Ловушка
Следующее утро Джи встретил с ослепительной улыбкой. Солнце к тому времени еще не встало и в комнате царил полумрак. Парнишка взглянул на часы. До начала урока еще целый час. В любой другой день он бы просто снова упал лицом в подушку и накрылся сном, как одеялом. Но не сейчас. Сейчас ему хотелось встать, пройтись по этим улицам и напомнить себе, что такое жизнь и хорошее настроение. Хан тихо встал с кровати, тревожно взглянув в сторону спящего Ликса, когда скрипнули пружины. Парень безмятежно спал, лишь иногда дергался и посапывал носом. Джи, глядя на него, усмехнулся. Днем такой серьезный, а во сне — совсем еще ребенок. Как и все лузеры. Ох, Минхо уже и его заразил этим дурацким словом. Как и все его друзья — да, так гораздо лучше.
Одевшись и прихватив с собой заранее портфель, Хан выскочил из комнаты и направился к лестнице. Когда он проходил мимо комнаты Оливии, в сердце больно защемило, но тут же отпустило, когда паренек уже в который раз пообещал себе найти девочку. Черт, как же он, все-таки, скучал. За ее теплыми ручками, обвивавшими его шею, мягкими крохотными ладошками, проводящими по его волосам и иногда замиравшими на щеках брата. Скучал за озорным блеском карих глазенок и мягкими светлыми волосами, которые так любил ерошить рукой, за звонким и счастливым смехом. Скучал даже за ее голубым дождевиком, который она носила везде и всюду, не зависимо от погоды. На глаза даже навернулись слезы, но Джи быстро утер их и, тряхнув головой, поспешил вниз по лестнице. Быстро выйти не получилось — возиться с шнурками пришлось дольше, чем предполагал парнишка. Он хмурил брови мысленно ругался на свою обувь. Наконец, шнурки завязаны, и Хан выскочил на улицу.
На ходу парень вставил в свой старый плеер кассету — давно нарытый сборник песен. Он давно не прикасался к плееру и потому кассета долгое время пылилась на полке, пока сегодня вдруг не захотелось музыки. Надев наушники, Джи нажал кнопочку и зашагал по дороге, вслушиваясь в позитивные ноты. Было невероятно хорошо — в это время по утрам уже начинало подмораживать и потому лужи подернулись тонким льдом, на траве белел иней. Хан выдохнул и в воздухе замаячил белый пар. Руки, подмерзшие, захотелось потереть друг о друга, но побоявшись опять содрать струпья, парнишка сунул их в карманы. Он уже пожалел, что не надел шапку и нормальные ботинки вместо кроссовок, но возвращаться уже совсем не хотелось.
Джи сразу подумал о том, что брат бы сейчас чуть ли не пинками погнал его домой одеваться, потому что «ему не надо, чтобы он болел». Да ему то и самому это не особо нужно — ему как-то все-равно. Губы тронула теплая улыбка. Он настолько давно по-человечески не общался с братом и друзьями, что даже соскучился. Соскучился за постоянным обиженным возгласом Чонина «Заткнись, Минхо!» на очередную шутку в адрес его невысокого роста. Маленький, всего на пару сантиметров ниже Джи, он всегда с заботой поглядывал на друга своими карими глазами. Парень уже и забыл, когда в последний раз шутя взлохмачивал его темные волосы и слышал его фырканье в ответ. Да разве об одном Яне он сейчас подумал? Совсем нет. Хёнджин, его верный товарищ-художник, с которым они часто просиживали вечера в парке и высматривали за кронами деревьев красный, как яблоко закат. Сейчас это будет пустой тратой времени — небо завлекло облаками, а рисовать голые деревья не было желания ни у Хана, ни у Хвана. Как же Джи скучал за тихим просиживанием в парке с блокнотом на коленях и карандашом в руке. Скучал за теплым взглядом и доброй улыбке. Даже за Феликсом, которого мог видеть чаще остальных — дома — Хан скучал. Раньше они много болтали перед сном о самых разных вещах. А сейчас парнишка не может говорить и засыпать приходилось в тишине. Конечно, он мог настучать по тумбе, но до нее нужно тянуться, что весьма непросто. Серьезный, но такой заботливый и любящий, брат почти заменил Джи мать. Он многому его научил и всегда помогал, если возникали какие-либо затруднения. А Минхо? А что он? А он просто болтун. Из его рта могло выйти неисчисляемое количество слов, и зачастую они заставляли смеяться или слегка попрекнуть за неуместный юмор. И это все? Нет, конечно. Еще он — просто убежище Хана от всего мира и проблем, человек, пытавшийся открыть ему глаза и направить на прямой путь. Ли — человек, в котором хотелось раствориться и остаться жить навеки. Минхо — первый человек, которого Джи сам хотел поцеловать, без отвращения и неприязни. Но об этих вещах парень старался не думать — конечно, жизнь жизнью, но пока он не найдет Оливию — никаких влюбленностей.
Прошатавшись так полчаса и уже порядком озябнув, Хан поспешил в школу. Пальцы на ногах замерзли и согнуть их было очень больно. Нос и щеки тоже неприятно пощипывало. Добежав до многолюдного здания школы, Джи взглянул на большие настенные часы — у него пятнадцать минут. Наверняка, Ликс уже все уши ребятам прожужжал, что Джи куда-то убежал с утра. Так и есть — не заходя в раздевалку, парнишка сразу направился к шкафчикам и там встретил неразлучную четверку парней. Улыбнувшись, он осмотрел их встревоженные мордашки и поспешил составить им компанию. Подойдя сзади, Хан обхватил за шеи Чонина и Хёнджина и коснулся губами щеки каждого из них. Хван и Ян удивленно переглянулись и уставились на улыбающегося друга. Это с чего вдруг такие нежности? Неужели, настроение хорошее? Нет, так не бывало даже до того, как Оливия пропала.
— Ты где была? — спросил Феликс. — Почему ушел пешком? Я бы тебя подвез!
— Не ругайся, мне захотелось пройтись! — коротко простучал Джи по дверце своего шкафчика и поцеловал в щеку уже брата.
— Ну, здорово, гуманитарий, а почему я обделенный? — спросил возмущенный Минхо, разведя руки.
Парнишка на секунду поджал губы. Черт, Ли, знал бы ты, как он этого хочет сам. И совсем не в щечку и не по-дружески. Но ведь сейчас этот придурок еще обидится… Пошел он в задницу…
— Окей!
Джи схватил его за воротник и слегка наклонил к себе — Минхо был его значительно выше. И совершенно случайно, коснулся губами уголка рта парня. У того кровь отлила от головы к другому месту, как когда раньше он листал журналы с обнаженными девицами. Но это было по-настоящему, потому что его почти в губы поцеловал Хан Джисон — тот, кого, Минхо был уверен, любил намного больше, чем своих кошек. Почти. Ли выдохнул, поправив повязку и вылупился на друга, который изо всех сил старался не залиться сейчас румянцем. И, удивительно, у него это получилось.
— Доволен, обделенный? — с усмешкой простучал он.
— Да, — сглотнул Минхо. — Ну что, у нас геометрия. Погнали?
— Да, идемте. Уж лучше прийти раньше звонка, чем даже через секунду после, потому как эта мымра с нас три шкуры сдерет! — сказал Чонин.
— У меня физика. Пожелайте мне удачи! — грустно сказал Хёнджин и поплелся в класс. Вслед ему раздались голоса друзей и громкое постукивание ногтем по шкафчику:
— Удачи!
Наконец, спустя две недели, объявили результаты контрольной работы. О ней все уже давно забыли, а Джи и вовсе не знал — именно в этот понедельник он прогулял, отходя от шока вместе с Феликсом. И, оказывается, он уже успел остаться после уроков и написать ее, пока Хан раздумывал над тем, где следует искать Оливию. Потому сейчас учительница обратилась к нему:
— Хан, тебе нужно остаться после уроков в скорейшем времени и написать контрольную работу. Когда ты сможешь остаться?
— Сегодня.
— Ли, переведи! — раздраженно воскликнула женщина.
— Сегодня! — повторил Минхо и с презрением взглянул на преподавателя. Неужели она не понимает, как тяжело общаться с людьми парнишке, потерявшему способность говорить? Он уже довольно долго служил тем самым мостиком между ним и учителями, которые не понимали азбуку Морзе и его друга. Он был своего рода «переводчиком» — Морзистом, если его можно так назвать.
— Хорошо. Значит, сегодня я жду тебя, Хан!
«Блин, прекратите меня называть по фамилии!» — сердито подумал Джи и нахмурил брови. Даже «гуманитарий» и «принц» ему привычнее собственной фамилии. Еще бы — прозвища Минхо порой раздражали, но к своим паренек уже довольно сильно привык. На самом деле, оставаться после уроков не было ни малейшего желания. Просто нужно было написать сразу эту дурацкую контрольную и больше к ней не возвращаться.
Теперь нужно было решить, как ее написать. В математике Джи — тормоз и потому сам не справится с этими адскими задачами. Минхо? Ну, вряд ли — у него другой вариант и он, наверняка, не помнит условия. Феликс? Вполне может быть.
Хан быстро выдрал лист из конца черновика и настрочил брату записку. Минхо спросил:
— Ты опять вернулся к графическому способу передачи информации?
Парнишке было лень ему писать, а стучать палевно — учительница услышит и обязательно отсадит куда-нибудь подальше. А отделяться от Минхо не хотелось — он и так слишком долго был от него отдален. Джи всего лишь показал парню язык и незаметно передал клочок бумаги Ликсу.
«Если помнишь, как решается эта фигня — напишешь мне ответы? Пожалуйста! Люблю тебя!» — прочел Ли и, закатив глаза посмотрел на брата. Тот, сидя в пол-оборота к нему, состроил жалостливое лицо и тот нехотя прошептал:
— Ладно!
Хан тихонько захлопал в ладоши и отвернулся. Все. Проблема с геометрией решена. Можно дальше радоваться жизни.
Школьный день прошел спокойно и, казалось, совсем не отличался от других. Только вот сегодня Джи вновь ожил. Он стал таким, как раньше — веселым и общительным. Правда, общался не так, как раньше… Ох, лузеры много бы отдали за то, чтобы услышать вновь голос паренька. И увидеть прежние его глаза — яркие, спокойного фиолетового цвета, а не почти черные, как сейчас. Конечно, они были уверены, что вскоре Хан отойдет и снова будет прежним.
После уроков парень, как и планировал, остался переписывать контрольную. Исписанный мелким кривым почерком Феликса клетчатый лист бумаги спокойно лежал на парте — учительница лишь дала задание, времени сорок минут и удалилась, что весьма благополучно для Хана. Он почти слово в слово переносил ответ в тетрадь, попутно исправляя и орфографические ошибки. Иногда он даже цокал и неистово мотал головой — черт, ошибаться в элементарных словах… Тяжелая доля гуманитария — раздражаться от каждой мелочи. Так ведь и Феликс с Минхо, асы в точных науках, удивлялись, как можно не соображать в той же физике или геометрии. Чонину и Хёнджину было проще — у них полная стабильность по всем предметам.
Джи снова отвлексе. «Блин, последняя задача, Хан, соберись! Домучай уже эту гребаную контрольную и проваливай домой!» — мысленно ругал сам себя парнишка. Он снова старательно заскрипел ручкой. Цифры, цифры, слова… Все. Наконец, дописал. Облегченно выдохнув, Джи расслабленно потряс руками в воздухе. Пальцы будто норовили отвалиться — так уж их выламывало. Скомкав лист с ответами, парень сунул его в карман. И, как по счастливой случайности, именно в этот момент вошла преподавательница.
— Ты написал? — с порога спросила женщина.
Хан кивнул и, закрыв тетрадь, поспешно подошел к учительскому столу. Положив прямо перед педагогом контрольную, он вышел, не попрощавшись. В конце концов, парень нем как рыба, а его «торохтение» по стене женщина не поймет.
Времени было уже около четырех. В воздухе снова похолодало и Джи, скукожившись и засунув руки в карманы, как можно скорее шел по улице. Он стремился как можно скорее преодолеть расстояние от школы до дома и, придя, завернуться в одеяло с чашкой горячего чая в руках.
От мыслей о домашнем уюте Хан снова незаметно для себя перешел к другим. Почему Джон именно его хочет сделать своей «приманкой»? Почему нельзя взять кого-угодно другого, запуганного до невозможности? Нет, он не хотел перекладывать свои «обязанности» на других, но просто это интересно. Но ведь Матурин упоминал, что страх делает мясо более вкусным для монстра и потому он жрет детей, которых проще напугать. А ведь если он такой же раб своего желудка, как и любой среднестатистический человек, то в этом нет ничего удивительного. Тогда, конечно, именно Джи будет незаменимым. Но что если вдруг появится кто-то другой, не испугавшийся клоуна? «Не тупи, гуманитарий, — фыркал мысленно парень. — Он сделает из вас две приманки чтобы побольше сожрать!». И он вновь напоминает себе о том, что слишком привык к этому прозвищу. Чудненько!
Хан проходил мимо затененного переулка, заставленного старыми деревянными ящиками из-под мандаринов. Джи зачем-то остановился, вглядываясь в гору трухлявых ящиков у стены одного из домов и изувеченный асфальт. В дыре образовалась лужа, которая уже начинала подмерзать. Где-то вдалеке слышался топот детских ног и смех. И этот смех показался парню каким-то до боли знакомым. А затем его и вовсе передернуло — из-за одного дома выскочила фигурка шестилетней девочки в голубом дождевике и резиновых сапогах. Хан открыл рот и беззвучно прошевелил губами: «Оливия!». Не было сомнения — это она, его маленькая сестренка. Забыв об осторожности и прочем, он бросился за Оливией, которая в то время скрылась за другим домом. Добежав до поворота, парнишка посмотрел в то место, куда спряталась девочка. Здесь тупик. Но Оливии здесь не было. Куда она, черт возьми, делась?
По коже пробежался табун мурашек. Нет, совсем не страшно — просто холодно. Джи сначала решил, что это галлюцинации, потом подумал, что это фокусы Джона и поспешно развернулся, чтобы убраться оттуда, но это ему не удалось.
Дорогу ему преградила высокая фигура Джона в его привычном костюме с сигаретами. Он растянул темно-красные губы в хищной улыбке, обнажая зубы, похожие на кроличьи. Глаза его сверкнули в затененном переулке, как два ярких фонаря. У Хана перехватило дыхание. «Что тебе нужно? Где Оливия?» — хотел спросить он, но не мог. Оно словно прочитало его мысли:
— О-о, Джисон-и не может вымолвить и словечка — какая жалость! — он состроил грустную мину. — Ты пойдешь со мной, мальчишка!..
Джи с невозмутимым лицом показал мужику средний палец. Он был не уверен, что оно поняло. Однако, Джон разозлился — надо же, поняло! Какой догадливый монстр! Оно резко схватило парня за шею и швырнуло об стену. Последнее, что почувствовал Хан — резкая боль в голове и пустота, тягучая, как трясина. Эта пустота затягивала его целиком и Джи отключился, обвиснув в ослепительно-белых руках мужчины.