно найти. — тут Алан медленно начал оживляться. Он словно вышел из долгого анабиоза, который длился несколько тысячелетий. У парня будто открылось второе дыхание. — Это лучше всего с Каем обсуждать, но, если так подумать... да, они точно где-то есть. Раз мы рождаемся здесь, то они будут в зазеркалье. Точно... но как...

Красные стрелки на часах уже вовсю намекали, что наступил поздний вечер. Если Алан так и продолжит уплывать на корабле своих мыслей далеко-далеко, то Бен не узнает того, ради чего и пришла.

—Алан! Извини, но можешь, пожалуйста, прерваться? Что ты узнал про Максима?

Программист прокашлялся и открыл ноутбук. Он – единственная вещь, которая оставалась чистой в этом доме. Пальцы быстро застучали по клавиатуре, и парень быстро нашел нужный сайт.

— Про него информации немного, но я кое-что нашел, — он отвел взгляд от Бен, словно ему было за что-то стыдно, и показал страницу. Это было личное дело Максима из психиатрической больницы, что невероятно заинтересовало девушку. Она ожидала обнаружить любую информацию о нем, но уж точно не такую. С разрешения Алана она взяла ноутбук на свои колени и промотала текст вниз чтобы узнать абсолютно все. Но следующее поразило еще сильнее. До дрожи. До паники. Информация про нее. Еву Смолову.

Машина. Маршрут в лес. В часе езды от города находится старый заброшенный особняк, который кто-то успешно выкупил, отреставрировал внутри и организовал там лечебницу. Зачем и для чего туда везут Бен – не ясно. Вроде ни с физическим, ни с психическим здоровьем не было каких-либо серьезных проблем. Как минимум их никто не замечал, в особенности сама девочка. Но маме виднее! Она знает все и всегда. Особенно про своих детей. Особенно про свою непутевую дочь.

Диагноз одиннадцатилетней девочке никто не разглашал. Считали, что такими глупостями светлую головушку забивать не надо. Главное – обеспечить эффективное лечение. А оно индивидуально. За каждым ребенком был закреплен свой собственный лечащий врач, который отвечал за его состояние.

Как только мать привезла дочь в больницу, так сразу же уехала, передав ее в руки опытным врачам. Рубко почти что в мельчайших деталях помнила своего врача, словно видела его только вчера: в белой маске, таком же белоснежном халате. Волнистые густые черные волосы были собраны в аккуратный высокий хвост. Только глаза Бен не запомнила: они были то ли голубыми, то ли серыми. Мягкая ладонь, облаченная в латексную перчатку, взяла девочку за руку и повела в комнату, в которой требовалось прожить около года. Год казался чересчур долгим временем. Никак не хотелось жить в таком мрачном, трухлявом и полуразвалившемся здании, хоть внутри и сделали первоклассный ремонт: не только все починили, но и украсили. Раскрасили стены желтой пастельной краской, нарисовали яркие разноцветные кружки, несколько миленьких животных: жирафики, слоники, собачки, котики. Пол застелили паркетом, заделали дыры в крыше. Даже провели отопление, ведь зимой без него было бы просто невыносимо холодно. Год... с другой стороны, этого всего лишь на двенадцать месяцев Бен разлучится с матерью. Этого времени слишком мало, чтобы отдохнуть от бесконечных криков, несправедливых наказаний и истерик.

Комната Бен выглядела уж слишком пусто: новая белая кровать, огромный шкаф для немногочисленной одежды, письменный стол со стулом. Пахло как в мебельном магазине. Но вишенкой на торте была картина с клоуном. Глупые взрослые! Почему они всегда совершают эту ошибку? Как минимум Бен знает, что такие картины обычно вешают в психушках, из которых потом, по всем канонам жанра, надо сбегать. Так точно было в одной игре!

Выходить из комнаты строго настрого запретили. Это бы нарушало весь распорядок дня, ведь пока врачи найдут да соберут всех разбежавшихся детей в таком огромном здании, то пропустят и обед, и ужин. Кроме того, при свободном перемещении дети могут случайно забрести туда, куда не следовало. Юным пациентам даже сказали, что общаться с другими детьми тоже запрещено. Это очень не понравилось Бен. Общение – одна из важнейших вещей не только для ребенка. Да вообще для всех людей! Девочка сравнила это с игрой «Симс»: у каждого есть ползунки потребностей. И как теперь просто существовать в этом месте, когда шкала общения всегда будет красная? В полном одиночестве запросто сойти с ума. А если будут лишь одни глубокие психологические разговоры с врачами – так она сама психологом станет. Или психом, если им не была.

Но эти запреты не смогли остановить Рубко: она частенько выходила прогуляться по ночам. Было почти не страшно нарушать правила, ведь Бен была подкована благодаря общению с Билом.

В первый же день ее чуть не поймали, но та быстро прошмыгнула в чью-то комнату.

— Ты кто? — тихий и холодный от ужаса голос задал вопрос, который растворился в полной темноте. Лишь по темному очертанию Бен могла понять, что ребенок сидит на кровати.

— Я случайно, не сдавай меня! — Бен уже слышала шаги, которые приближались к этой комнате. Единственной зоной спасения оказался шкаф, поэтому девочка забежала прямиком туда.

Почти сразу после того, как дверца захлопнулась, в комнату влетел врач. По звукам он задыхается от такой разминки, а по голосу – невероятно зол.

— К тебе в комнату кто-то заходил? — ответа ребенка Бен не услышала, но видимо тот ответил «нет», потому что врач ушел.

Подождав пару минут, девочка аккуратно вышла из шкафа и на цыпочках подошла к двери. Сердцу действия кажутся чересчур медленными, ведь оно так сильно колотится, что будто сейчас само готово выпрыгнуть и сбежать. Но Бен сдерживала свои порывы выскочить и бежать: голос разума не давал. Зато она удостоверилась, медленно приоткрыв дверь, что в коридоре никого нет.

— Спасибо, что не сдал. — девочка не стала дожидаться ответа и сразу же побежала в свою комнату, оставив того испуганного ребенка с кучей вопросов.

Две недели. Именно столько времени дали детям, чтобы освоиться, привыкнуть к одиночеству и ближайшей промывке мозгов. Привыкнуть к пресным обедам, завтракам и ужинам. Питались они все вместе, но даже переглядываться было нельзя, хотя дети все равно успевали мельком глянуть друг на друга. Но Бен никого уже не помнит. Столько времени прошло с тех тяжелых дней, а за пару минут сложно было четко рассмотреть черты лица других детей. Каждый прием пищи их пичкали какими-то лекарствами. От чего и для чего не оговаривалось, но все послушно проглатывали. Ведь взрослым виднее. Ведь детям не понять.

Из свободного времени – посидеть в комнате да почитать книги. К слову, не те, что привезли дети, нет. Их почти сразу изъяли. Пациентам дали тяжелые для понимания произведения. В обычный день Бен не прочитала бы Войну и мир», но от безысходности приходилось читать и не понимать текст. Особенно было тяжело с французскими вставками: девочка правда пыталась их читать и произносить, но потом махнула рукой и читала сноски.

Однажды ночью проводили первые процедуры, у какой-то девочки. Это Бен узнала по услышанным крикам, когда вновь пошла гулять ночью. Душераздирающий детский вопль прямиком из противоположного крыла здания, что было в маршруте прогулки. Сначала девочка хотела как обычно сбежать, но любопытство победило страх: Рубко дошла до нужного коридора, заглянула в щель двери, из-за которой доносился визг. Там Бен обнаружила картину страшнее, чем предполагала.

Лазеры. Они ослепляли: казалось, что сейчас они выжгут сетчатку Бен. Смотреть было попросту больно, из-за чего было тяжело в полной мере подглядывать. А что тогда происходило с той девочкой... они медленно выжигали кожу, оставляя ожоги. Глаза были широко раскрыты с помощью специального механизма, как из «Заводного апельсина». Лучи были направлены прямо в зрачки. Бен закрыла рот рукой, чтобы не издать лишнего звука, который мог бы ее выдать. Даже дышать казалось опасно. Она хочет убежать, хочет перестать смотреть, но интерес, любопытство... а с ней будет так же? А если ей будут делать что-то еще хуже? Что-то еще больнее? А если она вообще умрет после этих пыток?!

Десять минут. Столько продлилась процедура той бедной девочки. Как только врачи направились к двери, Бен тут же из оцепенения. Казалось, она никогда не была настолько быстрой, как в ту ночь. На панике, на адреналине за пару минут добежала до своей комнаты и накрылась одеялом с головой. А вдруг сейчас придут за ней?

Но никто не пришел. Всю ночь не Бен не могла сомкнуть глаз, всю ночь ждала свою участь. К утру все ногти на ногах и руках были сгрызены, а красные ранки от заусенцев дополняли этот маникюр.

— На часах восемь утра. Доброе утро, ребята, просыпаемся. — По всей больнице прозвучал чей-то веселый голос в динамиках.

Легко вставать, если не засыпал, верно? Бен, к примеру, с этим полностью согласна. Вся дрожит, глазки бегают туда-сюда от перепуга. При этом спать хочется, но... страшно. Страшно. Страшно! Но еще страшнее – самой попасть на эти пытки и после не проснуться вовсе.

Во время завтра к девочке было больше внимания со стороны ее лечащего врача. Почему-то сегодня Бен ела очень долго, будто заставляла себя проглотить хотя бы один маленький кусочек. Взгляд был прикован к одной точке. А лекарства – отдельная песня: сначала юная пациентка попыталась спрятать их и не проглотить, но это в ту же секунду заметили, поэтому таблетки с металлическим привкусом были приняты насильно. А если они тоже как-то негативно воздействуют на Бен? А вдруг это отрава?

Но еще тяжелее было смотреть на ту самую девочку, которая вчера ночью подвергалась процедурам. Аккуратно наблюдая за ней исподлобья, Рубко заметила вполне очевидные эффекты после ночной катастрофы: неосторожные медленные движения, девочку будто что-то сковывало, словно была одета узкая неудобная одежда. А глаза и вовсе не двигались: она словно ослепла.

— Спасибо, — Бен, в конце концов, добила завтрак, и врач за ручку отвел в комнату.

Времени нет. В любую ночь могут прийти за Бен, чтобы привести в ту же самую комнату. А может и в другую, которая будет еще страшнее: с пилами, ножами, скальпелями и едкими химикатами, которыми будут ее поить. А может, ей вообще сделают операцию. Какую-нибудь с магнитами: внедрят их в район ступней, чтобы девочка могла ходить по железным стенам. Только зачем это?

«Я хочу домой... я хочу домой!» — Девочка еле сдержала вопль отчаяния. Нельзя, чтобы кто-то услышал. Рыдания нельзя было остановить. Бен в панике, пыталась убрать слезы с лица, но только размазывала их. А если сюда зайдет врач, увидит эту сцену и положит на операционный стол раньше времени? Ноги подкосились, и в следующее мгновение Бен рухнула на пол. С непослушных пальцев градом сыпались маленькие соленые капельки. Руки сами собой скрестились на плечах, обняв девочку. Кто ее еще успокоит?! Врачи? Дети? Да никто! Даже я не успокою! Даже Бен не успокоит! Лишь руки, словно ими кто-то управлял, обхватили девочку еще крепче, ногти с силой впились в кожу. А на столе будет еще больнее, привыкай!

Это конец. В этих стенах, желтых страшных стенах, закончится детство и жизнь. Ее. Их. Всех.

Веры в будущее нет. Надежды в спасение нет. Кто ее спасет? Неужели слезы на лице? Или мать? А может вообще Бил? Да, Бен, никто не поможет. Давай, расцарапай свои плечи в кровь, проглоти свои слезы и плач, жуй сопли. А когда успокоишься... дрожи. Бойся. Умри.

В течение целого дня Бен сидела как на иголках: как только она слышала шаги из коридора, то сразу думала, что настал ее час страдать. Как только откроется дверь, Бен сразу поведут на процедуры. Конечно, потом оказывалось, что это лишь очередной прием пищи, но детское испуганное воображение уже ожидает всего. Особенно часа боли. Страданий. Весь день девочке чудились крики. Везде: по соседству, в столовой, в коридоре. Будто ежесекундно кого-то режут, кого-то пытают. Настанет час, и Бен будет так кричать.

А врачи ведь видели состояние пациентки, даже водили к главному врачу, но Бен ничего не рассказывала. Как только вскроется, что она все видела, то сразу же... интересно, а что будет дальше? Процедура или сразу же казнь? Когда-то Бил в красках рассказал столько видов казней и пыток, что они снились девочке в течение нескольких дней после этого. Будто это все происходило с ней. Но какую из пыток будет использовать главный врач? Может, она привяжет руки и ноги Бен к столу, чтобы та не смогла двигаться, а потом положит на ее живот бездонную клетку с крысами? А для лучшего эффекта они будут еще и голодные, напуганные, из-за чего начнут с жадностью есть живот провинившейся, прогрызать себе тоннель наружу. А может, будет пытка с медным быком? Вполне возможно, что в таком огромном здании в одной из комнат найдется с такая конструкция. Главный врач засунет девочку в быка, а потом начнет его разогревать до красна. Чтобы Бен кричала во весь голос, мучилась от жесточайшей боли, а из быка выходили только звуки животного.

На ужине у девочки словно иссякли все силы. Она была так же напугана, но теперь не тряслась. Лишь медленно и неохотно ела и принимала лекарства.

— Может, ты хотя бы сейчас хорошо покушаешь? — с грустью и заботой спросила наблюдающий. — Ты целый день голодная ходишь. Что-то случилось?

На это Бен лишь помотала головой и чуть ускорилась. Она то знает, что эта забота обманчива. Через минуту вся еда была проглочена, таблетки выпиты, а саму девочку уже отводят в ее палату. Там же ей, на всякий случай, еще раз померяли температуру. Но все оказалось в норме.

«Надо бежать... я не хочу боли, я хочу жить. Как бы Бил разработал план, если бы был здесь?» — Побег. Это универсальный выход из любой ситуации, Бен знала наверняка основываясь на их с Билом совместных приключениях. Ей всего одиннадцать, но в жизни было несколько ситуаций, когда им грозила встреча с полицией. Взять ту же прогулку ночью без взрослых. И каждый раз пути спасения придумывал безбашенный друг. Но ему повезло, ведь его не лечат в этой больнице, поэтому Бен придется полагаться только на себя.

Записывать свой план казалось глупой затеей, ведь эти листочки могут найти, таким образом узнав про будущий побег. Все стоит держать в уме. Первым возникает такой вопрос: когда бежать? Днем врачи ходят по особняку и часто заглядывают в комнаты детей. Ночью тоже ходят, но лишь один человек, а охраны и вовсе нет. Хотя, Бен никогда не задерживалась на своих вылазках более чем до половины второго ночи. Она часто в это время слышала шаги на втором этаже, что сильно пугало. Поэтому сегодня стоит проанализировать, когда на самом деле врачи ложатся спать. Но если они не ложаться вовсе? В таком случае все равно есть все шансы сбежать, главное делать все быстро и незаметно. И еще... хотелось бы узнать, что же такое с Бен на самом деле, что чего ее тут держат и хотят пытать. Все документы с данными о болезни должны лежать в кабинете главного врача. Следовательно, надо узнать распорядок дня всех сотрудников. Побег – это хорошо, но побег с информацией – гораздо лучше.

Но самое сложное в плане – конец. Надо каким-то образом отправится в нужном направлении и найти дом. Бен не помнит, как они ехали и что интересного видела за окном. Никакой техники, чтобы посмотреть карты, девочка здесь не видела: главный врач не использовать компьютер для ввода данных, а остальные сотрудники не пользуются даже телефонами. Как минимум, такого не было на памяти Бен. Не только детям поставили глупые запреты, но и взрослым.

Значит, есть два варианта: либо искать спрятанную где-то электронику, либо бежать без конкретного направления. Бен отчаянно вздохнула. Снова наворачиваются слезы, а ужин словно напитал тело и мысли силами, отчего снова начало трясти. Бежать страшно, а вот через темный лес, где могут быть волки, так еще и в неизвестном направлении... ну нет! Ну пожалуйста, ну не надо!

А может придумается? Именно так всегда решала девочка в сложных ситуациях, когда долгое время ничего не может решить. В любом случае, сейчас план такой: этой ночью она проверяет, когда врачи ложатся спать и пытается найти документы, а потом отсыпается столько, сколько может. Следующей ночь она сбегает, желательно, чтобы это было успешно. Звучит легко, но как окажется на самом деле – другой вопрос.

До трех часов ночи сложно было продержаться. Бен показалось, что примерно в это время все должны спать, даже ночной дозор. Это уже вторые бессонные сутки. Никогда раньше девочка так долго не бодрствовала. Сегодня, чтобы не уснуть, Бен прикладывала большие усилия: щипала себя, ходила кругами, дошло даже до инсценировки диалога с Билом. Когда она сбежит, будет ли она вообще рассказывать ему, где она была, зачем она здесь и что видела? Он, конечно, примет это, успокоит подругу, даже попытается найти тех врачей и разобраться с ними силой. Но с другой стороны... что-то так предательски шепчет Бен на ушко, чтобы она ничего не рассказывала... недоверие. Это чувство поселилось глубоко в сердце, не дает двигаться дальше. Когда-то он не доверился ей. Так почему она должна сейчас? Бен не хочет делиться своими страданиями с другом. Не хочет делиться опасениями, делиться всей этой мерзкой тревогой. Тревога... она снова медленно накрывает Бен волной. Небольшой холодок пробежал по рукам, которые крепко обнимали Рубко. Интересно, а сейчас Бил волнуется об ней? Она же не успела рассказать, куда уезжает и на сколько. Пытается ли он искать ее? Переживает ли? А если он рад тому, что наконец его избавили от этой девочки? Он же в начале их знакомства не хотел иметь с Бен ничего общего. Да, сам познакомился, но сразу же пожалел, как только та прилипла, словно пиявка. Вполне возможно, что он сейчас спокойно попивает кофе у себя дома. Пальцы начали вытирать слезы, которые начинают медленно течь и обжигать щеки. Что делать? Хорошая ли идея вообще сбегать?

Да. Если Бен не поймают, то она решит все разногласия с Билом. Скорее всего. Да и вообще... вообще, она, вроде, ничем не болеет, чтобы сидеть в этой больнице! Лучше уж быть рядом с другом, которому сложно доверять, чем с врачами-психами.

«Хочу домой. Хочу сбежать. Хочу к брату». — Хочу. Это слово, в какой-то степени, помогает двигаться дальше. Как минимум – не уснуть.

Наступило три часа ночи. Бен представила, как вымышленные часы громко загудели, застучали, зазвенели.

Тихое, безмолвное время. Ни единого звука на первом этаже. Только если хорошенько прислушаться можно понять, что по коридору бродит одна единственная девочка. Нервная, трясущаяся от страха, она топает босыми ногами по паркету. Все время оглядывается, нет ли кого сзади. Никто ли не следит за ней? Никто ли не обнаружит ее? А путь до лестницы на второй этаж был полностью пропитан паникой, напряжением.

«Если меня сейчас кто-то увидит, то либо назад в комнату под замок заведут, либо на пытки». — Сколько Бен не пыталась отогнать эти мысли отогнать, сколько не старалась, но они все равно тянулись за девочкой цепью, замедляя ее, отравляя мысли отчаянием. Этот яд поразил не только голову, но и ноги, из-за чего подъем наверх стал более проблематичным. Дрожь, некое оцепенение. А может, не надо идти? Может, прямо сейчас сбежать?

Сдаться – это значит не узнать важную информацию. Противоядием стали мечты о разгадке какого-нибудь заговора против детей, или просто что-то в таком духе. Если Бен найдет не только свои данные, но и документы про самих врачей или про их цели...

Присев на последних ступеньках, девочка прислушалась. Никаких звуков шагов нет, поэтому Бен выглянула из временного укрытия. Глаз тоже никого не обнаружил, ни единого силуэта, поэтому девочка выпрямилась и пошла вперед. Однако и про осторожность не забывала. На цыпочках она тихо и аккуратно, как кошка, идет вдоль длинного и, казалось, бесконечного коридора. Сначала она хотела открыть все двери, посмотреть на все комнаты, но после первого же скрипа испугалась. Она чуть ли не закричала. Осмотревшись по сторонам она никого не заметила, да и уши не услышали ни единого топота. Значит... все спят? Тогда три часа ночи – самое удачное время для побега.

Бесшумно и незаметно, словно тень, она кралась по темному и мрачному коридору. В отличие от первого этажа, здесь гулял запах старой древесины. Складывалось ощущение, что здесь решили ничего не ремонтировать. Хоть глаза уже и привыкли к темноте, но в полной мере состояние этажа оценить не удалось. Но главное ведь не внешний вид, а двери. Бен не заметила ни одной таблички, которая указывала бы на жилую комнату или кабинет. Нет никаких ориентиров.

Минута глухого ступора. Что делать? Как быть? Если начать открывать все двери без разбору – наверняка кого-то разбудит. Но интерес к болезни... к тому, почему она здесь, что с ней хотят сделать! А что с ней хотят сделать? А что с ней захотят сделать, если обнаружат ее здесь? Тогда эта попытка побега окажется бесполезной. В мыслях мелькают страшные и травмирующие процедуры, которые с ней могут сделать врачи.

Страх доминировал. Он как ураган разбрасывал в разные уголки мыслей мысли о документах, болезни и возможных процедурах. Он как козырный туз бьет все остальные карты. Он как неизлечимая болезнь поражает все части мозга. Он словно паразит захватил сначала голову, а затем захватил все остальное тело. Он обрел контроль над руками, ногами. Повел Бен назад, вниз, в свою комнату. В убежище, где та будет в полной безопасности. Там ее сегодня ночью не достанут врачи.

Там, где ее не достанут врачи... там! Там она вновь не сомкнула глаз. Паразит так и твердил, что они могли услышать девочку на втором этаже, как та нагло шастала по коридору. И сейчас они только и ждут того момента, когда Бен уснет, чтобы неожиданно и оперативно взять и затащить ее в комнату пыток. В затхлую, сырую и мрачную комнату, где лишь привыкший к темноте глаз сможет разглядеть бензопилы и сами врачей. В место, где Рубко точно потеряет себя, свою человечность. Где она станет лишь какой-то ходячей оболочкой или роботом.

И да, это оказалось отчасти так. Почти сразу после того, как девочка уснула, к ней в палату пришел ее врач. Но она каждый день так приходила, чтобы разбудить пациентку. Но сегодня Бен почему-то ни в какую не желала открывать глаза. Веки словно налились свинцом, стали невероятно тяжелыми. На помощь врачу пришла грубая сила. На сколько бы они не казались милыми и хорошими в дневное время, но могли вполне и использовать жестокость. Своеобразный кнут, ведь пряники давным давно съели.

Женщина схватила Бен за руку и небрежно стянула с кровати. Ее не волновало, ушибет ли девочка что-то, разобьет ли голову. Правила есть правила, и их все обязаны соблюдать. Сейчас по расписанию завтрак, поэтому Бен обязана явится на него. Иначе лечение не состоится в полной мере.

С болью в теле, сонная и все еще напуганная, с поселившимися воплями в ушах, Бен побрела за врачом в столовую. Пришли с опозданием, когда все уже вовсю запихивали в себя еду. Однако от главного врача никаких замечаний не последовало: прекрасно помнил состояние Рубко в последние дни.

Снова эта пресная еда, снова эти лица, закрытые белыми масками. Снова дети, с которыми нельзя общаться. А ведь все уже так хотят поговорить друг с другом! У всех в головах поселилась мысль о том, что это место – самый настоящий ад. Что отсюда надо уходить, уносить ноги. Теперь все сидят словно на иголках, запуганные. Возможно, большая половина успела опробовать новые методы медицины, а кого-то могли просто запугивать и бить за непослушание. Часто на руках одного темноволосого мальчика Бен замечала синяки. Смотря на это, девочка вздрагивала: понимала, что ей еще повезло с ее лечащим врачом. Хотя, если посмотреть с другой стороны, то именно такие взаимоотношения у нее были с матерью.

Что с завтраком, что с наблюдениями было покончено. Наконец-то можно идти и хорошенько отдохнуть. Но перед этим девочка решила подойти к своему врачу. Она очень хотела договорится о внеплановом отдыхе, попросить возможность проспать весь день. Врать о самочувствии она прекрасно умела. Хотя зачем врать? Каждый и так видел измученное болезненное состояние девочки, поэтому без лишних вопросов разрешили проспать до самого ужина, дали возможность восстановить силы.

Наконец! Кровать, такая долгожданная и заветная! Она впервые стала такой мягкой, такой безопасной. Можно просто взять и спокойно отдохнуть, без лишних переживаний. Бен попыталась максимально оградить себя от мысли об проблемах. Она вспоминала заботливого Женю, веселого Била. Даже представляла маму в амплуа доброй опоры, поддержки.

Ей приснился сон о побеге. Вид от первого лица, но довольно размытый, нечеткий. Будто это видео, которое снимали на очень плохую и старую камеру, а звук был словно из-под воды. Девочка тихо шла по еще более темному коридору, чем вчера. Впереди виднеется свет, на который девочка поспешно летит, словно мотылек. Это ее выход, ее спасение! Запах свободы манит, открывает второе дыхание. Но оно сбивается сразу же, как кто-то приглушенно крикнул сзади. Что именно из-за плохого звука Бен не расслышала, но это стало финальным толчком. Ноги сами несли ее к выходу. Еще чуть-чуть, скоро она сбежит, скоро она спасется, скоро...

Пробуждение не из самых приятных. Сердце колотится так, что Рубко и впрямь бежала от кого-то в страхе. И в отчаянии. Снова этот мираж из криков. А если ее в конце поймали? Хотя, какая разница, если это всего лишь сон, верно?

За окном закат. Красное солнце почти что село за горизонт. Время пришло. Совсем скоро Бен окажется дома. Она будет спасена, причем своими собственными силами. Впервые ей никто не помогал. Ни Бил, ни Женя.

На ужине все было как обычно: невкусная еда, которая давным давно надоела. От этой пресности начинает тошнить, а врачи будто не хотят заморачиваться каким-то там здоровым питанием, что очень странно и даже глупо. Экономят, смекнула девочка. Однажды Бен подходила к своему врачу и спрашивала, можно ли каким-либо образом изменить меню или, на крайний случай, добавить десерт. Ну хотя бы два разочка в неделю! На это женщина лишь сухо ответила «нет». Только из-за этого одного слова Бен поняла, что дальнейшие разговоры на эту тему никакого результата не дадут. Но она сегодня сбегает. Она сегодня сбегает, слышите? Уже не будет ни больничной еды, ни серой и пустой комнаты, ни железных таблеток. Ни-че-го!

Но теперь страх будто... устал. Он на время отступил. Ушел на перекур. Словно все свои силы он потратил на вчерашнюю ночь, а сегодня он передал эстафету приятному волнению. Уже сейчас, когда Бен просто сидит в комнате, оно заставляет сердце биться сильнее и сильнее, с каждым таким стуком кровь становится все горячее и горячее. Просто хочется убежать от всего этого! Бен не против бежать через лес, через волков, возможно даже в неправильном направлении. Просто уйти отсюда. Навсегда. Она устала волноваться, устала бояться.

С каждым часом, с каждой минутой в мыслях почему-то проносились новые детали о том, что неприятного может случится. Например, если ее и вправду заметят, как во сне? Тогда что? Сейчас кажется, что единственный правильный вариант – бежать вперед без оглядки. Плевать на шум, плевать на скрытность! Плевать, если ей будет где-то больно в лесу, если будет страшно. Все решено.

Время растягивается, словно жвачка. Невыносимо долго! Но рано или поздно приходит час для действий. Пора. Пора Бен. Вперед!

— Пока, клоун, — вежливо обратилась девочка к картине. Он будто был главным лицом всей больницы. Она прощалась не только с клоуном, но и с темными коридорами, злыми докторами, и надоевшими таблетками. Даже с затхлым запахом она прощалась!

В три часа ночи со скрипом открылась чья-то дверь в детском крыле. Казалось, это должно было быть незаметно для второго этажа, но один из врачей, который бродил в коридоре из-за бессонницы, каким-то образом услышал это. Сначала он списал это на свою паранойю, но решил на всякий случай перепроверить. Началась игра в кошки-мышки. Одно неаккуратное движение и ребенок испугается, убежит. Хотя это кажется вполне неплохо. Никогда он не хотел причинять вред детям. Но почему тогда согласился участвовать в эксперименте? Одно слово – долг.

С одной стороны, хочется дать бедному ребенку сбежать. Он не заслужил такого отношения, таких пыток, экспериментов, издевательств над личностью. Но, с другой стороны, не хочется, чтобы при побеге тот как-либо травмировался, потерялся или, что еще хуже, умер.

Аккуратно и медленно, чтобы не скрипнула ни единая ступенька, врач спустился и направился искать сбежавшего. Где же он? Сначала врач решил осмотреть жилое детское крыло. Темный, будто заброшенный коридор. В ночи он выглядит куда устрашающе. Даже милые животные не спасали его: от этого он становится более большим, бескрайним и голодным. Он раскрывает свою пасть в готовности съесть любого прибывшего сюда смельчака. Но такие иллюзии давно не пугают мужчину. Казалось, ему все равно на попытки монстра убить его, запугать. К несчастью, здесь было абсолютно пусто. Это огорчает как коридор, так и врача. Значит, ребенок успел дойти до выхода. Надо успеть успокоить его, поговорить, обсудить ситуацию.

Уже у выхода произошло сразу два события: ребенок и вправду оказался одной ногой на свободе. И голос. Голос с лестницы второго врача, по какой-то причине проснувшегося в ночи. Тишину разрезал его гневный вопрос «Что здесь происходит?». Прежде чем он успел хоть что-то предпринять, первый врач, не раздумывая, крикнул ребенку: «Беги!».

И снова воспоминания. И снова те невыносимые дни, пропитанные тревогой. И снова крики. И снова желтые стены. И снова побег. А если бы она не сбежала, то что с ней сделали бы?

— Бен... — аккуратно оторвал ее от воспоминаний Алан. — Что ты так смотришь?

— Просто... — как соврать? Никто не должен об этом знать. Абсолютно. Так к чему это Алану?

— Ты можешь мне рассказать, если что-то знаешь. Может, ты знаешь этих детей лично?

— У меня, ну... я не хочу об этом говорить! — Бен попыталась сделать шаг в сторону, но холодные пальцы резко сжали ее запястье. — Отпусти меня!

Эмоции. Они оттаяли, стали более выражены на лице отражения. Голос стал тверже, буквально ожил. И мимика... прищур, будто у лиса. Чувство, что Алан что-то подозревает.

— Бен, мне важно знать. Зачем тебе нужна была информация про того человека? Что тебя испугало? Ты не понимаешь, что это важно?

— Я... я... просто тот Максим... мне кажется, что...

Бен не успела договорить, ведь пуля, которой выстрелили прямиком из монитора, прилетела прямиком в череп программиста, прошла через глазницу. Хватка полностью ослабла, а сам парень упал. Навсегда. Замертво.

Огромные от перепуга глаза девушки смотрят, как из ноутбука выходит человек в маске. Словно голограмма, которую часто показывают в фантастических фильмах. Но это реальность, и этот человек со временем начал приобретать вполне физическую форму. Страх почти сразу прошептал строчки в голове девушки:

Третий осколок в момент героизма

Пулю в грудь принял уж слишком легко.

Он снял маску. Максим снял маску!

— Алан Бакер. Светлый, — начал он своим обычным голосом. Без хрипотцы, без выдавливания. Когда он произносил следующее предложение, то неприятно ухмыльнулся. — Следующий – гнев. А теперь, — он перешел на вполне будничный и веселый тон. Словно никто не умер, словно они с Бен с детства лучшие друзья, словно никто не лежит мертвый рядом. Он сел на кровать рядом с девушкой и приобнял ее. — Бен, да? Как интересно ты меня нашла! А давай-ка поговорим без лишних ушей.

Мы договорились с Максимом, что разговор между ним и Бен останется конфиденциальным ровно до того момента, как все это не закончится.