IMMORTAL

— Капитан... Капитан Леви! Надо вколоть сыворотку Титана Армину! Вы слышите?! Капитан?!!

— Он ещё дышит!

Город, где всё началось. Полуразрушенная Шиганшина, которую Эрвин Смит видел во снах и наяву. Особенно последний месяц. Он бродил по ней мысленно, день и ночь. Как одержимый.

Таким и достался врагу.

— Капитан!

— Эрвин. Ты почему улыбаешься?

Леви медленно смыкает веки. Он видит едва ли дальше вытянутой руки. Под ногами покатая черепичная крыша одного из брошенных домов, ничем не отличная от всех прочих. В любой другой день. Теперь она словно единственный осколок реального мира, отделённый от бреда сумасшедшего валящим с земли дымом. Со всех сторон. Отсюда не уйти.

Крыша мала, всего несколько метров в длину. И на одном её краю Леви, а напротив — волчата. Дети, вынужденные совершать страшные вещи. Они жмутся друг к другу и вместе с тем их тела сгруппированы для того, чтобы в любой момент броситься. Глаза расширены. У Йегера — в решимости. Как и всегда. А у его девчонки — от ужаса. Оба в слезах. А Леви в крови. Багряные подтёки сохнут на лице и душат запахом кислоты. Ноздри и глотка как натёртые солью, от этого не отмыться и никуда не деться, весь воздух отравлен в этом проклятом месте. И боль в голове. Она похожа на барабанный перестук из глубин тканей и костей. Сколько всё-таки человек на крыше?

— Главнокомандующий тоже ещё дышит! Но он тяжело ранен, решение надо принимать быстрее!

Леви повернул голову. Ещё один человек пытался добиться его внимания. Он в углу крыши, на самом краю. Но что он несёт? Стоило моргнуть, как Леви увидел Эрвина Смита. Рядом с солдатом, кричащим то на Эрена и Микасу, то на держателя заветной коробки. Рубаха Эрвина пропиталась кровью, и от того невозможно понять, где она, а где перевязочный материал — всё одно. Когда он успел? Секунду назад Флок — так зовут кричащего солдата — был тут один.

— Замолчите...

Боль прошла сквозь виски. Леви вспоминает... Эрвин всё сидел на постели и улыбался своим мыслям, глядя в пропасть. Искалеченный, обросший и небритый. Ничто так не заставляло его жить, как свет на её дне. Он думал, что там небо. Бескрайнее, бездонное и удивительное небо, окольцованное лишь горизонтом, а не рукотворными Стенами высотой в пятьдесят метров.

Смотря туда же, Леви не видел ничего кроме смерти. И безнадёги.

«Там чернота, Эрвин.

Там нет ничего.

Прошу... прекрати. Неужели это важнее всего? Важнее человечества? Важнее меня?»

Леви так и не смог разглядеть в пропасти ничего откровенного или спасительного. Но он увидел мечту своего возлюбленного. Её пленительный и ядовитый блеск в глазах человека, которого порой было трудно назвать психически здоровым.

Так чего они хотят-то? Зачем им разрешение на то, чтобы вколоть сыворотку Армину Арлерту? Тут есть кто-то ещё, кто на неё претендует? Флок сошёл с ума? Почему он показывает на голую черепицу и пытается убедить Леви вколоть туда сыворотку Титана?

Пропасть. Короткая. Как секундный обморок. Леви всего лишь снова моргнул. Эрвин здесь. Он умирает. Наверное, Леви ударился головой, когда прорывался к Зверю. Или три часа сна в день наконец-то сделали своё дело.

«Что это... почему?» Тело Эрвина будто трогают воздушные волны, делая его зыбким и полупрозрачным. Но стоит моргнуть, как он снова видит умирающего командора ясным днём. Это сумасшествие? Или глаза просто не могут поверить в то, что происходит? Глаза, сердце, еле отмеряющее удары в груди, душа, похожая на чёрную, страшную пропасть. На её дне холодно и сыро, будто в могиле. Совсем скоро там будет Эрвин. Его Эрвин, совсем один. Холодный. Синий. Больше не человек, не душа, не личность.

— Ты помешался? Всё ради того, чтобы доказать самому себе что-то, о чём ты даже не хочешь мне сказать? И плевать на всех? На людей, солдат, меня?

— Да!

Вспышка боли бьёт по голове, словно белая молния, и рассекает кость надвое. А потом жжёт. Леви трёт виски свободной рукой, во второй сжимая коробочку с сывороткой. Что за странное воспоминание, Эрвин такого не говорил. Никогда! Леви только думал об этом. Что, возможно, таков и будет ответ, если когда-то он решится воспротивиться воле Эрвина и настоит на том, чтобы он выбрал его. Их.

— Важнее меня?

— Да.

— Важнее меня?

— Да!

— Капитан! — голос Флока уже не назвать мужским, это истерика, переходящая в фальцет. И боль тянет голову вниз. — Сыворотка!!

* * *

Он не дал её Эрвину. Несмотря на то, что несколько мгновений стальной капитан мог думать только о том, чтобы спасти его. Любой ценой. Ценой жизни Армина Арлерта, Микасы Аккерман, Эрена Йегера... Всех.

Только не Эрвин. Не солнце Леви, обернувшееся чёрной и сырой темнотой. Это ужасно, то, что крутится в голове дьявольским вальсом, заевшей пластинкой. Да, да, да, да... И Леви даже не смог понять, сказал это Эрвин ему или нет. Что было, а чего не было. Всё перепуталось и смешалось на крыше в Шиганшине, в кошмаре чужой мечты. И Леви действительно остался один, но теперь уже взаправду. И точно навсегда. Потому что... потому что есть вещи, с которыми жить невозможно. Оставаться с ними человеком невозможно.

А Леви полюбил человека — не демона.

Лучше он похоронит человека, чем увидит, как тот потеряет свой облик. И действительно перестанет быть собой. Продолжит ходить, есть, сражаться, взбираться всё выше и выше по горе мёртвых тел. И это не закончится никогда. Эрвин сам сказал: он не знает, что будет делать после. Не знает. Выходит, «после» либо не наступит, либо Эрвин останется пуст. И того, кого любил Леви, тоже больше не станет. А значит... Эрвин уже погиб. И, кажется, давно.

— Отдохни, Эрвин. Теперь можно.

Пальцы разжимаются, выпуская всё ещё тёплую руку. Она шлёпает ладонью по сухой черепице, неестественно выворачивается. Эрвин больше не приходит в себя, цвет лица меняется на глазах, становясь землисто-бледным, у сомкнутых век лезут тёмные пятна, словно мелкие сосуды лопаются, изливая по капле кровь. Но это он. Смертельно раненый и уже не пребывающий умом среди них.

Но это Эрвин Смит.

Человек.

«Спи спокойно. Больше ты не должен ничего никому. Всё, Эрвин.

Всё».