Фантасмагория: Полыхающий Рассвет

Человек увеличивает своё счастье в той мере, в какой он доставляет его другим.

И. Бентам

Клаус тихонько заглянул в детский домик. Среди сопящих макушек он сразу нашёл Ричарда и облегчённо выдохнул. Мальчик в порядке. Он подошёл ближе и присел на корточки к кроватке, после чего аккуратно погладил ребёнка по голове. Ричард немного заворочался, и из-под руки появилось заячье ухо. Берн улыбнулся, — похоже, мальчику действительно понравился его подарок.

Когда птица принесла письмо от Альберта с рассказом об этом ребёнке, у Клауса сжалось сердце. По описанию малыш был очень похож на его родного сына: Ригель унаследовал от матери русые вьющиеся волосы, а от него самого серые глаза, ставшие красными; он также был довольно застенчивым и скромным мальчиком, который обожал сидеть со взрослыми и слушать их разговоры. К сожалению, Ригель заболел и тихо умер в лечебнице, а Фрида не смогла пережить смерть единственного сына. Увы, больше детей она иметь не могла, а потому берегла мальчишку как зеницу ока. Но чем больше бережёшь, тем сильнее ранишься.

И Клаусу казалось, что эти три года мучений любимых будут длиться всё оставшееся время, но у Духов на это были свои планы. Берн родился и вырос на юге Варяжья, в краю Бэлэг. Его семья, как и остальные в небольшой деревушке, верила Великому Зверю Земли — Змее Камажай. Она часто появлялась рядом с горами и, по легендам, приходилась невестой Великому Зверю Гор — соколу Вальгарду. Встретившись с ней, надо похвалить её красоту и попросить поделиться приданым, что прислал ей жених, а если ты заблудился, то ещё и указать путь. Если она была весела — осыпала людей самоцветами и провожала в нужную сторону, а ежели печальна, то просто обращалась змейкой и скрывалась. После гибели любимых Берн просил лишь одного спокойствия для них в той жизни. Но видимо, они тоже за него просили.

В противном же случае, как настолько похожий мальчик повстречался Альберту?

С ним самим Клаус познакомился, когда почти выпускался. Парнишка лет на восемь его младше, но настолько серьёзный, произвёл очень глубокое впечатление. Их связь укрепилась ещё и огромной любовью к музыке и стрельбе, не говоря уже о мальчишеских наставлениях. Будучи единственным ребёнком в семье, Берн быстро почувствовал особую тягу к младшему товарищу, братскую тягу. Хотелось его всему научить, показать и рассказать, доверить самое тайное. И как же приятно было следить за успехами Ала. Жизнь текла своим чередом, только лишь укрепляя их дружбу. Вскоре Клаус женился на хорошей девушке из булочной, у них появился ребёнок. Но это не мешало поддерживать отношения. Да и были они всегда рядом — только добежать от лагеря до Йорнорграда.

И когда Ригель и Фрида покинули его, помимо родителей, именно Альберт первым приехал и поддержал его. Сейчас, вспоминая ужас прошедших трёх лет, Клаус делил жизнь на до и после этого волшебного письма.

«Велли! — Альберт всегда приветствовал его как брата. — Надеюсь, прошлое письмо ты уже получил. Ещё раз поинтересуюсь твоим здоровьем: всё ли хорошо у тебя в теле? А на душе? Мы с Морганной уже прибыли в Милград, даже застали праздник. Но к сожалению, его несколько омрачила работа. А вчера Аня принесла из леса мальчика. Ты знаешь, внешне он ужасно похож на Ригеля. У них даже смех одинаковый, и этот ребёнок так же спит с открытым ртом. Его мать — ведьма, заразившая его фантасмагорией, пала от рук Морганны этой ночью. Мы должны будем привезти его в столицу. Я подумал, что ты мог бы стать ему хорошим тятей. Мальчик обладает магией, поэтому в любом случае мы попросим Салем его учить, но я бы хотел, чтобы ты заботился о нём. Он очень хороший ребёнок, а ты очень хороший тятя. С самыми тёплыми мыслями, Альберт».

Он не раздумывая отправил этой же птицей всего три слова:

«Я его заберу».

И вот теперь его маленький сын спал в тёплой кровати, как и полагалось ребёнку. Наверняка он ещё и хорошенько поел. Северянин едой не обидит, а ребёнку и всё своё отдаст. Что же говорить про собственное дитя?

Клаус ещё раз осторожно провёл по волосам Ричарда и аккуратно поцеловал в макушку. И тут же разочарованно выдохнул — разбудил. Мальчик приподнялся, недовольно сожмурился и посмотрел на мужчину. Несколько секунд он пытался что-то сообразить, но сон брал своё. Поэтому его бодрости хватило только на то, чтобы обнять Клауса, тихо шепнув «папа», и снова уснуть, но уже в его руках. И Берн не оттолкнул такого порыва — прижал к себе как можно крепче. Это его сын. Его.

Заглянувшая в детскую Мэриэль только покачала головой и поспешила уйти. Она уже показала гостевой дом сопровождающим короля и сейчас направилась к конюшням. Виктор, её отец, заботливо расчёсывал гриву своей любимицы, второй рукой подкармливая яблоком. Он слегка прихрамывал, но это явно ему не мешало.

— Как вы добрались? — Мэри тихонько взяла ведро и набрала в него моркови, чтобы побаловать остальных животных.

— Хорошо, без передряг. — Мужчина повернулся к дочери и выдохнул. — Всё правда хорошо. Кайрана мы нашли сегодня утром около столицы. Твоя матушка любезно открыла нам фенестру неподалёку отсюда, но пришлось немного подождать, пока он не соберёт отряд для Венны. Она уже прислала птицу в ответ о том, что поможет. — Виктор снова вернулся к лошади. — Кто знает, что вытворит этот прохиндей самозванец? А Венна его уж за пояс-то заткнёт.

— А матушка ещё в обед прибыла. — Мэри осторожно села на лавочку для снаряжения и притихла.

— Правда? Я ждал Ханну к утру.

Мужчина отложил расчёску и внимательно осмотрел дочь.

— Риэ, что случилось? На тебе ни глаз, ни ушей нет. — Он сел рядом на пень. — Ты ранена?

Мэриэль помотала головой и, немного помолчав, всё же решилась:

— Я ужасно слаба по сравнению с другими. Какой толк от меня как от чародейки, если я не могу защищать своих близких? — Она покачала головой и обняла отца. — Вчера Нишант оказался ранен, и я не смогла ничего сделать. Моих сил едва хватило защитить себя с Ричардом и Морганну. Если бы я хоть на толику была сильнее… А так я ни меч держать не могу, ни колдовать. Стою ли я чего-то?

— Значит, ты просто не годишься в битву, — легко ответил Виктор. — Есть люди, которым дано быть воинами и теми, кто их поддерживает, а есть те, кому не дано. И это нормально. Так же, как и задавать подобные вопросы в твоём возрасте самой себе. По суди сама: я покинул инквизицию, когда ранил ногу, но остался к ней близок как конюх. А что в этом такого? Я люблю лошадей, и они отвечают мне взаимностью.

Мужчина отстранился и погладил дочь по макушке.

— Дело вовсе не твоей полезности или бесполезности, нет. Есть вещи, которые ты можешь делать, потому что тебе это дано, есть то, к чему ты себя принуждаешь, и оно получается. А есть то, чего ты не достигнешь, как сильно бы ни тянулась. — Виктор вдруг пропустил смешок. — Да и дух с этим! Делай то, что получается у тебя лучше всего. Зачем же вредить себе тем, что даже удовольствия не принесёт?

— Незачем, — согласилась Мэриэль. — Спасибо.

— На то я и твой отец, чтобы дать хороший совет. — Он погладил дочь по спине. — Пойду уж я. Хочу немного поболтать с Ханной. Она же сейчас дома?

— Дома. — Мэри кивнула.

— Развейся, Риэ. Сегодня такая хорошая ночь. — Мужчина мягко подтолкнул её к костру. — Все свои. Значит, всё хорошо.

— Точно.

И к тому моменту, как Мэриэль вернулась к остальным, Салем уже что–то докладывала Каю. Тот выглядел довольно обеспокоенным, но уже сидел смирно и слушал свою Советницу.

— И Аманда забрала её со словами, что отдаст завтра. Ей надо почитать её, чтобы понять некоторые моменты. Но мы можем порадоваться — без неё проклятые вряд ли смогут воплотить свой ритуал, участвуй в нём хоть двадцать верховных ведьм. — Чародейка вскинула нос, победно хмыкнув. — Хотя подобный томик ей показался знаком. Лет тридцать назад к ней пришла ведьма с такой же книгой и попросила защиты. Вроде Мириан её звали. Мириан Фауль. Ведьма была молодой, видно младшая из аббатства. Она совершила какое-то деяние, но решила исправить его и стащила из-под верховного носа гримуар. Кто-то посоветовал ей укрыться в Варяжье, так после отъезда никто и не слышал. Видно, она до Варяжья не доехала.

— И всё равно не понимаю, как она попала в наш семейный дом. — Нишант развёл руками.

Морганна сидела и просто смотрела в одну точку. Теперь всё, до чего она дошла в столице, стало более законченным, логичным. И всё равно не давало ей покоя.

«Мириан Хель никогда не было? Всегда была Мира Хель… А до неё Мириан Фауль? Мати была проклятой ведьмой, по словам Ингихильд. Но она всегда была ко всем добра и вежлива, учтива. Учила нас добру и состраданию, — женщина сильнее нахмурилась. — Но в то же время она была всегда слегка печальна. Если она отошла от проклятых дел, значит её гнело прошлое? А знал ли об этом тятя? А дядя? Если Ингихильд права, значит, наша мати вполне могла быть этой самой Мириан Фауль. Может, именно Марта Фаввара подсказала ей самое дальнее место, и мати смогла спрятаться? И потом, после смерти родителей, Марта забрала книгу и попыталась нас защитить? Но зачем нашей мати так вредить ведьмам? Что она такого сделала, что подобным искупила свою вину?»

— Морганна? — Нишант легко тронул женщину, и она дёрнула плечами. Кажется, она прослушала конец истории Салем. — Ты в порядке? Что-то случилось?

Ал повернулся к сестре.

— Всё хорошо. — Она помотала головой. — Просто такой день. Много чего навалилось. И я много переживала за вас с Каем. Всё хорошо. — Хель постаралась сменить тему: — Вам не кажется, что сейчас мы собрались, как в старые деньки?

Она перевела взгляд на костёр. Во время их учёбы костёр был не только источником света и тепла, но и местом, где собирались воспоминания и эмоции. Когда все устраивались вокруг огня, его пылающие языки плясали в темноте вместе с людьми, создавая тёплый, уютный свет, который мягко освещал лица и весь остальной мир.

Тепло обдало кожу, проникло в саму густоту ночи, будто обнимая всех сидящих. Оно давало право расслабиться и почувствовать себя в безопасности. Это тепло ощущалось сейчас особенно остро, чем в былые холодные вечера, когда всё вокруг окутывали сугробы и метели. Звук потрескивающих дров вновь стал приятным фоном, уносящим мысли далеко от настоящей суеты. Периодически из верхушки вырывались искры и, как крохотные звёздочки, взлетали в небо

Раньше, собравшись вокруг костра, все начинали делиться историями, смехом, мечтами. Этот уют всегда означал близость — люди становились ближе друг к другу, а в пламени закаляли сердца. В такие моменты всегда царила особая атмосфера доверия, понимания и нежности, где тепло переплеталось с душами.

Костер для севера — это не просто разведённый огонь, это то место, где каждый мог почувствовать себя частью чего-то большего, единого и многообразного. Стать зверем или древом, чем-то, что останется навсегда и одновременно сотрётся в веках.

— Да. — Кай глубоко вдохнул и вдруг наклонился к Салем. Что-то шепнув ей, он глянул на чародеек у реки и кивнул.

Розберри довольно заулыбалась и тут же стащила с пояса флейту.

— Мы встретились вновь, так отчего же не устроить праздник по этому замечательному поводу? Завтра ночью, в великий Чёрный Полдень, у проклятых не выйдет ритуала без гримуара, а значит, весь ужас закончился. Можем плясать хоть до упаду!

И она подскочила со своего места. Ловкие пальцы тут же скоро забегали по инструменту, помогая выдувать из него незамысловатую мелодию. Морганна подхватила ритм и стала отбивать его ладонями по коленям. Получалось довольно складно, но всё же чего-то не хватало. Словно по волшебству, откуда-то из дома Салем выплыли скрипка и сальта, нежно упав в руки Кая и Альберта.

— Я подумала, что было бы неправильно забыть её в Столице. — Чародейка хмыкнула, проходя мимо Ала. — Ты рад?

— Безмерно!

Альберт тут же сел поудобнее и забрынчал по струнам. Внезапная мелодия, словно древняя и позабытая сказка, затянула их трио. Сальта зазвучала низко и задумчиво, её аккорды, как грозовые облака, нависли над сводами ущелья, создавая ощущение предвещающей бури. Мэри подхватила этот ритм, и ноги сами собой понесли её вокруг огня. Флейта ответила Алу, её нежный звук дыханием ветра плавно взлетел и заискрился в воздухе. Каждая нота навевала образы снежных гор и прозрачных рек, где духи плели людские судьбы.

Кай, словно вдохновлённый этой гармонией, положил на плечо скрипку и провёл смычком по струнам. Раздался тихий стон, полный глубинной тоски. Это была песня самой древности, что звала к путешествию по суровым фьёрдам и скалам, внимала переживаниям и мечтам мореплавателей, вела за собой обездоленных в тёплые надёжные руки.

Альберт вновь разыграл аккорды, словно подначивая к рождению чего-то игривого и простого. Салем подхватила, а Кайран продолжил, и все три инструмента сплелись воедино, воркуя меж собой, словно стайка птиц. Под звуки, рождённые этим свободным людским волшебством, сама душа наполнила пространство духом старины, могущества и единства. Песня росла, крепла, захватывая каждого своим теплом, — всё в ней переплеталось в чарующий поток.

— Это именно то, чего не хватало, — прошептала Морганна, глянув на Нишанта.

В её глазах он увидел всё — и костёр, и песню, и весь восторг, унёсшийтяжесть из души. И действительно, этот вечер становился чем-то далёким, древним и родным, оплетая руки и ноги корнями памяти. Скрипка вдруг на миг ослабла, но тут же была подхвачена магией. Кайран убрал одну руку за спину и склонился со второй перед Хель.

— Первый танец с королём?

Не медля, женщина схватила его руку, а тот потянул её на себя, помогая встать.

— Разумеется!

Они встали друг напротив друга. Кай хлопнул пару раз возле одно своего плеча, а Морганна повторила его движения у пояса. Так же сделав и с другой стороны, Кайран решительно шагнул к Хель. У Нишанта внутри что-то болезненно ёкнуло. Флейта же начала свой рассказ, нежно извлекая первые звуки танца, которые напомнили пение свиристеля на рассвете. Лёгкие, восходящие трели уверенно взвились в воздух и рассыпались аккордами сальты, как солнечные лучи, пробивающиеся сквозь листву. Каждая нота словно светилась, манила в пляс и не желала спокойствия.

Кай резко развернулся, схватив Морганну за руку, и потянул на себя. Спина к спине, они поочерёдно подняли руки по бокам, повернулись лицами и вновь нырнули за спины, топая в ритм. Хлопки становились всё более выразительными, нарочито подчёркивали каждый поворот и каждую остановку. Удивительным делом становился их танец — каждый шаг, каждый взмах получались интуитивно, словно бы они читали мысли друг друга. Морганна, завершив один из своих поворотов, слегка отшагнула, подначивая партнёра. Кай ответно поднял руки, начав вместе с ней проходить по границам невидимого круга.

Скрипка без музыканта вновь вступила, наполнив своим речитативом мелодию песни. Завораживающие переходы создали эффект речи и вдруг стихли, пустившись в шёпот древних преданий. Её партия, словно водный поток, то быстрая и бурная, то мягкая и ленивая, стала чем-то большим — голосом всех страстей и переживаний, переплетя в единую нить радость и печаль.

Нишант решился — или сейчас, или никогда. Когда Морганна проходила мимо него, он мягко схватил её за руку и утянул за собой. Подняв руку, он прокрутил женщину вокруг себя и, подхватив под спину, потянул по той же линии. Кай недовольно, но весело вскрикнул, выражая несогласие, но, подхватив инструмент, зашёл за спину Салем, которая игриво повела плечами. Каждое движение чародейки было полно изящества, и король, подхватив темп её танца, добавил в него свои элементы — резкие повороты и мягкие шаги назад.

Альберта эта картина заставила рассмеяться. Он вновь громко ударил по струнам, вклиниваясь между игрой друзей, а после поднялся и втянулся в танец Мэриэль. Его бой, как удар молота по наковальне, менял ритм, и теперь уже он был тем, кто задавал темп.

Нишант покрепче сжал ладонь Морганны и, встретившись с ней глазами, вспомнил ярмарку Милори. Да и не только её — все Костры, где звучали песни, где они так же танцевали, все касания и объятия, все секреты, что их связали, все чувства. Это достигло своего пика, и, не сдержав ни улыбки, ни смеха, он подхватил Морганну за талию и закружил, прижимая к себе. Ей только и удалось, что обхватить его плечи, ответно захохотав. Аккорды сальты, насыщенные и динамичные, напомнили о тех годах, полных надежд и мечтаний, их общих чувств. Забылось всё — и страхи, и горести, и тяготы, хотелось только одного — навсегда застыть в этом моменте.

Завершая эту феерию, все шестеро образовали небольшой круг, в центре которого остался костёр. Взгляды их встретились, в воздухе плясали жизнь и восторг. Их сердца бились в унисон, это была истинная гармония единства. Флейта обволокла всё это и тихо наклонилась, стихая и туша своим тонким голосом скрипку и сальту.

Нишант беспокойно глянул на партнёршу. Он знал, что этот момент сейчас закончится, но как же ему хотелось продлить его навсегда и оставить лишь между ними двумя. Его сердце горело, оно требовало продолжить танец и теперь уже ни за что не отпустить руки Морганны.

Альберт опустился на своё место, но вновь провёл по струнам. Он принялся медленно их перебирать, а после что-то тихо мурлыкнул на северянском и запел. Чистый голос полился легендой под новую мелодию. Он пел о княгине соколов, и старая сказка чудесной вуалью упала на плечи. Уже к припеву проснулась и флейта, обменявшись мотивами со скрипкой. Эти переплетения хорошо легли на привев, словно людской хор вновь славил легендарную правительницу.

Полная глубоких чувств, Морганна осторожно потянула за собой Нишанта, позволив ему оставить руку на талии. Она мягко отступила, позволив мужчине снова взять инициативу и прикрыла глаза, полностью доверившись партнёру. Этому вторили тихие аккорды сальты, которые плавно растворялись в тишине, оставленной флейтой и скрипкой, напомнив о том, что каждое мгновение имеет свои начало и конец, но их эхо может звучать в сердцах и воспоминаниях. Музыка сейчас стала путеводителем в мир неведомого, где каждый звук проходил сквозь бесконечные время и пространство. И вот вновь она потекла.

Только сейчас Альберт заметил пришедшую к ним и уснувшую за сидениями Аманелин. Должно быть, она проснулась от музыки, но последняя песня снова убаюкала. Он приподнял девочку и мягко уложил на свою грудь, после чего посмотрел на сестру, всё ещё кружащуюся с Нишантом у костра. Волосы её были подобны пламени — так же плясали на ветру, переливаясь цветами зари, ловя каждую выплюнутую искорку огня под скрипку Кая.

«И чего ты с ней ходишь, как с дитём малым? — в памяти сам собой зазвучал голос чародейки. — Или ты всегда с ней будешь?»

«Всегда. — Он тогда сказал это с такой уверенностью, с какой горы не движимы ветрами и водами. — Она моя младшая сестра, а я ей старший брат. Сейчас я глава нашей семьи. Я её опора, защита, поддержка и наставление. Ежели я ей не покажу, то как же она сможет выбрать окружение, достойное себя?»

— Хорошо ты ей показал. — Альберт едва ли не вздрогнул от голоса подруги, прозвучавшего прямо над ухом за спиной.

Иной раз ему казалось, что Салем умеет читать мысли.

— Ингихильд тоже южанина советовала в мужья брать.

— Не хмурься. — Салем погладила его по плечу. — Старая шаманка правду сказала. Уж ей-то виднее будет. Ладно, пойду я.

Салем убрала флейту и отряхнула платье, после чего потянулась за уснувшей на Альберте дочкой. Мэриэль перехватила её флейту, и вновь зазвучали трели.

— Не стоит. — Ал покачал головой. — Тебе нельзя тяжёлое поднимать, а Аманелин уже подросла.

— С чего это вдруг?

— А то я тебя беременной не видел. — Альберт встал и приобнял малышку сильнее. — Конна говорила, офицер твой месяца три назад приезжал, а пробыл недели две.

— Это ещё ни о чём не говорит. — Женщина отбросила волосы за спину и двинулась к своему домику.

Это позабавило Хель.

— Живот у тебя надутый, он и говорит.

— Может, он ещё скажет, кто у меня будет?

— А ты не смейся — и скажет. У тебя мальчишка родится.

— Почему же?

— У тебя спина болит часто, руки ноют после чародейства — точно мальчик. Они всегда у матери силу отбирают — слабее ж девчонок рождаются. — Мужчина аккуратно уложил Аманелин в кровать. — А с ней ты цвела и плясала до упаду. Девочки матери красоту дарят и ходить помогают.

Салем закатила глаза и укрыла дочку тканью.

— В любом случае моих сил он не унаследует. Я это чувствую. — Она выдохнула. — Ему же лучше. Проживёт твою спокойную человеческую жизнь. Встретит милую девушку, влюбится и потеряет голову.

— Салем.

— А что? Вон, тебя как раз такая суженная стоит и ждёт-выжидает.

Альберт обернулся и увидел в дверях Мэриэль. Взгляд его тут же смягчился, как и весь он сам, — все его углы словно бы сгладились, а синие горящие глаза устремились на чародейку. Музыка окончательно стихла.

— Позовите Морганну. Мне надо сменить ей перевязку.

***

Ночное небо — завораживающее зрелище, полное звёзд, планет и космических явлений. Оно часто окутано темнотой с редкими облаками, которые могут быть подсвечены лунным светом. Когда смотришь вверх, можно увидеть множество далёких огней, мерцающих на чёрном бархате небес, — они соединяются в различных созвездиях, каждое из которых имеет свою историю. В ясную ночь можно заметить и Снежную Дорогу — густую полосу света, состоящую из миллиардов далеких звёзд.

Если повезёт, в ясную ночь можно увидеть планеты, которые выглядят как яркие точки, отличающиеся от обычных звёзд своей яркостью. Возможно, появление падающих звёзд было удачей, но разве напасёшься на них сокровенных желаний? Луна тонким серпом едва заметно освещала мглу.

Нишант часто наблюдал в детстве с отцом звёздные дожди. И частенько он задумывался о безбрежности мира и своём месте в нём. Ему хотелось найти своё призвание, но и чувства не должны быть забыты. Если он хотел сегодня решить всё с Морганной, стоило поговорить с её братом. Нишант немного сжался от прохлады и всё же подошёл ближе.

— Я сяду рядом?

Альберт кивнул и подвинулся. Он выглядел невозможно счастливым. Не Мэриэль ли пару минут назад о чём-то с ним говорила? Речная вода нежно билась о его босые ноги, а сам мужчина наслаждался природой, закинув голову к небу. Нишант осторожно уместился рядом на песке и попытался как-нибудь усесться. Повисла неприятная пауза.

Ал решил первым нарушить тишину:

— Так чего?

— Почему ты вообще пошёл в инквизицию?

Хель поднял бровь, но воздержался от смешка.

— Я уже много раз говорил: из-за Морганны. Она буквально выздоравливала на мысли о том, что найдёт правду о гибели родителей. А я мог лишь поддержать её, сопровождая во время пути.

— И что же, ты счастлив на этом месте? — Нишант сложил ноги лотосом.

— Вполне себе, — Альберт вздохнул. — Да, конечно, мне хотелось в детстве заниматься твоей работой, ловить преступников и расследовать разные дела. Сейчас я занимаюсь почти тем же, исключая только то, что мои преступники — ведьмы и колдуны, — Ал позволил себе улыбнуться. — Но если бы я мог сейчас что-то поменять, то, наверное, открыл бы мастерскую, как отец. Или постоялый двор. Мне семью хочется, жену и ребятишек да мир в доме — простую обывательскую радость.

— Ты хочешь быть свободным от инквизиции?

— Нишант, — Ал склонил голову. — Свобода… Свобода, она не в количестве земель, что ты объедешь, не в еде, что ты съешь и даже не в ткани, что на себя наденешь. Свобода в любви. Когда ты любишь без страха, без наказания. Без боли и крови. Когда это нежное чувство заменяет твою кровь сладким соком смородины, окрепляет и гранит душу, словно мастер самоцветы. Я люблю то, чем занят сейчас. И уйду, когда придёт время.

Хель хмыкнул.

— Но ты явно хотел обсудить не это. Говори уж.

Мужчина повернул голову и полностью лёг на берег, подложив под голову руки. Кажется, он пытался максимально расположить собеседника к разговору.

— Да. Это поводу сестры. — Нишант выдохнул и расположился так же.

— Твоей или моей? Расслабься. — Хель улыбнулся. — Выглядишь как засохший ясень.

— Это ты у Салем нахватался? — Фаввара сложил ноги лотосом и упёрся одной рукой в щёку. — Мне казалось, вы не ладите.

— Так и есть. Она наглая и беспардонная интриганка.

— Но ты её терпишь.

— Она ближайшая подруга Морганны. — Ал пожал плечами и подтянул к себе колено. — Если конна счастлива, почему я должен её гнать? Иной раз я думаю о том, что неплохо было бы и Морганне быть такой же наглой.

— Ты открыто говоришь, как она тебе не нравится, но при этом очень заботишься о ней и её ребёнке.

— Это тот диссонанс, природу которого я понять не могу. Да и не хочу! — Альберт пожал плечами и слегка хохотнул. — Я люблю Салем. В каком-то роде она для меня такая же младшая сестра, как и Морганна. Просто более капризная. У нас не лучшие отношения, но… — Ал улыбнулся, снова подняв лицо к небу, — я не думаю, что это играет роль. Наша ругань уже давно дело привычки. Я бы сказал, ритуал. Но только дай ей возможность — и она выцарапает чужие глаза за нас с Аней. Нос-то Эфиану она прикусила.

— Да я бы ему и самомнение отрезала. — Голос чародейки раздался над их головами. Когда она успела подойти? — Во всяком случае, евнухи большие мужчины, чем он. Им по крайней мере хватает совести держать свои руки при себе. Кстати, разве не ты ему руку тогда сломал?

— Вывихнул. — Фаввара пристыженно опустил голову. — Это вышло случайно. Он подошёл сзади и закинул мне руку на плечо. Я подумал, что он пытается напасть на меня, и отбился.

— Жаль, что не специально. — Салем закатила глаза. — В любом случае я закончила и теперь желаю вам сладких снов.

Как только чародейка удалилась, Альберт сел и выдохнул, взяв Нишанта за руку.

— Послушай: я не против, если у вас с Морганной что-то сложится. Дело в другом. Долго моя сестра не проживёт. Максимум — в её распоряжении этот год. Я старался делать её счастливой каждый день всей её жизни. Если же ты сможешь сделать счастливыми её последние дни… — Он выдохнул и сунул что-то в руку Нишанту. — Что ж. Я буду тебе очень благодарен. Дружеский совет: время не бесконечно. Особенно у неё. Если дотянешь до талого… можешь просто опоздать.

Альберт похлопал мужчину по плечу и поднялся, разворачиваясь к домикам.

— А я бы хотел, чтобы ты успел.