ГРОМОВА

    Четыре часа утра, льёт дождь. А я стою на балконе многоэтажного дома. Павел расположился рядом, курит. Внутри незнакомой мне квартиры, где мы веселились, люди беззаботно пили и танцевали. Я не знаю причину, по которой мне мерзко возвращаться туда. Надоело смотреть на глупые, пьяные лица. Или пить, отравляя свой организм. Не ведаю. Однако, честно, после недавних событий, что-то во мне сломалось. Я даже не притронулась к алкоголю. Всюду кутёж, а я лишь думала о Николае. Игра, невольным участником которой я стала, начала приносить мне гораздо большее удовольствие, чем шампанское.
Держась за ржавые и мокрые перила балкона, я смотрела вниз. Этаж, где располагалась квартира, кажется, был одиннадцатым. Здесь я впервые. Впрочем, большинство молодежи моего города тратят жизни в таких местах. Вот и моя очередь.
Холодно и зябко. На улице темнота, фонари не работают. Небо затянуто. Лишь шум деревьев, ветра и бьющихся капель.
— Знаешь, я бы тоже воровал, если была возможность,— сказал провокационно Павел, выкинув сигарету.
Я, не поведя бровью, кивнула, уставившись на куст у дома, который волновался на ветру. Знаю, что Павел выводит меня на эмоции. Мы обычно так делаем. Питаемся чувствами, злостью, агрессией. Я, например, делаю это, потому что мои эмоции уже приелись. Они не такие яркие, не такие разнообразные, как у других людей. Чувства других приносят мне истинное наслаждение. Но сейчас провокации Павла совершенно не к месту. Мои волосы развивались от малейшего дуновения ветра, мне приходилось поправлять их бледною рукой.
— Почему ты не пытаешься меня переубедить?— спросил он, подойдя ближе.
Смотрел неотрывно на меня, чувствовала его дыхание. Однако душой я не с ним.
— Знаешь,— ответила задумчиво я,— давно поняла, что этому миру нужны разные люди. Богатые и бедные. Честные и обманщики. Умные и глупые. И я не собираюсь изменять твоё мышление, потому что, раз ты так считаешь, это необходимо миру. Бред, но я действительно так думаю. И, если пройдет время, ты изменишь своё мнение, так тоже будет правильно. Прежде всего, цени красоту всякого, понимаешь? Не переделывай человека под свои выдуманные идеалы. Люди не должны оправдывать твоих ожиданий.
Павел слушал меня, не перебивая. Что странно, ведь обычно он спорил со мною, либо просто, не дослушав, останавливал. Я казалась ему слишком глупой, чтобы он считался с моим мнением. Всегда чувствовала его снисходительное отношение, словно я маленький ребёнок.
— Я пытался разжечь тебя. Согласен с тобой,— он встал позади,— ты сегодня слишком серьёзная.
Он обнял меня нежно, словно боялся поцарапать мою плоть, сломать крылья на моей спине. Я почувствовала, как его губы коснулись моих волос. Почти неощутимое, быстрое движение. Неловкое, но такое трогательное. Казалось, что он стеснялся. Такой холодный Павел, который разучился чувствовать, сейчас обнимает меня, наслаждаясь запахом дождя и моих волос.
Честно говоря, мысли о политике, Николае и информатике вмиг покинули мою голову. Оказалось, что я могу играть в более крупную игру. И театр военных действий развернулся прямо на небольшом балконе. Но я не чувствовала сейчас, что Павел играет. Я не чувствовала, что воюю.
Он прижал меня к себе, я ощущала его руки на своей талии. Всего во мне тогда было достаточно. И добра, и зла. Не хотелось лицемерить, не хотелось думать. Лишь спокойствие, которое обволакивало меня, каждую часть моего тела.
— Я засыпаю,— выдохнув и улыбнувшись, прошептала я.
Страдая от переизбытка энергии, мой сон был крайне неспокойным. Если и удавалось заснуть, то лишь на несколько часов. Но сейчас, когда Павел обнимал меня, все моря в моей душе успокоились.
— Наверное, просто доверяю,— эти слова дались мне с трудом, ведь мы оба сомневалась в их правдивости,— поэтому ты действуешь усыпляюще.
— Я не лучшая кандидатура для доверия,— он уткнулся в мою шею.
— А я не подхожу для поцелуев,— упрекнула я,— ты говорил, что я мерзкая.
Мы действительно регулярно признавались друг другу во взаимной ненависти. Некоторые оскорбления сыпались прямо во время страстных поцелуев. Но, проигнорировав меня, Павел предложил:
— Поехали в загородный дом на выходных? Будем там с утра до вечера.
В этот момент небо озарилось ярким светом. Молния, причудливой ломаной линией, раскинулась на небе. Искровой заряд в атмосфере, который волнует всякого человека. Я даже подпрыгнула от увиденного зрелища. Мы с Павлом засмеялись, когда всё утихло. Такая озорная лёгкость.
Люблю ли? Люблю его? Карие глаза, ресницы, манера курить... Всё это, конечно, волнует что-то в моей груди. Но это не есть любовь. В этом человеке есть нечто отталкивающее. Эта деталь не даст мне влюбиться окончательно.
Или душа моя просто иссякла, я уже никогда не полюблю со страстью и трепетом? Да, пусть будет так. Пусть я больше никогда не полюблю. Это лучше, чем страдать. Но закрывая глаза, я вижу его лицо. И лишь на том старом балконе, я узнала, что можно быть счастливой от любви! Что меж людьми могут быть нормальные, здоровые отношения.
А потом, уверьте, мне стало стыдно за мимолётную привязанность к Павлу. Он, словно хвастаясь, рассказал мне о девушке, по которой тоскует. И которую, кажется, любит. Я же, обиду съев, зубы сжала. Сердце выкинула, а в железе душу утопила. Слушала Павла, правда, без рвения. Тряслась, наверное, от холода.
Потом я обнимала и царапала его руку. И кровавые царапины истязали бледную, мраморную кожу. Он позволял сегодня мне такие шалости. Сколь ещё долго продлиться наше общение? Но сейчас мне кажется, что, расставшись, я буду сожалеть и скучать. Однако время пройдет, мы забудем, больше никогда не встретимся. Он лёгкий, неощутимый. Оставит и растворится. Дым. Мне сейчас мало его.
Уйдёт. Пожалуйста. Я подвинусь, уступая дорогу. Но мы оба знаем, что больше никогда, никогда не увидимся. Не узнаем ничего о жизни друг друга. Забудем, вычеркнем воспоминания. На что же я тогда надеялась, раз всё знала? Что нас связывает? Ничего.
Покинув обитель похоти, я направилась домой. Шла по улице, курила и плакала. Но чувствовала счастье. Ибо, неужели я, черствая и безутешная я, влюбилась? Но не в силах окунуться в этот омут с головою, я лишь равнодушно вытирала слезы. Заранее предвкушая боль, депрессии, мысли о никчемности и смерти.
Моё эмоциональное состояние сделалось крайне нестабильным. Я могу быть бесконечно счастлива днем. И быть в бешенстве, в слезной истерике ночью. Мерзкое, мерзкое состояние. После последних, убивающих мою душу чувств, я вряд ли смогу любить. Отдаться этому сполна и не пожалеть. Не бояться потерять время.
Лишь неяркие эмоции будут тревожить меня до конца дней. Но я то смеюсь, то плачу, то курю. Хочется спать. Но утром романтика вечера пропадает, мысли ясны. Так что я буду наслаждаться остатками ночи, пока есть время.
Всё об одном и том же, только словами разными. Люблю? Люблю?! Если я задаюсь этим вопросом снова и снова, уже значит, что об этом чувстве, толкающим людей на безумства, речи идти не может. Ведь моё прошлое чувство было непоколебимым, безоговорочным, не вызывающее сомнений. Но, может, стоит подождать? Или... нет, всё пустое. Я уже думала заставить себя влюбиться, чтобы почувствовать себя живой. Обычной и наивной девушкой, которая ещё не разочаровалась в жизни. Какая смешная и грустная забава. Для чего я измучила себя? Наверное, скука. Мне скучно. Не пить же мне от скуки. Хотя, что водка, что любовь – вред один.