Признание
2 аркан – Жрица*
Как мы делаем больно тем, кому дарим небо.
И за сладкие речи нам придется стыдиться.
И в груди моей клетка, а в ней вместо сердца,
Бьется крылья ломая, эта бедная птица.
Наутилус Помпилиус, «Бедная птица»
Память путалась и отказывала из-за жары или из-за нервов, когда он пытался разобраться в происшествиях того дня. Он прекрасно помнил двух амбалов, якобы сослуживцев ее отца, которые хотели куда-то увести девочку. Сослуживцы, как же... Если даже и так, черта с два они чего получили бы. А вот приглядывать за ней надо получше, по крайней мере, пока они не уедут отсюда. Может, все дело в том, что в этом городке она когда-то жила с матерью, и в Доме ее уже не найдут. Он на это надеялся.
Ральф точно знал, что ее мать не была замужем, никакой отец не числился в документах, да и по ее собственным словам, она его ни разу не встречала. Если он все это время так хотел увидеть дочь, то не понятно, кто ему мешал. А даже если ее мать была против и не давала ему видеться с дочерью – это ее право. Что-то подсказывало ему, что блудный отец будет для девочки ничем не лучше сплавившей ее в Дом тетки.
А вот как им удалось оторваться от погнавшихся за ними «сослуживцев», он не понимал. Но как-то удалось, и слава Богу. Гонка ее вымотала, да и испугалась она сильно, так что ноги не держали, – вот уж что не удивительно. Он тоже перенервничал и по приезду пообещал Волку, что голову оторвет, если она еще раз потеряется. Внушение вроде подействовало, равно как и вид полуобморочной подруги. Вот пусть теперь и носится с ней, как с писанной торбой, так для всех будет лучше.
Как только она отоспалась и высунула нос из девчачьей спальни в коридор, ее поймал Волк. Он так впечатлился «солнечным ударом», что теперь боялся потерять ее из виду даже на минуту. Но рассказывать ему правду о своих приключениях она не собиралась, да и вообще никому. Нет уж.
О таком можно было бы рассказать только Максу, а его больше не было. Осталась только тень, но она почти все время крутилась возле брата, хотя изредка приходила и к ней. Только не в последние дни. Судя по тому, что Стервятника не было видно – он опять углубился в поиск путей на Изнанку и соответствующие опыты. Тень это нервировало, а ее мучал вопрос, чего он боялся больше: того, что у Стервятника может получиться, или наоборот?
С Волком ей о таком говорить не хотелось. Она всегда чувствовала его интерес к ней, но отвечать на него не хотела и аккуратно придерживала дистанцию. Хотя он и был ей неплохим другом, но все же не таким, как Макс. Он слишком много от нее хотел. И, в этом она была уверена, захотел бы еще больше, знай он ее на Изнанке. К счастью – не знал.
Как же ей не хватало Макса! Его понимания и беззлобных шуток, сказок и того, что он принимал ее такой, как есть. Знал и никогда ничего не требовал. Совсем ничего. Только один раз...
Они тогда прятались вдвоем на чердаке, прошлой зимой. Максу было трудно туда забираться, но с ее помощью у него получалось, а там можно было сидеть как в пещере, как когда-то в могильнике ночью, так что их никто не видел и не слышал, что в Доме было большой редкостью. Тогда он решился и сказал, что она для него больше, чем друг. А она не знала, что ответить, чуть не расплакалась сама от нахлынувшего чувства вины, но Макс, как обычно, понял. А потом понял и то, что она ему рассказала. Хотя тогда ей казалось это совсем безнадежным. Он же не согласился, сказал, что это нормально – принцессе влюбиться в спасшего ее рыцаря. Макс был в этом непоколебим, хотя она сама никогда не считала себя принцессой, и это было единственным, в чем они так и не пришли к общему мнению.
Теперь Волк пытался заполнить пустоту его отсутствия. У него это не получалось, он сам себе не признавался, что пытается сделать это, но так было чуточку легче. Совсем чуть-чуть, чем не видеть Тень, не говорить с ним больше. Во сне ей это иногда удавалось, но все равно это происходило слишком редко.
После внезапного прыжка на ту сторону она почти целый день приходила в себя. И все это время ее мутило от страха и сжимающей сердце ноющей грусти. Прыгуны не умеют помнить, им приходится выгрызать память силою, и обучаться ей с трудом. Ральф не стал исключением – он не помнил и ничего не вспомнит об этом прыжке. И ей ничего не удастся с этим сделать. Подойти к воспитателю, сказать: «Ты – Прыгун, ты не помнишь этого», – или рассказать, как они целовались. В любом случае ей не поверят, даже он. Взрослые не умеют верить, даже когда видят – они только боятся.
На закате она попробовала ускользнуть на берег, но Волк почуял это и увязался следом. Он хотел как лучше, переживал за нее, и она не нашла в себе сил, чтобы его прогнать, так что они сидели рядом, глядя на море.
– Знаешь, – вдруг сказал Волк. – Я, кажется по-настоящему испугался, когда увидел, как Ральф тебя тащит. Я-то думал, ты там гуляешь и с тобой ничего не случится.
Она посмотрела в желтые глаза, обычно насмешливые, а теперь ставшие серьезными – он не врал.
– Просто солнечный удар, – попыталась снизить градус она. – Было бы из-за чего переживать.
– Не важно. Солнечный удар или что-то похуже, вообще не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. И, знаешь, я последние дни думал...
Господи, ну зачем?
– Думал, что, может, мы могли бы встречаться. Ну, ты понимаешь...
Непривычно и неприятно было видеть его таким нерешительным: он набычился, испытующе глядя из-под седой челки, похожей на лунную дорожку на темных волнах моря.
– Волк, – врать не хотелось. – Я люблю другого. Прости.
Он моргнул, встряхнулся и снова принял охотничью стойку:
– Макса?
Боль резанула по сердцу, вот только сложно было понять, чья. Иногда она путалась в своих и чужих ощущениях. И это было еще не самым плохим из свойств ее организма.
– Не его, – она не смогла заставить себя произнести его имя.
– А кого? Кого-то из вожаков? – вот это был опасный вопрос. Волка сколько ни корми, вопрос вожачества не давал ему покоя. – Тебе бы это подошло...
И он туда же... Нет, когда Макс в шутку называл ее «королевой Птиц», было очень смешно. Действительно, какая из нее королева. А то, что она, наплевав на все запреты, крутилась возле Птиц так часто, что Ральф считал ее частью Третьей, а их половина уже устала злиться на нее за это, – так это было неизбежно. Тень и Стервятник были ее первыми друзьями в Доме, а потом она стала общаться с теми, с кем ее познакомили они, то есть, с другими мальчишками.
Она покрутила головой.
– Нет. Но он... он мог бы им стать.
Они помолчали. Море слизывало с песка неловкость их разговора.
– А он об этом знает? – наконец спросил парень и взъерошил седую челку.
– Не знает.
Хотя, может, и догадывается. Но не вспомнит – это точно, черт бы побрал всех беспамятных прыгунов!
Волк приободрился, но изобразил искреннее сочувствие и вкрадчиво сказал:
– Так не годится, ты должна ему рассказать! И, если это не взаимно – он тебя просто не стоит.
Эти слова ударили под дых и выбили из груди воздух. Сказать?! Здесь? Она сжала враз похолодевшие руки. Даже на той стороне она так ничего и не сказала, просто не смогла выдавить хоть слово, как последняя жалкая трусиха.
Волк почувствовал ее страх, золотые глаза зажглись хищными огоньками.
– Это не так сложно, просто скажи ему. Иначе будете жить, как два идиота...
Она отвернулась, сидела то сжимая руки в кулаки, то разжимая. Потом вздрогнула.
– Пойдем, я замерзла!
Парень помог ей подняться с песка и проводил до двери девчачьей спальни. Он больше ничего не говорил и казался чем-то довольным, впрочем, ей было не до того, чтобы думать об этом.
Уснуть она не смогла, после такого разговора – понятное дело. Темнота и тишина не помогали. Наконец, устав от сомнений, она вылезла в окно. Второй этаж ее не пугал, она с детства хорошо лазила по деревьям, а мать ругалась на нее и переживала, что она может упасть и сломать себе что-нибудь. Песок под ногами уже был прохладным, а море, казалось, терпеливо ждало ее. Здесь на берегу можно было быть собой, не прятаться, можно было просто быть, сидеть с открытыми глазами и смотреть куда-то внутрь, туда, где море было совсем не спокойно. Обычно это помогало и ей удавалось постепенно успокоиться от близости настоящего моря.
По песку зашелестели шаги. Она повернулась и увидела знакомый до дрожи высокий черный силуэт.
– Опять не спишь? – хрипло осведомился Ральф. Он сел на песок рядом и от него повеяло жаром, как от костра.
– Не могу уснуть. Слишком долго проспала после экскурсии, наверное.
Мужчина смотрел мимо нее, на море, и был мрачен, как тысяча туч.
– Поэтому снова решила прогуляться одна. Экскурсии тебе было мало?
– Здесь же никого не бывает, – примирительно сказала она.
– Голову Волку я все-таки оторву... – как бы про себя продолжил Р Первый.
– Я его обманула. Сделала вид, что пошла спать, а потом вылезла в окно.
Вот теперь он удивился и посмотрел на нее.
– Ты совсем ничего не боишься? Днем мне так не показалось...
– Здесь – не боюсь. Там я просто не ожидала, меня застали врасплох.
– А здесь – не могут? Ты красивая девушка и должна понимать... – он осекся и, похоже, внутренне чертыхнулся. «Красивая». Она впервые услышала это слово от него, он произнес его так просто, как будто считал так на самом деле. Слова Волка всплыли в голове. Нет, он, конечно, говорил не просто так, а хотел что-то выиграть для себя... но, все-таки...
– Я Вам нравлюсь? – спросила она, звонким от волнения голосом, удивляясь своей смелости и замерев в ожидании вердикта.
Ральф посмотрел тяжело и после секундного молчания сказал:
– Нет. Не нравишься.
Сердце куда-то провалилось. Она вскочила, чувствуя, как вскипают на глазах слезы и не желая показывать их. Горло перехватило – не врет! Она всегда чувствовала, когда ее пытались обмануть, и тем сильнее был этот удар.
Ани попятилась, медленно повернулась и пошла к кромке воды. Но он вскочил и остановил ее, поймав за руку.
– Куда ты собралась? – встревожился мужчина.
– В море. Вам же будет плевать!
Он развернул ее лицом к себе.
– Прекрати немедленно. Ты просто перенервничала, иди спать. И после заката больше из Дома ни ногой. Поняла?
– Поняла! – рявкнула она и почти бегом понеслась к Дому. Ральф шел следом на приличном расстоянии, не теряя ее из виду.
Уснуть ей так и не удалось, как и следующей ночью. Но на берег она больше не выходила, просто сидела на полу рядом с окном, так чтобы снаружи ее не было видно, и смотрела на яркие южные звезды.
А потом был отъезд. Утром все паковались в привычные автобусы. Волк устроился на сидении рядом и она ощутила, что он доволен, даже сквозь обложившую весь мир вату бессонных ночей. Свое отражение в окне она старалась не замечать и не думать, как теперь выглядит.
По двору метался Р Первый, помогая с вещами и раздавая указания, как обычно. Надо было не смотреть на него, отвернуться, заговорить о чем-нибудь с Волком. Но взгляд сам цеплялся за фигуру в черном. Под глазами у мужчины залегли чернильные тени, движения были резкими, и выглядел он так, будто не спал несколько ночей. Тоже.
Волк что-то сказал, но ей не удалось сосредоточиться на словах. Она смахнула что-то с лица и вытерла мокрые пальцы о футболку. Двор опустел, автобус тронулся, они поехали домой. А она смотрела в оконное стекло и думала, если он не врал, то почему ему плохо?
-----
* Жрице открыты тайны мира. Она — хранительница предания и управляет невидимым порядком. "Научись отличать реальное от ложного, только тот голос слушай, который говорит без звука, только на то смотри, что невидимо". Тишина в этой главе наполнена цикадами и шепотом моря.