Гроза

 С трудом упросив их отдать мне мой зонт и сотню раз обменявшись прощаниями, примерно по десятку с каждым из незнакомцев, я покинул родной дом. Мне никуда не нужно. Странно, что они этого не поняли.

Я ускоренно зашагал по сырой земле. Я всегда становился сильнее в экстраординарных условиях. Днем все было таким цветным, а именно синим и серым. Из-за обескуражившей меня непривычной темноты я мог лишь в общих чертах видеть, где шел. Но это не беда, потому что я все помню. Хоть я давно здесь не был. Хоть это место мне и незнакомо.

Дождь был небольшой или я его не замечал, потому надо мной был зонт. Я держал в свободной руке. Одной из своих свободных рук. У меня их было две, так как свое имущество я ношу в рюкзаке на спине, хоть это и не очень удобно. Я не часто мучаюсь вопросами. Жизнь всегда заботится о том, чтобы дать мне доносчивый ответ. Но буду очень благодарен, если скажете мне, что такое счастье. Но вы вряд ли это сейчас вспомните. Я ведь прав? Ай-ай-ай, как можно упускать такую ценную информацию. Ненавижу, когда не вспоминается. Не воспринимайте всерьез. Это разговор о личных предпочтениях. Может, это только мне, но трудно говорить о чем-то ином под дождем. Конечно, в такую-то грозу и с такими-то молниями. Безусловно, они ничего не меняют.

Я шел по черной тропинке, проходил мимо черных деревьев. Никаких красок. Такое уж состояние природы темнота. Если присмотреться, некоторые тени кажутся светлее других. Такие неправдоподобные мысли приходят, когда смотришь на небо.

Полный надежды, что она-то приведет меня к истине, я посмотрел на землю. Тут я понял, что от сырости в ногах у меня болят пальцы. Я был один и видел что-то божественное в молниях, стрелами пронзающими небесную твердь. Увидеть землю возможно было только в короткие мгновения, когда ударяла молния. Тогда передо мной вставал выбор: любоваться сверкающими вспышками или черной грязью и мокрым песком. Кроме тех случаев, когда эти вспышки сверкали у меня за спиной, что случалось довольно часто. Конечно, в молниях не было ничего особенного. Они были одни в кромешной тьме.

Наконец, я увидел фонарь. Я почувствовал себя мотыльком, тянущимся к свету, даже если тот грозит ему погибелью. Мне захотелось остановиться. Поразило меня то, как на этом маленьком островке света сохранились все цвета, по которым я так тосковал, а именно синий и серый. Полюбовавшись немного неожиданно милым так беспристрастно и стоически серым асфальтом и безуспешно пытающимися развеселить его белыми крапинками, я пошел дальше. На самом деле, я и не останавливался, и, само собой, не сбавлял шаг.

Все так же молнии согласно своему капризу освещали мне путь, а могли подолгу и не освещать. Дождь с мощью забарабанил по зонту. Дождь и ветер почти оглушали меня. Эти два товарища работали в паре. Ветер сметал зонт в сторону, и мне приходилось придерживать его второй рукой и постоянно рассчитывать направление атаки. Дождь же старался за это время как можно больше меня намочить. Теперь я вспоминаю, что все это время на меня был надет капюшон. Так что моя драгоценная голова особо сыростью не задевалась. Поскольку я был в коротких шортах, больше страдали мои голые ноги.

После того, как я оставил фонарь позади, мое восприятие ситуации очень изменилось. Я не боюсь темноты. Я просто ее не любил за то, что в ней трудно найти дорогу. Я не стал ее бояться. Однако в ней появилось что-то отчаянное. Через такие ситуации жизнь доносчиво дает тебе ответ на разные вопросы. Лучше всего я это почувствовал... Вернее, лучше всего я это понял, когда попал в какой-то узкий переулок. Предположительно, потому что точно я сказать не могу, моя стопа нередко приземлялась в мокрую траву, и все что было у меня перед глазами – это черный пушистый клубок листвы неизвестного дерева на фоне неба. Надо будет позже вернуться и посмотреть на него глазами. Не может быть, чтобы это же дерево стояло тут и днем и спокойно себе зеленело. Не может быть, чтобы этот кривой забор, вдоль которого я иду, днем также навесом косился над землей и безобидствовал. Не может быть, чтобы я, бредущий в этой тьме, был тем же дневным человеком, занимающимся обыденными делами и болтающим бессмыслицы. С другой стороны, в такой темноте неизбежно водятся монстры. В силу необходимости, насколько я могу судить. Что значит, это железный закон.

Да, мне захотелось крикнуть. Да, во мне забурлило. Да, в такой тьме ты неизбежно ощущаешь себя королем мира.

Если всерьез рассматривать возможность крика, то хочется извергнуть из себя что-то животное, первобытное. Грозно взорваться, заставив стынуть кровь в жилах всех. Или заставив весело и возбужденно биться сердца.

— Извините, что приносил вам столько проблем! – весело и задорно вырывается из меня после тщательного выбора формулировки.