Несдержанность

Месяц спустя. Юньмэн.

Чёрный шёлк лежит крупными складками на деревянном покрытии пола. Мех накидки щекочет длинную шею, вызывая на бледном лице красивую мягкую улыбку. Перед отдалённой беседкой, по застывшей поверхности озера на заточенных коньках скользят люди. Они смеются, радуются спокойной счастливой жизни. Дети такие счастливые, играют в салки, путаясь под ногами у взрослых. Но те едва ли сердятся на них за это.

Под изогнутой красной крышей, слушая звуки чужого счастья, двое поднимают чайные пиалы. Пар от глиняного заварника тонкими струйками поднимается, аромат цветов разлит в воздухе. Их ничто не беспокоит. Наоборот, приятная картина жизни вокруг радует глаза и сердце. Это то, к чему каждый из них стремился, чтобы родного дома не коснулись несчастья. И только общими усилиями этого удалось добиться.

Он не видел свой свет уже так долго. И сейчас, глядя в тёплые, орехового цвета глаза Цзэу-Цзюня, чувствует, как под ребрами сжимается сердце. Глава ордена Гусу Лань сидит рядом с ним, наслаждаясь краткой минутой отдыха. Он не ждет появления шиди, свои дела они давно уже решили. Но между ними двумя осталось то, что стоило бы обсудить.

С того совета в Ланьлине, три из четырёх великих орденов поставили вопрос о выходе из альянса. Не Минцзюэ, с его подозрительностью не только к Цзинь Гуанъяо, было проще обрубить отравленную ветвь, чтобы спасти целое дерево. Лань Сичэню не хотелось повторения бойни. А Цзян Чэн не желал становиться мишенью для интриг, ведь именно над их орденом в первую очередь начали сгущаться тучи. Остальные же, как водится, пошли за мнением большинства. Как бы не был богат орден Цзинь, всё их богатство и влияние было ничем по сравнению с тем, чего добились другие три. Особенно в сумме.

Цзинь Гуаньшаню оставалось только склонить голову и просить прощения, чтобы не разрушить прошлые отношения и сохранить своё положение Верховного заклинателя. Вэй Усянь же высказался тогда, что этот человек меньше всего достоин этого титула. Вся ненависть к нему сменилась страхом. Зная его последствия, заклинатель тёмного пути старался вести себя как можно неприметнее, но получалось с трудом. Среди океана света он выделялся как чернильное пятно на белом шёлке. А Лань Ванцзи, стоит им встретиться, оказывающийся непременно рядом, привлекал лишь больше внимания.

По его мнению, титул должен перейти или к Цзэу-цзюню, или же к Чифэн-цзюню. Цзинь Гуаньшаня чуть не хватил удар от этих слов. Но на его счастье ни один, ни второй подобного не пожелали. Общим решением было принято снять часть полномочий. Тогда же разгорелся жаркий спор о том, что стало с могильниками в Илине. Земля, отравленная столетиями, в один момент неожиданно очистилась.

Новость эту принесли местные жители, но их сперва никто не пожелал слушать, считая всё, о чём они говорили, сущим бредом. Ведь разве что-то подобное действительно может произойти? Вэй Усянь промолчал в тот момент. Сознаваться в том, куда делась вся тёмная энергия из этого места, он не собирался. Да у него особо никто и не спрашивал. Заклинатели только косились в его сторону, но молчали.

Только Лань Ванцзи и Лань Сичэнь взглядами давали понять, что не оставят эту ситуацию просто так. К ним же присоединился и Цзян Чэн, который всё это время едва ли понимал всю суть того, чем занимался его шисюн. Раньше можно было отговориться тем, что меньше знает, крепче спит. Но это не могло длиться вечно.

По итогу, все зачинщики понесли наказание разной степени тяжести. Даже Цзинь Цзысюнь, который мутил воду, был отправлен прочь от заклинательского двора и заперт на окраине Ланьлина. Цзинь Цзысюань же, напротив, видя, как всё разрушается, нашел в себе силы выйти вперёд и взять на себя большую часть ответственности, возмещая ущерб. На этого павлина больно было смотреть. Все золотые перья опустил и ходил за главой Цзян с покорным видом.

Ясно же, ради чего так выстеливался. А Яньли только и рада, что этот заносчивый мальчишка наконец заговорил по-человечески. Краснел, бледнел, прощения просил, причем не единожды, но в чувствах своих признался. И пусть Вэй Усянь был против, чтобы этот болван получил такое сокровище как их шицзе, но... Она ведь любила его.

А он сам признал, наконец-то, что полюбил Лань Ванцзи. Этот мужчина приклеивался к нему всякий раз, стоило появиться перед глазами. Будь его воля, Вэй Усянь снова оставил бы того в Юньмэне, чтобы видеть и касаться каждый день. Чем реже они виделись, тем яростнее проходили встречи в уединении. Его Ханьгуан-цзюнь набрасывался на подставленные губы будто голодный или мучимый сильной жаждой. На лицо мужчины после этих страстных поцелуев-укусов нельзя было взглянуть, не ощутив стыда.

Крепкие сильные ладони блуждали по телу, норовя забраться под одежду. Кто бы мог подумать, что этот светоч добродетели окажется таким необузданным. Не раньше чем весной тот снова сможет вернуться к нему. И может даже остаться навсегда. А пока остаётся довольствоваться редкими, короткими встречами.

Всё зависело от решения старейшин, которые, перебрав все пункты правил, так и не могли решить, являлся ли нарушением брак с мужчиной. Их история ранее ни с чем подобным не пересекалась, и теперь толпа этих зануд долго и упорно решала, как с этим быть. Для начала, они были против видеть Вэй Усяня в своем ордене. Понятно почему. Единственный сильный последователь тёмного пути среди белых траурных одежд. Представить нечто подобное было невозможно. Но он был согласен. Жить в Гусу для него невозможно. Как бы он к Лань Чжаню ни относился.

Был и другой вариант, забрать его в Юньмэн. Но против этого был Лань Сичэнь. И Лань Цижень, который всеми конечностями старался вцепиться в своего младшего племянника и никуда не отпускать. Вот они и сидели, изредка переглядываясь, пока чай на низком столе стыл.

— Могу ли я задать вам вопрос, господин Вэй? — голос Цзэу-цзюня как музыка для ушей любого слушающего. Но Старейшина Илин остался к нему равнодушным.

— Вы уже задали, господин Лань, — улыбка на его лице не смягчила ту неловкость, что повисла в воздухе. Каждая их беседа напоминала соревнование. Мужчины будто канат перетягивали живого человека. Один манил его собой, другой обязательствами перед родом и орденом.

— Ваши намерения в отношении моего младшего брата серьёзны? — переборов себя, наконец спросил Цзэу-цзюнь. В который раз. От этого вопроса его уже скоро начнет тошнить, это точно.

С того момента, как он однажды явился в Гусу, чтобы показаться перед старейшинами и подтвердить слова Лань Ванцзи, что его лобная лента действительно у него и им были приняты чувства второго Нефрита, его не переставали мучить. И всё это с вежливым снисхождением во взгляде. Ужасные люди, и мужчина вынужден оставлять у них своего Ханьгуан-цзюня, который чахнет сутками над книгами в заточении.

— Что именно вы хотите услышать в качестве ответа? Кажется, мы с вами уже этот этап проходили, разве нет? — наполнив пиалу чаем по третьему кругу, Вэй Усянь пригубил напиток, раскатывая по языку горьковатый привкус. Вина бы, оно бы скрасило этот день лучше чая.

— Ванцзи верен своему решению остаться в Юньмэне, но как это отразится на его будущем. Не подумайте ничего плохого, но в Гусу он такой же равный наследник. На нём лежит немалая ответственность,

Конечно-конечно, там ваш Ханьгуан-цзюнь всеми высоко ценится и всем нужен. Без него никак и никуда. Только кроликов воспитывать, детей учить и книжки в библиотеке разбирать, мечта, а не занятие всей жизни! Только вот этим всем он может с таким же успехом заниматься и здесь. Рядом с ним.

— А он хочет нести эту ответственность? — мужчина склонил голову, волосы скользнули по плечам, рассыпаясь шёлковыми нитями. — Не говорил ли ваш брат о том, чего же именно хочет он сам? В его возрасте мужчина уже сам может решать, к чему все эти разговоры?

Цзэу-цзюнь улыбнулся. Не вежливо пряча чувства, а по-настоящему, счастливо. Этот человек на самом деле никогда не стоял между ними. Наоборот подбадривал и подталкивал младшего брата. Возможно во многом, благодаря ему, они наконец и вместе. Если бы он ещё отпустил его, позволяя выйти из ордена и войти в другой...

Были бы они обычной парой, о женитьбе говорила бы вся Поднебесная. Как бы ни опасались Старейшину Илина, народ любил наблюдать за чужой историей и отношениями, а их — были одними из самых презабавных. Но увы. Им даже жениться было нельзя. Несмотря на позволение брата, как главы ордена, Лань Цижэнь, как и Старейшины, уперся всеми рогами и копытами. Тогда Ванцзи со свойственной ему прямотой и чистосердечием оставил клановые одежды и ушел. Не успел он выйти за пределы Цайи, как за ним прилетел целый отряд и вернул обратно в орден.

Не то чтобы Вэй Усянь сам так страстно желал стать чьим-то мужем, поклониться перед небом и землёй, надеть красные одежды. Ему было достаточно просто иметь возможность назвать Лань Чжаня своим и только своим. Большего было не нужно. Однако его возлюбленный был натурой куда более упрямой и ревнивой. Ему было мало покрывать белую кожу шеи цепочкой ярких следов. Дай ему волю, целиком сожрет и не подавится.

Многие вещи после очередной волны темной ци, изменившей тело темного заклинателя, стали выглядеть иначе. Что-то и вовсе перестало иметь смысл, если смотреть в масштабах целого мира. Тьма открыла глаза, позволила чувствовать чужие души. И если он пойдет дальше, то если не погибнет, вполне может обрести бессмертие, став орудием в её руках. Средоточием смерти.

Порыв ветра с озера развеял их длинные волосы. Вдалеке послышался скрип досок деревянного настила. Звук знакомых шагов обласкал слух. Лань Сичэнь поднялся первым, чтобы встретить прибывшего в Юньмэн младшего брата. Вэй Усянь же ждал, когда наконец они смогут остаться наедине. Лань Ванцзи замер у входа, глядя на него. По одному тому, какими были их взгляды, обращённые друг на друга, первый Нефрит понял, что он здесь сейчас лишний.

Тепло попрощавшись с ними, мужчина удалился. Пурпурные длинные занавеси трепал ветер. За ними было не скрыться, не спрятать свои чувственные порывы и страсть, которая рвалась на волю после долгой разлуки. Стоило им объясниться и Лань Ванцзи потерял всякое терпение. От мысли, что Вэй Усянь принял и был готов разделить его чувства, он искал любую возможность, чтобы увидеть его, прикоснуться, почувствовать дыхание и живое тепло.

Вот и сейчас, видя ставшее родным лицо, Ханьгуан-цзюнь покрывал кожу лёгкими поцелуями, привлекая мужчину к себе за пояс. Они были почти одного роста, и со стороны веселящиеся люди видели лишь силуэты — белый и чёрный, сливающиеся, как Инь и Ян.

Узнав о том, что для его Вэй Ина светлый путь был навсегда закрыт, Ханьгуан-цзюнь не стал ни в коем случае любить и желать его меньше. Это было просто невозможно. Но в его сердце и душе поселилось нечто трепетно нежное. Будто человек перед ним сделался хрупким, как бумажная кукла. Как много он пережил на самом деле всё ещё оставалось загадкой, но мужчина хотел верить, что в будущем сможет отвести любое зло от них двоих.

Цзян Чэн тоже не смог спокойно слушать признание о том, что у его шисюна все это время не было золотого ядра. Столько лет осуждения, оскорблений и ненависти в сторону того, кто просто не опустил руки, чтобы жить и нашел выход. Пусть неверный, но все же. Не им судить. Тогда шла война, и без Вэй Усяня едва ли они смогли бы одержать верх.

Вэй Ин сказал, что Вэнь Чжулю сжег его ядро, когда он и Вэнь Чао со своей свитой поймали его в Илине. Глава ордена смотрел на своего шисюна красными глазами, сдерживая ярость, направленную на тех, кто давно уже умер. И на себя самого. Ванцзи так и не узнал всей истории. Не хотел бередить ничьи раны.

Он любил этого человека любым. Непослушным, смешливым балагуром и тем, кто был способен поставить на колени целый орден, поднимая над головой меч, отлитый из чёрной стали. На этом же мече Вэй Ин любил сидеть, зависнув над полем, глядя на тренирующихся адептов, наслаждаясь тем, как ветер щекочет и студит горячую кожу. Ванцзи не знал, чего это стоило, но теперь они могли подняться в воздух вместе. Могли сражаться рука об руку, и уже никто не смел укорить Старейшину Илин в том, что тот явился без меча.

Поставив на низкий стол в комнатах тёмного заклинателя два больших сосуда с вином, Ванцзи сел. Разумеется, Вэй Ин бы не сдержался, увидев перед собой и его, и Улыбку Императора. С хищной животной грацией в движениях мужчина опустился на пол рядом с ним, прижимаясь плечом. Так близко. Такой горячий.

Две маленькие пиалы со стуком появились на столе. Сняв крышку, Старейшина Илин вдохнул приятный фруктовый аромат и, глядя на него испытующе, предложил присоединиться. Близился день рождения Ванцзи, и он всё никак не знал, как попросить о чём-то большем у своего возлюбленного, чем горячие объятия и ласки. Хотелось почувствовать куда больше. То, что описывают в эротических сборниках о мужской любви. Те, что светоч добродетели втайне читал, вспоминая лукавые глаза и светлую улыбку на тонких губах.

Эти губы всякий раз неприлично ярко краснели и распухали от долгих поцелуев. Входя во вкус, он прикусывал их, оттягивал нижнюю, пока железистый привкус на языке не заставлял их оторваться друг от друга. Он хотел попробовать вина. Почувствовать этот почти сладкий вкус на чужой коже. Может, это придаст ему больше смелости, чтобы забраться под многослойные одежды, вырывая из чужих уст более страстные звуки.

Вэй Усянь налил Лань Ванцзи полную чашу, и тот осушил её одним махом следом за ним. Тихо засмеявшись, мужчина хотел уже укорить своего спутника за то, что тот обманывал его, что никогда не пил, как взгляд золотых глаз помутнел. Прошло несколько секунд и тяжёлые веки смежились. Лань Ванцзи уснул за каких-то жалких десять секунд.

Испытывая легкую досаду от того, что не смог позабавиться над его хмельным лицом, он поднял сосуд и приложился к широкому горлышку, делая большие глотки один за другим. Но вино не помогло потушить разгорающийся в теле пожар.

Вэй Усянь думал уложить Лань Ванцзи на свою постель и пройтись немного, чтобы остудить тело и голову. Но стоило устроить того, как ему ужасно захотелось прилечь рядом и просто полежать, разглядывая правильные черты лица, дрожащие ресницы, мерно вздымающуюся грудь под этими слоями плотной ткани. Развязав пояс, руки сами распахнули верхнее одеяние.

И как же так он оказался под ним с разведёнными в стороны ногами, чувствуя, как в тело тяжело входит твёрдый большой член мужчины? Крупная красная головка, толстый ствол, перевитый крупными выступающими венами, и тяжёлые яйца, горячо, плотно прижимающиеся к его оголённым ягодицам. В воздухе пахнет сандалом, маслом лотоса, разлитым по простыням, и потом. Сильные руки до отчётливых следов стискивают бёдра мужчины, пальцы оставляют влажный блеск на коже, а из его рта вырываются громкие стоны боли на пополам с удовольствием.

Лань Чжань распахнул свои прекрасные глаза в тот момент, когда ладони Вэй Усяня блуждали под верхним одеянием в поисках завязок на нижней рубахе. И ему это определённо пришлось по вкусу, стоило осознать, кто и что с ним делает. Сфокусировав взгляд на его лице, светлый заклинатель изогнулся, потянувшись за поцелуем.

По нему было неясно, пьян он или нет, но руки вдруг обрели поистине железную хватку. Сжимая тело, нависшее над ним, Лань Чжань легко его опрокинул, разрывая ткань. Расшитый пояс полетел в сторону. Во избежание такого ужасающего вредительства, Вэй Усяню пришлось несколько раз шлёпнуть по рукам этого задиру и скинуть с себя чёрные и красные ткани самостоятельно.

Видя, что любовник остаётся с ним, Ванцзи перестал хмуриться. Но руками в него все же вцепился, никуда не отпуская. Горячие губы прижимались к шее, зубы щелкали в миллиметрах от кожи. И этот господин совершенно не желал слушать никаких недовольств, облапив его и бесстыдно тиская. Кто бы мог подумать, что если дело дойдёт до постели, его Ханьгуан-цзюнь превратится в такое животное!

Тихо посмеиваясь, Вэй Усянь распустил чужие волосы, зарываясь пальцами в густые пряди. Это на удивление сделало мужчину несколько послушнее. Получая ласку, он перестал кусаться, оставляя жгучие следы, и пальцы разжал, притираясь. Под плотной тканью светлых штанов к бедру тёмного заклинателя прижимался возбуждённый ствол, оставляющий влажные пятна смазки на ткани.

Запустив руку за пояс, прохладные тонкие пальцы обхватили плоть, которая только набухала в руке, становясь всё крупнее и крупнее. Надо же, какой огромный! Лаская чужой член, Вэй Усянь с удовольствием вслушивался в низкое рычание у себя над ухом. Подумать только, это может быть так приятно.

— Если ты перестанешь вести себя, как собака, я поцелую тебя, — легонько щёлкнув мужчину по кончику носа, тёмный заклинатель отпустил его, вызвав тем самым бурную волну недовольства.

Сейчас ему было абсолютно ясно — его любовник пьян до безобразия. И ещё, ему просто до одури нравится их игра. Убедить Ванцзи вести себя хорошо оказалось несложно. Тот был прост, как ребёнок, на всё, что ему нравилось, он непременно соглашался, а после просил ещё. Главное, чтобы его устраивали условия.

Целуя распухшие губы, Вэй Усянь сильным телом прижимался к мужчине. Их пальцы переплетались, возбуждённые члены были зажаты между телами и любое движение вызывало волну приятного томления. Жар опалял от корней волос до кончиков пальцев. Но чем ближе был конец, тем яростнее становился Лань Чжань, распуская руки. Его желание коснуться везде, везде поцеловать умиляло до слёз перед глазами.

Такое сильное возбуждение не желало сходить так просто. Видя, что поглаживания не приносят разрядки скалящему крепкие зубы светочу, мужчина, оглаживая крепкие напряжённые мышцы его груди, спустился вниз, к бёдрам, рассматривая гордо стоящий ствол и головку, сочащуюся крупными каплями, пахнущими мускусом. Тот замер, раскрыв широко глаза и, кажется, подавился вдохом, когда яркие распухшие губы Вэй Усяня плотно обхватили плоть.

Убедившись, что не сделает больно зубами, он осторожно захватил член ртом и протолкнул так глубоко, как только мог, пока не ощутил дискомфорт. Трезвеющий и ошарашенный Ванцзи испугался, что его любовник совершает над собой насилие, и попытался отстранить мужчину. Но Вэй Усянь отпихнул его руки и начал медленно двигаться, то выпуская, то заглатывая вновь.

С ярко-красных от поцелуев губ Лань Ванцзи сорвался громкий стон. Очень скоро он уже не смог ничего больше сделать или сказать, несмотря на попытки.

Вэй Усянь же, чувствуя на языке странный солоноватый привкус кожи и чуть пряный крупных капель смазки, пустил в ход собственный гибкий язык, щекоча уздечку, и губы, плотно их сжимая. Порнографических книжек с картинками, которых в юности он начитался, с лихвой бы хватило, чтобы заполнить большую часть библиотеки ордена Гусу Лань. К тому же, он был ещё и на редкость сообразительным, стараясь позаботиться об удовольствии мужчины, которого так старательно ласкал.

Когда самая чувствительная часть тела трезвеющего Лань Ванцзи оказалась захвачена влажным и тёплым ртом, подобные горячие ласки превратились для мужчины в настоящую пытку. Поскольку он все силы тратил на то, чтобы сохранить самообладание. Сдерживаясь, стараясь не совершить какой-либо грубый, несдержанный поступок.

Например, сжать распущенные чёрные волосы в кулак, чтобы прижать голову любовника ближе, плотнее к своему паху, проникнуть глубже в этот горячий рот. Взглянуть в помутневшие глаза и, контролируя каждое движение, с силой двинуть бёдрами, наблюдая за тем, как движется его член, слушая эти влажные, ужасно пошлые звуки, которые нравились ему до онемения.

Ощутив, как учащается дыхание Лань Ванцзи и как всё крепче сжимаются пальцы на светлой коже, Вэй Усянь ускорился. И когда его шея и щёки уже начали неметь, он наконец почувствовал, как в глотку ударил густой поток горячей жидкости с сильным запахом мускуса. Когда это произошло, мужчина от неожиданности подавился, выпуская плоть изо рта.

Ванцзи же тут же притянул его к себе, впиваясь в губы. Язык настойчиво раздвинул плотно сомкнутые губы, сперма, смешанная со слюной, потекла из уголка рта. Стирая её большим пальцем, Ханьгуан-цзюнь делил свой вкус на двоих, переворачивая мужчину и подминая того под себя, ощущая, что даже после первой разрядки ему было мало. Но теперь хочется, чтобы и его Вэй Ину было хорошо.

— Ханьгуан-цзюнь, что это ты такое делаешь со мной? — хриплый шутливый тон обласкал уши. Опавший было член снова затвердел, прижимаясь к ещё не оголённой коже ягодиц. — А тебе, я смотрю, все мало. Какой же ты, оказывается, ненасытный!

Вэй Усянь мягко дразнился, поглаживая любовника по встрёпанной макушке. Только небеса знают, как же сильно он любил его, как хотел его. Сердце грохочет в груди, ткань трещит под пальцами, а тесемки легких штанов наконец поддаются и они соскальзывают вниз по стройным бёдрам, стоит только дернуть. Теперь Вэй Ин перед ним совсем голый. На его теле отчетливо видны все следы их страсти.

— И что это ты задумал? Куда руки тянешь? — ухватив ладонью руку мужчины, которой тот потянулся между ног к сжатому колечку ануса. В его голосе не было страха или недовольства, только чистый интерес.

— Хочу в тебя, — алея ушами и шеей, Ванцзи наконец смог произнести эти слова. И даже это завело его.

— В меня? Ты ничего не напутал? Уверен, что ты в меня поместишься? — посмеиваясь, Вэй Ин гладил чувствительную кожу за ушами, пуская мурашки и заставляя поджимать пальцы на ногах. Ох, об этом он не подумал.

Смущённо оглядев узкие бёдра и упругие поджимающиеся ягодицы и свой толстый ствол, Ванцзи и правда усомнился. Что-то определённо не сходилось. В тех книгах, которые он читал, рассматривая с душным стыдом подробно нарисованные иллюстрации, один мужчина брал другого именно так.

— Нет, — неуверенно буркнул светлый заклинатель, млея от улыбки своего возлюбленного.

— Думаю, нам нужно что-нибудь жидкое, в таком случае, — протянув руку, Вэй Ин обхватил пальцами член, проводя по нему вверх-вниз, волосы на затылке вздыбились, с губ сорвалось глухое рычание, — тише ты, дикий мой, потерпи немного! Я тоже тебя хочу...

Хриплый шёпот в самое ухо. Ненадолго им пришлось расцепить объятия и остановить ласки. Пока мужчина не вернулся с маленьким глиняным флаконом, протягивая ароматное масло из семян лотоса. Тёмная, слегка вязкая жидкость потекла на пальцы, легко разогреваясь на коже.

Они устроились на постели. Не желая больше никуда отпускать Вэй Ина, Ванцзи накрыл того своим телом, устраивая бедра на своих расставленных коленях, которыми упирался в жесткий каркас. Первый палец вошел, по его ощущениям, достаточно легко, плотно обхватываемый горячими мягкими стенками. Безумно волнительное ощущение. Мужчина под ним же шумно вздохнул и постарался расслабиться. Следом за первым, Ванцзи не утерпел, добавляя второй, разводя их в стороны и проталкивая глубже. Сжимающийся бутон блестел от масла, которое капало из флакона в зависимости от того, сколько в тело проникало пальцев. Стоило представить свои ощущения, когда внутрь войдёт он сам, перед глазами плыли цветные круги.

— Лань Чжань, Лань Чжань, послушай, подожди, не спеши так, — но едва ли он был в состоянии слушать. Кровь шумела в ушах, а низкий голос Вэй Ина в сумме с его горячим, красивым телом в руках разбил контроль вдребезги. Движения становились всё более и более несдержанными.

Лань Ванцзи будто ничего не слышал, он грубо заткнул рот мужчины поцелуем, навалился всем своим телом, придавливая любовника, перевернул флакон с маслом на постель, успев только смазать себя и, наконец, вошёл, погружаясь в сжимающееся тело, которое с трудом поддавалось натиску его твёрдой плоти.

Они лежали, крепко прижимаясь друг к другу, грудь каждого яростно вздымалась, а дыхание было сбитым. Сейчас Вэй Усянь находился в таком положении, что согласился бы на что угодно. Поэтому он спросил у Лань Чжаня, что ему стоит делать, и тот коротко, нежно касаясь губами за ухом, попросил расслабиться. Несмотря на подготовку, ему всё равно было больно, но эта боль не была невыносимой. Алкоголь всё ещё разогревал кровь и вскоре ему удалось привыкнуть к распирающему ощущению.

У него получилось расслабиться, почувствовав это, Лань Ванцзи попробовал протолкнуться ещё глубже. Мышцы ягодиц и живота тут же напряглись непроизвольно. Нетрудно представить, что при этом чувствовал мужчина, находясь внутри его тела. На глаза Вэй Усяня навернулись слёзы от противоречивых чувств. Не в силах контролировать дрожь, что прошлась по его телу, он прижался к крепкому телу Ванцзи ещё ближе.

— Больно? — касаясь губами щёк, собирая стекающие солёные капли, Лань Ванцзи сдерживал себя из последних сил.

— Больно. Это же мой первый раз, конечно мне больно, — улыбнувшись отозвался Вэй Усянь. После этих слов он почувствовал, как член внутри него стал ещё твёрже.

Подумав о том, что лишь одна простая фраза заставила мужчину реагировать подобным образом, он снова тихо рассмеялся. Будучи мужчиной, Вэй Усянь понимал, каких усилий его любовнику стоило держать себя в руках, и всё же тот сохранял контроль, сдерживаясь от яростного рывка. Он притянул Лань Ванцзи к себе ближе за шею и зашептал на ухо всякие глупости и поддразнивания.

— Не... Не называй так... — с трудом проговорил краснеющий Ханьгуан-цзюнь.

— Не нравится? Тогда я назову тебя иначе. Младший братик Ванцзи, Чжань-эр, Ханьгуан, какое из этих прозвищ тебе больше нравится... аааау! — Вэй Усянь услышал, как он запнулся и громко засмеялся. Несмотря на своё почти бедственное положение, он едва удерживался, чтобы не дразниться.

Лань Ванцзи в ответ укусил его за губу и, резко двинув бёдрами, вошёл на всю длину. Крик так и застрял в горле. Вцепившись руками в плечи мужчины и крепко сомкнув ноги на его пояснице, не решаясь даже пошевелиться. Движения сделались неловкими, поцелуи более глубокими.

Спустя долгие минуты напряжения его любовник начал двигаться. Вэй Усянь крепко зажмурился и, выдыхая сквозь стиснутые зубы холодный воздух, попытался подстроить дыхание под движения мужчины. Привыкнув к проникающей плоти, он выгнул спину, стараясь прижаться грудью и получить больше тепла. Внезапная истома от смены угла охватила нижнюю часть тела, пробираясь по позвоночнику наверх. Удовольствие от соприкосновения члена с какой-то точкой внутри его тела заставило блаженно прикрыть глаза. С губ сорвался первый стон, полный чистого неприкрытого удовольствия.

— Тебе приятно?.. Внутри меня?.. — Лань Ванцзи ответил на вопрос еще более яростными движениями, прикусывая губы в поцелуе. Его бёдра влажными хлопками ударяли по белым ягодицам. Скрип постели наполнял комнату вместе с разнузданными стонами, рычаниями и тяжёлым дыханием.

Он не знал, сколько всё это уже длится. Мужчина зажал его в одном положении, проникая в тело глубокими толчками, отчего разум помутился, пока тугая пружина внизу живота не распрямилась, а внутренности не опалило жаром. Ничего лучше в своей жизни они не испытывали, и ещё долго, тесно прижимаясь друг к другу, не желали разъединяться. Губы саднило, тела были покрыты наливающимися отметинами, но оба были до невозможности счастливы.

Разумеется, после такого Ханьгуан-цзюнь никуда уже не смог бы деться от Старейшины Илина, и всем тридцати трём Старейшинам и одному Лань Цижэню пришлось смириться с тем, что их светоч добродетели принёс три поклона в храме предков, сменил белые клановые одежды с рисунком плывущих облаков на фиолетовые, оставляя своего старшего брата единолично нести ответственность за будущее ордена.