Эпилог. Садовники вечности.
Год спустя. Лавка «Чертово зеркало». Утро. Дождь.
Адриан замер у витрины. В руке он сжимал угольный карандаш, а на листе — набросок мужчины в развевающемся серебряном пальто. Лицо... знакомое до мурашек, как эхо забытого сна. В углу рисунка дрогнула его рука, выводя чужие инициалы: "Л.Д."
— Опять твой таинственный лунный рыцарь? — София поставила на полку старинный фолиант, ее голос звучал тепло, без прежней горечи. В кулоне на ее шее вместо лунного песка лежал засушенный синий лепесток, сохранивший слабый, почти невидимый свет.
— Он... реален? — Адриан коснулся линий рисунка, чувствуя странное тепло под пальцами.
— Самая реальная вещь на свете, — София улыбнулась, глядя в окно на мокрые крыши Монтескью. — Иногда призраки — это просто люди, которых мы пока не встретили.
Лунный Сад. Ночь Тишины.
Эмили работала у подножия Древа, чьи листья теперь излучали мягкий серебристый свет. Она аккуратно пересаживала не розы, а саженцы с лунными цветами — теми, что росли из семян ее синего лепестка. Их бутоны покачивались, словно ловя незримый ветерок.
— Ты уверена, что они приживутся здесь? — Лукас поливал землю чистой водой из своего флакона, теперь пустого от черноты, хранившего лишь капли росы. Его тень, четкая и темная, ложилась рядом с ее тенью на мягкий мох. Они падали в одну сторону.
— Тетя Марго верила, что Сад можно переучить, — Эмили улыбнулась, смахнув со лба землю. Шрам на ладони от синего лепестка слабо покалывал. — Вместо отчаяния... он может питаться заботой. А мы тут неплохие садовники.
Внезапно, сквозь вечную тишину Сада, донесся еле слышный, но ясный звон колокольчика из лавки в Монтескью. Они переглянулись. Это был не сон. Граница истончалась.
Библиотека. Рассвет. Тихий скрип пера.
София открыла ставни, впуская первый луч. На столе лежал открытый дневник Эмили. На новой странице, исписанной знакомым почерком, но с вкраплениями сияющей синей пыльцы, стояло:
«Первый "лунный клематис" расцвел сегодня ночью. Небесно-синий. Лукас сказал, что это цвет Алисиного покоя. Значит, она спит глубоко и без снов.
Адриан принес бутылку "Кьянти" — все еще хмурится, что не помнит, откуда знает про мое пристрастие к красному. Оставил у калитки странный камень с дыркой — "для удачи", говорит.
Сажаем сегодня "зерно памяти" у источника. Интересно, что вырастет из тоски по миру, который ты охраняешь?
— Эмили. Хранительница Сада. (Но калитка сегодня скрипнула особенно громко).»
Ниже, другим почерком — угловатым, как штык, но с неожиданной мягкостью в завитках — было приписано:
«Спасибо за компанию на этой вахте. Кофе у костра в полночь? — Л.Д.»
Улицы Монтескью. Полдень.
Маленькая девочка с рыжими косичками нагнулась у булочной. Между плитками тротуара рос крошечный, невиданный синий цветочек. Он слабо светился изнутри, как светлячок. Она осторожно сорвала его, улыбаясь чему-то своему.
А в Лунном Саду, там, где раньше зияла бездна или стоял алтарь, теперь вилась новая тропинка, усыпанная серебристым мхом. Она вела не к центру, а к крепкой деревянной калитке в каменной стене, окутывавшей Сад.
Калитка была открыта.
За ней, сквозь легкую, переливающуюся дымку, угадывались знакомые очертания — крыши Монтескью, колокольня, дымок из трубы пекарни. И далекий, едва слышный гомон настоящей жизни.
Конец.