Глава 4
Ночь. И через пару часов рассвет. Новый день, придется отправляться на занятия. Я не спала, даже не пыталась. Придя с митинга, я, опустошенная, села на пол у зеркала. Даже не снимая уличную обувь. Выключила свет, теперь лишь неяркая луна и уличный фонарь освещают мою старую комнату.
Табачный дым, заполнивший помещение, впитался в мою одежду и кожу. Уже забыла, какую по счёту сигарету курю. Губы неприятно жжёт. Они опухли от количества выкуренного табака.
Из зеркала на меня смотрит пустая девушка. Живой труп. Исхудавшее лицо, бледное. Недавние события столь сильно потрясли её маленький, убогий мир. Она слышала о людской жестокости. Об этом, кажется, всякому ребёнку рассказывают. Но никогда не сталкивалась с этим лично. Она никогда не видела, чтобы человека, который хочет кусок хлеба за свою работу, избивали дубинкой. И не понимает, почему бьют простой трудящийся народ, который хочет счастья, а не жуликов и воров.
Тело девушки словно исчезло во мраке ночи. Осталась лишь тонкая шея, истощённое лицо. Сильно выраженные скулы. А зрачки так расширены, что не разглядеть истинного цвета глаз. Они даже не сверкают, а, кажется, наоборот, впитывают в себя свет, словно чёрные дыры. Глаза хоть и большие, но глубоко посаженные.
Короткие, но густые ресницы. Тонкий, слишком сильно вздёрнутый нос. Он всегда красный, словно хозяйка постоянно его смущается. Но, скорее всего, она имеет проблему с давлением. И эта черта придает её суровому лицу нежности.
Девушка смотрит так, своими чёрными глазами, словно пытается заглянуть в душу человека. Соколиный взгляд, пронзающий. Она щуриться. Хочет разглядеть самые потаённые секреты. Узнать то, чего человек стыдится.
Брови цвета угля, прямые. Фиолетовые синяки под глазами, которые сильно выделяются на белой коже. Острый подбородок. И красный шрам сбоку нижний губы, который похож на рану.
Вероятно, девушке из зеркала не нравиться её внешность. Однако именно такой, пустой и мёртвой, она чувствует себя. Внешность олицетворяет её характер.
Прошло около часа. А я всё еще не считала девушку из зеркала собою. Тогда я поднялась на ноги, далось мне это, право, с трудом. Ноги затекли. Я отыскала на своем пыльном рабочем столе, где царит вечный беспорядок, маленькие, железные ножницы. Они блестели в ночной тьме. Я подошла к зеркалу, схватила свои длинные волосы. Намотав локон на кулак, я начала неаккуратную стрижку. Мне больше не хотелось нравиться людям. Поэтому я нарочно стригла неровно. Тёмные локоны летели на деревянный пол. И я выдохнула, когда волосы стали достигать уровня лопаток. Отложив ножницы, кинулась искать давно потерянный карандаш для глаз. И, перерыв всю бумагу на рабочем столе, я, наконец, нашла его. Неумело накрасив глаза чёрным карандашом и воспользовавшись тушью, встала в середине комнаты, заполненной дымом. Теперь моё лицо выражало траур и скорбь. Печаль по давно умершей девушке в моём теле. Я поняла, что отныне всегда буду краситься так.