Несправедливо
А он продолжал:
Для начала я хочу почувствовать твой поцелуй — ведь мы договорились, что я получу твой поцелуй в обмен на туфельки?
Лиса аж зубами скрипнула. Да как он смеет насмехаться над ней?
— Я об этом не договаривалась! И для начала я хотела бы, чтобы ты убрался с моих глаз!
— Но ведь ты и не возражала, — напомнил он ей. — Поэтому ни один из нас не ляжет спать до тех пор, пока я не получу причитающийся мне поцелуй.
Лалиса разозлилась.
«Ах так, — подумала она, — ладно, ты получишь свой поцелуй». Она подошла к нему, приподнялась на цыпочки и, плотно стиснув губы, прижалась ими к его губам. Потом отступила на шаг, готовясь торжествовать победу, но он покачал головой.
— Никуда не годится. Так дело не пойдет, дорогуша. Его безапелляционный тон лишь подогрел ее возмущение.
— Что такое? Ты требовал поцелуй, и ты его получил!
— Это был не поцелуй. А мне нужен настоящий поцелуй женщины, — заявил он, улыбаясь самой плутовской улыбкой. — Давай-ка обними меня за шею своими нежными ручками.
Стиснув зубы, она положила самые кончики пальцев на его плечи.
Он скорчил гримасу.
— Да ведь так, если захочешь поцеловать меня, ты упадешь лицом вниз, — засмеялся он. — Подойди ближе… поставь ноги между моими ногами… вот так. А я, чтобы помочь тебе, наклонюсь к тебе.
Силы небесные, он так и сделал! Он наклонил свою голову в тот самый миг, когда она подняла свою.
Их губы встретились. У нее перехватило дыхание. Горячая волна пробежала по телу. Пальцы вцепились в его плечи. Смущенная собственным порывом, который оказалась не в силах сдержать, она отпрянула от него.
Он улыбнулся.
— Это уже лучше. Давай-ка попробуем еще разок. Предательское теплое чувство распускалось в ней, словно розовый бутон под лучами полуденного солнца. Странная дрожь охватила тело.
Чонгук смотрел на нее загадочным взглядом. Она с испугом обнаружила, что сильные руки обнимают ее за талию. Руки были такие теплые… такие мужские… у нее путались мысли. Ей не следовало соглашаться. Сама виновата, что попала в такую переделку.
— Великолепно, — пробормотал он и снова завладел ее губами. Он обнял ее еще крепче и приподнял над полом. Она задрожала. Он взял губами ее нижнюю губу и нежно втянул в рот. Лиса чуть не потеряла сознание, настолько острым было наслаждение, которое она испытала. Она забыла, где они находятся, она забыла, кто они такие. Забыла, что он Чонгук из клана Чонов, а она всего лишь его пленница.
Дрожь пробежала по ее телу. Если бы она могла знать заранее, что Чонгук будет прижимать ее к себе, терзать ее губы и прикасаться руками там, где не следует, она бы ни за что не вошла в его комнату! Наверняка он чувствовал себя победителем, и ей, как ни прискорбно, пришлось это признать. Он не применял к ней силу, он нашел другой способ — способ, против которого она оказалась бессильной. Он покорил ее лаской!
Как сквозь туман Лиса почувствовала, что он внимательно смотрит на нее. Приподняв пальцем ее подбородок, он заставил ее взглянуть ему в глаза.
— Вот теперь можно сказать, что я не прогадал на обмене.
Лиса залилась краской от смущения и вдруг обнаружила, что все еще обнимает его за шею.
Она быстро опустила руки. Если бы он торжествовал победу, ее бы это возмутило. Но он не торжествовал, и это ее озадачило.
Чонгук подошел к кровати.
— Это, кажется, твоя ночная рубашка. Можешь надеть ее, — озорная улыбка тронула его губы, — но можешь и не надевать — как тебе больше нравится. Должен признаться, я предпочел бы последний вариант. — Он медленно обвел ее оценивающим взглядом. Лисе показалось, что его взгляд раздевает ее.
Она сердито взглянула на него — пусть видит, что ей это не нравится!
— Насколько я понимаю, мне придется лечь рядом с тобой, — резко проговорила она. — И только потому, что ты сильнее меня и мне с тобой не справиться. Но клянусь всеми святыми, мой повелитель, что — хоть бей меня, хоть посади в темницу! — Я не лягу голая рядом с тобой!
Будь по-твоему. — Он пожал плечами. — А вот у меня, к счастью, таких комплексов нет.
Он снял сапоги, потом плед, и, когда очередь дошла до туники, Лиса тихо охнула, увидев, что слова у него не расходятся с делом — он будет спать голым!
Она была так потрясена, что не отвернулась и не зажмурила глаза, как это следовало бы сделать. Слова протеста застряли в горле. Голый, он казался еще выше, еще шире в плечах. И она — грешница из грешниц! — не могла подавить желание опустить взгляд ниже и хоть одним глазком увидеть, что же там дальше. На какую-то долю секунды она увидела то, что хотела увидеть, потом ее взору предстали крепкие мужские ягодицы — он повернулся к ней спиной и направился к кровати. Она наконец отвела взгляд и покраснела от стыда. Как она сможет теперь смотреть ему в лицо…
— Я должен встать на рассвете, Лиса. Было бы очень любезно с твоей стороны, если бы до этого времени ты легла в постель, — насмешливо сказал он. Сжав губы, она молча смотрела на него.
— Не ляжешь? — ухмыльнулся он. — Значит, ты предпочитаешь спать стоя? Уверяю тебя, это очень неудобно. Уж я-то знаю, ведь мне не раз приходилось делать это, когда я был мальчишкой и пас овец. Однажды я даже скатился вверх тормашками по склону. — Он сделал паузу. — Холодно, наверное, стоять там? Но выбор за тобой, дорогуша, уют и тепло моей постели — или ночной холод.
У Лисы не было желания спать стоя или улечься на холодный каменный пол.
Их взгляды встретились: его — вопросительный и ее — умоляющий.
— Отвернись, — прерывающимся шепотом попросила она.
Чон чуть было не напомнил ей, что уже видел то, что она так тщательно от него скрывает. Но интуиция подсказала, что он рискует потерять все, чего добился этим вечером. Он повернулся лицом к стене.
Лиса сняла платье и натянула через голову ночную рубашку. Она перелезла через него, стараясь не прикасаться, очень осторожно откинула одеяло, опасаясь вновь увидеть то, что уже видела, и торопливо скользнула под одеяло.
Чонгук, опершись на локоть, смотрел на нее. Он не улыбался, и по выражению его лица было трудно понять, о чем он думает.
— Мне кажется, тебя слишком оберегали от действительности, — задумчиво произнес он. — И ты, возможно, ничего не знаешь о мужчинах… о жизни. — Он чуть помедлил. — Того, что происходит между мужчиной и женщиной, не надо бояться. От этого получаются дети…
— Я знаю, как делаются дети! — буркнула Лиса, заливаясь краской стыда.
— В таком случае почему ты так боишься этого? — тихо спросил он.
Она хотела было притвориться, что не поняла вопроса, но это означало бы солгать. Придерживая рукой простыню у подбородка, она едва заметно покачала головой.
— Прошу тебя, не спрашивай, — ответила она. — Я не могу сейчас тебе сказать.
Он протянул руку и взял прядь волос, лежащую на ее груди. Лиса замерла. Ей показалось, что даже сердце перестало биться. Вот, начинается, подумала она. Он уверял, что даст ей время привыкнуть к мысли о том, что случится, но опять обманул! Ей следовало бы с самого начала знать, что так и будет!
— У тебя прекрасные волосы. Они как живой огонь. Его шепот обволакивал ее, словно мягкий, тонкий шелк. Она вгляделась в его лицо, но не заметила ни насмешки, ни издевки.
— Нет, — робко возразила она. — Они слишком рыжие. Как у моего отца. — Она поздно сообразила, что говорить этого не следовало, и приготовилась заранее увидеть на его лице холодное, презрительное выражение.
Но ничего подобного не случилось.
— Ты знаешь, а они бы их остригли, — неожиданно сказал он.
— Что? — переспросила она озадаченно.
— Они остригли бы твои волосы… монахини. Если бы ты приняла постриг, тебя остригли бы. — Он улыбнулся. — Это был бы настоящий грех. — Он намотал прядь ее волос на свою ладонь.
Лиса замерла в ожидании боли. Но он, не отпуская ее, закрыл глаза.
Их тела не соприкасались. Единственным связующим звеном между ними была эта прядь. Лиса боялась пошевелиться. С тяжело бьющимся сердцем она прислушивалась и ждала.
Но он уже крепко спал, сжимая в кулаке ее волосы. Только убедившись, что он заснул, она наконец пошевелилась. Она вспомнила его поцелуй, и ее обдало жаром. Она подумала, что это вызвано негодованием. Отвращением…
Но в глубине души Лиса знала, что это нечто другое. Что-то с ней происходило. Что-то совсем неожиданное…
***********
Тэхён тревожился. Всю последнюю неделю он наблюдал за своим вождем. Он видел, что Чон уделяет все больше внимания этой девчонке Манобан! Он знал Чона с ранней юности, и даже свою первую девчонку они имели вдвоем! При воспоминании об этом Ким молодцевато выпятил грудь. Впрочем, девчонка потом проговорилась, что они были у нее не первыми, и, если уж говорить правду, она отдавала предпочтение коренастому Киму перед его длинным худощавым приятелем… — Да, они многое пережили вместе. Ему первому Чонгук поведал о побоище, устроенном Манобан, и о том, как погибли его отец и все братья. Это Тэхён прижимал его к себе, когда плечи Чона вздрагивали от рыданий, это он, Тэхён, не отходил от него ни на шаг, стараясь утешить его и отвлечь.
Но никогда он не видел, чтобы Чонгук был одержим женщиной. До сих пор они относились к этому почти одинаково. Оба считали, что женщины должны доставлять удовольствие, но не отвлекать от важных мужских дел. Нельзя сказать, что они презирали любовь, просто ни одному из них еще не попалась такая женщина, чьи нежные объятия могли бы привязать к себе навсегда. Тэхён был не из тех, кто оставит без внимания аппетитную девчонку, но никогда не позволял похоти брать над собой верх. Таков же был и Чонгук, хотя Тэ иногда раздражало, что на его друга девчонки заглядывались гораздо чаще. Тэ понимал, что все дело, наверное, в том, что его лицо обезображено шрамом. До такого красавца, как Чонгук, ему далеко…
На этот раз все было по-другому. Она была другой, эта девчонка Манобан. И чонгук тоже стал другим.
Тэ не мог бы с уверенностью сказать, что ему это по нраву.
Он наблюдал однажды, как его друг не отпускал ее от себя как будто боялся с ней расстаться! Смотреть на это было противно! Все это было бы еще терпимо, если бы он был хозяином положения, однако Тэхён был уверен, что хозяйкой положения была она, причем малышка даже не сознавала этого! Они вели себя как последние дуралеи. Потом он видел, как Чонгук нашептывал ей что-то на ушко. Тэхён видел, как она покачала головой и отвела взгляд и как огорченно вытянулась физиономия Чонгука. Девчонка явно не соглашалась… или, возможно, это была всего лишь уловка? Она встала из-за стола и, гордо подняв голову, направилась через зал к лестнице. Она уже скрылась из виду, а его друг все еще продолжал смотреть на то место, где она только что находилась.
Ким вытаращил глаза. Влюбился! Чонгук влюбился!
Тэхён не раздумывая, уселся за стол напротив своего друга и вождя.
— Тэхён! Как провел время, дружище? — спросил Чонгук, с трудом возвращаясь из мечты в действительность.
Ким сделал большой глоток эля. Он всегда говорил Чону правду в глаза и сейчас не собирался менять свои привычки.
— Будь с ней поосторожнее, приятель, — предупредил он. — Мы, мужчины, сражаемся мечом и кинжалом, а женщины… у них имеются свои способы обвести мужчину вокруг пальчика, да так, что он и не заподозрит этого!
Гук упрямо выпятил нижнюю челюсть.
— О чем ты? Что ты заметил? Она планирует побег? — резко спросил он.
Ким долго молчал.
— Нет, — сказал он наконец. — Она почти не разговаривает со мной.
— А с кем она разговаривает?
Тэхён покачал головой:
— Ни с кем, кроме меня. И с ней никто не разговаривает. — Он помедлил. — Она ничего не скрывает. По правде говоря, никто не говорит о том, что она планирует побег. Чимин тоже ничего такого не заметил.
— В таком случае от чего ты меня предостерегаешь?
— Она Маробан, Гук. Мне кажется, что ты забываешь об этом.
— Ошибаешься, Тэхён. Об этом я никогда не забываю.
— Ты видишь в ней женщину, — согласился Ким, — привлекательную женщину.
Чонгук усмехнулся.
— Может быть, потому, что она и есть привлекательная женщина? Будь справедлив, приятель, признай то, о чем наверняка уже сказали тебе твои глаза. Она очень красивая девушка.
— Да, — проворчал Тэхён, — она красивая девушка. Но меня она не возбуждает, Чонгук. Ты ее хочешь, не так ли?
Чон сердито взглянул на приятеля.
— Я видел, как ты на нее смотрел, Гук. Ты уже затащил ее к себе в постель?
— А это, дружище, не твое дело. — В глазах Чона сверкнул предостерегающий огонек. — И не смей называть ее потаскушкой!
Тэхён одарил приятеля не менее сердитым взглядом.
— Я не говорил ничего подобного. — И ты это знаешь, Чонгук! — Тэ сбавил тон, решив не обострять ситуацию. Чонгук был не из тех, кто заводится с пол-оборота но, если его вывести из себя, он становился опасен. — Но у тебя вид неудовлетворенного мужчины. Поэтому, как твой друг, я должен все-таки спросить еще раз… Ты уже спал с ней?
Чонгук ответил не сразу.
— Нет, — сказал наконец он. — Она меня презирает, словно я какое-нибудь мерзкое чудовище.
— Это я могу допустить, но я не такой дурак, чтобы поверить, будто ты еще не тронул ее. Она спит в твоей комнате, в твоей постели!
— Это самый лучший способ держать ее под наблюдением, — спокойно пояснил Чонгук.
— Поставь стражников перед дверью в ее комнату! — посоветовал обиженный Ким.
— Стражники нужны нам в других местах, — обрезал его он. — А она останется там, где находится.
Кима его тон отнюдь не испугал.
— Она, несомненно, девственница, дружище, чистая и непорочная!
— Я был бы очень удивлен, если бы было по-другому. Она попала в монастырь прямиком из замка Манобан. Судя по всему, у нее не было ухажеров. Да, она, несомненно, девственница, или я не Чонгук из рода Чонов.
— Не забудь, что она должна была принять постриг.
— Я не забываю.
— И с такой женщиной ты ляжешь в постель? С женщиной, которая ничего не знает о мужчинах?
— Большую часть своей жизни она прожила среди мужчин, Тэ. В монастыре она провела только два последних года.
— Тем не менее так не годится, — упрямо заявил Тэхён. — Твоими действиями управляет похоть, а не любовь!
Теперь пришла очередь Чонгука удивленно поднять брови.
— Что я слышу? Ты, кажется, защищаешь ее? А разве не ты помог мне выкрасть ее из монастыря? Ну и ну! Кто, как не ты, совсем недавно говорил, что, будь твоя воля, ..ты давно бы убил ее?
— Это было до того, как я узнал, что ты намерен сделать.
Чон усмехнулся.
— Но ведь даже я не знал, что намерен сделать. Тэхён погладил шрам на щеке.
— Суджир это не понравится, — неожиданно заявил он. «Черт бы побрал эту Суджин», — сердито подумал Чон.
— Жениться на ней была не моя идея. И я никогда не обещал этого. А что касается Манобан, то тебе нечего беспокоиться, Тэ. Речь идет о мести — вот и все. Да, я хочу ее, и, да, я ее получу. Но я никогда не предам ни тебя, ни свой клан.
Кажется, его слова убедили Кима, и разговор перешел на другие темы. Однако Чон не мог отделаться от мыслей о Лисе.
Ее страдальческий, обиженный взгляд вызвал у него угрызений совести… Но он не собирался отказываться от того, что задумал. На словах она с презрением отвергала его, но ее губы ему не лгали. Они расцвели под его губами, как ароматный бутон под лучами полуденного солнца.
Сегодня утром, заплетая косу, она перебросила ее через плечо, открыв шею — такую хрупкую, такую беззащитную. Его жезл, прикрытый лишь складками килта, тут же напрягся и затвердел. Он едва сдержал желание прижаться губами к ее шее и сжать ее в своих объятиях.
Все последние дни он наблюдал за ней и частенько думал о том, что ни одна женщина не возбуждала его так, как Лалиса. Конечно, она хлестала его своими колючими репликами, но Чон не забыл, какую истерику она закатила, когда он потребовал родить ему сына.
Он помнил, как она съеживалась всякий раз, когда он прикасался к ней. И все же она, очевидно, доверяла ему, потому что с некоторых пор старалась держаться поближе к нему, когда к ним приближался кто-нибудь из его людей.
Наконец он понял.
Она чувствовала себя неуютно в присутствии мужчин.
Он постоянно размышлял над этим вопросом. Сначала ему пришло в голову, что все дело в смертельной вражде между кланами. Какая женщина не испугается своих врагов? Потом он подумал, что, возможно, всему виной ее безмятежная жизнь — ей повезло, она не знала ни мирских тревог, ни забот. Но, как он уже сказал Киму, она провела в монастыре только два последних года. Она была вполне взрослым человеком, когда уехала из замка Манобан в монастырь.
Интуиция подсказывала ему, что здесь все не так просто. Хорошо бы узнать, в чем все-таки дело. Но он понимал, что она ему об этом не расскажет. Не доверится она ему, как и любому другому представителю рода Чонов.
Однако она искала у него защиты, прижималась к нему, хотя, наверное, сама этого не замечала. Ему было приятно, очень приятно. И он решил, что должен действовать по-другому. Его племя наносил врагу удар, когда он меньше всего этого ожидал, и он поступит так же — он должен застать ее врасплох. Но не кавалерийским наскоком, а постепенно, исподволь. Он будет ее обхаживать. Он ее приручит. Он ее очарует и нежно приберет к рукам. Чон был настроен очень решительно. Только бы у него хватило терпения!
У Лисы была своя точка зрения на данную проблему. Чонгуку она пока еще не очень доверяла. Да и как ей было доверять ему, если он вдруг без всякой причины переставал с ней разговаривать и не смотрел в ее сторону? Иногда она ловила на себе его изучающий взгляд, но он сразу отворачивался с равнодушным видом.
Она бы тоже хотела продемонстрировать ему свое равнодушие, но, увы, ее неудержимо влекло к нему. В нем чувствовалось ярко выраженное мужское начало, перед которым не могла устоять ни одна женщина — а уж она тем более! Она млела от его прикосновений и поцелуев, а его внезапная холодность лишала ее сна и аппетита. От его поцелуев она горела как в огне, у нее кружилась голова и бешено билось сердце. Как будто этого было мало, его поцелуи к тому же вызывали томление в самых недозволенных местах. Даже ее соски как-то странно набухали и напрягались. Вчера вечером он потянулся за хлебом и коснулся ее груди. Ее словно удар молнии поразил. Интересно, что было бы, если бы он прикоснулся к голой коже?
Он часто прикасался к ней. Умышленно. Она понимала, зачем он это делает. Он хотел, чтобы она постепенно привыкла к нему. Лиса, стараясь уберечься от его нескромных взглядов, купалась и переодевалась, когда он отсутствовал, и, слава Богу, он ни разу не оскорбил ее скромность. А вот у него подобных комплексов не было! Он расхаживал по комнате голым. Он спал голым! Лиса всегда отворачивалась, хотя однажды он застиг ее на месте преступления: она пристально разглядывала его, и уже не в первый раз! Тогда этот мерзавец рассмеялся! И с тех пор, стоило ей встретиться с ним взглядом, в его глазах зажигался огонек, который он даже не пытался скрыть. Она не сразу догадалась, что означал этот огонек, но теперь поняла.
Это был огонь желания. Неприкрытого, горячего желания.
С тех пор стало еще хуже. Она не могла посмотреть на него чтобы не вспомнить о том, чего он хочет… что он сделает и что получит от нее.
Он был прав. Это неизбежно. Она будет принадлежать ему. Это всего лишь вопрос времени.
По ночам она лежала рядом со спящим Чонгуком, а дни проводила в одиночестве. Обычно ей было несвойственно жалеть себя, но такой забытой и заброшенной она еще никогда себя не чувствовала. Она могла бродить внутри крепости где угодно, но Тэхён и Чимин и всегда маячили поблизости. Хотя она не испытывала к ним ненависти, ей было неприятно, что за ней следят, как будто она какая-нибудь преступница, совершившая что-то ужасное. Это очень ее обижало, ведь она понимала, что наблюдение за ней установлено по его указанию.
Она любила сидеть на маленькой каменной скамье возле часовни. Здесь, в укромном уголке крепостного двора, вдали от шума и суеты, было тихо и спокойно, цвели цветы, щебетали птички, и она могла забыть хотя бы на время, что она пленница.
Однажды теплым летним утром, она сидела там после молитвы и думала об отце.
Звонкий женский смех привлек ее внимание. Она подняла голову. Смеялась Суджин. Она была с Чоном. Ее маленькие пальчики уютно устроились на сгибе его локтя, влажные вишневые губы улыбались. Глядя на нее сверху вниз, Чонгук что-то сказал и тоже рассмеялся.
Острая, как удар кинжала, боль пронзила грудь Лисы. Ей показалось, что это болит рана, но боль была в ее сердце.
Что с ней происходит? Не может быть, чтобы она ревновала! Не может быть, чтобы ее влекло к нему…
Уголком глаза она уловила какое-то движение неподалеку и, взглянув в ту сторону, увидела хорошенькую маленькую девочку, уставившуюся на нее огромными карими глазами. Девочке было около четырех лет.
Ребенок молча смотрел на нее, прижав к губам пальчик.
— Привет, — сказала Лиса. — Меня зовут Лиса, а тебя?
Девочка задумалась, выпятив розовые губки.
— Эйлин, — прошептала она наконец.
— Эйлин, — повторила Лиса. — Какое красивое имя. Не хочешь посидеть рядом со мной, Эйлин? — спросила она, похлопав рукой по скамье.
Помедлив мгновение, девочка вскарабкалась на скамью и уселась рядом с ней, разглядывая Лису широко раскрытыми глазами. Ее внимание сразу привлекли волосы Лисы.
— У тебя такие яркие волосы, — сказала Эйлин.
— Да, малышка, яркие.
— Почему они рыжие?
— Наверное, потому что у моего отца тоже рыжие волосы.
Эйлин обвила прядь ее волос вокруг пальчика.
— Они такие мягкие, — задумчиво сказала она, — и такие длинные. Вот бы у меня были такие длинные волосы.
Лиса положила руку на копну черных кудряшек.
— Твои волосы тоже вырастут, — сказала она, — только надо немного подождать.
— Я так не думаю, — решительно заявила Эйлин. — Мама говорит, что когда я родилась, то была лысая, как мой папа.
Лиса очень хотелось обнять ребенка, но она побоялась испугать девочку.
— Хочешь, скажу тебе кое-что по секрету? Когда я родилась, то тоже была лысой. Моя мама рассказывала мне об этом.
— А где твоя мама?
— Она умерла, когда я была еще маленькой. — Она подумала о Чоне и его братьях. Уже приехав в сюда, она узнала, что они всего три года назад потеряли мать.
— А твой папа? Он тоже умер?
Нет, подумала Лиса, но все равно что умер… как и она для него.
— Нет, малышка. Но он очень далеко отсюда.
На них упала чья-то тень. Лиса и Эйлин одновременно подняли головы. У Лисы учащенно забилось сердце. Над ними возвышался Чонгук. У нее возникло инстинктивное желание защитить девочку. Но ребенок, видимо, совсем не испугался большого сильного мужчины. Не успела Лиса опомниться, как Эйлин спрыгнула со скамьи и протянула к нему руки.
— Гуки!
Он высоко поднял ее и звонко чмокнул в щечку. Эйлин даже взвизгнула от удовольствия. Потом этот наглец опустился рядом с Лисой на скамью, посадив Эйлин на колени.
Девочка повернулась к Лисе
— Ты знаешь Лита?
— Нет, Эйлин, не знаю.
— Лит мой брат. Утром он гулял у пруда и поймал жабу. И знаешь, что он сделал?
Она покачала головой.
— Он ее поцеловал.
Лиса удивленно заморгала.
— Жабу?
— Да! Лит поцеловал жабу!
Губы Лисы дрогнули в улыбке.
— Понятно, — печально сказала она. — Я вот тоже поцеловала жабу. Надо сказать, это было очень противно. — Она искоса взглянула на Чонгука.
Эйлин округлились глаза.
— Она тебя не укусила?
Едва не рассмеявшись, Лиса покачала головой, стараясь не замечать, что Чонгук пристально смотрит на ее губы. По его лицу медленно расплылась улыбка, в глазах светились озорные огоньки.
— Леди надо быть осторожнее, — сказал он, — а вдруг в следующий раз жаба ее укусит?
Лиса не могла позволить, чтобы последнее слово осталось за ним.
— В таком случае и жабе следует поостеречься, — насмешливо заявила она, — я ведь тоже умею кусаться!
К ее удивлению, он, закинув голову, весело расхохотался, обнажив крепкие белые зубы, и стал совсем не похож на сурового воина, взявшего ее в плен.
Он поднялся со скамьи и осторожно поставил Эйлин на ноги.
— Желаю вам приятного дня, милые дамы, — сказал он и ушел.
Эйлин повернулась к Лисе.
— Ты думаешь, я ему нравлюсь?
У Лисы дрогнули губы.
— Думаю, ты ему очень нравишься.
Девочка радостно улыбнулась.
— Когда-нибудь, когда я буду постарше, я на нем женюсь, — заявила она.
«К тому времени он наверняка будет женат на Суджин — подумала Лиса, но промолчала, чтобы не разбивать мечты малышки.
На следующий день Лиса, помолившись, снова сидела на скамье. Вскоре появилась Эйлин. Она привела с собой брата, который был примерно на год старше ее. Через день с ней пришли еще несколько ребятишек. Лисе было приятно их присутствие. Кажется, здесь только дети не были к ней враждебно настроены. Она рассказывала им истории из Священного Писания, которые слышала в детстве, сидя на коленях у отца: об Адаме и Еве, о Каине и Авеле, о Великом потопе и Ноевом ковчеге.
Однажды, когда вокруг нее начали собираться дети, она заметила нескольких женщин, стоявших возле часовни. Среди них была Джихё. Одна из женщин, уперев руки в бока, неодобрительно смотрела в их сторону. Лиса сделала вид, что не замечает ее, но женщина говорила очень громко, и не услышать ее было невозможно.
— Если никто не желает положить этому конец, то это сделаю я! Вы слышали, о чем она вчера рассказывала детям? О Змее в Эдеме! Ей ли не знать об Этом, ведь она сама и есть змея!
Почти все женщины громко рассмеялись. А Джихё строго сказала:
— Оставь ее в покое, Меган. Она учит детишек слову Божию. Отец Уильям бывает здесь редко, и у него не хватает времени, чтобы заниматься с детьми. Что плохого в том, что она занимается с ними?
— Да кто она такая, чтобы учить слову Божию? — презрительно фыркнув, воскликнула Меган. — Ты, видно, забыла, что она дочь Рыжего убийцы?
— А ты, видно, забыла, что если бы ее не привезли сюда, то она сейчас была бы уже монахиней? — сказала в ответ Джихё,— Кому, как не монахине, учить их?
Лиса была очень удивлена. Почему Джихё ее защищает? Она почти каждый день сидела вместе с ней за столом. Как ни больно было это сознавать, Лиса понимала, что ее присутствие всего лишь терпят. Она чувствовала, что, не будь она Манобан, они могли бы стать друзьями. Но Джихё не удостаивала ее ни приветствием, ни даже кивком и всегда смотрела в сторону… Всегда.
Меган больше не возражала. И к большому облегчению Лисы, на следующий день дети, как обычно, собрались вокруг нее. По правде говоря, ежедневное общение с ребятишками скрашивало ее одинокое существование.
Она решила поблагодарить Джихё.
Удобный случай представился скорее, чем она ожидала.
Однажды, обогнув угол пекарни, она с кем-то столкнулась. Это была Джихё. Они испуганно посмотрели друг на друга. Лиса поспешила заговорить, пока Джихё не убежала.
— Я должна поблагодарить тебя за то, что ты на днях сказала Меган… Для меня это очень важно, ведь, по правде говоря, общение с детьми доставляет мне огромную радость.
— Не меня надо благодарить, — холодно сказала Джихё. — Я всего лишь говорила правду. — Подхватив юбки, она хотела обойти Лису, но та ее остановила:
— Подожди, Джихё! Я знаю, как ты ко мне относишься… ведь я Манобан… но, поверь, я очень сожалею о том, что произошло с Юнги! Прошу тебя, давай поговорим!
Джихё долго молчала. А когда заговорила, взгляд у нее был такой же страдальческий, как у Лисы.
— Ты не можешь перестать быть Манобан, — тихо сказала она. — Как и я не могу стать другой. Никто из нас не может изменить того, что произошло. О чем же еще можно говорить?
О многом! — хотелось крикнуть Лисе. Однако Джихё не стала бы ее слушать. И никто не станет. Возможно, Джихё права: она навсегда останется вдовой Юнги, а Лиса всегда будет изгоем, дочерью Рыжего убийцы. Ей было безумно тяжело, будущее не сулило ничего хорошего, и ей очень хотелось плакать. Опустив голову, она шла через крепостной двор, и вдруг перед ней неожиданно появилась маленькая девочка, судя по всему, только что научившаяся ходить. Ножки еще плохо слушались ее, и она, шлепнувшись на землю, громко заплакала. Лиса оглянулась вокруг, но матери нигде не было видно, и никто не спешил девочке на помощь.
Она подошла к малышке, взяла ее на руки, прижав к груди, и ощутила тепло маленького тельца. Она принялась ее успокаивать, бормоча всякие ласковые слова. Малышка перестала плакать и посмотрела на нее огромными синими глазами. У Лисы перехватило дыхание. Интересно, что бы она испытала, прижав к сердцу собственного малыша?
Что-то больно ударило ей в спину.
— Не трогай ее! — раздался мальчишеский голос. Лиса оглянулась, инстинктивно прижав к себе девочку, и увидела двух мальчиков лет десяти — двенадцати. Малышка у нее на руках снова принялась хныкать.
— Поставь ее на землю, слышишь? — крикнул один из них и снова бросил в нее камень, попав в плечо. Следующий камень просвистел мимо виска. Вдруг появилась какая-то женщина, которая, кажется, работала в прачечной.
— Отдай моего ребенка! — закричала она и, выхватив у нее из рук орущую девочку, быстро скрылась. Лису потрясла ненависть, исказившая ее лицо.
Неожиданно откуда ни возьмись появился Чонгук. Таким грозным она его еще не видела. Он схватил мальчишек за шиворот.
— Что, черт возьми, здесь происходит? — рявкнул он.
— Мы всего лишь хотели научить ее уму-разуму, — заявил один из них.
— Мы не хотели причинить зла! — заскулил другой, растерявший свой боевой задор, когда оказался в руках вождя клана.
— Значит, вы не хотели причинить зла? — переспросил Чон, выражение лица которого не предвещало ничего хорошего. — Я видел кое-что другое! Вы могли и в ребенка попасть камнем, так что не говорите, будто не хотели причинить зла!
— Но ведь она Манобан!— завопил первый.
На дворе вдруг стало очень тихо. Все замерли, наблюдая сцену, разворачивающуюся перед их глазами.
— То, что я сейчас скажу, касается не только вас, приятели, но и всех присутствующих. Манобар — злейшие враги клана Чонов, но мы не сражаемся с женщинами и детьми, с теми, кто не может себя защитить! Если вы со мной не согласны, можете убираться отсюда!
Люди один за другим вернулись к прерванной работе. Кузнец снова застучал молотом. Где-то послышался пронзительный визг поросенка. Бакалейщик вытер руки о тряпку и занялся своим делом. Одарив мальчишек сердитым взглядом, Чонгук отпустил их. Ребята тут же бросились наутек.
Потом он повернулся и взглянул на нее.
— Подойди, — сказал он.
Это была не просьба, а требование, с горечью отметила Лиса. Это чувствовалось по тому, как он упрямо выпятил челюсть, как стоял, слегка расставив ноги, как окаменели черты его красивого лица. Несомненно, он сейчас обвинит ее в том, что это она учинила весь этот скандал!
И тут Лиса не выдержала и расплакалась. Слишком много всего на нее обрушилось: Джихё ее отвергла, мать ребенка на нее накричала, мальчишки забрасывали ее камнями… Она оттолкнула его протянутую руку и побежала к главной башне.
Ругаясь себе под нос, Чонгук бросился за ней. Чья-то рука легла на его плечо. Он остановился и увидел Кима.
— Она ни в чем не виновата. Малышка упала, и она ее подняла. А мальчишки…
— Я знаю, — резко оборвал его Чон. — Я все видел.
Он зашагал следом за ней в башню. Снизу было слышно эхо ее шагов, когда она взбегала по лестнице.
Дверь в его комнату была закрыта. Чонгук распахнул ее и остановился на пороге. Лиса стояла на коленях перед камином и раскачивалась взад-вперед. Ее плечи сотрясались от рыданий.
Она услышала его шаги и повернулась, торопливо вытирая слезы.
— Неужели ты не можешь оставить меня в покое? Так и будешь всегда меня мучить?
Ее нежные губы дрожали. Она всхлипывала, слезы текли по щекам, и ему стало очень жалко ее. Он выкрал ее из монастыря, он угрожал ей — и она все это время держалась храбро, но теперь, видимо, то, что произошло, ее сломило. Чонгук не понимал, что с ним происходит. Ему хотелось защитить ее от всех, хотя она, как никто другой, не раз испытывала его терпение.
Ноги сами понесли его к ней, и он остановился рядом.
— Иди сюда, — тихо сказал он. Но на этот раз в его тоне сквозила нежность.
— Нет! — в отчаянии крикнула она. Она вскочила на ноги и оказалась в его объятиях. И, как всегда, почувствовала себя в ловушке. Она сжала кулаки и замолотила ими по его груди.
— Я ненавижу этот дом! — выкрикнула она. — Я не хочу находиться здесь! А больше всего я ненавижу тебя!
Слова. Это всего лишь слова, сказанные в запальчивости. Чон заставил себя не обижаться и обнял ее, плотно прижав ее руки к бокам, чтобы усмирить мятеж, и некоторое время держал ее так, пока она не обмякла в его объятиях. Он отнес ее на кровать и прилег рядом.
Она уткнулась лицом ему в грудь и снова разрыдалась.
— Они меня ненавидят. Они обвиняют меня своими взглядами, шепчутся за моей спиной.
Он ощутил на своей коже горячую влагу ее слез. Видеть ее в таком состоянии было для него все равно что получить удар кинжалом в живот. Чонгук презирал себя не меньше, чем она презирала его.
— Нет, ты ошибаешься.
— Не ошибаюсь! Я ничего плохого не сделала ни этому милому ребенку, ни мальчикам!
— Я знаю, Лиса, я видел.
То, что он стал свидетелем ее унижения, лишь ухудшило ситуацию. Она зарыдала еще сильнее. Он погладил ее по спине.
— Ну, полно, Манобан. Успокойся. — Его голос ласкал ее, как нежный шелк.
Но успокоиться было не так-то просто. Слишком много боли накопилось в ней. Она оплакивала себя, своего отца, свое будущее, от которого не знала, чего ожидать.
И все это время он не разжимал объятий. Он убрал непослушные пряди волос со щеки и поцелуями осушил слезы. Казалось бы, невозможно найти успокоение в объятиях человека, который и был причиной всех ее мучений, однако она успокоилась. Постепенно ее рыдания утихли, дрожь прекратилась, и в его теплых сильных руках она почувствовала себя защищенной. Он положил ее голову себе на плечо, и она, прерывисто вздохнув, закрыла глаза.
Должно быть, она заснула, потому что, открыв глаза, увидела, что комната освещена неярким желтоватым светом свечей. В комнате аппетитно пахло жареным мясом. Она села на постели.
И тут же появился Камерон. Он внимательно вгляделся в ее лицо. Мередит вспыхнула от смущения под его пристальным взглядом.
— Ты проголодалась?
— Немножко, — призналась она. Забросив на спину тяжелые волосы, она встала с постели и подошла к столу.
Послушно отведав хаггиса, хлеба и сыра, которые он ей предложил, она отказалась от сладкого пшеничного пудинга с корицей, но согласилась выпить вина, когда он наполнил ее кубок. Сделав большой глоток, она украдкой взглянула на него. Он смотрел на танцующие в камине язычки пламени. Мерцающий огонь высветил его прямой нос, чувственный изгиб губ, которые могли сложиться в обворожительную мальчишескую улыбку или вытянуться в суровую тонкую линию, когда он был недоволен. Ее охватил какой-то странный трепет. Силы небесные, а ведь он самый красивый мужчина из всех, кого она видела.
— Когда ты на ней женишься? — неожиданно спросила она. Вино оказалось крепкое, поэтому она и расхрабрилась, иначе никогда не осмелилась бы спросить такое.
— Извини, я не расслышал? — очень удивился он. Лиса набрала в легкие побольше воздуха.
— Я говорю о Суджир, — пояснила она. — Когда ты на ней женишься?
Он пристально посмотрел на нее.
— Кто тебе сказал, что я на ней женюсь?
У нее зарделись щеки. Не станет она выдавать Кима.
— Просто я слышала разговор и подумала, что ты, возможно, женишься, когда я тебе надоем.
Он удивленно приподнял бровь.
— Вот оно что. Но как ты можешь мне надоесть, если я тебя даже не попробовал?
Лиса покраснела, слишком поздно поняв, что проговорилась и выдала себя с головой.
— Я просто подумала… — промямлила она, судорожно глотнув воздух.
— Я знаю, что ты подумала, дорогуша. Но позволь мне внести ясность в этот вопрос. Я не женюсь на ней, я пока не готов жениться. Откровенно говоря, я не имею намерения жениться сейчас ни на Суджир, ни на ком-либо другом. Я удовлетворил твое любопытство?
Она кивнула. Огонек в его глазах предостерег ее от дальнейших расспросов.
— Вот и хорошо. А теперь, когда я ответил на твой вопрос, ты должна ответить на мой. Я понимаю, что ты боишься меня, но хотел бы знать… только ли меня ты боишься?
Разговор принял неожиданное для нее направление. «Проклятие! — подумала она. — Почему он не может оставить меня в покое?»
— Нет, — пробормотала она.
— Значит, это касается всех мужчин?
— Да. Любого мужчины. Каждого мужчины, — произнесла она и испугалась, что сказала лишнее. Она опустила ресницы, чтобы скрыть свои мысли, но Чонгук успел заметить ее смятение. Он взял у нее из рук кубок и поставил на стол.
— Тебе, пожалуй, хватит, дорогуша. — Он подошел к ней и поднял со стула.
— Разве ты не поняла еще, что меня незачем бояться? — прошептал он.
Она затаила дыхание. То, что она хотела ответить, так и осталось невысказанным, потому что его губы прикоснулись к ее губам. Она издала тихий стон. И он обнял ее еще крепче. Вдруг она почувствовала, как он поднимает ее на руки. Он отнес ее на кровать и вытянулся рядом с ней, не отрываясь от ее губ.
Она не остановила его. Его теплые пальцы медленно скользнули по ее шее, потом проследовали вдоль ворота платья. Лисе показалось, что у нее остановилось сердце. На какое-то мгновение он замер, потом, глядя на нее сверху вниз, дерзко запустил руки за вырез лифа и, стянув его вниз, обнажил ее до пояса.
Она тихо охнула, хотела было прикрыться руками, но он не дал ей этого сделать. Его язык прикоснулся к ее языку, втянув ее в поединок, из которого оба вышли победителями. Его коварные пальцы замерли в опасной близости от ее груди, а соски неизвестно почему напряглись и затвердели.
Он провел большим пальцем по самой вершине соска, вызвав во всем ее теле тысячи новых мучительно-сладких ощущений. Она вскрикнула. Ее тело выгнулось навстречу этой неведомой до сих пор ласке, она поняла, что это именно то, что ей нужно, чего она так долго ждала… Теперь, когда она узнала, что это такое, ей хотелось продлить наслаждение. Наверное, это грешные мысли. И его поцелуй — грех. И его руки. Это был грех, но грех безумно приятный. Даже дух захватывало.
Ее подхватил вихрь самых противоречивых чувств. После той ужасной ночи много лет назад даже мысль о близости с мужчиной вызывала у нее страх и отвращение. Однако Чон был совсем Другой. Он вызывал у нее такие ощущения, которые, как она полагала, у нее не сможет вызвать ни один мужчина. Ей вспомнилось, как он нежно обращался с этой малышкой Эйлин. И он совсем не был таким мрачным, каким показался ей вначале. Недобрым он тоже не был.
Однако мысль о том, что она будет голая перед ним… что он будет смотреть на нее и прикасаться к ней… Она была в растерянности и не знала, что делать
.
.
.
Как думаете, будет у них уже или нет?😂